Глава 12
Когда Сергей Бабкин проехал мимо сквера, черного джипа «Чероки» там уже не было. «Либо ты, голуба, облегчил мне работу, потому что машинка-то у тебя заметная, либо ее попросту угнали», — решил он. Однако возле отеля джипа не обнаружилось, и он, покрутившись вокруг, припарковал «БМВ» в переулке напротив и приготовился ждать. У него почти не было сомнений в том, что Прохоров здесь объявится. Данила очень удивился бы, если б узнал, что Бабкин счел его таким же одержимым, к каким он сам отнес Викторию Венесборг.
Однако время шло, а Прохоров не появлялся. Сергей представил, как посмеивается над ним Макар, и недовольно поморщился: пожалуй, следовало бы и в самом деле оставить эту бессмысленную затею. Илюшин полагал, что причиной беспокойства Бабкина о судьбе их клиентки была симпатия или угрызения совести, однако в действительности Сергеем управляло задетое самолюбие. Какой-то наглец сбежал у них из-под носа из квартиры Илюшина и теперь, возможно, хочет довести до конца то, что запланировал… «Врешь, голуба, — усмехался про себя Бабкин, оглядывая окрестности и отмечая, что изменилось за последний час, — на этот раз я тебе точно помешаю».
Как только Виктория вышла из отеля и села в такси, Сергей, не колеблясь, двинулся за ней. Он подождал возле ресторана, затем, незамеченный, сопроводил ее до гостиницы и по дороге уже почти решил, что сейчас зайдет к ней, убедится, что все в порядке, и на этом навсегда распрощается с госпожой Венесборг, как вдруг понял, что не он один следует за желтым такси.
Длинный черный «Мерседес» с тонированными стеклами двигался в потоке плавно, словно крупная рыба, и вид имел хищный и голодный. «Мерседес» отъехал от ресторана, в этом Бабкин был уверен, и теперь направлялся к гостинице, почти вплотную прижимаясь к машине, в которой сидела Виктория. Рассмотрев водителя, Сергей убедился, что это не Прохоров.
«А ты еще откуда взялся? — мысленно спросил он, выруливая за новым преследователем. — Красавец, нас тут слишком много, тебе не кажется?»
Так они доехали до отеля. «Мерседес» остановился нагло, неподалеку от входа, а Сергей снова занял свой наблюдательный пост, несколько озадаченный происходящим. Он позвонил Макару, доложил обстановку, снова выслушал предложение не заниматься ерундой и возвращаться домой и снова упрямо покачал головой.
— Подожду немного, затем поставлю даму в известность — и тогда поеду, — сказал он, сам зная, что лукавит.
Судя по хмыканью Макара, тот понимал это не хуже его.
— Не вляпайся только ни во что, — посоветовал он. — Предоставь дамочке самой разбираться со своими поклонниками.
Второй человек из тех, кого Илюшин назвал поклонниками, сидел в эту секунду на ступеньках небольшой церквушки, почти незаметной на фоне торчащих вокруг высоток. Увидев «БМВ» здоровяка, Данила Прохоров похвалил себя за сообразительность: он действительно забрал машину у сквера, но отогнал ее за гостиницу и припарковал неподалеку от черного хода, справедливо рассудив, что по тачке вычислить его проще всего. И оказался прав, приняв эту меру предосторожности: угрюмый стриженый мужик и в самом деле появился возле отеля. Сперва, заметив его, Данила ощутил неприятное холодное покалывание в спине, а затем обрадовался: значит, он все-таки переиграл его, уже во второй раз! Первый был тогда, когда он сбежал, не сказав ни слова о том, что привело его в Москву.
Женщина, о которой он размышлял, сидя на каменных, нагретых за день ступеньках старой церкви, в эту секунду открыла дверь и кивком пригласила войти мужчину лет сорока, маленького и очень худого. В руке мужчина держал папку, которую и протянул ей почтительным жестом.
— Внутри — диск, — предупредил он.
— Замечательно, — рассеянно сказала Вика, просматривая распечатки. — Большое вам спасибо.
Услышав в этом «спасибо» недвусмысленную просьбу оставить ее одну, маленький и очень худой человек вежливо попрощался и растворился в коридорах отеля.
— Так-так-так… — пробормотала Вика, садясь на диван и сосредоточенно просматривая документы. — Значит, со всей семьей перебрался в Краснодар… Ах, как жаль!
Она разочарованно прищелкнула языком, вскочила и прошла по комнате. Сергей Бабкин, увидев ее сейчас, не узнал бы в этой собранной стремительной женщине то отчаявшееся существо, которое вышло из квартиры Илюшина несколькими часами ранее. Она вернулась на диван, схватила папку. В глазах ее горел азартный огонь, словно в папке могла находиться карта с сокровищами, проворные пальцы быстро перебирали шуршащие бумаги…
— Алиса, Алиса… — вполголоса говорила Вика, откладывая в сторону справки, касающиеся несостоявшегося убийцы Кирилла. — Что нового, девочка моя? Ну же, давай! Должно быть что-то новое!
Однако содержимое папки, озаглавленной «Алиса Кручинина», заставило ее рассерженно хлопнуть по бумаге ладонью. От удара листы упали и рассыпались, и Вике пришлось ползать по ковру, собирая их. Она вскочила, потянулась плавным кошачьим движением, и вдруг швырнула листы вверх, так что они снова разлетелись — на этот раз по всему номеру.
— К дьяволу!
«Я только зря трачу время. Не нужно больше ничего искать — надо встретиться с ней. Ей всего двадцать два, она молодая влюбленная дурочка, похожая на меня — не внешне, конечно же, а степенью своего доверия и любви к мужу. В нашей игре не обойтись без жертвы, а девочка идеально подходит на эту роль. Вопрос лишь в том, как именно…»
Не додумав мысль до конца, Вика потянулась за телефоном и набрала номер Алисы Кручининой — память на числа была у нее отменная, она запомнила телефон с одного взгляда. Ею овладело состояние, когда все, что ни делаешь, кажется подвластным твоему желанию, и она отчетливо представила тонкую, гибкую, как ветка, рыжеволосую девчонку с веснушчатым носом и прищуренными от солнца глазами, а затем заставила ее покачаться из стороны в сторону, сгибаясь, словно та была резиновой. Такая разминка всегда помогала ей, и единственный человек, с кем это простое упражнение не срабатывало, был ее бывший муж.
— Да? — вопросительно сказал в телефоне приветливый голос.
— Алиса?
— Да…
— Здравствуйте. Меня зовут Вика, я бывшая жена Кирилла.
Она сделала паузу и, задержав дыхание, вслушивалась в молчание.
— Простите…. Какого Кирилла? — наконец нерешительно уточнили в трубке.
— Кирилла Кручинина, вашего мужа, — вздохнув, ответила Вика.
— Я не знала, что он уже был женат, — признались с обескураживающей прямотой.
— Был. Алиса, можно с вами встретиться? Думаю, нам есть о чем поговорить.
«Соглашайся! — мысленно крикнула она. — Соглашайся, соглашайся-соглашайся-соглашайся!» Она вновь представила фигурку с рыжими волосами — темный силуэт, словно вырезанный на фоне окна, представила, как девочка слегка наклоняет голову влево, потому что держит телефон возле левого уха, и мысленно заставила фигурку кивнуть головой. «Так… вот так… и еще чуть-чуть…» Голова фигурки склонилась так низко, что волосы упали ей на лоб, и она застыла в таком положении — нелепая и отчасти пугающая. «Замри».
