Глава 8

Илья трясся в маршрутке и старался не застонать. Едва зажившие ребра болели, травмированная нога ныла, а к горлу то и дело подкатывала тошнота.

«Ну почему я не послушался старика? – мрачно думал он. – Не дай Бог еще в обморок грохнусь, тогда запросто за пьяного примут. Стукнут ногой по ребрам, сломав то, что только что срослось, а потом отправят в больницу. Это в лучшем случае – если успеют разобраться, что не пьян. В худшем, я окажусь в вытрезвителе. Ну и что тогда буду делать? Ни денег, ни документов, и даже имя свое не смогу назвать. Разве что этим самым Николаем Мазуровым представляться. Надо будет все-таки проверить, кем он был. Вдруг он беглый преступник или еще кто...»

На этой мысли глаза его закрылись и он стал проваливаться в дрему.

– Приеду, пойду, хоть краешком глаза гляну на дочь, – сонно подумал он. – Вот только папирос сначала Федоровичу куплю.

И тут он понял, что абсолютно не знает, где их покупать.

Пройдясь по нескольким магазинам и не обнаружив там «Беломора», он свернул в элитный магазин и купил вместо папирос сигары. На это ушли почти все его наличные деньги, но он особенно не переживал. Главное – добраться до банковской ячейки, и тогда у них с Федоровичем будут деньги. Экономить Илья не любил и не хотел.

Прежде чем ехать дальше, он решил получить хотя бы минимальную информацию о самом себе. Посмотрев по сторонам, Илья увидел одиноко стоящую на перекрестке девушку и направился к ней.

– Вы мне не поможете? – с надеждой спросил он. – Я приезжий, только-только с поезда и немного заблудился. Не могли бы вы позвонить по телефону, который я вам назову, и попросить позвать Илью Григорьевича? Я вам за звонок заплачу. – И, боясь, что девушка откажет, торопливо добавил: – Очень вас прошу, это мой школьный друг, он – владелец сети ювелирных магазинов. А больше я в Москве никого не знаю.

Лицо девушки при слове «ювелирных» просветлело, и она поспешно кивнула:

– Конечно, позвоню. Говорите номер.

Илья медленно, следя за тем, как она набирает, назвал ей все цифры и напомнил:

– Позовите к телефону Илью Григорьевича. А если его не будет – спросите, когда он придет.

Девушка молча кивнула, слушая гудки.

– Алло? – ответили на том конце провода.

Бойко протараторив все, что просил Илья, она сосредоточенно слушала ответ. А он внимательно наблюдал за ней. И вдруг лицо ее вытянулось, став испуганно-виноватым. Затем рука ее с телефонной трубкой безвольно опустилась, и девушка тихо произнесла:

– Мне сказали, что Илья Григорьевич умер. Больше месяца назад. Извините.

– А что с ним случилось?

– Автомобильная катастрофа. Разбился...

Вроде бы он и готов был к этому, но услышать о своей смерти из уст другого человека было странно и неприятно. Хотелось, глядя на испуганное лицо девушки, рассмеяться в ответ и сказать: «Ерунда, вот он я, жив!»

Хотя уже в следующее мгновение он осознал, что есть нечто, еще более странное: мир вокруг неуловимо изменился. Он стал враждебным, и в нем больше не было места Илье Григорьевичу Захарову, ювелиру, мужчине пятидесяти семи лет. Он исчез, перестал существовать.

– А где его похоронили? – Наверное, лицо у Ильи в этот момент было очень расстроенным, потому что девушка притронулась кончиками пальцев к его рукаву и сочувственно сказала:

– Мои соболезнования. Ваш друг, должно быть, был очень хорошим человеком, раз вы его так любите.

Он протянул ей деньги, но она обиженно затрясла головой:

– Не надо, уберите! У вас такое горе, а я буду деньги с вас брать?!

И, махнув на прощание рукой, быстро пошла по улице.

Илья долго смотрел ей вслед, думая о своем, потом медленно побрел к метро. Прохожие то и дело оглядывались на него. Высокий и худощавый, с тонкими чертами лица, он всегда привлекал внимание женщин. Но сейчас бросался в глаза контраст, несоответствие его облика и манеры держаться тому, как он был одет.

Подавив желание проехать в центр города на такси и напомнив себе, что нужно экономить, Илья спустился в метро. Количество людей, едущих на работу, его поразило.

