Глава 13
До могилы старца Луки Макара вел вездесущий Иван Демидович. Шли они долго, иногда чуть не по колено в грязи, но вообще в лесу неожиданно оказалось довольно сухо.
— Лука был отшельником, — рассказывал Иван Демидович по дороге внимательно слушавшему Макару. — Толком про него уже никто ничего не знает, больше выдумывают, но вроде как он из нашей деревни ушел, когда ему было тридцать лет, и поселился в лесу. Лукина поляна, так до сих пор то место называется. Ты не торопись, идти нам еще прилично.
— А на машине нельзя было проехать? — огляделся Макар.
— Нет, туда никак не проедешь. Сейчас с дороги свернем — и дальше почти четыре километра лесом. А может, и больше — давненько я там не был.
— Не заблудимся? — насторожился Макар.
— Заблудимся, заблудимся, — кивнул Иван Демидович. — Или нас медведи съедят.
Макар хмыкнул и больше вопросов не задавал. А старик продолжал рассказывать.
На поляне Лука соорудил что-то вроде землянки, в ней и жил. К зиме подготавливал ее, а летом туда почти не заходил — спал на голой земле. Только во время сильного дождя прятался, да и то не всегда. Ел, что бог пошлет, но вообще-то его шатонинские родственники подкармливали. Очередность установили: одну неделю одни кормят, вторую — другие и так далее. Самое главное — он на себя обет молчания взял и от имени отказался. Перед тем как уйти в лес, объявил, мол, имени своего он недостоин, его, то есть имя, заслужить надо. И пошел… заслуживать. В лесу он прожил без малого лет пятнадцать. Его бы, пожалуй, впору было к святым причислять, если бы не ужасный его облик.
— Запаршивел весь, говорят, — рассказывал старик. — К тому же умом был тронутый. Ну, что тронутый, так оно понятно: какой человек в своем уме в лес жить отправится, на земле спать и кору глодать? Он бы и помер непременно ближайшей же зимой — у нас тут для отшельников климат неподходящий, но родня его землянку утеплила. Мать моя рассказывала, что Лука ругаться на родственников-то хотел, но не мог. Обет не позволял! Уж чем утепляли — не знаю, но прожил он в ней долго.
— А землянка и сейчас стоит? — спросил Макар.
— Нет, землянки нет. После смерти Луки из ближайших сел народ набежал, и разобрали ее по бревнышкам. Вроде как святыню, должно быть. А что не разобрали — то мальчишки порушили. Вообще, конечно, нездоровый ажиотаж поднялся после его смерти, — солидно заметил Иван Демидович. — При жизни как-то… поспокойней было.
Пока Лука жил отшельником, прежнее его бытование в деревне как-то подзабылось. До тридцати лет жил в Шатонине и ничем особенным себя не проявил — жил с родителями, не женился, дома своего не завел. «На барана был похож, по словам матери моей, — бросил Иван Демидович. — Курчавый и малость глуповатый». После его ухода на семью Луки поглядывали кто с сочувствием, а кто с издевкой — мало радости в том, что мужик крышей съехал и отшельником себя возомнил. Ребятишки его боялись из-за страхолюдной внешности и в лес к нему не совались. Остальные просто стороной обходили — мало ли что ненормальному в голову взбредет! «Странно еще, как его милиция в покое оставила, — удивлялся Иван Демидович. — Тунеядец ведь он был, по закону-то». Как бы то ни было, Лука прожил в лесу пятнадцать лет. И вот однажды, в начале сентября, он появился в деревне.
— Весь народ из колхоза сбежался смотреть, — качал головой Иван Демидович. — Я тогда маленький был, дома сидел, а кто постарше мальчишки — помчались. Потом рассказывали. Вышел он на площадь — ну, на пятачок около магазина — и зарычал. Сначала перепугались все, а потом поняли: он говорить хотел, а не мог. Прорычался, прокашлялся и объявил: «Мне слово было от Господа, что могу я себе имя взять. Теперь, люди добрые, зовут меня Лука». Сказал — и упал замертво. Вот после того и поднялась кутерьма: святой, мол, к нам приходил! Отнесли его на поляну, похоронили под дубом. А сверху мужики здоровенный камень положили — и не лень им было на веревках его тащить по всему лесу. Вроде как, память чтобы была вечная. Ну, вечная не вечная, но землянку вот разобрали, а камень никуда не делся — дураков нынче нет его по лесу таскать.