— Хорошо, — по-прежнему чуть недоуменно сказала Алиса Кручинина, и Виктория улыбнулась. — Если вы хотите, можем встретиться… завтра?
— Нет-нет, пожалуйста, давайте не будем откладывать и увидимся сегодня! — попросила Вика и, почувствовав, что девочка колеблется и вот-вот откажется, мысленно заставила фигурку еще раз кивнуть головой, а затем повторила для убедительности: — Пожалуйста, прошу вас! Это очень важно…
— Хорошо. Почему бы и нет?..
«Умница, малышка! Почему бы и нет?»
— Где вам удобно встретиться? — голосом послушной школьницы спросила Алиса.
— Давайте встретимся в торговом центре «Прометей». Там наверху, на третьем этаже, есть тихое кафе, где можно посидеть…
«К тому же это место неподалеку от твоего дома, и тебе будет легче согласиться».
— Отлично, — сказала Алиса Кручинина.
— Через час?
— Хорошо. Простите, а как я вас узнаю? — спохватилась она.
Вика позволила себе усмехнуться.
— О, я думаю, с этим проблем не возникнет, — текучим, нежным голосом сказала она. — До встречи, Алиса.
Стоило ей отложить телефон в сторону, как он тут же зазвонил. Испугавшись, что жена Кручинина все-таки решила перенести встречу, Вика схватила сотовый, но экран высветил имя — «Сергей Бабкин». Сейчас оно не вызвало у нее ничего, кроме раздражения: она слишком далеко ушла от того момента, когда сыщики что-то значили для нее. Люди, которых Вика не могла использовать в своих интересах, теперь только мешали ей, тратили ее драгоценное время, а Илюшин и Бабкин сыграли свои роли и стали отработанным материалом.
— Алло, — резко сказала она.
Неторопливый голос, прерываемый помехами, лаконично сообщил ей о том, что за гостиницей наблюдают, и что от ресторана такси Виктории вел черный «Мерседес».
— Я подумал, вам стоит об этом знать, — закончил Сергей.
«Кто это может быть?» Она не слишком встревожилась, но следовало учитывать новый фактор в своих расчетах.
— Это тот же самый…
— Нет. — Бабкин понял, о ком она говорит. — За рулем другой человек.
«Кирилл?»
— Спасибо за заботу, — сказала Вика, которой даже не пришло в голову поинтересоваться, откуда у Бабкина такие сведения. Она уже торопилась забежать на час вперед, туда, где ее ждала заинтересованная и удивленная Алиса, даже не догадывающаяся о том, что ей предстоит, и все мысли Вики были только об этой встрече. Сказанное Бабкиным представлялось сущими пустяками, досадной помехой, которой легко можно было избежать.
— Я что-нибудь придумаю, — пообещала она, горя желанием поскорее закончить разговор. — Еще раз благодарю за заботу.
— Да, в общем, не за что, — отозвался Бабкин, несколько задетый подчеркнутой официальностью ее слов. — Всего хорошего.
Виктория Венесборг не стала тратить времени на пожелания: она уже повесила трубку.
Сергей, не желая признаваться самому себе в том, до какой степени уязвил его этот разговор, пожал плечами и завел машину. Если она «что-нибудь придумает», значит, пусть придумывает без него. Он отъехал от гостиницы, решив, что не даст Илюшину повода иронизировать в очередной раз, и не заметил, как человек, сидевший на ступеньках церкви, проводил его внимательным взглядом.
Вика забыла о Бабкине сразу же, как только бросила телефон. Мысленно она уже решила возникшую проблему и даже посмеялась про себя над мужем, зачем-то придумавшим контролировать ее передвижения. «Нет-нет, дорогой… Твоя Алиса сбежит от тебя, ничего не сказав, а пока ты спохватишься, я успею поговорить с твоей милой девочкой. Милые девочки не рассказывают любимым мужьям о том, что собираются встретиться с их бывшими женами — особенно если они ничего не знали об их существовании».
Она вызвала горничную. Виктории хватило трех минут и нескольких купюр, чтобы заручиться обещанием девушки вывести ее через черный ход, где через полчаса должно было ожидать заказанное горничной такси.
Увидев, что «БМВ» оставил свой наблюдательный пост, Данила поднялся. Поднял глаза на окна гостиницы, словно надеялся увидеть за одним из них женщину, которую поджидал, сам толком не зная для чего, и обежал взглядом серый фасад с белыми колоннами. Солнце садилось и расплавленно сверкало в окнах, как будто за ними варили красно-золотой сироп.
Этот огромный город, жаркий, разгоряченный, как толстая деревенская баба после тяжелой работы, действовал на него отупляюще, и Прохорову казалось, что мысли в голове ворочаются тяжело и с трудом. Он прошел несколько шагов и остановился в нерешительности, на миг окончательно перестав понимать, зачем он здесь и чего дожидается. Но затем, встряхнувшись, быстро пошел к джипу, огибая серое здание отеля.
Им руководили не рассуждения, а инстинкты. Все, чего хотел Данила, — это оказаться в своей машине, изолированным от толпы людей, и дать себе передышку — он просидел возле церкви пару часов, не меньше. Но когда он забрался в джип и увидел сквозь лобовое стекло, как из дверей торопливо выходит женщина в черном платье, то почти не удивился.
— Кирилл Андреевич, они договорились встретиться в «Прометее», — доложил Кручинину молодой парень из службы безопасности, принятый Тукановым на работу всего пару месяцев назад и в отсутствие непосредственного начальства отвечавший за прослушивание телефона Алисы Кручининой. — В смысле, ваша жена и эта… Венесборг… На третьем этаже, возле кафетерия.
— Я понял, — оборвал его Кирилл. «Место немноголюдное, но соваться туда нельзя. Придется ждать, пока они поговорят, а ждать нельзя! Вот же сволочь…»
Он бессильно скрипнул зубами. Она дразнит его, откровенно и неприкрыто! Сначала встретится с его женой, а потом отправится делать то, ради чего и затеян весь этот спектакль. И тогда точно всему придет конец — и его бизнесу, и ему самому.
«Врешь, сука! Я тебя переиграю».
— Говорят, возле кафе будут встречаться, а кафе-то закрыто… — внезапно задумчиво проговорил охранник, про которого Кирилл совсем забыл.
От неожиданности Кручинин вздрогнул.
— Что ты сказал?
Мальчишка смутился.
— Я говорю, Кирилл Андреевич, ваша жена с… с подругой собираются встречаться в «Прометее», возле кафе, а кафе-то там не работает!
— Откуда знаешь?
— Я туда позавчера заезжал. Там ремонт, наверху все отделы убрали, витрины затянули пленкой. Кризис же, вот они аренду и не тянут… И кафетерия больше нет, одна барная стойка стоит, и все.
Кирилл без выражения смотрел на охранника, и тот под его взглядом едва сдерживался, чтобы не отступить назад. Что он такого сказал?
— Так что, может, вашей жене другое место выбрать? — несмело предложил он, сам чувствуя, что говорит что-то не то. — Вы извините, Кирилл Андреевич, но там правда грязно…
— Нет! — выдавил Кирилл.
— А-а-а… ну, тогда… — Парень окончательно растерялся, не зная, что говорить и делать теперь. Шеф не сводил с него странного, замершего взгляда, словно гипнотизировал.
