Глава IV
Первая встреча Саймона с леди Маргарет
К полудню удалось навести некоторое подобие порядка в Бельреми, после чего Саймон встретился с комендантом города. От имени короля были сделаны обычные в таких случаях заявления. Всем, кто присягнет на верность королю Генриху, было обещано хорошее обращение и защита. Большинство жителей города не отказалось от этой милости, потому что были измучены долгой осадой и ждали только одного — чтобы в городе кончился, наконец, голод. Воины Саймона расположились вокруг города и в самом городе, и он по завершению первых же неотложных дел смог теперь обдумать, как вызволять Алана из плена. Говорили, что Монтлис был ранен, прежде чем его схватили люди леди Маргарет.
— Ты собираешься спасать его? — спросил Саймона охваченный беспокойством Джеффри, когда оба они находились во временной штаб-квартире Саймона в здании суда.
— Да, — ответил Саймон. — Она, возможно, захочет держать его у себя как заложника, но я отвечу ей тем же: у меня в плену ее дядюшка.
— Вот как? Он дрался нынче утром?
— Он ее маршал, господин де Галледемэн. Хантингдон его взял. Бернард, принеси перо и пергамент.
Секретарь исполнил приказание и сел за стол, ожидая новых распоряжений.
— Пиши, — медленно заговорил Саймон. — «Мадам Маргарет де Бельреми. Именем Его Всемилостивого Величества короля Англии и Франции Генриха Пятого, я, Саймон Бьювэллет приказываю Вам передать мне в течение часа ключи от замка Бельреми, присягнув на верность Его Величеству королю Генриху и передав в мои руки рыцаря сэра Алана Монтлиса». Написал?
— Да, милорд.
— Немедленно отправь это с моим герольдом и прикажи ему дождаться ответа от мадам.
— Что за глупость ты делаешь? — спросил Мэлвэллет, когда Талмэйн ушел. — Она посмеется над твоим посланием.
— Возможно. Это мой официальный приказ. Пусть смеется. Хорошо смеется тот, кто смеется последним.
Герольд вернулся через час и передал Саймону пакет от мадам графини де Бельреми. Саймон сорвал печать и расправил хрустящий пергамент. Джеффри читал из-за его плеча.
«Саймону Бьювэллету.
Если ты не уйдешь из моего города в течение 12 часов, передав ключи Фердинанду де Вальме, моему коменданту, рыцарь сэр Алан Монтлис будет висеть на крепостной стене у тебя на виду.
Писано в моем замке Бельмери 21 дня декабря месяца».
Джеффри, не сдержавшись, грубо выругался и схватился рукой за рукоять меча:
— Пойдешь на приступ, Саймон?
Саймон улыбнулся:
— Нет. Тогда они, без всякого сомнения, убьют Алана, горячая ты голова. Пиши снова, Бернард: «Если мой приказ не будет исполнен, я, Саймон Бьювэллет, клянусь распятием и всеми святыми, что маршал Жан де Галледемэн будет убит перед замком Бельреми со всеми другими захваченными мною пленниками, равно как и каждый третий мужчина — кормилец семьи из этого города. И если какой бы то ни было вред будет причинен рыцарю сэру Алану Монтлису, клянусь Богом, я сравняю этот город с землей, убив всех его жителей, не пощадил ни женщин, ни детей. И Вы увидите, я слов на ветер не бросаю, шестерых детей я умерщвлю перед замком, если Вы не сдадитесь сразу же».
Мэлвэллет скептически посмотрел на Саймона:
— О, да! Своею собственной рукой, надо думать?
— До этого не дойдет, — ответил Саймон.
Он подождал, пока Бернард запечатает пергамент и вручит его герольду.
— Если мадам Маргарет заговорит с тобой, — сказал Саймон герольду, — и станет расспрашивать, что я за человек, скажи ей, что я человек слова: что сказал, то и сделаю. Предыдущее письмо ты отдал ей в собственные руки?
— Да, милорд.
— Что она сказала?
— Ничего, сэр. Она удалилась со своими дворянами, закрыв лицо вуалью.
Саймон кивнул.
— Теперь иди.