— Что же он в лесу делал пятнадцать лет? — подумал вслух Макар.
— Это уж у него спрашивать надо, — усмехнулся Иван Демидович. — Ну все, скоро уже придем.
Спустя минут двадцать Макар стоял на поляне возле большого дуба с черными ветками. Как и говорил старик, камень лежал под дубом. «Лука. Покойся во Христе» — прочитал Макар высеченную сверху надпись. Детектив огляделся вокруг, поднял глаза к небу и устало привалился к камню. Все. Вот теперь его задание было провалено до конца.
— Эй, ты чего невеселый? — поддел его старик. — Могилу старца хотел найти? Вот тебе и могила.
«Хрен ли мне с той могилы?» — хотел ответить Макар, но только махнул рукой. Он ясно понимал, что путь его окончен. Скорее всего, девушка похоронена где-то здесь, неподалеку, но не искать же ее останки по всему лесу… Она может быть зарыта где угодно. «Ее, по всей видимости, — думал Макар, — убили еще в деревне. Именно это и подглядел мальчишка. Затем принесли сюда для какого-нибудь безумного обряда. А потом тело спрятали. Вокруг один лес. Лежит сейчас где-нибудь Элина Гольц, точнее ее косточки, и найти ее нет никакой возможности». — «А на что ты, собственно, рассчитывал?» — спросил он самого себя. Да ни на что. Иного результата и быть не могло. Но весь его путь так определенно вел к какой-то цели, что в конце концов прийти к камню, под которым лежит прах полубезумного отшельника…
«Стоп-стоп-стоп! — сказал себе Макар. — А может быть, не только отшельника? Может, они и ее тоже под камнем похоронили?»
Он обошел камень кругом, раздвигая руками кусты с набухающими почками, и внимательно оглядел землю. Камень был огромным. Вряд ли людям Данилы пришло в голову сначала сдвигать его с места, а потом приваливать обратно — слишком тяжело, сложно, а они и так должны были торопиться.
— Иван Демидович, а вы не помните, — спросил Макар, — камень лежит так же, как и раньше?
— Да вроде бы, — покряхтел старик. — Ты посмотри, как он в землю врос. Его сейчас только машиной можно сдвинуть.
Старик присел на корточки, опершись о ствол дуба. Макар вздохнул и медленно прошелся по поляне. Все закончилось неправильно. И для глупенькой Элины Гольц, и для него самого. Но ведь что-то же подсказывало ему, что у его пути должен быть логический конец! Причем подсказывало постоянно, всю дорогу!
«Выходит, облом. Везение закончилось, — объяснил сам себе Макар. — Ну что ж, расскажем безутешной матери то, что есть. В конце концов, она сможет возлагать цветы к этой глыбе».
От собственного цинизма Макару стало слегка не по себе. Он сплюнул в сторону и присел на камень.
— Почки застудишь, — неодобрительно сказал Иван Демидович. — А то и радикулит заработаешь. Вон, два парнишки калядинские как-то по весне посидели на камне — и обоих потом в больницу отвезли. Он же ледяной! Камень холод в себе держит, не отдает.
— Кто такие калядинские? — думая о своем, машинально спросил Макар.
— Из села Калядино. Оно далековато отсюда, да им взбрело в голову на могилу отшельника поглядеть. Ну и поглядели. Потом, когда узнали, что они себе все застудили, бабенки наши закаркали: мол, нечего на могиле отшельника баловаться, так им, мол, и надо! Вроде как их святой Лука наказал. А я так думаю, вряд ли отшельник такой мстительный, а? Как ты считаешь?
Макар не ответил. Он глядел на Ивана Дмитриевича со странным выражением лица.
— Юноша, что с вами? — поинтересовался старик, от удивления переходя на «вы». — Я вас испугал?
— Где оно, ваше Калядино? — напряженно спросил Илюшин.
— Ну, во-первых, не мое, а калядинцев. Во-вторых, отсюда нам с тобой идти — не перейти. Вообще-то до них дорога есть объездная…
— Хрен с ней с дорогой! — перебил старика Макар. — По лесу дойти до села можно?
— Ну, вообще-то и до Москвы дойти можно, если мотор есть в заднице, — сердито пробурчал Иван Демидович. — Но если уж тебе так приспичило в Калядино попасть, то тут километров десять, не меньше.