— Грязно, говоришь… — протянул он. — И народу мало… Ну, я предупрежу жену, чтобы не назначала там встреч, а ты свободен.
Охранника как ветром сдуло. Когда он исчез, Кирилл засмеялся — сначала тихо, затем все громче и громче, и наконец на глазах его выступили слезы от хохота. Вика представилась ему крысой, которая сама кладет себе приманку в крысоловку, а затем пытается достать ее, и дверца с треском захлопывается.
— Ну ты и дура… — удовлетворенно пробормотал Кручинин, вытирая выступившие слезы. «Там-то я тебя и поймаю. А Лиска мне в этом поможет».
«Вывезти ее из города не получится: есть вероятность, что по дороге нас остановят или она сумеет привлечь внимание. Охрану использовать нельзя… сдадут, уроды… значит, все придется проделать вдвоем с Лисой». Наверху торгового центра огромные площади, и если они смогут беспрепятственно попасть туда, то у него появляется шанс навсегда избавиться от Вики. Как обезопасить себя от обвинения в убийстве, он придумает позже, а пока ему нужно обезопасить себя от нее, от ее яда.
Все получится, если она не насторожится, не заподозрит, что он следит за ней. Сообразив это, Кручинин позвонил водителю, покорно ждавшему возле отеля, и приказал возвращаться в офис. Затем вынул из кобуры пистолет, проверил, заряжен ли он, и спустился в аптеку на первом этаже. Голова была ясной и очень холодной, почти звенящей льдинками изнутри, где пульсировала только одна мысль: «Я не дам ей этого сделать».
Как он и ожидал, в аптеке нашлись хирургические перчатки. На всякий случай Кирилл купил еще пару бинтов, не задумываясь особенно над тем, зачем они нужны ему, и сунул свои приобретения в карман брюк. С каждой минутой человек в нем уступал место проснувшемуся и с трудом сдерживающему себя зверю, который открыл желтые глаза в ту секунду, когда Вика наклонилась над Кириллом, показав ему брошь в форме птицы. Зверь не мог рассуждать здраво, он вообще не мог рассуждать, он хотел только одного: немедленно уничтожить тварь, которая представляла для него смертельную опасность.
«Алиска… Алиска мне поможет. Умная моя девочка, хорошая моя девочка… Мы с ней вдвоем все сделаем. А лишние люди нам не нужны. Брать никого не будем».
Он спрятал в карман ключи от своей машины и взглянул на часы. До встречи его бывшей жены и Алисы оставалось тридцать минут.
Тридцать минут, тридцать минут… Вика выбежала с черного хода, не зная, что ее меры предосторожности были напрасны: «Мерседес» стремительно удалялся от гостиницы. Нырнув в такси, она назвала адрес и откинулась на спинку сиденья, репетируя первую фразу, с которой она обратится к девочке. «Здравствуйте, Алиса. Спасибо, что согласились прийти». Главное — не слова, а интонации, и она чуть приподняла брови вверх, придавая лицу открытое выражение, и беззвучно пошевелила губами.
В общих чертах план уже был готов, и сейчас Виктория отыгрывала запасные ходы на случай, если что-то пойдет не так, как надо. «Но что может пойти не так? Она заинтригована, может быть, немного испугана… В любом случае пять минут у меня есть, а за пять минут можно многое сказать».
В папке, брошенной рядом на сиденье, лежали фотографии Кирилла — на них хорошо было видно, как он проводит время со своими шлюхами. Пару месяцев назад Вика решила, что сделать снимки будет нелишним, и теперь хвалила себя за предусмотрительность. Да, они пригодятся. Сначала ошеломить доверчивую странноватую девочку, затем, пока она не успеет собраться, рассказать об их прежних отношениях… А дальше — экспромт, в зависимости от реакции Алисы.
«Идеально было бы, если б она согласилась отомстить мужу. Месть… почему бы и нет? Плохо, что это не в ее духе, но никогда не знаешь, на что способна оскорбленная женщина. Тогда все просто: мы с ней готовим план, затем я сдаю ее Кириллу и наблюдаю за развязкой.
Но, возможно, она решит проявить порядочность. Если так, то…»
Заиграл телефон, и Вика, отвлеченная от своих мыслей, рассеянно достала его из сумки.
— Виктория, это Олег, — деликатно сказали в трубке, и она тут же вспомнила маленького худого человека, принесшего ей документы. — У нас тут появилось кое-что новое… Если вам актуально…
— Новое — какого рода? — спросила Вика, нахмурившись.
— Честно скажу, наша недоработка, что мы сразу на это дело не вышли… Я вам извинения свои приношу… — Человечек говорил неторопливо и словно получая удовольствие от того, что переставлял слова местами. — Может, это и несущественно, но вам вроде бы нужна полная информация…
— Да говорите уже, наконец! — не выдержала она. — Перестаньте ходить вокруг да около.
— В общем, такое дело…
Когда Виктория Венесборг вышла из такси возле торгового центра, взгляд ее уперся в машину Данилы Прохорова, который потерял осторожность и приблизился вплотную к желтому «Рено», а затем обнаружил, что уже не успевает скрыться незамеченным. Широко раскрытые серые глаза на долю секунды остановились на водителе, а затем женщина отвернулась и медленными шагами пошла к вращающимся стеклянным дверям.
Прохоров смотрел ей в спину, ничего не понимая. Она его видела! Она должна была его узнать! Но в то же время он готов был поклясться, что во взгляде ее не мелькнуло ничего, даже отдаленно похожего на узнавание.
Собственно говоря, во взгляде ее не мелькнуло вообще ничего. Это был пустой взгляд человека, которого сильно ударили по голове.
Такси отъехало, Данила припарковался на его месте, и, очень озадаченный, вышел из машины. Женщина зашла в круглосуточно работающий торговый центр — высокий, четырехэтажный, в котором, однако, витрины ярко светились лишь на первых двух этажах. Четвертый был совсем темный, накрывавший здание черной шапкой, а третий — тусклый, будто где-то в сердцевине этажа зажгли слабый фонарь, свет которого едва доходил до окон.
«На шопинг, значит, приехали…» — сказал себе Прохоров и сплюнул в сторону.
Но интуиция Данилы подсказывала ему, что дело вовсе не в покупках. Слишком странное было у нее лицо… такое, словно она узнала невероятную новость, не слишком радостную. «Правда, и не сказать, чтобы грустную. Узнала, в общем, что-то… А меня вот не узнала».
Усмехнувшись дурацкому каламбуру, Данила захлопнул дверь и направился к входу в «Прометей». Как бы то ни было, он больше не будет находиться в стороне от событий.
Вика шла по торговому центру, поражаясь тому, насколько безлюдно вокруг нее. В стеклянных клетках магазинов на втором этаже застыли консультанты, которых легко было перепутать с манекенами, на первом скучали продавщицы возле касс большого продуктового отдела, и все вечернее пустынное здание с галереями, опоясывающими гармошку эскалаторов, казалось засыпающим животным, в утробе которого по недоразумению очутились люди.
Эскалатор, ведущий на третий этаж, не работал, и вход на него перегораживала цепочка с недвусмысленным запретительным знаком. Даже не посмотрев в сторону охранника, видневшегося в конце галереи, Вика поднырнула под цепочку и пошла вверх по ступенькам, гладя ладонью черную ленту неподвижных перил.