Илья не был в метро уже лет десять и теперь, вертя головой по сторонам, понимал, насколько отстал от жизни. Толпа, сосредоточенная, мрачная и злая, влекла его за собой. И он невольно подчинялся ее ритму и заражался ее настроением. Доехав до станции «Охотный ряд», Илья поднялся наверх и направился по Моховой до Большой Никитской. Там располагался ювелирный магазин и центральный офис, где работала Александра. Тот самый, где еще совсем недавно именно он был хозяином, и который теперь – по завещанию – принадлежал его дочери. Напротив магазина располагалось маленькое кафе. Илья зашел туда, заказал чашку кофе и сел у окна наблюдать.

Ему повезло, долго ждать не пришлось. Вскоре подъехала машина, и из нее вышли его дочь и внуки – близнецы Алиса и Митя.

«Вы почему не в школе?» – чуть было не крикнул Илья, но вовремя удержался.

Александра показалась ему осунувшейся и бледной. И до того не отличавшаяся особой полнотой, сейчас она выглядела едва ли не изможденной, и у Ильи от жалости сжалось сердце.

Подавив порыв вскочить, немедленно догнать дочь и поговорить с ней, расплатился за кофе и бутылку минералки и, быстрым жестом дернув молнию на куртке, вышел на улицу.

Там дул пронизывающий северный ветер. В сочетании с морозом такая погода вызывала единственное желание: поскорее оказаться дома в тепле. Илья поднял меховой воротник, пряча в него лицо, засунул руки в карманы и ссутулившись направился к метро. На полпути остановился, вспомнив, что так и не купил Федоровичу «Беломор».

– Папиросы, – пробормотал он, – где же их сейчас берут? Может, в каком-нибудь ларьке? Или специальном магазине?

Увидев впереди вывеску табачной лавки, он ускорил шаг и направился к ней.

– Извините, это не вы перчатку уронили?

Голос показался ему знакомым, и Илья на ходу бросил:

– Нет.

«Марк Глазовский, – мелькнуло в голове. – Сейчас до него дойдет, что это я, и он кинется меня догонять».

От этой мысли его прошиб холодный пот, и Илья быстро свернул в первую попавшуюся подворотню. Он быстро шел вперед, стараясь оказаться как можно дальше от места встречи со старым знакомым. Хотя и понимал, что вряд ли Глазовский бросится его догонять.

– Эй, мужик, закурить есть? – Три фигуры отделились от серой стены в узком проходе и загородили ему дорогу.

– Не курю, – буркнул Илья, не глядя, и попытался между ними пройти.

– Ты смотри, дядя с нами говорить не хочет, – противным визгливым голосом сказал второй, – морду воротит.

– А мы его сейчас манерам научим, – засмеялся первый.

Илья почувствовал, как затылок пронзила резкая боль, и потерял сознание.

В лесной сторожке Константин Федорович готовил кулеш. Он так по привычке называл это блюдо, хотя прекрасно знал, что в оригинальном рецепте обязательно должна присутствовать крупа. Но все равно предпочитал готовить кулеш только из картофеля. Главное – это хорошо протомить вместе овощи и мясо, так, чтобы они стали похожи на густой суп, когда картошка почти полностью рассыпается и образует густую кашицу. В остальном рецепт кулеша был прост: кидай в кастрюлю все, что в погребе залежалось. Морковка, лук, капуста, болгарский перец, засоленная стручковая фасоль – в дело шло все. В конце варки он добавлял соль и пряности, и блюдо получалось такое, что, как выражался сам Константин Федорович, за уши не оттянешь.

Раньше его друзья специально собирались на Федорычев кулеш. Да вот жаль, почти никого уже в живых не осталось. Один за другим старая гвардия уходит – кто заболел, кто погиб...

И когда прекратились традиционные встречи давних друзей, Константин Федорович перестал готовить кулеш. Для кого? Одному такое блюдо грустно есть – оно требует задушевных разговоров. Вот для Ильи – да. С дорогой душой! Сейчас он приедет, сядут они за стол, и беседа будет литься рекой.

Айки вздрогнул и поднял уши. Потом вскочил и, глядя на дверь, вдруг тоскливо и тонко завыл.

– Ты чего? – испугался старик. – Думаешь, случилось что-то?

Он еще сам не верил тому, что произнес, но пес метался по дому, взвизгивая и скребя лапами дверь, а у Константина Федоровича заныло от недобрых предчувствий сердце.

Он обернулся на часы. Половина десятого. Илье еще рано вернуться, он даже в маршрутку вряд ли успел к этому моменту сесть.