— Десять километров… — забормотал Макар себе под нос, что-то подсчитывая. — Десять километров… А другие села или деревни вокруг есть? — вдруг дернулся он.
— А вот это я тебе точно могу сказать — нету. Севернее от нас — Кравцево, ты там был. А на западе — Калядино. А дальше такие леса идут, что в них сейчас никто и не живет. Хотя, если тебе райцентр нужен…
— Не нужен, — покачал головой Макар. — Мне нужно в Калядино.
— Ты что, думаешь, девица твоя туда дошла? — вдруг догадался Иван Демидович. — Да бог с тобой! Я ж тебе говорю: тут идти добрых десять километров.
— Неважно, — ответил Макар. — Понимаете, Иван Демидович, я должен все исключить.
— Да ведь она тогда жива бы осталась! — воззвал к здравому смыслу Макара старик. — Калядино — приличное село, там люди живут, а не звери. Если бы пять лет назад — или сколько там, четыре? — к ним из лесу женщина вышла, тут бы шум на всю округу был. Знаешь, как у нас новости разносятся? Что твой сорочий телеграф!
— Объясните, как на машине ехать? — попросил Макар. — Я хотел по лесу дойти, но теперь думаю, что это бессмысленно. А вот доехать туда — доеду.
— А, бог с тобой, — махнул рукой Иван Демидович. — Вместе поедем. Меня-то возьмешь?
Макар поглядел на старика, улыбнулся и кивнул.
Бабкин вышел из такси на загазованном проспекте и огляделся. М-да. Квартирка у бывшего супруга явно будет уступать обители Натальи Ивановны. Старая многоэтажка, возвышавшаяся над дорогой, давно пошла трещинами по желтой штукатурке. Унылые грязные окна, ни одного стеклопакета… Одно слово — окраина, причем в худшем смысле этого слова. «Окраина — она и есть окраина. Хоть в Питере, хоть в Москве, хоть в Рязани», — подумал Бабкин и пошел во двор.
По дороге он обдумал разговор с Олегом Зинчуком. У мужика имелось железное алиби на момент похищения, хотя само по себе это еще ни о чем не говорило — он мог подговорить и кого-то из друзей украсть ребенка, чтобы потребовать с бывшей жены и ее нового вполне обеспеченного супруга небольшую денежку себе на проживание. Именно так рассуждал и следователь, занимавшийся делом о похищении Тимофея. Но, судя по всему, оперативники отказались от мысли дальнейшей разработки Олега Зинчука. «Что-то слишком быстро они его отпустили, — размышлял Сергей, поднимаясь по лестнице. — Чем же ты их, голубчик, так обаял?»
На звонок обшарпанную дверь открыл одутловатый мужчина лет сорока на вид.
— Вам чего? — хрипловато спросил он.
— Вы Олег? — уточнил Сергей, хотя по фотографии, показанной Наташей, сразу узнал ее бывшего мужа. — Здравствуйте. Меня зовут Сергей, я приехал по поручению Натальи Ивановны. Она просила меня с вами поговорить.
— Со мной уже разговаривали, — грубовато отозвался Олег, но Бабкина в дом впустил. — Проходите. Я сейчас, умоюсь и выйду.
Сидя в зале, обставленном, судя по мебели, еще в восьмидесятых годах, Бабкин заметил фотографию. На ней были сняты молодые Олег и Наташа, радостно улыбающиеся, держащиеся за руки на фоне какого-то памятника. Сергей встал и подошел поближе. Любопытно. Наталья Ивановна практически не изменилась и выглядит, оказывается, гораздо младше своих лет. Только сейчас Сергей неожиданно сообразил, что ей все тридцать, а то и больше. А вот Олег, который старше ее всего на три года, выглядит совсем плохо. «Ты сам поживи в этом доме всю жизнь, — усмехнулся, „посоветовав“ себе Сергей, — а потом на тебя Илюшин посмотрит…» Внизу раздражающе урчали машины.
Шум воды в ванной утих, громко взвыли и тут же замолчали краны, и через минуту в зал зашел хмурый Олег.
— На кухню пойдем, я чайку сделаю, — буркнул он. — Еще не завтракал.
Разглядывая растянутые на коленках тренировочные штаны Олега, Бабкин почувствовал, что настроение у него портится с каждой минутой. Бывший супруг Натальи Ивановны достал из урчащего холодильника кусок вареной колбасы, порезал ее крупными кусками, заварил чай в заварочном чайнике с отбитым носиком и нарезал батон.
