Глава 26

Двести приглашений на открытие салона «Черный бриллиант» Филипп передал Фонду культуры. Там помучились, вычисляя из безразмерной и пестрой «тусовки» самую что ни на есть элиту. Пока дамы с кавалерами теряли сознание в салоне от роскоши коллекции и цен, Дина в костюмерной боролась с золотыми босоножками. Она не хотела их надевать. Стилисты убеждали ее в том, что у них не может быть альтернативы. Они, конечно, были страшно эффектны, эти босоножки от Роберто Кавалли со стразами между тонкими перепонками. Но Дина никогда еще не видела такого высокого тонкого каблука. И ей казалось невероятной возможность постоять в них, не падая, хотя бы три минуты.

— Можно я покончу с собой более удобным способом? — спросила она.

Но ее заставили надеть босоножки. И она, не веря собственным ощущениям, прошлась по комнате. Более удобной обуви она никогда не носила. Она почувствовала себя легкой, невесомой и очень устойчивой.

— Ну вот, — удовлетворенно сказала костюмер. — Так всегда. Никто не знает, что изготовление подобной обуви нуждается в точных расчетах. Как при строительстве космического корабля. Секрет в том, чтобы тяжесть тела равномерно распределялась по всей стопе, а не приходилась только на пальцы. Этот секрет открыл еще в тридцатые годы великий мастер Сальваторе Феррагамо. Именно в его туфлях на высоком тонком каблуке бегала по нескольку дней подряд Мерилин Монро.

Ричард задумчиво разглядывал своих гостей. Он почти никого не знал лично, и ему мало что говорили фамилии известных в России актеров. Но Штайну обычно не требовалось много времени, чтобы приподнять пресловутый флер анонимности толпы. Настоящее потрясение он испытал на своей исторической родине — Украине. Он увидел там такую нищету, такую концентрацию несчастий, что с трудом соотносил это со временем, прогрессом, элементарными социальными достижениями других стран. Но поразило его другое: терпение, достоинство так называемых простых людей и, главное, уверенность в том, что им никто никогда не поможет. Хотя, судя по нарядам и украшениям дам в этом зале, в стране есть богатые и очень богатые люди. Они, конечно, не обязаны никому помогать. Просто в других странах любой капитал работает на государство, а государство обеспечивает нормальную жизнь всех граждан. Эти люди — вне государства. Те, на улице — старики, сдающие пустые бутылки, дети, просящие милостыню, — тоже вне его. Где же оно, государство, в России? На Украине?

Филипп ходил между столиками, приветствуя приглашенных. Пестрая, пышная публика. С первого взгляда почти как в Голливуде. Но почему-то нет сомнения в том, что это не Голливуд. Когда Штайн сильно ограничивал число приглашенных, он надеялся, что в избранном кругу будет меньше бизнесменов, похожих на бандитов, и дам, смахивающих на проституток. Филипп увидел Сергея, чуть в стороне стояла Лариса и делала вид, что они вместе. Лариса была в розовом длинном платье с открытыми плечами, броской шали — розовой с одной стороны и желтой с другой — и в прекрасном ожерелье из разноцветных камней. Сергей был в темном костюме. Выражение лица — ироническое.

— У тебя очень привлекательная жена, Серж, — Филипп поцеловал Ларисе руку. — Выпьем немного шампанского? Скажи, эти люди, кто они по роду занятий?

— Актрисы, актеры, певцы, певицы, журналисты, олигархи и шестерки. Б…и и бл…ны.

— О! Мы приглашали только высший свет.

— О! Вы не знали, что у нас в высший свет приходят с воровскими бабками. Если тебя, Фил, смущают некоторые бандитские хари в этом благородном собрании, то ты не прав. Счастлив тот предприниматель в Москве, которого уважают братки. И наоборот.

— Очень надеюсь на твои консультации.

Дина рассматривала собравшихся, чуть отодвинув занавес, отделявший зал от небольшой комнаты с уютными креслами, где она пила кофе и ждала, когда за ней зайдет Ричард. Большинство гостей были ей знакомы. Здесь находились актеры, которыми она по-настоящему восхищалась. Были и другие — те, кто стал актером благодаря инкубатору-сериалу. Поп-звезды, которых можно было воспринимать лишь с определенной долей юмора. И самая развязная, шумная, вездесущая категория — дети. То есть взрослые люди, ничего собой не представляющие, но получившие возможность стоять на ушах благодаря деньгам родителей. Громче всех орала и больше всех пила деваха, дочь покойного демократа. Дочь известного депутата привела с собой самого известного в Москве криминального авторитета. Внук бывшего президента отпускал пошлые шуточки, над которыми подобострастно хохотала стайка девиц, условно называемых моделями. «Если Ричард не поторопится, ему не удастся увидеть высший свет в здравом уме и твердой памяти. Напиваются все, как сволочи», — не слишком озабоченно подумала Дина. И вдруг в зале возникло какое-то шевеление. На пороге появилась Наташка в платье швейцарского кутюрье Даниэля Германа. Дина очень сомневалась, когда та его выбрала. Сейчас стало ясно, что девочка оказалась права. И дело не в платье, а в самой Наташке.