Назад герольд вернулся, принеся лишь устное сообщение, которое сразу же наизусть и отчеканил:
— «Скажи милорду Бьювэллету, что мадам Маргарет, графиня де Бельреми готова встретиться с ним в своем замке, если он придет один, соблюдая условия перемирия».
— Одному — в эту западню? — воскликнул Джеффри.
— Это не западня, — сказал Саймон.
— Что? Ты веришь честному слову женщины?
— Нет, — недобро улыбнулся Саймон. — Но она не посмеет причинить мне вред или взять под стражу. Если я не вернусь через час, ты выведешь сэра Галледемэна и убьешь его перед замком. Потом, если я по-прежнему все еще никак не извещу о себе, ты должен будешь отдать город на разграбление, чтобы они там знали, что я не лгал им, и возьмешь замок приступом, уже не дожидаясь меня, потому что я буду убит.
— Что ты задумал? — спросил, пораженный, Джеффри. — В ее логове тебе сразу придет конец.
Саймон засмеялся.
— Неужели, ты думаешь, я так глуп? Попасть бы только в замок — и я сумею подавить ее дьявольскую волю, — сказал он, вставая. — В мое отсутствие останешься вместо меня, но помни — мои приказы должны быть выполнены.
Придя к себе на квартиру, Саймон застал Седрика лежащим на соломенном тюфяке и повествующим о своих славных приключениях Эдмунду, который развесил уши, чтобы лучше ловить каждое слово новоявленного героя. Увидев Саймона, оба вскочили на ноги.
Саймон придирчиво оглядел Седрика.
— Ты ранен?
— Ничего серьезного, сэр, — смутился Седрик, одна рука которого была перевязана.
— Лекарю показывал?
Седрик переступил с ноги на ногу.
— Нет, милорд. Я не стал. У лекаря было много дел с другими, а у меня и правда не рана, а царапина.
Саймон подошел к нему и снял с его руки повязку. «Царапина» оказалась глубокой, все еще вяло кровоточащей раной.
— Принеси воды и чистого полотна, — велел Саймон Эдмунду.
Мигом исполнив приказ, Эдмунд наблюдал, как быстро и спокойно Саймон промыл рану Седрика и снова перевязал ее. Бледный Седрик терпел, стиснув зубы. Что правда — то правда, Саймон не цацкался с ним и действовал решительно и грубовато.
— А теперь — в постель, — сказал Саймон, — и оставайся там. А ты, Эдмунд, принеси мой панцирь. Ты привел его в порядок?
— Да, милорд.
— Тогда неси его сюда и готовься в путь. Я иду в замок.
Седрик, уже было улегшийся на свое походное ложе, приподнялся на одном локте:
— Милорд!
Сверху на Седрика холодно взглянули неуступчивые глаза Саймона.
— В чем дело?
— Возьмите меня с собой!
— Со мной пойдет Эдмунд. А ты лежи и поправляйся.
— Но сэр!..
— Это будет тебе наказание за твой сегодняшний проступок, — непреклонно сказал Саймон.
— За что, милорд? Я не могу позволить вам идти в замок без…
— Позволить? Что это значит? Замолчи, Седрик, если не хочешь рассердить меня.
Глаза Седрика наполнились слезами.
— Милорд, можете наказать меня, как хотите, только возьмите меня с собой. Если… если с вами что-нибудь случится…
— Чем ты поможешь мне тогда? — язвительно спросил Саймон.
Седрик дрожащими пальцами вцепился в одеяло.
— Я… я… по крайней мере, я буду с вами. Если… если вас убьют, я… я…
— Заруби себе на носу, Седрик, со мной нелегко спорить, тебе лучше слушаться меня.
Седрик повернулся лицом к стене, не сказав больше ни слона, и молчал, пока Саймон не облачился в свои блестящие доспехи. Лишь тогда, обращаясь к Эдмунду, который перед выходом прихорашивался в своем зелено-красно-коричневом облачении, Седрик угрожающе прошептал:
— Если с милордом случится что-нибудь, тебе несдобровать…
Саймон вышел с весело блестящими глазами.