Галерея третьего этажа, едва освещенного малочисленными лампами, выглядела совершенно заброшенной, хотя Вика заезжала сюда всего несколько дней назад. Опустошенные витрины, затянутые рекламными плакатами закрытые двери… Она подняла голову вверх и посмотрела на четвертый этаж, но ничего не смогла разглядеть — там было совсем темно. Внизу ходили покупатели с тележками, а охранник на втором этаже стоял в той же позе, отвернувшись в сторону.
Непроизвольно стараясь держаться подальше от темных провалов магазинов, Вика пошла налево — туда, где еще недавно работала маленькая кофейня. Тогда здесь пахло кофе и жареными орешками, посетители сидели за столиками, расставленными в кармане галереи, и у стойки время от времени зверски шумела кофе-машина, заглушая музыку торгового центра.
Сейчас вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь негромким гулом снизу, но Вике казалось, что она вот-вот взорвется сотней голосов. Сцена — вот чем была галерея третьего этажа, и она ждала актеров для предстоящего спектакля.
Навстречу, от стойки бара, шагнула фигура — невысокая, стройная, с копной рыжих волос. Вика сделала несколько шагов и остановилась.
— Привет, Алиса. Спасибо, что согласилась прийти.
— Здравствуйте.
Алиса Кручинина откровенно рассматривала ее, и Вика усмехнулась.
— Ты не видела меня раньше?
— Нет. — После паузы. — Я бы вас запомнила.
— Точно, ты бы меня запомнила! — Виктория хрипло рассмеялась. — У нас с тобой много общего, Алиса. Гораздо больше, чем может показаться со стороны.
Девушка не пошевелилась, не отвела взгляда, но что-то в ее глазах заставило Вику резко обернуться. Кирилл, показавшийся ей в тусклом свете огромным, как тролль, возник из-за ближайшей витрины, и приближался так быстро, что даже если бы в его руке она не видела пистолета, то все равно не пыталась бы бежать.
Вики хватило лишь на то, чтобы, вскрикнув, броситься к перилам в надежде привлечь внимание охранника. Тот так и не изменил положения: стоял спиной к ней возле витрины.
«Это не охранник! — вдруг с ужасом поняла она. — Это манекен!»
А в следующую секунду ледяная рука зажала ей рот.
— Это у нас с тобой много общего, — прошептал ей в ухо Кирилл, воткнув под лопатку Вике дуло пистолета с такой силой, словно держал нож. — Мы оба хотим друг друга убить. Разница в том, что у меня это получится.
Он с легкостью потащил загребавшую ногами женщину вглубь, подальше от края галереи, чтобы их не заметили случайные покупатели. Алиса стояла неподвижно и смотрела на них, сжав кулаки.
— Пошли, — бросил ей Кирилл. — На четвертый этаж!
Извивающаяся Вика поняла, почему она до сих пор жива и отчего он не придушил ее сразу. «Они хотят сбросить меня с четвертого этажа! Ему нужен либо несчастный случай, либо самоубийство, а для этого на теле не должно быть следов насилия». В отчаянной попытке освободиться она попробовала укусить его ладонь, но это было бесполезно, а когда она замахала руками, щелчок сзади заставил ее замереть.
— Выстрелю. — Кирилл произнес это бесцветным голосом, и Вика сразу ему поверила.
Да, если она не оставит ему шанса убить ее по-тихому, он выстрелит. Он не будет рассуждать о том, как избежать наказания или придумывать объяснения — он сперва убьет ее, а потом станет решать возникшие в связи с этим проблемы.
Кручинин волок Вику в сторону лестницы, и Алиса молча шла за ними, похожая на привидение. «Значит, она знала все заранее. Он ее предупредил. Она меня встретила, и теперь им остается только сбросить меня сверху и сбежать».
Вика представила, как ее тело падает вниз с четвертого этажа, и застарелый страх — боязнь высоты — ожил в ней с такой силой, что она извернулась по-кошачьи, ударила Кирилла ногой в пах и, как только его рука разжалась, отскочила в сторону, с ужасом ожидая выстрела.
— Сука, — прохрипел Кручинин, согнувшись пополам. — Лиса, не пускай ее!
Вика оказалась в ловушке: за спиной ее была витрина магазина, впереди стоял Кирилл, дорогу влево преграждала Алиса. Но даже если б девушки и не было, пистолет в руке ее бывшего мужа не оставлял ей шансов.
— Слушай, — сказала она, обращаясь только к нему, и стерла кровь с треснувшей губы. — Ты ничего не знаешь.
— Сука… — Он смотрел озверело и, кажется, даже не понимал, что она говорит. — Попробуешь кричать…
— Послушай меня, идиот! Я не собираюсь кричать! Я хочу тебе кое-что объяснить…
— Откуда птицу взяла, а? Сенька, сволочь, подбросил?
«Какую птицу?!»
— О чем ты говоришь?! Ты с ума сошел?
— Думала, я тебя не поймаю, а?!
Он сделал к ней шаг, и Вика вжалась в стену.
— Клянусь, я не понимаю, о какой птице ты говоришь! — скороговоркой произнесла она. — Объясни мне! Ты видишь, я не кричу, хотя могла бы!
Кирилл остановился, потому что внезапно почувствовал сомнение. Он готов был отдать правую руку, поручившись за то, что недоумение в ее глазах было не сыгранным, а искренним. И дело здесь было вовсе не в том, что она боялась смерти.
— Птица, — прорычал он и ткнул пистолетом Вике в грудь.
Она едва сдержала крик ужаса, но он не выстрелил, а просто показал ей, что имеет в виду, и, опустив глаза, она неожиданно поняла, о чем он.
— Брошь?! При чем здесь брошь?!
Она умоляюще посмотрела на Алису, но та стояла на месте, сильно побледнев, и на ее лице было смятение.
— Клянусь, я ничего не знаю про брошь! — повторила Вика дрожащим голосом, обращаясь уже к Кириллу. В эту минуту ей было проще иметь дело с ним, и не потому, что пистолет был в его руке. — Мне привез ее сыщик! Сергей! Он нашел ее в вашем шалаше!
— Шалаше?!
— Да! Она была спрятана в земле, в маленьком тайнике! Сыщик отдал ее мне, и больше я ничего не знаю!
Она тихо заплакала, и Кирилл чуть опустил пистолет. С минуту он смотрел на Вику, скорчившуюся возле стены, и совсем забыв про ту, что стояла молча в нескольких шагах от него, а потом негромко рассмеялся.
От неожиданности Вика подняла голову и недоверчиво уставилась на него. Кирилл продолжал смеяться, и это была горькая, злая, недоверчивая насмешка над самим собой и над тем, как все сложилось.
— Ты дура, да? — спросил он, брезгливо рассматривая ее. — Столько лет… так ничего и не поняла? Это я ее убил! Понимаешь? Я!
— Кого?! — выдохнула Вика.
— Ту стерву, из-за которой Сенька пошел срок мотать! Орала она громко, вот я и не сдержался.
Девчонка заорала так, что у него заложило уши от ее визга, и Кирилл слегка приложил ее — без особой злобы, просто чтобы пришла в себя.
— Услышат… — проскрипел сзади Сенька.
— Нет здесь никого. Слышь, ты, нервная, снимай шубу.
