Глава 15
— Данюша! — вопила я в трубку, — мне срочно нужно тебе кое-что рассказать!
— Потом, все потом. Я уезжаю.
— Что? — поперхнулась я от негодования. — Ты, наверное, не понял, я хочу тебя видеть немедленно!
Даниил тяжело вздохнул и сказал тоном, каким разговаривают с непослушными дитятками:
— Понимаешь, мне сейчас никак не вырваться. А вот чуть позже…
— Ах, так? Тогда я приеду к тебе сама!
Аргумент был убийственный. Я прекрасно знала, что Дан не выносит, когда я в позднее время перемещаюсь по городу в одиночестве. Тем более после всего произошедшего он будет категорически против.
— Только попробуй! — заорал муж, мигом растеряв свое спокойствие.
— И попробую! А если не застану тебя на месте, заночую у кого-нибудь из подруг!
И я мстительно бросила трубку.
Конечно же, телефон сразу зазвонил.
— Не надо тебе никуда ехать, я сейчас сам буду. Собирайся, поедешь со мной. По дороге все расскажешь.
Я радостно влезла в джинсы, надела легкую куртку. Потом подумала и взяла с собой ноутбук и диск с фотографиями. На всякий случай — вдруг Даниил соблаговолит по дороге посмотреть.
Вскоре он подъехал и позвонил мне снизу, решив не подниматься. Я аккуратно открыла тяжелую подъездную дверь, стараясь не напрягать больное плечо, и с неудовольствием посмотрела на Даниила: обычно он открывал мне двери, даже когда я была здорова, а тут будто бы и забыл обо всем.
Муж сидел в машине, задумавшись.
— Давай быстрей, поехали, — сказал он, едва я подошла, и только потом спохватился: — Ой, извини, что не помог.
— Да ладно уж, — милостиво простила его я. — Рассказывай, что тебя так из колеи выбило?
— Елена нашлась. В соседнем городке. Я… а точнее — мы с тобой сейчас едем туда. Знаешь, когда я впервые встретил ее, — продолжал он, — она была в нежно-лазоревом платье, удивительно шедшем к ее огромным голубым глазам. Облако белокурых волос обрамляло худенькое личико, а от всей фигурки веяло такой трогательной беззащитностью, что хотелось ее приласкать и обогреть…
Я покосилась на него и, заметив смягчившую обычно суровые черты его лица нежность, почувствовала укол в сердце. И ворчливо обронила:
— Я ревную.
— Ну что ты, — грустно улыбнулся супруг, — это было так давно, будто в другой жизни. А воспоминания о неповторимых днях юности всегда вызывают ностальгию. Так что зря ты ревнуешь. Знаешь, она много рассказывала мне о своем детстве. Как-то раз, ей было лет пять, сестра Ольга, улучив момент, когда отец надолго ушел, принесла мороженое и необыкновенно вкусные пирожные с кремом, которые были запрещены в их доме. Маленькая Елена перепачкалась с ног до головы, и Ольге пришлось торопливо ее купать, при каждом шорохе оглядываясь на дверь. А спустя три года отец уехал на моления в другой город. Ольге удалось где-то раздобыть денег, и она устроила младшей сестре праздник — повела ее в парк. Там было так весело, что когда пришло время уходить, Елена расплакалась. Но, считая себя взрослой, стыдилась своих слез, хоть и не могла их сдержать. Тех воспоминаний хватило потом на много безрадостных лет после бегства Ольги. Видно, смерть матери и исчезновение сестры подорвали детскую психику, потому что Лене постоянно снились кошмары. Она даже рассказывать не могла о них спокойно, у нее сразу текли слезы. Я пытался уговорить ее пойти к врачу, интуитивно понимая, что повторяющийся сон должен иметь какую-то предысторию, но она каждый раз упиралась. И еще у нее была большая обида на сестру.
— За что? — ахнула я.
— Ольга уехала и не появлялась долгих семь лет, а Елена все время ждала ее, надеялась, что сестра вернется и заберет ее у отца. Но та не возвращалась. Приехала она, только когда мы уже жили с Еленой вместе в студенческом общежитии.