А Айки выл тягуче, тоскливо. То на мгновение затихая, то снова начиная с взвизгивания протяжно выть.

Федорович накинул на плечи тулуп и вышел на воздух. Ветер гнал по небу серые тучи, и снег злыми колючками впился в лицо.

– У-у-у, – опять по-волчьи, задрав длинную морду вверх, «запел» пес.

Старик помрачнел.

– Что ты знаешь, Айки, расскажи. Это с Костей что-то случилось? – Он подошел и, присев около пса, лаково гладил его и трепал по холке. Слезы предательски застилали глаза, леденя веки на морозе. – Видишь, каким я на старости лет сентиментальным стал. Нервы совсем ни к черту. Ладно, что поделаешь. Если в назначенное время он не приедет, я сам отправлюсь в Москву. Костю... то есть. Илью искать. А ты сторожи дом. Понял?

Пес завилял хвостом и покладисто тявкнул.

Мысленно старик называл Илью именем своего погибшего друга и теперь ругал себя за это. Будто тем самым накликал на человека беду.

Он вернулся в дом, достал из тайника шкатулку с деньгами, взял половину. Потом подумал и сунул в карман оставшуюся часть.

– Ничего, скоро зарплата и пенсия. Проживем.

Время до момента выхода из дому тянулось страшно медленно, и Константин Федорович то и дело поглядывал на часы. С трудом дождавшись двенадцати часов, стал на лыжи и побежал к станции.

Илья не приехал ни в два, ни в три часа. Но Константин Федорович ждал его почти до четырех, томимый дурными предчувствиями и в то же время надеясь, что Илья вот-вот вернется.

Дождавшись очередной маршрутки и не обнаружив в ней Илью, он заходил в помещение небольшого магазинчика и стоял там у окна.

– Ну что, опять не приехал? – лениво протирая прилавок, спросила продавщица. – Кого хоть встречаешь, отец?

– Сына, – буркнул Константин Федорович.

– Сы-ы-на... Вона как... А я че-то думала, будто ты бобыль... А чего же...

Должно быть, она хотела спросить, почему сын отца к себе в город не забрал или еще какую-нибудь очередную глупость, но старик не дал ей договорить..

– Ты извини, мне пора.

Он нахлобучил шапку на голову и вышел в сумерки. Дольше ждать смысла не было: если Илья не приехал вовремя, значит, с ним действительно что-то случилось.

Старик сел в маршрутку, идущую в Москву, и, закрыв глаза, принялся молиться.

Когда он добрался к дочери своего давнего друга, десять лет назад умершего от инфаркта, было уже совсем темно. Он поднялся на верхний этаж высотного дома и надавил на кнопку звонка. В квартире заливисто залаяла маленькая собачка.

– Лия, фу! – грозно раздалось за дверью, и на пороге появилась розовощекая и голубоглазая толстушка Марина. – Константин Федорович, – всплеснула она руками. – Какими судьбами?

– Не прогонишь, Мариночка? – входя, спросил старик. – Помощь мне нужна. Человек пропал.

– Какой человек? Кем он вам приходится?

– Я не могу сказать. Было б можно – все рассказал бы. А так – просто поверь на слово. Хороший человек. И, чувствую, без меня он не справится.

– Ну ладно. Нет так нет. Проходите, Константин Федорович, тапочки на нижней полке, переобувайтесь и пальто снимите. Сейчас будем чай пить.

Чихуахуа, по кличке Лия, вертелась тут же, обнюхивая ноги и вертя хвостом, как вентилятором.

Старик неторопливо разделся, поставил в угол лыжи, рядом – свои ботинки и затем прошел вслед за Мариной к телефону.

– Вот, – она придвинула к нему аппарат и записную книжку, где красным фломастером был обведен семизначный номер, – звоните сразу в Бюро регистрации несчастных случаев. Я уже всю эту процедуру наизусть знаю, еще когда папа мой пропал в первый раз, проходила. Потом бабушку так же разыскивала. Нашла. Она головой ударилась – поскользнулась на льду и на время память потеряла.

– Да, Марина, я помню ту историю с Марией Власьевной. И с твоим отцом...

– Ладно, не буду мешать. Звоните, а я пока пойду, оладий напеку. Как раз перед вашим приходом тесто поставила.

Константин Федорович согласно кивнул и принялся нажимать на кнопки. С кухни ароматно потянуло жарящимися блинами.

– Ну что, – через полчаса спросила Марина, входя в комнату, – есть результат?

– Нет. Телефон то занят, то не отвечает.