Он ведь и не особенно разозлился на нее за этот истошный вопль. Но когда она остервенело вцепилась ему в лицо и снова завизжала как драная кошка, Кирилла окатила волна страшного, непереносимого бешенства, и он, выхватив нож, ударил ее с силой туда, где уже расстегнутая наполовину шуба расходилась, открывая что-то белое, кружевное, вызывавшее в памяти редкие слова вроде «батист» или «гипюр». Визг словно надломился, и она, не издав даже стона, свалилась им под ноги. Кирилл стоял и тупо смотрел, как по этому белому, кружевному стремительно расползается, словно красные чернила по промокашке, ее кровь. Он перевел взгляд на лицо девчонки — оно на глазах бледнело. Она упала в сугроб, и задранный вверх подбородок торчал из снега так, что сразу становилось ясно: то, что случилось, необратимо.
— Твою мать… — потрясенно охнул сзади Сенька. — Кирюх, да ты ее кончил.
Они даже не стали оттаскивать тело в сторону — разделали ее прямо там, выгребли все, что было при ней. Кирилл никогда не видел, чтобы баба таскала на себе столько драгоценностей. Целую тонну, не меньше! Перед тем как уйти, Кручинин бросил взгляд на застывшее мертвое лицо, и мысль его заработала.
— Если нас возьмут, скажешь, что это ты ее, — сквозь зубы бросил он Головлеву, когда они быстрыми шагами, но не переходя на бег, уходили дворами и переулками.
— Чего это? — вскинулся тот.
— Скажешь, что был один, — продолжал Кирилл, в котором внутренний метроном начал отсчитывать время до того момента, когда Сеньку схватят, и времени этого оставалось очень немного. — Если двое, то сам знаешь — дадут по полной. А так отсидишь лет пять, тебе еще срок скостят за примерное поведение.
— Да ты чё, спятил?…
— Тихо. Слушай.
Пока Кирилл говорил, Сенька не перебивал его.
— Деньги останутся у меня, — сказал Кручинин, — я вложу их в дело. Ты сам знаешь, что у меня они будут работать, а у тебя как вода через пальцы утекают. Ты в этом ничего не понимаешь, оно и не требуется — у тебя я есть. Выйдешь через пять лет, твоя доля будет тебя ждать, станешь обеспеченным человеком. Или не веришь, что я за пять лет подняться смогу?
Сенька искоса взглянул на напарника, но вместо ответа спросил другое:
— А с чего ты решил, что нас обязательно возьмут?
— Не нас, — поправил Кирилл. — Тебя. Возьмут, точно тебе говорю. Девка-то непростая, и зря мы к ней сунулись.
— Зря ты ее ножом пырнул, вот что!
Кирилл остановился, развернул за плечи щуплого Головлева лицом к себе и наклонился к нему.
— Нет, Семен, — доверительно сказал он. — Это не я ее пырнул. Это ты ее пырнул.
Когда разбирали цацки, Кручинину бросилась в глаза брошь, сдернутая Сенькой с блузки девчонки, — на застежке остался клочок вырванной ткани. Летящая птица, то ли аист, то ли цапля: сама золотая, а глазик — маленький, зеленый, вроде кошачьего. Головлеву тоже вещица приглянулась: он все поглаживал ее пальцем, словно расстаться не мог. Кирилл даже посмеялся над ним в конце концов, хотя тогда уже не до смеха было: увидели в новостях, кого убили, и внутренний метроном защелкал быстрее, оставляя времени совсем немного.
Продажей драгоценностей занимался Сенька, не посвящая приятеля в свои дела, и Кручинин торопил его, опасаясь, что возьмут их раньше, чем они успеют получить деньги. Из-за этого, может быть, Головлев в итоге и погорел: сбытчик сдал его с потрохами, а все потому, что человек оказался непроверенный, не из тех, с кем привык работать Семен. Зато деньги они получили — такую сумму, какой раньше Кирилл в руках не держал. И когда Сеньку действительно взяли, обещание свое Кручинин выполнил: раскрутил дело. На первоначальный капитал ему только-только хватило, но затем все пошло удачно, и Кручинин, как он сам о себе говорил, поднялся. Правда, Сеньку закрыли не на пять лет, как тот рассчитывал, а на шесть с лишним, но это уже была не Кирилла забота.
То, что Банкир, с которым он обедает раз в месяц, — отец их жертвы, вскоре после смерти дочери переехавший из своего города в Москву, Кручинин узнал случайно: увидел у него на рабочем столе фотографию девчонки в белой кружевной блузке и оцепенел, в одно мгновение вспомнив все: и блузку, и ее визг, и выпяченный в небо подбородок. Фамилию убитой он запомнил еще тогда, когда о них стали писать газеты, но ему и в голову не пришло сопоставить ее с фамилией своего нового приятеля. Сперва Кручинину было не по себе. Но после, осторожно разведав подробности личной жизни Банкира и окончательно убедившись, что это и в самом деле он, Кирилл даже стал находить удовольствие в том, чтобы иногда, под настроение, позволять себе всякие забавные мысли в компании Банкира. Поглядывал на него за бокалом красного вина, а сам вспоминал кровь, растекающуюся по кружеву, и изнутри поднималось что-то такое сладостное и щекочущее нервы, как будто прижимаешь острую бритву к коже и никак не обрежешься.
Однако мысли мыслями, а одно он знал точно: Банкир убьет его, если узнает, кто причина смерти его обожаемой дочери. Он — не менты: ему не нужны будут доказательства. И раз уж судьба, считал Кирилл, скорчила ему хитрую гримасу, и единственный человек, готовый дать ему денег, заставит его подыхать в мучениях, если узнает правду об их прошлом, — значит, нужно скорчить такую же гримасу судьбе. Никто ничего не узнает.
Увидев золотую птицу на Викином платье, Кирилл понял, что произошло. Сенька не продал брошь, а отдал ее Вике, рассказав о том, как она попала к нему. Или же Головлев, пугливая сволочь, подстраховался на случай своей смерти, придумав хитрый фокус с письмом от нотариуса, и уже семь лет назад Вика знала правду, но понятия не имела, что с ней делать. И лишь теперь, когда она раздобыла достаточно полную информацию о его жизни, ей пришло в голову использовать птицу — показать ее человеку, который сам подарил ее дочери, и ответить на все его вопросы. Кирилл поступил бы точно так же.
Но от одного шага, решил он, Вика все же зря не удержалась — от того, чтобы не показать ему брошь. Если бы она сделала все втихую, его тело уже искали бы с милицией, но ей мало было уничтожить его — она хотела сперва показать, что он в ее полной власти. Зря показала, потому что Кирилл ее опередил.
— Ты убил девушку, из-за которой посадили Сеню? — сдвинув брови, повторила Вика, словно не в состоянии была поверить ему. — Как?! Это был ты?! Но почему же он тогда на суде признался??!
Дурак ты, Кирюша, сказал себе Кручинин. Сам себя перехитрил. Ни черта она не знала, и брошь оказалась у нее случайно.
— Почему сел? — усмехнулся он. — Потому что жадный был твой Сеня до денег, урвать хотел побольше. Вот мы и договорились, что он за меня сидит, а я за него деньги зарабатываю. Каждому — по способностям. Алиби мне родители-алкаши за бутылку согласились сделать. Они бы и без бутылки согласились, но так оно надежней вышло.
— А потом? — прошептала она так тихо, что он не сразу расслышал.
— Потом? А что потом? Потом Семен вышел и стал денег с меня требовать.