— И как Ольга объяснила свое отсутствие?
— Да никак. Елена просто не дала ей вымолвить ни слова — захлопнула перед ее носом дверь. Я пытался что-то сказать, но моя бывшая жена пришла в такое возбуждение, так кричала, что я оставил попытки помирить сестер.
— А как получилось, что отец, никуда не отпускавший Елену, вдруг позволил дочке поехать учиться в другой город?
— По ее словам, она пригрозила ему. Сказала, что повесится, если тот не позволит ей поступить в университет. Наверное, отец испугался, что дочь действительно сделает это.
Даниил надолго замолчал, глядя на дорогу. А я затихла, стараясь справиться с раздражением. Воображение рисовало ангельский образ светловолосой девушки в голубом, нежной и трогательной, такой красивой, что при воспоминании о ней у моего мужа просветлело лицо. Вскоре трасса кончилась, начались приземистые окраинные домишки, примостившиеся по краям узких улочек, и нас затрясло по кочкам и ухабам.
— Приехали. Здесь, — указал рукой на одно из строений Даниил, припарковывая на свободное место автомобиль.
Впрочем, даже если бы он ничего не сказал, я бы сама догадалась, так много было рядом с этим домом машин и людей. Местные жители стояли молча, угрюмо глядя на деловитую суету милиции, некоторые вполголоса переговаривались.
К нам сразу подошел участковый и повел нас куда-то, ловко лавируя между людьми и автомобилями.
Елена сидела, сложив руки на коленях. Я внутренне содрогнулась — женщина разительно отличалась от нежного образа, нарисованного моим воображением. Морщины ее до времени постаревшего лица были собраны в гримасу скорби, а глаза смотрели внутрь, созерцая видимое только ей самой.
— Лена… — Даниил склонился, тронув ее за плечо. Она никак не отреагировала.
— Ей сделали укол, — словно извиняясь, пояснила медсестра, сочувственно глядя на него.
— Да, понимаю, — ответил мой муж. И, повернувшись к подошедшему следователю, спросил: — Как это произошло?
— Соседи услышали крик из дома ее отца. Входная дверь была открыта, что уже показалось странным при том затворническом образе жизни, который вел мужчина. Он давно никого не пускал к себе, держа всегда дом запертым, даже по улице проскальзывал незаметно, низко склонившись и ни с кем не заговаривая. Крик не прекращался, точнее, перешел в вой, и соседи наконец решились, вошли. А там… Впрочем, пойдемте, увидите все сами.
В этот момент взгляд Елены вдруг обрел осмысленность, и она сказала:
— Слезы… Дождь — как слезы. Холодно. И картинки перед глазами… Оля на них, как солнечный зайчик. Оля, мне плохо! — выкрикнула вдруг она.
Медсестра тут же кинулась к ней, но врач остановил ее.
— Пусть говорит. Просто держите наготове шприц.
— Где ты, Оля? Он мучает меня… Зверь! Когда ты ушла, он долго искал тебя по городу. А когда вернулся, я не узнала его, так было перекошено его лицо. Я испугалась, хотела убежать, но он схватил меня… — Лицо больной плаксиво сморщилось, из глаз потекли слезы. — Больно. И темно.
— Может быть, все-таки сделаем укол? — шепотом спросила медсестра, но врач жестом остановил ее.
— Мне потом все время снились кошмары. Зверь приходил каждую ночь и мучил, мучил меня… — Грудь несчастной стала быстро-быстро вздыматься, она тяжело задышала. — По этой дороге когда-то давно я ходила в школу, и мальчишки улюлюкали мне вслед, обзывали чучелом…
Сегодня я снова прошла по ней домой, к отцу. Когда я заглянула в окно, он сидел у камина и что-то читал. Закончив, бросил листок в огонь, взял другой. Увидев меня, он не выразил ни удивления, ни радости. Просто опустил руки и молча глядел. Я подошла ближе и увидела почерк Ольги: «Милая сестренка моя Леночка!»…
— Ты прятал от меня письма Ольги? — спросила его я. А он зло рассмеялся. Как он мог так поступить со мной?