Она вытерла руки о передник и взяла записную книжку.

– А вы правильно номер набираете?

– Конечно.

– Неужели не работают? – Марина задумчиво смотрела в пространство, вспоминая. – Мне кажется, я в любое время дозванивалась. Но я могу ошибаться.

На овальном столе посреди комнаты стоял открытый ноутбук. Она прошла к нему и, сев, легко застучала по клавишам. Потом быстро написала что-то в блокноте и подошла к Константину Федоровичу. Он все еще продолжал упорно дозваниваться.

– Бесполезно, – сказала она, – у них рабочий день уже закончился. Я только что в интернете посмотрела: Бюро работает с десяти утра до пяти вечера. Придется на все другие номера подряд звонить, больницы и морги проверять. Спиртным ваш опекаемый не увлекался, в вытрезвитель не мог попасть?

– Нет.

– Тогда это исключаем. Начинайте с милиции, потом звоните в «Скорую помощь». Я сейчас закончу готовить, тоже подключусь, помогу.

Константин Федорович, нажимая кнопки телефона и ожидая ответа, размышлял. Странно, но за короткий период времени Илья стал для него близким, даже родным человеком. Старик и сам не мог бы толком объяснить, отчего это произошло. Может, потому что ухаживал за ним, как за младенцем, пока Илья был в беспамятстве, а может потому, что до сих пор не смирился со смертью друга Кости. Но думать о том, что он больше никогда не увидит своего неожиданно обретенного «квартиранта», было больно. Настолько, что щемило сердце и слезы наворачивались на глаза.

Выслушав очередной стандартный ответ, Константин Федорович поморгал, чтобы согнать слезу, скупо по-мужски протер глаза кулаком и решился на самое страшное: звонить в службу перевозки умерших. Если и там ничего не знают, тогда не так будет болеть душа. Значит, Илья жив.

Он подробно, в который раз, описывал приметы, и только когда услышал в ответ, что такого не поступало, вздохнул с облегчением.

– Ну что? – Марина подошла неслышно, и он вздрогнул при звуке ее голоса. – Есть результат?

– Среди мертвых не обнаружен, это уже хорошо.

– Дайте-ка я по одному номеру позвоню. Есть у меня давняя знакомая, она работает в больнице. Им часто привозят тех, кого подобрали на улице без памяти. Правда, мы с ней давно не общались, но, надеюсь, она мне в помощи не откажет.

Старик встал и, вытащив «беломорину», пошел на балкон курить. Он смотрел на серое московское небо, на котором так редко видны звезды, и думал, что хотел бы после смерти стать ветром. Маленьким вихрем в бесконечной Вселенной, чтобы, летая, навещать тех, кого любишь – живых, и тех, кто уже никогда по утру не пройдет босиком по траве. Он так задумался, что не заметил, как скурил папиросу до основания.

– Константин Федорович! – Марина острыми ноготками дробно стучала в балконную дверь. – Я, кажется, нашла!

Его окатило теплой волной, в душе радостью разлилась надежда.

– Жив?

– Да. И похоже, именно он. Приметы совпадают.

– Я прямо сейчас поеду.

– Не надо сейчас. Вас все равно к нему не пустят, разве что продукты передать. Но вряд ли ему теперь до еды – сотрясение мозга у него. Я предлагаю вам у меня переночевать. А утром я попробую добиться, чтобы вас к нему пустили.

Спалось ему плохо. Лия, привыкшая к тому, что диван в большой комнате – ее спальное место, все время топталась по гостю, устраиваясь поудобнее, и самому Константину Федоровичу было не до сна. Он то вздрагивал от ужаса, представляя, что нашел не Илью, а кто-то другого, то резко садился на диване при мысли, что Илью могут искать те, кто раньше пытался его подставить и убить. То, что Николай Мазуров только исполнитель, он не сомневался.

Утром, ни свет ни заря, он уже был на ногах. То и дело выходил на балкон курить, нервозно поглядывал на часы и с трудом сдерживался, чтобы не разбудить Марину и не отправиться в больницу немедленно.

Наконец, в семь утра Марина поднялась. К больнице они ехали молча, только у самого входа она сказала:

– Я договорюсь, чтобы вас пропустили, но в палату подниматься не буду. Мне на работу пора, опаздывать нельзя. Да и не нужна я вам. Если что – звоните. Телефон вы мой знаете.

Лифт оказался сломан, второй постоянно был занят, и Константин Федорович решил идти по лестнице. Поднимался он медленно, то и дело останавливаясь и переводя дух. Ему страшно было ошибиться: стопроцентной уверенности, что найденный им Николай Мазуров – это Илья, не было.