…И вот он в сопровождении Эдмунда въезжает на опущенный мост, а затем и на дорожку, ведущую к воротам замка Бельреми, минует ворота замка и спешивается во дворе, оставляя своего коня под присмотром Эдмунда. Оставшись без всякого сопровождения, он входит в замок следом за слугой.
Через пустой парадный зал слуга привел Саймона к самому входу в зал, где графиня обычно назначала аудиенции, отодвинул занавес и громогласно объявил:
— Милорд Бьювэллет!
Саймон вошел своей грузной, но неслышной, как у пантеры, походкой. Внутри зала он приостановился и бросил быстрый взгляд кругом, держа руку на рукоятке меча.
На возвышении, в высоком, как трон, кресле, сидит мадам Маргарет, надменная и холодная, как ледяное изваяние. Высоко поднятая царственная голова, увенчанная целой тучей черных локонов и остроконечным головным убором, с которого ниспадает золотистая паутина расшитого жемчугом шлейфа. На высокой белой шее не трепещет, кажется, ни единая жилка, ни один мускул не дрогнет на застывшем, как маска, овальном и бледном лице. Презрительная складка тонких губ, тень длинных загнутых ресниц прикрывает блеск темных глаз, изящен вырез ноздрей маленького прямого носа. Так вот какая она, мадам Маргарет! На ней платье из красного, как вино, шелка, подчеркивающее совершенство ее великолепных форм, пышную грудь, длинную линию бедер. Обильными складками подол этого платья опускается на пол у ног графини, скрывая их. Рукава плотно облегают ее округлые руки, расширяясь к запястьям и становясь внизу такими пышными и огромными, что касаются пола. Белоснежные кисти рук лежат на подлокотниках кресла, тонкие пальцы впились в резное дерево. На груди у графини сверкает крупный рубин — единственный предмет, кажущийся живым в ее убранстве.
Сбоку от мадам Маргарет стоит щеголеватый брюнет, с вялой усмешкой на полных губах разглядывающий Саймона. Щеголь вертит в пальцах цветок — розу, то и дело поднося ее к своему носу. Прочие дворяне разбрелись по залу. Все они разодеты и, не скрывая любопытства, наблюдают за Саймоном. Позади мадам Маргарет стоят три фрейлины, такие же застывшие, как и их госпожа.
Саймон не спеша приблизился к мадам Маргарет. Он высился, как башня, над присутствующими здесь людьми и в этом изящном окружении казался громоздким монстром — белокурый англосакс, весь в позолоте, кроме разве что колышущегося на шлеме султана, в длинной зеленой накидке поверх панциря. Перед возвышением он остановился и спокойно взглянул на графиню из-под своего шлема.
— Мадам, я здесь, чтобы принять вашу капитуляцию, — сказал он на не очень хорошем французском.
Надменные губы графини изобразили снисходительную улыбку. По знаку правой руки мадам Маргарет вперед выступил щеголеватый брюнет, заговоривший с Саймоном на шепелявом английском:
— Вы слишком торопитесь, милор’, согласитесь. Мадам моя кузина хотела бы обсудить условия вместе с вами.
Графиня слегка шевельнулась, и Саймон увидел, как вспыхнули ее глаза.
— Мои условия таковы, — сказал Саймон, обращаясь к ней. — Если вы вручите мне ключи от этого замка и присягнете моему повелителю королю Генриху, — на миг он поднес руку к своему шлему, — я могу предложить вам его милостивую защиту и покровительство.
На виске у мадам Маргарет забилась жилка.
— Кузен, скажите ему, что это мое дело — выдвигать условия, — произнесла она по-английски.
Голос Маргарет прозвучал ясно и холодно. Саймона она даже не удостоила взглядом.
Нарядный джентльмен, кажется, не одобрял такой резкости своей кузины.
— Ах, вуи! Согласитесь, милорд, что положение мадам графини больше подходит для ведения переговоров, чем ваше.
— Нет, сэр, не соглашусь. Я держу мадам и всех в тисках.
Француз улыбнулся.
— Да? — грациозно поднес он розу к своему носу. — Один против — скажем так — ста человек?
Саймон пронизал его таким взглядом, что при всей своей дерзости француз невольно подался назад.
— Я пришел на условиях перемирия, — резко сказал Саймон.