Елена с отчаянием посмотрела на Даниила, но сразу же взгляд ее ушел в себя.
— Он прятал от меня ее письма, — сказала Елена внезапно осипшим голосом, — и не давал мне встречаться с ней. Я думала, что сестра предала меня. А потом он стал говорить какие-то обидные и злые слова… — Лицо ее снова исказилось, и Елена заплакала, но не перестала говорить сквозь рыдания: — Он вдруг стал превращаться в того зверя. Его руки, лицо покрывались шерстью… Зверь пришел, чтобы забрать отца… его душу… Я не могла отпустить его…
Елена забилась в истерике, запуская пальцы в волосы и вырывая их клоками.
— Ставьте укол, — приказал врач, удерживая больную.
Медсестра быстро протерла сгиб локтя и ввела лекарство. Елена затихла.
— Что там случилось? — спросил Даниил, поворачиваясь к следователю.
— Пойдемте, — поманил тот его за собой. — Она убила отца. Нанесла ему больше сорока ран, превратив тело в решето.
Я, признаться, уже изрядно струхнувшая, все равно посеменила следом за мужем. Но лучше бы не делала этого. Открывшаяся картина вызвала приступ тошноты — все вокруг было залито кровью, и в воздухе кружилось невероятное количество отвратительных зеленых мух.
— Сколько он здесь лежит? — удивленно спросил Даниил у прикрывавшего платком нос следователя. — Почему такое стремительное разложение?
Милиционер пожал плечами:
— Грехи его, должно быть, слишком велики, вот и смердит. Говорят, тела святых вообще не разлагаются, а он, наоборот, сразу стал гнить. Кстати, мы дневник детский нашли, похоже, что вашей бывшей жены. Не хотите взглянуть? Как только прочтете, вы согласитесь со мной. Покойный был мерзавцем, не пощадившим даже собственное дитя.
— И что же там? — спросил Даниил, протягивая руку.
— Инцест. Старикашка лет с десяти насиловал дочь, а ей мерещилось, что по ночам к ней приходит огромный зверь и причиняет мучительную боль.
Даниил отвернулся, пытаясь скрыть выступившие слезы. Но не выдержал, достал платок и промокнул глаза. Затем открыл дневник посередине, пролистал несколько страниц и, с силой захлопнув, вернул следователю.
— Не могу. Слишком тяжело. Был бы отец Елены сейчас жив, я бы сам убил негодяя.
— Да, и еще. Мы нашли оружие — газовый пистолет, переделанный для стрельбы боевыми патронами. Недавно задержали торговца, похоже, этот из его же партии. Посмотрите.
Даниил внимательно осмотрел его и повернулся ко мне.
— Конечно, нужно будет провести экспертизу, но сдается мне, что именно из этого пистолета ранили тебя.
Я опасливо покосилась на оружие и, болезненно поморщившись, прикоснулась к своему занывшему плечу.
Всю обратную дорогу мы ехали молча. Я даже не решилась отвлекать Даниила разговорами и показывать ему фотографии с диска Яковлева. Но один вопрос, мучивший меня, все-таки задала:
— Почему Елена в меня стреляла?
Даниил пожал плечами.
— Ревность. Какие еще могут быть причины? Она всегда была очень ревнива.
— То есть теперь мне все время придется жить в страхе, что она когда-нибудь снова придет и прикончит меня? — Я не выдержала и разревелась.
— Ну-ну, перестань, все уже прошло, все закончилось. Она в больнице и вряд ли выйдет оттуда.
— Что, что прошло? — перешла я на крик. — Елена в больнице, да. А кто убил Васю? Сусанну? Кто был в нашей квартире и открыл газ? И кому, в конце концов, нужно, чтобы меня посадили за решетку? Я не сбивала Вику машиной, это ложь!
Я уже орала, не помня себя, и не могла остановиться. В глазах стало темнеть, меня колотила крупная дрожь.