— Прошу, — указал он на стол. — Позавтракаешь со мной?
Отказываться Бабкин не стал, по опыту зная: совместная трапеза сближает. К тому же большинство людей не любят, когда они едят, а собеседник нет. Откусывая булку и запивая ее горячим сладким чаем, оказавшимся неожиданно вкусным, он обдумывал, как лучше построить первую фразу, но объяснять цель визита не пришлось.
— Ты из-за мальчишки приехал, — утвердительно сказал Олег.
Бабкин кивнул.
— Меня уже допрашивали. Что я, дурак, что ли, его красть? Мне Наташку, конечно, жалко, но помочь я ничем не могу. Зря она тебя прислала.
— Ты знал, что она замуж вышла? — прямо спросил Бабкин. Все шло не так. Выстроенная им схема рушилась с каждой минутой.
— Родители мои сказали, — кивнул мужик, отхлебывая горячий чай. — Они Наташкиных как-то встретили, те им и рассказали, что Наташка в Питере какого-то богатея подцепила, к ним носу не кажет. Порадовался я за нее, честно тебе могу сказать.
— Тебе-то чего тут радоваться? — недоверчиво хмыкнул Бабкин.
— Не знаю, в курсе ты или нет, — Олег отставил чашку в сторону и посмотрел на Бабкина, — но это я с ней развелся, а не она со мной. Бросил, можно сказать, бабу одну с ребенком. Я, конечно, помогал, чем мог, но мог не очень сильно, честно признаюсь. Мне месяц назад наследство обвалилось от бабушки, так я хоть из этой развалюхи в нормальную квартиру перееду. А до того… Бывало, одни пельмени целыми неделями жрал.
Бабкин представил себя жрущим одни пельмени и поежился.
— Поэтому и обрадовался! У меня вообще-то тоже совесть имеется, — продолжал Олег. — Ну, думаю, раз пристроилась, значит, и ей легче будет, и у меня ничего не свербит.
— Да у тебя и так, по-моему, не особенно свербило, — насмешливо отозвался Бабкин. — Наталья Ивановна рассказывала, ты сына один раз видел за последние два года. Или больше?
Фраза про сына произвела на Олега Зинчука неожиданное действие: он вскочил из-за стола и наклонился к Сергею с исказившейся физиономией.
— Ты мне про сына не езди по мозгам, понял? — негромко и злобно прошипел он.
— Сядь, — посоветовал Бабкин. — Чай брюхом разольешь.
Олег сел на место и одним глотком допил чай.
— Ты чего взъерошился? — миролюбиво поинтересовался Бабкин. — Совесть, что ли, замучила?
— Да пошел ты! — огрызнулся Олег. — С какой стати я должен был с ним видеться, вот скажи?
— Ну, тебе виднее, — развел руками Сергей. — Вроде как сын…
— Да не вроде, не вроде! — заорал Зинчук. — Какой он мне, к черту, сын?! И какого рожна мне с ним видеться? Кровь чужая, лицо чужое… Тьфу! Я из-за него с Наташкой развелся, а ты мне — видеться…
Наступило молчание.
— Извини, я не в курсе был, — искренне ответил Бабкин, недобрым словом помянув Наталью Ивановну. «Вот ведь — в тихом омуте черти водятся, — подумал он. — Родила от другого, мужа обманывала… Еще бы они не развелись. Так, с этим все понятно, пора закругляться».
Бабкину было очевидно, что первоначальная гипотеза оказалась неверна. Похищение из корыстных побуждений, которое напрашивалось само собой, не подходило — Зинчук получил наследство, если только не врет. Впрочем, милиция наверняка проверила, так что отпадает. Оставалось похищение по мотивам сильной отцовской любви — весьма распространенный сюжет в Голливуде. Но, как выяснилось, оно тоже не прокатывает. К чужому ребенку Олег Зинчук не испытывал ни малейшей привязанности. В том, что он не врет, Бабкин готов был поклясться: нельзя быть таким хорошим актером и жить в конуре. Подобный талант был бы, пожалуй, востребован. Следовало срочно покупать билеты обратно и начинать все сначала. Черт, а какая хорошая была версия! Неужели опять придется упираться в Затраву?
Неожиданно в голову пришел простой вопрос. Такой простой, что сыщик сам себе удивился, как он не возник еще пять минут назад.