К шевалье де Флёривалю вернулось самообладание, и он по-прежнему пожал плечами:
— В трудные, напряженные времена, милор’… en bien! Вы пришли сюда, так сказать, э… э… без подвоха, не так ли?
— И если я не выйду отсюда через час, сэр де Галледемэн умрет у ворот замка.
Шевалье слегка побледнел, но все еще улыбался:
— Вы и вправду думаете, милор’, взять замок в одиночку?
— В течение часа.
— Est-ce possible? Возможно ли такое? — шевалье негромко засмеялся. — Мой отец, господин де Галледемэн — старый человек, милор’. К старикам смерть приходит легче.
— И к молодым она приходит легко.
Как будто не слова прозвучали, а громыхнули камни. Графиня снова шевельнулась в своем кресле.
— Пустая угроза! — высокомерно сказал шевалье и засмеялся. — Мы не так глупы, милор’.
— Если не сдадите замок и не вернете нам сэра Алана Монтлиса, будете настоящими глупцами, — невозмутимо возразил Саймон. — Увидите тогда, как мои солдаты сравняют Бельреми с землей и уничтожат всех его жителей. Так будет.
Шевалье изящным движением снова поднял вверх свою розу и, наслаждаясь ее ароматом, не сводил глаз с Саймона.
— Но если вы умрете, милор’, какая вам тогда польза от истребления Бельреми? Мне уже приходилось слышать подобные угрозы.
Саймон улыбнулся.
— Вы плохо думаете обо мне, сэр, если полагаете, что мои капитаны не выполнят мой приказ, живой я буду или мертвый.
— Да? Но вы становитесь невежливы, милор’. Графиня вовсе не намерена лишать вас жизни. Условия графини состоят в том, что если вы уведете своих людей из Бельреми и дадите слово никогда больше не возвращаться сюда, она передаст вам сэра Алана Монтлиса, как только вы оставите город.
— Благодарю мадам графиню! — резко прозвучал в ответ голос Саймона. — Однако мне кажется, она слишком горда.
— Одним словом, милор’, вы отказываетесь?
— Я отклоняю эти условия.
Изваяние на троне снова заговорило своим ясным голосом:
— Скажите ему, кузен, пусть хорошенько подумает. Если он не примет моих условий, я прикажу без промедления убить сэра Алана Монтлиса и его самого отправлю туда же.
Саймон стоял, ничего не говоря в ответ на это. Глаза шевалье загорелись в предвкушении триумфа.
— Есть над чем подумать, милор’?
Саймон не обратил на вопрос шевалье никакого внимания.
Он смотрел на мадам Маргарет.
— Это ваше последнее слово, мадам? — спросил он ее.
— Да, мое последнее слово, — ответила она.
И тогда Саймон сорвался с места. В один мин он оказался на возвышении и, выхватив из ножен меч, приставил его к груди графини.
Раздался вопль ужаса. Мужчины бросились к возвышению, но застыли как вкопанные, когда Саймон отвел свою руку назад, готовый нанести смертельный удар. Левой рукой он схватил запястье Маргарет и, обернувшись, через плечо смотрел в зал.
— Еще шаг — и ваша госпожа умрет, — спокойно сказал он. — Перемирие кончилось.
Графиня не дрогнула. Во взгляде ее темных глаз не было ни тени испуга. Шевалье уронил свою розу.
— Милор’, милор’,— залепетал он, сильно побледнев, — применять силу к женщине — это… это нельзя.
— К ведьме — можно, — оборвал его Саймон. — Если я не найду сэра Алана живым и невредимым, я уничтожу эту амазонку.
По телу шевалье пробежала дрожь. Одна из фрейлин от ужаса громко зарыдала.
Саймон перевел взгляд вниз, на гордое лицо графини, и увидел в ее глазах выражение дерзкой смелости и презрения.
— Тех шестерых детей, мадам, мой капитан держит под надежной охраной, — сказал он. — Вы увидите, как их убьют.
Помимо воли у нее дрогнули веки. Саймон видел, как судорожно подергиваются мышцы у нее на горле.
— Вы не посмеете!
Саймон усмехнулся.