Даниил остановил машину, сгреб меня в охапку и держал так, пока я не успокоилась.
— Все? Можно отпускать?
Я вяло кивнула.
— Я бы чего-нибудь съел. Маковой росинки во рту с утра не было… Может, заедем куда-нибудь поужинать? — сказал муж.
— Дома рыба, запеченная с грибами. Я приготовила перед тем, как ты позвонил.
— Отлично! Тогда купим бутылочку белого вина — и домой.
Когда рыба была съедена, а вино, от которого меня порядочно развезло, выпито, Даниил выдал мне остальную информацию.
— Кстати, не хотел тебя сразу расстраивать, но шофер такси, который вез тебя в больницу, исчез.
— Даня, ты гад, — полусонно сказала я. — Так лживо успокаивал меня, прекрасно зная, что все паршиво. Куда он исчез? Как? Испарился в пространстве при большом скоплении народа? И в колдовстве, естественно, обвиняют меня.
— Я никогда не сомневался в наличии у тебя богатой фантазии.
— Спасибо.
— Пожалуйста. На самом деле все гораздо прозаичнее: он отвез тебя, написал заявление об отпуске и, сославшись на боли в сердце, отпросился домой. Больше его никто не видел. Домашний телефон не отвечает, сотовым он не пользуется принципиально. А поскольку следствие — вещь серьезная, то не исключается возможность того, что его уже нет в живых.
— Я надеюсь, следствие не считает, что и его я порешила? — мрачно отреагировала я.
— Может быть рассмотрен и этот вариант.
— Вот спасибо! Достойное завершение дня! — С меня даже хмель сразу слетел от таких известий. — Конечно же, правильным вариантом будет признан тот, который быстрее всех ведет к победе. И для лейтенанта Ярошенко лучшей кандидатуры, чем я, не найти. Кстати, а девушка — продавщица ларька? Она тоже исчезла?
Дан вздохнул:
— Тоже. Я встречался с хозяйкой. Та сказала, что у девушки целая неделя отгулов. И дополнительно она еще несколько дней в счет отпуска попросила: хотела поехать к подруге на свадьбу.
— Куда? — заинтересовалась я.
— Да в том-то и дело, что никто не знает, даже мать. Ее, судя по всему, не слишком-то интересует собственная дочь. Остается только ждать, когда девица появится сама.
— А хозяин щенка? Он что, тоже куда-то уехал?
— Его пока не нашли. Слишком мало информации.
— Ага, — заныла я, — чтоб его найти, мало, а чтобы обвинить меня в исчезновении всей троицы — достаточно.
— Ты проявляешь чудеса сообразительности, — съехидничал Дан.
— Не я проявляю, а лейтенант Ярошенко. Спит и видит, как раскроет громкое дело. И, засадив меня за решетку, получит очередную звездочку на погоны, — мне стало так жалко себя, что слезы вновь навернулись на глаза. — И ему, конечно, даже в голову не придет, что с раненым плечом я бы машину ни за что водить не стала. Ну, ты-то хоть мне веришь? Ты же можешь ему это сказать?
— Могу, — согласился Дан. — Но приниматься во внимание мои слова будут лишь как косвенное доказательство твоей невиновности.
— В смысле?
— Ну, не могла, не могла, а потом взяла — и поехала. И возразить мне будет нечего. К тому же у следователя есть собственное мнение.
— Конечно. Паршивое. Ничего хорошего я уже не жду.
— Ну, приблизительно так. Дознаватель считает, что водить машину с подобной раной сложно, но возможно.
— Возмо-о-ожно… — передразнила я. — Сам-то, как пить дать, не стал бы за руль в таком состоянии садиться, а меня можно куда угодно засадить.
— Типун тебе на язык! — возмутился Дан. — Чего ты раньше времени панику сеешь? Еще ничего не известно.
Хотя последние слова мужа немного примирили меня с действительностью, заснула я все равно под утро. Спала беспокойно, ворочаясь и от кого-то беспрестанно убегая во сне.