— Слушай, Олег, — повертев в руках пустую кружку, спросил Сергей, — а отец ребенка, он кто вообще, а?
Олег неуклюже вылез из-за стола, забрал у Бабкина кружку и начал мыть ее.
— Не знаю я, — раздалось через некоторое время. — Про это ты у моей бывшей спрашивай.
Сергей почесал затылок. Так, новый неожиданный поворот.
— Олег, ты меня не лечи, пожалуйста, — убедительно попросил он. — Я что, на больного очень похож? О своей жене ты отзываешься нормально, матом не кроешь — значит, расстались вы без ругани. Да разве нормальный мужик — а ты вроде бы нормальный, — узнав, что жена от другого родила, не выяснит, от кого именно? Ты поскандалить должен был? Должен. Спросить, кто та сволочь, должен был? Должен. И если бы она тебе не ответила, ты бы мне совсем другие слова про Наталью говорил. Нецензурные преимущественно. А раз ты выражаешься почти литературно, то какой мы делаем вывод? Правильно, сам все понял. Поэтому давай сначала попробуем. Итак, кто у нас счастливый папаша-то?
Зинчук закрыл кран, вернулся к столу и медленно сел. Лицо его сделалось уставшим и больным.
— Откуда ты взялся на мою голову? — тоскливо спросил он. — Что ты прошлое-то ворошишь, а? Забыл я его давно. Все сделал, чтобы забыть. Ну не хочу я вспоминать, понимаешь, не хочу! Клянусь, не знаю, кто отец. Тебе что, могилой бабушки поклясться? Только недавно ее похоронили.
— Могилой не надо, — покачал головой Сергей, глядя в серое запыленное окно. — Ладно, Наталью Ивановну спрошу. Она-то, надеюсь, в курсе…
Говоря так, он перевел взгляд на Олега и запнулся на полуслове, изумленный.
— Ты что хочешь сказать? — чуть ли не шепотом начал он, хотя Зинчук не проронил ни слова. — Что твоя жена… Блин, так не бывает!
Олег продолжал молчать, крепко сцепив на скатерти руки с сильно набухшими венами.
— Она не знает, от кого мальчик? — вздохнул Бабкин.
Олег помедлил секунду, потом качнул головой.
— Елки-палки, господа хорошие! — не выдержал Сергей. — Ох и бурная же у вас юность была!
— При чем тут юность? — тихо и безнадежно произнес Олег. — Ну при чем тут юность?
Пару минут Бабкин пристально смотрел на него, потом подвинул стул поближе и приказал:
— Так, а теперь рассказывай мне все и с самого начала.
Олег кивнул и начал рассказывать…
Мальчик Жора метался по своей комнате, бросая бумаги и документы в огромный пакет. Конечно, сейчас бы сумка какая-нибудь багажная очень пригодилась, но кто же мог знать, что собираться придется в такой спешке! А оставлять кое-что не хотелось, ой как не хотелось. За дверью послышался какой-то шорох, и Мальчик Жора на секунду испуганно замер, прислушиваясь. Нет, пронесло. Самое обидное, что он даже не представлял себе реакцию ведьмы. Вполне возможно, что в данном случае она прибегнет к своей чертовой службе безопасности, которая только и годится на то, чтобы заниматься физической расправой. Убить они его, конечно, не убьют, но вот…
Представив, что может сделать с ним служба безопасности, Мальчик дернулся и бросился к ящику письменного стола. Опрокинув его содержимое в пакет, встряхнул его за ручки и понял: еще чуть-чуть — и они оборвутся. Со сборами пора было заканчивать. Жора подошел к зеркалу, пригладил взлохмаченные волосы и придал себе независимый вид. Нужно дойти до гаража, а там — прости-прощай, дорогая Евгения Генриховна и все семейство Гольц вместе с ней. Оревуар, так сказать, как выражается наш всеми любимый и очень важный Игорь Сергеевич Бобров. Пожалуй, не будем устраивать слезного прощания, ограничимся открыткой.
Подумав про открытку, Мальчик Жора подошел к двери, резко распахнул ее и чуть не вскрикнул: в коридоре стоял Эдик Гольц.
— Здравствуйте, Георгий, — удивленно сказал он. — Вы куда-то собрались?
— Да что вы! — ненатурально улыбнулся Жора. — Просто решил выкинуть накопившийся хлам.