— А ты не хотел ему давать…
— Не хотел. Потому что поумнел с годами и понял, что Сеньке на зоне шесть лет чалиться было не особенно в тягость, а я в это время потом и кровью на булку с маслом зарабатывал. Нет, денег-то я ему предложил — половину того, что мы за цацки выручили. Только вот, Викуш, какая проблемка нарисовалась: Сеньку-то это не устраивало! Ему больше хотелось. А на «больше» я был не согласен.
— И ты его привез на остров и там убил… — одними губами сказала Вика.
— Само собой, — легко согласился Кирилл. — А как же иначе-то, Викуш? Если со мной по-плохому, так и я по-плохому. А если по-хорошему, вон, как Алиска, то и я с ней по-хорошему.
Он кивнул на жену, словно она была неодушевленным предметом.
— Но частички кожи… частички кожи под ногтями не твои, — с усилием выговорила Вика, даже не взглянув в сторону Алисы. — Как же так?
— Слушай, а там совсем смешно получилось, — почти охотно сказал Кирилл. — Представляешь, на остров заплыл какой-то малолетний придурок из деревни — настоящий придурок, вроде дауна. Сцепился с Сенькой, они подрались и в яму брякнулись. Придурок испугался и свалил, а Сенька остался в яме лежать, потому что расшибся о камни. Я от их воплей проснулся, выхожу из шалаша, смотрю — один драпает, а второй валенком лежит. Я спустился, камешек покрупнее взял и огрел Сеню по глупой головушке пару раз. Да ему бы и одного хватило — треснула его коробка, как гнилой орех.
Вика вцепилась ногтями себе в руку с такой силой, что на коже выступила кровь.
— Там и была одна гниль внутри, гниль да глупость. Но самое смешное… — он затрясся в беззвучном смехе. — Самое-то смешное, Викуш, потом случилось! Прибежал этот идиот обратно, а с ним девчонка, и давай они нашего Сеню закапывать! Решили, значит, что это даун его прикончил и теперь нужно тело спрятать. Посмотрел я на них, посмеялся, а потом домой поехал. Вот так вот, Викуш. Вот так. Ну что, интересную историю я тебе рассказал?
Вика смотрела на него, не моргая, и он легко мог читать на ее белом перепуганном лице все нехитрые мысли. «Думает, с чего это я с ней так разоткровенничался… Правильно думает, в верном направлении. Именно потому, девочка моя, именно потому».
Кирилл поднял пистолет и улыбнулся бывшей жене краешком рта.
— Ты же все понимаешь, правда? — мягко сказал он. — Не могу, Викуш, тебя тут оставить. Пойдем наверх.
Она выпрямилась и вытерла слезы тыльной стороной ладони.
— А хочешь, я тебе кое-что расскажу? — спросила она.
— Наверх пошли, — приказал Кручинин скучным голосом, решив, что она тянет время. — До трех считаю, потом выстрелю.
Вопреки его ожиданиям, она не испугалась, хотя он говорил правду. У них ушло слишком много времени на ностальгические воспоминания, и Кручинин понимал, что сюда вполне может подняться кто-нибудь из продавцов или охранников с вечерним обходом центра.
— Сосчитай до десяти, — посоветовала Вика. — Пока считаешь, я успею тебе рассказать кое-что о твоей жене. То, чего ты наверняка не знаешь.
Алиса вздрогнула, подалась ей навстречу, и Вика, взглянув на нее, уловила мольбу в ее взгляде. Но сейчас ей было не до того, чтобы жалеть кого-то, кроме себя. Так или иначе, но она собиралась реализовать свой план.
— О жене? — протянул Кручинин. — Лиска, она собирается мне что-то о тебе рассказать, слышишь?
И с ласковой усмешкой взглянул на Алису. Но то, что он увидел на ее лице, стерло эту усмешку. Обернувшись к стоящей у стены Вике, он бросил лишь одно слово:
— Говори.
Пистолет по-прежнему был нацелен Вике в живот, и она ощутила, как внутренности сворачивает спазмом. На мгновение ее охватил животный ужас, и в голове промелькнула нелепая мысль: «Я не знаю, сколько там пуль», — как будто это имело какое-то значение. Она сглотнула, отвела взгляд от пистолета и даже нашла в себе силы усмехнуться точно так же, как он, и выговорить четко и неторопливо, не глотая слова:
— Задай ей один вопрос. Спроси, какая фамилия у ее отца.
— Детка, она о чем? — вкрадчиво проговорил Кирилл, оборачиваясь к Алисе, но не выпуская Викторию из поля зрения. — А?
Алиса молчала.
— Эй, скажи ему! — подзадорила ее Вика. — Что, не хочешь? Так я сама скажу.
— Ее девичья фамилия — Веснянина, — процедил Кручинин.
— Правильно, Веснянина. Только это фамилия по матери. А по отцу у твоей любимой жены совсем другая фамилия. Сказать, какая?
Вспышка бешенства в его взгляде была ей ответом, и Вика попятилась бы, если бы было куда. Кирилл сделал еще шаг к ней, и она торопливо проговорила, почти выкрикнула:
— Пронькина! Пронькина ее фамилия по отцу!
Кручинин остановился, нахмурившись, и вдруг проблеск узнавания мелькнул на его лице.
— Пронькин?! Это же…
Расширенными от недоверчивого изумления глазами он уставился на Алису. Виктория, замершая у стены, подумала, что никогда прежде не видела его настолько ошеломленным.
— Это же зиц-председатель… Тот лох, который сдох в тюрьме! Придурок!
— Не смей!
Неистовая ярость, прозвучавшая в голосе Алисы, поразила их обоих. С девочкой, до того казавшейся заторможенной и закрывшейся от происходящего, произошло преображение настолько стремительное, что ни Кирилл, ни Виктория не ожидали этого, и Вика подумала, что, если бы пистолет был в руке Алисы, участь ее мужа была бы предрешена.
— Так ты дочь Пронькина?! — повторил Кирилл, словно не в силах поверить.
Но зрительная память уже подсказала ему, что это правда. Он вспомнил Пронькина, над которым смеялся весь завод, его рыжеватые торчащие волосы, придававшие ему вид полубезумного изобретателя, и увидел в лице женщины, стоявшей напротив, его черты. Кручинин выругался и сделал шаг назад, словно встретил призрака.
— Но зачем же ты… — выговорил он, — зачем же ты замуж за меня вышла? Зачем спасла-то, дура? Или ты любила меня?
Омерзение, отразившееся на ее лице, яснее всяких слов дало ему ответ.
— Любила? Тебя?
Она покачала головой и неожиданно улыбнулась — нежной, еле заметной улыбкой.
— Я любила папу с мамой, — сказала Алиса Кручинина, и это прозвучало беззащитно и по-детски. — И сейчас люблю.
Алиса
Я уже говорила вам, что меня зовут Алиса? Кажется, да, и даже призналась, что это мое второе имя. Но я не говорила вам всего остального…
Видите ли, я почти никогда не вру, только кое о чем умалчиваю. А знаете почему? Потому что на вранье человека очень легко поймать. А вот на умалчивании — куда сложнее. Я — виртуоз умалчивания, поверьте. Думаю, даже искренне рассказывая вам обо всем, что происходило в моей жизни, я смогла не сболтнуть лишнего.