У палаты он остановился, поправил белый халат и осторожно постучал. На стук никто не отозвался. Тогда он повернул ручку и приоткрыл дверь.

Утреннее солнце светило прямо в окно, сторона оказалась восточная. Справа у стены стояла пустая койка со сложенным вдвое матрацем, а слева «обжитая» с постелью. Скомканные простыня и одеяло и примятая подушка. Похоже, здесь пациент провел беспокойную ночь и только-только встал с кровати.

Константин Федорович беспомощно оглянулся, ища, у кого бы спросить, куда делся лежачий больной, и тут кто-то тронул его за рукав.

– Т-ш, – прошептал Илья, прикладывая палец к губам. – Слава богу, это вы. Больше в коридоре никого нет?

– Нет.

Илья вышел из-за угла и осторожно огляделся.

– Наверное, почудилось. Слышал я, как какой-то мужик обо мне расспрашивал. Точнее, о Николае. Но его почему-то отправили на третий этаж. Когда медсестра сказала, что ко мне отец пришел, я испугался: моего-то папы давно в живых нет. Вот и подумал, что это тот же самый тип сюда заявился. Или отец настоящего Мазурова.

Константин Федорович нахмурился.

– Не нравится мне это, уходить надо. Если и не родственник Николая, так еще кто-нибудь на тебя выйдет. Эх, зря я послушался, в город отпустил, рано тебе еще по улицам гулять. Одежда твоя где?

– Нет у меня одежды, унесли. Больничное все на мне.

– Ну, это мы сейчас, жди здесь.

Константин Федорович ушел, а Илья тревожно огляделся по сторонам. Сердце отчаянно колотилось, не давая дышать.

«Спокойно, спокойно, – мысленно уговаривал он себя, – стыдно умереть не от пули, а от страха».

Вскоре появился Константин Федорович и, сунув одежду Илье, сказал:

– Вот, надевай скорей. Заплатил немного кастелянше да наврал ей, что день рождения у меня. Дайте, говорю, в кругу всей семьи отметить, а то мало ли что... Она посмотрела на меня, вздохнула и отдала барахло. Наверное, решила грех на душу не брать, а то вдруг я до следующего дня рождения не доживу, – и он хохотнул.

– Живите, Константин Федорович, еще лет сто, не надо «мало ли что», – сказал Илья и, поморщившись от боли, с трудом надел куртку. Застегивал он ее уже на ходу.

Спускась по лестнице, Илья сильно побледнел, и Константин Федорович с тревогой спросил:

– Ты что-то выглядишь плохо, да и хромаешь. На лыжах-то идти сможешь?

– А мне ничего другого не остается. Раз уже Мазуровым интересовались, то обязательно найдут. Конечно, может, это простое совпадение. Но проверять на своей шкуре так это или нет, мне совсем не хочется.

Он опасливо покосился в окно шестого этажа, где они как раз сейчас проходили. Во двор в этот момент въехала черная машина, и из нее выскочили люди. Они быстро направились ко входу в больницу и скрылись за ее дверями. Константин Федорович тоже заметил машину и забеспокоился.

– Пойдем же скорее, не медли, – потянул он Илью.

Они успели спуститься на два этажа, когда внизу дробно застучали башмаки. Кто-то очень быстро поднимался по лестнице, практически едва ли не бежал.

– Сюда, – Илья толкнул дверь на четвертом этаже, которая, к счастью, оказалась не заперта. Переждав, когда люди поднимутся, они поспешно вышли из укрытия и спустились вниз.

Очутившись на улице, Константин Федорович отдышался и сказал:

– Я вот что подумал. Они абсолютно точно ищут не тебя.

– То есть?

– Эти люди ищут настоящего Николая. Так что нам можно не скрываясь идти. Скорее всего тебя даже в лицо никто не узнает.

– Конечно же, вы правы, Константин Федорович. Но дело в том, что если тот, кто ищет Николая, спросит в больнице Мазурова, то укажут именно на меня.

– Гм... Это так. В общем, истина одна: убираемся отсюда как можно скорее.

На восьмом этаже в палате, где лежал Илья, резко открылась дверь. Человек быстро подошел к кровати, где должен был лежать Николай Мазуров, и сдернул одеяло. Увидев скомканную простынь, чертыхнулся и бросился к лестнице. По пути вниз к нему присоединилась еще два человека, и они все вместе бросились к машине.