— Откажитесь приказать вашим людям подчиниться мне, мадам, — увидите тогда, на что я решусь.
— Негодяй! — швырнула она ему в лицо, задыхаясь от злости. — Детей убивать! Какая же ты дрянь!
— Нет, не я, вы станете их убийцей, мадам.
— Сначала я убью Алана Монтлиса! Анри де Малинкур, — и ярости крикнула она, — идите и убейте этого пленного англичанина Алана!
— Да, идите, — сказал Саймон.
Под острием меча проступило маленькое красное пятно, но графиня Маргарет не уклонялась от меча. Она лишь нетерпеливо топнула ногой.
— Идите, я сказала!
Тот, кому это было сказано, нерешительно переминался с ноги на ногу.
— Мадам, — виновато и умоляюще сказал он, — я не могу…
— Трус! Кто исполнит мой приказ? Не смейте больше называть меня вашей госпожой, если отказываетесь повиноваться мне!
Шевалье поднял дрожащую руку.
— Ради Бога, не надо. Милор’, это дело мужчин. Пощадите мою кузину.
Саймон еще сильнее сжал запястье мадам Маргарет, вынудив ее прикусить губу от боли.
— Прикажи людям — пусть поклянутся Богом подчиняться тебе, — сказал он.
— Сначала ты убьешь меня! — сквозь стиснутые зубы ответила она.
— Подумай о своих людях, о детях Бельреми.
Маргарет смотрела в его свирепые глаза, словно пыталась проникнуть в его мысли и не могла этого сделать.
— Ты хочешь разжалобить меня, чтобы я уступила!
— Видит Бог, у меня этого и в мыслях не было. Откуда в тебе взяться жалости? Не ты ли нарушила перемирие?
Разъяренная, как тигрица, она еще раз обратилась к мужчинам, как будто вросшим в пол.
— Вас десять, а он один! Думаете, он посмеет убить меня? Схватите его, я приказываю!
Меч чуть глубже впился в ее грудь, и красное пятно под его острием начало растекаться.
Взгляд шевалье перебегал с лица Саймона на лицо Маргарет, и всякое подобие высокомерия улетучилось из них. Наконец он шагнул к леди Маргарет.
— Кузина, ты должна уступить! Умоляю тебя, не будь такой упрямой, это глупо.
— Уступить? Этому английскому извергу? О!
— Будьте благоразумны и послушайтесь своего кузена, — сказал Саймон. — Даю вам одну минуту на размышления, а потом — не взыщите!
— Ты сам выносишь себе приговор! — вскричала Маргарет. — Стоит мне пальцем шевельнуть, как десять человек нападут на тебя.
— Это бесполезно, — сказал Саймон. — Если меня убьют, завтра к восходу солнца в городе не останется ни одного живого француза. В вашем распоряжении минута, мадам. Думайте.
Шевалье всплеснул руками:
— Кузина, ты сошла с ума. Я вынужден объявить себя регентом ввиду твоего безумия. Кто из присутствующих здесь откажется признать меня своим сеньором?
В ответ прозвучала негромкая разноголосица, означавшая согласие.
— В таком случае я подчиняюсь вам, милор’, от имени графини Маргарет.
— Нет, никогда! — воскликнула графиня, резко подавшись вперед.
Опоздай Саймон хоть на мгновение отдернуть меч назад, и графиня Маргарет нашла бы свою смерть.
Саймон небрежно поклонился шевалье:
— Клянетесь ли вы перед Богом не прибегать к насилию и обструкции ни теперь, ни впоследствии?
Шевалье грыз ногти, лихорадочно ища выхода из положения и с ненавистью поглядывая на Саймона.
— Клянусь перед Богом не прибегать ни к насилию, ни к обструкции ни теперь, ни впоследствии.
— И за ваших людей?
— И за моих людей.
— Так. А теперь, мадам, вы отведете меня к сэру Алану Монтлису. Эти господа пойдут впереди нас, — отрывисто проговорил Саймон.
— Милор’! — побледнев от злости, воскликнул шевалье. — Это необходимо? Причем тут моя кузина? Я же дал вам клятву!