В детстве я поменяла имя: мне не нравилось быть Ириной, и я стала Алисой. А чуть позже, когда мне выдавали паспорт, я сменила и фамилию: некрасивую папину на звучную мамину, девичью. Папа нисколько не возражал. Он очень любил меня, мой маленький смешной папа… Не просто любил — обожал, и я купалась в их с мамой любви, в нежности, в солнечном счастье, которое считала привычным существованием для себя.
Но все разрушилось тогда, когда отец решил, что ему нужно зарабатывать деньги. Он так старался быть добытчиком, так хотел, чтобы мы им гордились! А мама — она же ничего не понимала! Господи, они были такие бестолковые, такие далекие от мира, в который сунулись, что даже мыши в кошачьей клетке чувствовали бы себя привычнее, чем мои родители в мире Кирилла Кручинина.
Если бы вы только видели, как радовался мой бедный папа, принося домой большие, по его меркам, деньги… Он рассказывал, что нужен людям в фирме, изображал в лицах все серьезные разговоры, случавшиеся у него за день, и только иногда, когда мама начинала задавать слишком подробные вопросы, мрачнел и замыкался в себе. Что-то ему не нравилось в происходящем, но его сумели убедить, что все идет как надо. А он сумел убедить нас.
В конце концов все закончилось тем, чем должно было закончиться. Я видела папу за неделю до того, как… Он был не просто уничтожен — он был раздавлен, и самое ужасное заключалось в том, что он раздавил себя сам. Мы так и не узнали достоверно, что произошло в тот день в камере, и как случилось, что… Но мне всегда казалось, что для папы это был единственный выход. Понимаете, он ведь был патологически, невероятно честен и очень порядочен. Он не смог бы иначе.
А мама… Она не смогла без папы. Моя любимая, смешная, веселая мама, целовавшая меня в нос по утрам, державшая меня за руку на улице — всю жизнь, всегда, — водившая по моему лицу пушистым одуванчиком и приговаривавшая: «Наша Алиска — как одуванчик»… После того, что случилось с папой, она попала в больницу и больше не вышла оттуда. Все закончилось очень быстро. Все всегда заканчивается быстро для слабых — бог милостив к ним и не мучает их.
Самое тяжелое выпадает на долю тех, кто остается. Я осталась, и вначале я была одна, но это оказалось так невыносимо, что я вернула себе маму с папой. У меня почти получилось. Мне, правда, ужасно мешал Максим — то, что я видела в его взгляде, безжалостно выбрасывало меня обратно из моего маленького, изо всех сил удерживаемого на месте мира в тот мир, где с моей семьей случилось страшное. Где моих родителей больше не было. Поэтому я избегала говорить с ним, избегала встречаться, хотя иногда — совсем редко — мне казалось, что если и был человек, который смог бы мне помочь, то это… Впрочем, неважно.
Видите ли, я поняла, что не смогу успокоиться до тех пор, пока человек по фамилии Кручинин остается на свободе и живет счастливо. Мой папа говорил, у меня математический склад ума, и, наверное, это правда — иначе как бы мне удалось проделать все то, что я проделала в следующие два года? Я стала привлекательной, я научилась танцевать, я узнала, где человек по фамилии Кручинин любит проводить свободное время… И в конце концов познакомилась с ним. Более того, я спасла ему жизнь.
Мне становится смешно, когда я думаю, как часто люди ошибаются в оценке причин чьих-то действий. Все вокруг решили, что я спасла своего любимого мужчину, в то время как единственным моим желанием было убить его.
Понимаете, мне никогда не удалось бы подойти так близко к нему! Никогда — несмотря на все мои старания, на все попытки сделать из себя такую женщину, какая могла бы ему понравиться.
Но иногда возникает ощущение, будто бог держит тебя в ладонях. И смотрит на тебя внимательным взглядом, словно спрашивая: ты уверена в своем желании? Это действительно то, чего ты хочешь?
И тогда самое главное — не отвести взгляда от неба. «Да. Это действительно то, чего я хочу».
Я не могла знать, что именно в тот день, когда я «просто так загляну» к Кириллу, в его офис ворвется полусумасшедший человек с пистолетом и таким лицом, как будто по нему топтались ботинками, а потом следы исчезли, но воспоминание о чужих грязных подошвах осталось. Помню, как отчетливо я поняла, что он вот-вот выстрелит, и с ужасом смотрела на его прыгающий небритый подбородок и мертвенно-бледные губы с синеватым оттенком — такие бывают у перекупавшихся детей. Смотреть ему в глаза я не могла. Вы понимаете, он не промахнулся бы с такого расстояния. И он собирался выстрелить.
Меня охватил не ужас, а чувство сродни звериной тоске, когда я поняла, что человек, разрушивший мою семью, уйдет из этого мира легко и почти безболезненно — от пули, попавшей в сердце. Такую смерть нужно заслужить! Это смерть для героев, для тех, кого любит бог, а не для того, кто, не задумываясь, уничтожил моего отца, даже не помня его имени. Если бы в ту секунду нужно было пожертвовать левую руку ради того, чтобы Кирилл остался жив, я бы сделала это не задумываясь, осознавая, что и калекой смогу заставить его платить за то, что он сотворил со всеми нами.
Но мне не потребовалось ничем жертвовать, потому что мое умное тренированное тело все сделало раньше, чем я сама сообразила, как поступить. Мои ноги вынесли меня на два шага вперед, плечи развернулись, и Кирилл оказался за моей спиной. Конечно, он торчал за мной как глыба, но для его несостоявшегося убийцы мое появление все изменило.
— Не надо, — попросила я его, молясь, чтобы он понял: не убивай его сейчас, не дай ему уйти так легко, оставь мне шанс рассчитаться с ним сполна. — Прошу тебя, не надо!
И он опустил пистолет. Показалось мне или нет, но в глазах его промелькнула растерянность — не оттого, что он увидел девушку, защищавшую любимого мужчину, а оттого, что он понял, какое чувство управляет мною. А в следующий миг откуда-то сбоку выпрыгнул человек и сбил его с ног, ударил, потом еще раз, и бил до тех пор, пока чей-то отчаянный крик не остановил его. Только много позже я узнала, что, оказывается, кричала я. А потом уткнулась в грудь Кирилла и зарыдала — от облегчения, что он остался жив. И от того, что по его глазам я поняла: тот путь, на прохождение которого мне потребовались бы годы, я прошла за те несколько минут, что стояла под прицелом пистолета.
Мне обязательно нужно было, чтобы он меня любил. С людьми, которые вас любят, вы можете сделать очень многое, прежде чем они поймут, что происходит. Любящие люди беззащитны, как веточки: гни их, ломай, жги, обрывай листья, срезай кору… Мне нужно было, чтобы человек, убивший мою семью, стал такой веточкой, и я могла бы делать с ним что хочу. Конечно, он не полюбил меня в том смысле слова, какой вкладываем в него вы или я — он физически не способен на такое чувство, как безногие не способны на бег. Но в его извращенное понятие о любви входит доверие, и потому он стал доверять мне, устраивая проверки лишь изредка.
Как-то раз он подсунул мне человека, рассказавшего глупейшую историю о какой-то женщине, вздумавшей выйти за него замуж. И тот даже предложил мне взять деньги. Но в глубине души я ожидала чего-то подобного, и потому отказалась не раздумывая.