Он прикрыл дверь и быстро пошел по коридору, спиной чувствуя взгляд Гольца. «Смотрит, как рыба. Ненавижу тебя, маменькин сынок!»
Жора уже начал спускаться по лестнице, когда раздался неприятный треск, и дно у пакета разорвалось. Бумаги, диски, файлы — все с шумом обрушилось на ступеньки и посыпалось вниз, по пути расползаясь, разлетаясь в разные стороны. «О черт! — простонал Жора мысленно. — Надо же было именно сейчас!» Он наклонился, подбирая документы, и краем глаза успел заметить нависшую над ним тень. Секретарь хотел поднять голову, но в следующую секунду его сильно ударили по затылку. Жора покачнулся, потерял сознание и упал на лестницу, носом уткнувшись в бежевую ковровую дорожку, которая так нравилась новой жене Эдика Гольца.
Ботвинник прошелся по кабинету взад-вперед, с хрустом вытянул руки и посмотрел на сидящего в кресле Степана. Похоже, гроза прошла.
— Кончай хрустеть, — произнес Затрава без выражения. — Нервируешь меня.
Сейчас он вовсе не был похож на кота — скорее, на располневшего хорька. Сходство усиливалось из-за красных глаз Затравы, которые тот беспрестанно тер.
— Степан Михайлович, вы бы в глаза лекарство какое закапали, что ли? — предложил Ботвинник. — Тереть нельзя, только хуже будет.
— Без тебя знаю, Олежек, — вздохнул шеф. — Ладно, хрен с ними, с глазами. Что нам с Гольц делать? Может, ей тоже что-нибудь закапать, чтобы другим неповадно было?
— Риторический вопрос, — быстро ответил Ботвинник. — Сами знаете, Степан Михайлович.
Вопрос действительно был риторическим. Затрава умел проигрывать и никогда не тратил время и ресурсы на бессмысленную месть. Тем более что сейчас месть могла выйти им большим боком.
— Ладно, с министром не станем состязаться, — согласился Степан, вспомнив, кого подключила Гольц к решению своих проблем. — Тебе на будущее урок: надо было все возможности просчитать. Упустили мы эту ветку, упустили…
— Моя вина, — спокойно признал Ботвинник.
— Не твоя, а Полежаева. Он за сбор информации отвечает, с него и спрос будет. Мамонов еще с ее отцом общался, ничего тут секретного не было. Задним-то числом, конечно, легко вычислили, только нам с тобой, Олежек, данная информация уже ни к чему.
— Урок на будущее, — пожал плечами Ботвинник. — Хотя обидно, конечно.
Окончательно успокоившийся Затрава махнул пухлой рукой.
— Не все ж победителями выходить, иногда можно и по шапке получить. Лишь бы голова не слетела! — Он подмигнул и опять обрел сходство с хитрым котом. — Кстати, попроси кого-нибудь из ребятишек в аптеку сбегать, лекарство мне купить. А не то скоро совсем без глаз останусь.
Макар гнал машину на предельной для такой дороги скорости. Пару раз его сильно занесло, но он выровнял «Ниву» и поехал осторожнее. Глупо было сейчас, выяснив все, попасть в аварию. Очень глупо. Собственно говоря, следовало сразу же, как только он дошел до конца, позвонить клиентке и рассказать обо всем, но Макар решил встретиться с ней лично. То, что он узнал, было кощунственно рассказывать по телефону. К тому же необходимо сначала выяснить, до чего докопался Бабкин. Ну-ка, где он там?
Бабкин возвращался из аэропорта в город, когда у него запиликал сотовый.
— Серега, ты в Питере? — поинтересовался Илюшин.
— Только что прилетел, — отозвался Бабкин. — А ты где?
— Часа через три буду. Ты что-нибудь накопал?
— Не то слово! Макар, ты просто не поверишь!
— Поверю, поверю. Я сейчас всему поверить смогу. Даже тому, чего на свете не бывает. Ладно, когда подъеду, еще раз позвоню. Ты куда сейчас?
— В квартиру Ветровой хочу наведаться. Слушай, Макар, остальное не по телефону. Одно только — ты в курсе, что сын жены Гольца похищен?
— Да ты что?! — ахнул Макар. — Когда?
— Сегодня четвертый день пошел. Вот я и хотел с тобой обсудить…
— Мне с тобой тоже есть что обсудить, — перебил Бабкина Макар. — Все, Серега, увидимся вечером.