В ее способности выделяться на любом фоне. Девочка-дюймовочка с прелестным невинным личиком, волной длинных пепельных волос была в белом платье до колен, с красной отделкой рюшем в виде гармошки, которая правильным полукругом шла от шеи до середины правого бедра. Левый рукав был вполне школьным — чуть выше локтя, а справа, кроме рюша, ничего не было. Полностью обнаженное плечо, грудь, часть живота и приличный кусочек бедра. Наташка нерешительно постояла, озираясь, увидела Сергея и Филиппа, почувствовала себя уверенней и пошла к ним своей непринужденной походкой, отвечая дерзким взглядом всем, кто на нее смотрел. Проходя мимо скульптурной группы моделей, которым она доставала в лучшем случае до груди, Наташка опустила на мгновение ресницы и вдруг, развернувшись, откровенно уставилась на кавалеров девиц. И те, как загипнотизированные, потянулись к чудному видению, но Наташка уже вильнула полуобнаженным задом. Филипп, галантно склонившись, усадил ее на одно из самых почетных мест. Дина заметила торжествующий блеск Наташкиных глаз и жест, которым она отодвинула маленькую рюмку, заменив ее огромным бокалом.

Внезапно зажглись яркие хрустальные люстры, прожекторы у стен, и Ричард вышел к гостям под руку с Диной. Их встретили аплодисментами. Штайн приветствовал присутствующих на английском, тут же переводя на русский.

— Я не просто приехал в вашу страну. Я вернулся на родину предков. Не буду искать слова, которые могли бы выразить мою любовь, волнение, лучшие чувства. Все прекрасное, что я мог бы сказать, вы увидите в лице этой удивительной девушки. Такое лицо мы искали по всему миру, а нашли здесь, в нашей с вами Москве.

Аркадий Орлов лежал на диване в жутко захламленной комнате. Посуда, простыни, лекарства, ночные сорочки валялись везде. Но Аркадий регулярно совершал героические усилия по отделению грязного от чистого. Стирая, он обычно предавался сладостным мечтам об изощренной мести своим врагам. Света полусидела на кровати в той же комнате. Оставить ее одну надолго он пока не решался. Их контакт сводился к довольно слаженному физическому взаимодействию; он переворачивал, переодевал ее, как куклу, она не сопротивлялась, а иногда издавала звуки, которые можно было трактовать как удовлетворение. В комнате, как всегда, работал телевизор, Аркадий смотрел новости, думая о чем-то своем. Вдруг кто-то что-то произнес. Не по телевизору, а рядом. Аркадий не сразу понял, в чем дело, затем взглянул на Светлану: она смотрела на экран и достаточно внятно говорила: «Лариса».

— Ни фига себе, — удивился Аркадий и вновь перевел взгляд на экран.

Мелькнуло действительно знакомое лицо. Эта баба, кажется, работала со Светкой в «Останкино». А затем камера задержала и приблизила другое лицо, еще более знакомое. В ночных кошмарах Аркадию иногда является это лицо. Тамара Синельникова.

— Вот как в люди теперь выходят, — пробормотал он. — Выскочила из психушки, привлекла всех к суду, а сама цветет и пахнет за таким роскошным столом.

Ричард и Дина сели за столик к друзьям. Дине от волнения есть совсем не хотелось. Она отпила немного шампанского, положила себе ложку салата из абрикосов, овечьего сыра, креветок и кукурузы. Рядом сидела Тамара, очень эффектная в черном платье с подаренной Диной золотой розой на плече. Филипп придвигал к ней то хрустальную вазу с черной икрой, то блюдо с ломтиками ананаса, она что-то брала, клала себе на тарелку, но ни к чему не прикасалась.

— Что ты, Тамарочка? — спросила Дина. И когда подруга повернулась к ней, увидела, что ее глаза полны слез.

— Я думаю не о том, о чем надо бы, Диночка. И ничего не могу с собой поделать.

— Скажи мне, о чем.

— Зачем Вика пошла в тот день в ту квартиру… О том, что наши девчонки стоят сейчас в больнице в очереди за кефиром. Нам давали перед сном половину маленькой металлической кружки с хлебом, оставшимся от обеда. Мне не хватало кефира, и Маринка переливала мне в кружку свой.

— Слушай, а давай соберем кучу всякой вкуснятины и отвезем в больницу, хочешь? Я только немножко с делами разберусь до отъезда, но мы обязательно успеем.

— Конечно. Ты молодец.

— А сейчас сделай одолжение, посмотри в сторону Филиппа, ведь он тает, глядя на тебя.