Дальше все было проще. Я разрушала его бизнес изнутри, исподволь, пользуясь тем, что он доверяет мне, и, поверьте, проявила радующую меня саму изобретательность. Если бы вы слышали, как я уговорила главного бухгалтера уйти из фирмы, то вы бы мною гордились. С журналистами все оказалось проще, а уж подкупить работника, смешавшего порченое мясо со свежим, и вовсе далось мне без проблем. Я сильно удивила Баравичова, придя к нему с неожиданным предложением, но в конце концов мы отлично поняли друг друга, хотя, кажется, он до сих пор считает меня ненормальной.
Что не на шутку озадачило меня, так это появление Романа. С одной стороны, Кирилл вполне мог устроить проверку на прочность, подсунув мне привлекательного мужчину и наблюдая, сдамся ли я или же сохраню верность мужу. С другой, мне казалось, что моя верность не имеет для него такого большого значения, чтобы из-за нее устраивать подобные проверки. Нет, что-то здесь не складывалось.
Но в случайности с рисунками и красивыми историями о придуманной девушке я тоже не верила. Мне оставалось одно: постараться как можно больше разведать у Романа, чтобы узнать, кто за ним стоит и что этому кукловоду нужно.
С Алисой в стране чудес они просто угадали. Ориентировались на имя и не знали, что именно ею я себя и представляю. А все остальное сложилось само. К тому времени, когда я отчетливо поняла, что не Кирилл стоит за этими людьми, он и сам вступил в игру — и немного испугал меня своей проверкой. Детектор лжи! Но я ведь говорила вам, что почти никогда не вру. Это помогает жить той жизнью, которой жила я.
Не думайте, что это страшно, и не думайте, что это просто. Я сказала себе, что должна выполнять свою работу. И когда он хотел, чтобы я танцевала для него, я танцевала. Стриптизершу у шеста никто не спрашивает, нравится ли ей выгибаться, призывно оттопыривая зад, — вот и меня не спрашивали. И я работала, как стриптизерша, послушно исполняя то, что от меня требовалось. Правда, плата за мою работу была куда выше, чем мятые купюры, даже самого большого достоинства.
Вы представить себе не можете, как я заботилась о предохранении. Я не продумала этого сразу, и потом меня словно обожгло, когда я представила, что могу зачать ребенка от Кирилла. Как ни странно, но секс не вызывал у меня и десятой части подобных эмоций: механическое действо, которое далеко не всегда доставляет удовольствие обеим сторонам. Все, что мне нужно было, — это терпеть и чуть-чуть играть. Кирилл не был внимателен ко мне, и я радовалась этому так, как иная женщина радуется редкой небрежной ласке любимого мужчины.
Я приучила Кирилла к тому, что могу пропадать где угодно, и он не беспокоился и не пытался меня найти, если только я возвращалась не позже полуночи. Наверное, он думал, что я не в себе, и в каком-то смысле так оно и было. Но я не смогла отказать себе в удовольствии купить двух неразлучников, удивительно напоминавших моих родителей.
Глядя на них, я думала, что нет ничего хуже, чем убить невинных, беззащитных — тех, кто не может причинить вреда. Мой муж только и делал, что убивал пересмешников. Он делал это не со зла, а потому что такова его природа — природа человека, давящего жизни всех, кто оказался рядом в неудачную для себя минуту. Каждое утро я смотрела на маленьких смешных птичек и вспоминала, как счастливы мы были.
Даже жаль, что я не успела реализовать идею по вычислению того, кто продавал информацию Баравичову. В результате нехитрой комбинации виноватым должен был остаться Давид, правая рука Кирилла… Уверяю вас, он никогда не смог бы доказать свою невиновность — зерна сомнения, посеянные в мозгу моего мужа, сделали бы свое дело, и Кирилл избавился бы от Давида. А вместе с ним — от весомой доли профессионализма и, главное, осторожности, которой так не хватает ему самому.
Я очень многое не успела сделать. Женщина, взявшаяся из его прошлой жизни, — похоже, еще одна из породы пересмешников — нарушила все мои планы, но я даже не могу сказать, что сожалею об этом.
Наверное, я слишком устала.
Вика засмеялась низким смехом, и Кирилл вздрогнул, услышав его.
— Папу с мамой любила… — повторила она. — Дорогой, ты только подумай, как просто и красиво тебя использовали!
— Заткнись!
— Все вернулось бумерангом, Кирюша… Сколько ты прожил счастливой семейной жизнью? Год? Полтора? И все это время думал, что рядом с тобой преданный человек? Да у тебя просто талант окружать себя преданными людьми!
— Я сказал, заткнись!
— А если нет, то что ты сделаешь? Убьешь меня? Доставишь такое удовольствие своей — ха-ха! — любимой жене? Она посадит тебя, Кирилл, ты же это понимаешь! Посмотри на нее!
Ствол пистолета теперь был нацелен на Вику.
— Или ты попробуешь убить нас обеих? — продолжала она, не обращая больше внимания на оружие. — Тогда, боюсь, тебя ждет электрический стул! Ах, позволь, у вас же нет электрического стула… Тогда пожизненное. Тоже неплохой вариант, как ты считаешь?
Лицо Кирилла исказилось так, что Вика решила — сейчас раздастся выстрел. Но он не выстрелил.
— Или все-таки ее? — Вика кивнула в сторону Алисы. — Мы с тобой играли в честную игру — нам есть за что расплачиваться друг перед другом. А вот то, что твоя жена сделала с тобой… — Вика развела руками, — я даже не знаю, как это назвать. Пожалуй, она отомстила за нас обеих, так что я клянусь оставить тебя в покое.
Ее настораживало, что Алиса Кручинина молчит и смотрит на нее пристально, словно пытается проникнуть в ее мысли — от этой девчонки теперь можно ожидать чего угодно.
— Знаешь, это было даже весело, — внезапно сказала Алиса и сделала шаг к мужу. — Особенно когда ты упрашивал меня поработать бухгалтером.
— Стой, сучка, где стоишь, — предупредил тот.
— Целый год… — подала голос Вика. — Не могу даже представить, сколько дел она натворила в твоей фирме!
— Знаешь, почему сбежал Туканов? Это я его заставила. — Второй шаг навстречу мужу.
— Стой на месте!
— Кирилл, а когда она спала с тобой, она кричала? И ты за весь год не понял, что она кричит от отвращения?
— Заткнитесь обе, суки!
— Еще немного — и ты потерял бы все. — Третий шаг навстречу мужу. — Да ты уже почти потерял.
— А ты, должно быть, думал, что это я продала тебя Баравичову! — сочувственно покачала головой Вика. — Нет, Кирилл, ты ошибся — он не стал со мной сотрудничать. Понятно почему — ему вполне хватало твоей женушки!
— А теперь, когда я знаю историю с убийством, — сказала Алиса Кручинина и пошла к Кириллу, двигаясь легко и грациозно, словно танцуя, — клянусь, первое, что я сделаю, это расскажу ее твоему Банкиру. Тогда он убьет тебя, а я останусь жить!
По губам ее скользнула странная невеселая улыбка.
И прежде чем Виктория успела сказать хоть слово, прежде чем Данила Прохоров, стоявший за углом ближайшего магазина, успел добежать до них, Кирилл Кручинин поднял пистолет и всадил три пули в худенькое тело Алисы Кручининой.
А в следующий миг Кручинина ударило, будто снарядом, и он отлетел к поручням, ограждавшим галерею. Большое, тяжелое тело его от этого удара перевалилось через перила, и последнее, что успел увидеть Кирилл, прежде чем полететь вниз, это перепуганное лицо охранника, которого его бывшая жена приняла за манекен.