— Ваша кузина нужнее мне, чем клятва, потому что благодаря ей вы и дали мне клятву, — ответил Саймон.
В шевалье бурлило чувство оскорбленного достоинства.
— Вы, кажется, не доверяете нам, сэр?
Зеленовато-синие глаза Саймона сузились:
— Любезный сеньор, я был бы слишком глуп, если бы поверил нашему слову.
Рука шевалье непроизвольно легла на рукоять меча.
— Вы ответите мне за это оскорбление, — засопел он.
— Когда я пришел сюда, я был один, как того желала графини, согласно условиям перемирия, — холодно произнес Саймон. — Таково было ее слово. Но вдруг здесь, в этом зале графиня — и все вы — соблаговолили забыть условия перемирия. Вы угрожали силою мне, тому, кого сами же и позвали. Я честно сражаюсь с неприятелем, когда могу, сэр, но если враг сражается со мной нечестно, я бью врага его же оружием, и тогда становится не до рыцарства. Ведите меня, сеньор шевалье.
Шевалье пошел впереди Саймона неверной походкой, как бредущий наощупь слепец, за ним потянулись и все остальные. Последним шел Саймон, ведя чуть впереди себя графиню, которую он крепко держал за руку. Маргарет попыталась сопротивляться и даже ударила его по лицу свободной рукой, но Саймон силой принудил ее идти вперед. Она шла с высоко поднятой головой, всем своим видом выражая презрение к нему.
Они миновали несколько больших залов, всякий раз приводя и недоумение слуг и вызывая у них испуг, и дошли до узкой лестницы, на которую первой ступила графиня, потому что идти двоим плечом к плечу по этим ступенькам было невозможно, и Саймон отпустил ее руку. Так все они и поднялись в маленькую комнатушку под крышей башни. Здесь Саймон снова взял графиню за руку. Она поморщилась от боли, и Саймон слегка ослабил свою хватку.
Алан лежал на кушетке возле узенького оконца, приподнявшись на локте и подперев голову рукой. При виде входящей к нему вереницы людей он плотно сжал губы и насторожился. Повязка на лбу, одна рука перевязана — таким увидел его Саймон.
— Значит, милорд Бьювэллет не захотел отступить, — еле слышно сказал Алан. — Всем бы вам быть такими надежными и верными!
Он засмеялся. Как ни слаб и измучен был Алан, в голосе его звучала гордость:
— Бьювэллет скроен из прочного материала, и уж он-то хорошо знает, что для меня жизнь на ваших позорных и бесчестных условиях!
Саймон шагнул к нему, и Алан встал на ноги.
— Саймон! — тень ужаса промелькнула на бледном, осунувшемся лице Алана. — Нет, Саймон, только не ты! Лучше умереть!
— И ты мог подумать, что я оставлю тебя умирать здесь, — с грустью спросил Саймон. — Я взял этот замок. Я один.
Алан снова опустился на кушетку и затрясся от смеха.
— Ох, до чего же ты неукротим, — с трудом преодолевая смех, вымолвил он. — Честное слово, я не был в тебе уверен до самого последнего момента. Как Джеффри, невредим?
— Да. Я пришел сюда убедиться, что ты жив и с тобой хорошо обращаются. Сейчас я уйду, и мадам Маргарет пойдет со мной как заложница, чтобы ты здесь был в безопасности.
— Нет-нет, ради Бога! — взорвался шевалье. — Моя кузина… какой позор!
— О, браво! Воевать с женщиной! — презрительно усмехнулась графиня. — Делай со мной, что тебе вздумается, только как бы тебе не пришлось потом пожалеть об этом. Сполна заплатишь за все, клянусь тебе!
— Куда ты теперь, Саймон? — спросил Алан.
— К Мэлвэллету. Если я не вернусь, он подвергнет город разграблению. Я приду сюда снова со своими людьми, не беспокойся. Ты в безопасности. Если с тобой что-нибудь случится, мадам Маргарет умрет от моего меча.
Графиня гордо выпрямилась. Грудь ее часто вздымалась.
— Я не успокоюсь, пока не отомщу тебе, английская тварь, — чуть слышно сказала она, глядя на Саймона полыхающими от ненависти глазами.