Квартиру Илоны Ветровой Бабкин, недолго сомневаясь, открыл отмычкой — замок в ней был паршивенький. Илона снимала однокомнатную хрущевку, но на хозяина Сергей не боялся наткнуться — тот был в отъезде. Бросив взгляд на кавардак — разбросанные по комнате бумаги, — оставшийся после оперативников, Бабкин прошел на кухню и начал открывать ящики. По логике вещей, если его предположения верны, то, что он искал, Илона должна была хранить именно здесь.
«Хоть что-то должно подтвердиться или нет?» — раздраженно поинтересовался у самого себя Сергей, задвигая третий ящик. Кроме ножей и вилок, в нем нужного не обнаружилось, равно как и в предыдущих двух. Зато в последнем он под рулончиком пакетов для мусора нашел искомое — большую хозяйственную тетрадь с записями и рецептами. Илона не была аккуратной и методичной девушкой: маски для волос соседствовали с рекомендациями по варке супа, советы по выбору нижнего белья — с рецептами салатов. Но в самой середине тетради были скрепками приколоты к листам чеки. Чеков оказалось много, и сложены они были по кучкам. Рядом с каждой кучкой проставлены цифры: 35 000, 40 000, 38 000.
— Замечательно! — вслух сказал Бабкин. — Я только что нашел убийцу Илоны Ветровой, если я все правильно понимаю. Осталось только выяснить, как все это связано с похищением мальчика.
Он бережно положил тетрадь в сумку и вышел из квартиры.
Официант бросил пренебрежительный взгляд на двух мужиков, занявших дальний столик. Точнее, мужик-то из них двоих был один — здоровый, как лось, с насупленной физиономией. Какого-то актера он напоминал, только официант никак не мог вспомнить какого. А вот парнишка рядом с ним, очевидно, еще студентик. Только какой-то замученный, и морда заросла русой бородкой, совершенно студентику неподходящей. «Выпендривается, поди, перед подружкой», — решил официант, неся к столику меню.
— Жрать хочу, — коротко сообщил студентик. — Мне суп, много мяса, пожалуйста, и каких-нибудь овощей к нему. На ваше усмотрение.
— Шашлык устроит?
— Вполне.
Здоровяк заказал только суп. Официант быстро принес заказ и пошел обслуживать других посетителей, время от времени поглядывая на необычных клиентов. Сначала говорил студентик, а мужик внимательно слушал. Парень рассказывал долго и, судя по лицу здоровяка, что-то на редкость занимательное. Замолчав, он начал тыкать вилкой в кусочки вареной морковки на тарелке. Теперь стал рассказывать второй, и у студента на лице появилось такое заинтересованное выражение, что официант подошел поближе, навострив уши. Но оба при его приближении замолкли. «Шифруются, — пренебрежительно фыркнул про себя официант. — Подумаешь, тайны у них! Поди, о бабах своих друг другу заливают». Он отвлекся на другие заказы, а когда повернулся к столику тех двоих, то поднял брови от удивления: клиенты молча смотрели друг на друга, и лица у них были такие, что он чуть не кинулся к ним с предложением, не надо ли им чем помочь. Но вместо этого лишь вежливо спросил, подойдя к ним, не хотят ли господа заказать еще что-нибудь.
— Макар, — ошеломленно произнес здоровяк, даже не заметив официанта, — ты понимаешь, что такое невозможно?
Студентик, которого назвали Макаром, молчал, застыв на месте. Официант тоже замер, занеся ручку над блокнотом.
— Слушай, Серега, — растерянно сказал парень, — но ведь с мальчиком-то так ничего и не прояснилось!
— А ты не думаешь, что… — начал мужик и замолчал.
— Думаю, — кивнул Макар. — Потому что больше просто некому. И что нам теперь делать?
— Слушай, какого черта! — возмутился мужик. — Почему мы с тобой должны это решать? Нужно довести информацию до ее сведения, а остальное — не наше дело. Вам чего? — наконец заметил он стоящего столбиком официанта. — Счет нам принесите, пожалуйста.
Прежде чем тот успел принести счет, оба приятеля оставили на столе деньги и уехали. Пересчитав их, официант с немалым удивлением обнаружил, что заплатили они почти точно по чеку, переплатив только двадцать рублей. «Могли бы чаевых и побольше оставить», — скривился официант, пряча их в карман.