15

Множество надежд возлагают люди на слово «завтра». Именно завтра происходит все, что не произошло сегодня: убирается в шкафу, выносится мусор, делается зарядка, выполняется диета, да мало ли что там завтра – главное, это происходит. Правда, «завтра» иногда бывает не на следующий за сегодняшним день, но это уже детали. Хотя уверенность в том, что завтра наступит, есть у всех.

Но не у этого человека. Очнувшись, он понял, что у него болит голова, хуже того – болят запястья, и неудивительно: он подвешен за них, металлические кандалы ссадили кожу до крови. Кто и как это с ним сделал, он понятия не имеет. Последнее, что он помнит, – это ощущение отлично проделанной работы, удовольствие от того, что выполнил желание клиента, причем оба интересующих объекта устранены одновременно, и никто в мире не оспорит, что это несчастный случай: заблудились в темноте, дорога скользкая, вот и случилась беда.

А теперь он здесь, и, похоже, его «завтра» под большим вопросом. Руки болят нестерпимо, голова раскалывается – с лица капает соленая теплая кровь. Кто бы его сюда ни притащил, ничего хорошего это знакомство не сулит. Мужчина перебирает в уме всех, кто мог бы его вот так уделать, но в данном случае нет человека, способного на это. Художники какие-то, малахольные тетки, недоучки-охранники и начальник службы безопасности, смешной парень, считающий себя профессионалом… Нет, это кто-то другой. Надо вспомнить…

– Ага, очухался все-таки! А я уж думал помочь тебе.

Голос холодный как лед, и мужчина внутренне сжимается. Он давно в своем ремесле, и то, что это голос такого же убийцы, как и он сам, ему ясно. Но – кто?

Лязгают металлические предметы – он знает, что это. Похоже, его «завтра» – это сегодня. Человек понимает, что «сегодня» будет не слишком радужным. Он думает об издержках профессии и о том, что его семья все равно обеспечена. И осознает, что сбежать ему отсюда не удастся.

– Я буду задавать вопросы, а ты должен отвечать.

– И что, ты оставишь меня в живых?

– Не будь наивным. Но я убью тебя быстро. Если станешь лгать и изворачиваться, я сделаю твои последние часы на этой земле весьма неприятными.

Паша Олешко ненавидит себя сейчас – то, от чего он бежал, настигло его. Он должен это делать. Это то, что он умеет лучше всего, и вот его умение понадобилось, чтобы уберечь от смерти людей, которые стали его друзьями.

– Кто тебя нанял?

– Послушай… Давай я свяжу тебя с ним. Уверен, ему есть что тебе предложить. – Мужчина в кандалах понимает, что должен попытаться. – Это человек, который никогда не останавливается и никогда не отступает. И ему нужны люди, которые умеют выполнять его приказы, а платит он… Ты?!

Человек уставился на Олешко с презрительным удивлением. Нет, у этого парня не могло быть такого голоса – холодного и бесстрастного, как у самой Смерти. Это всего лишь начальник охраны дурацкой архитектурной фирмы, работает на двух болванов, муштрует идиотов-охранников, неспособных уследить за двумя юродивыми. Этого… не может быть.

Но он уже понимает, что все так и есть. И на этот раз его ошибка будет стоить ему жизни, потому что замаскироваться так, как замаскировался этот парень, может только профессионал очень высокого класса.

«А ведь взломать их сервер так никто и не смог», – промелькнула мысль.

В минуту все сложилось, и он понял, какой просчет допустил, встав на пути у этого, казалось бы, практически безобидного мужика. Как же – безобидный! Да если бы сейчас ему предложили выбор: остаться здесь с Олешко или с выводком гремучих змей, он, не колеблясь, выбрал бы змей.

– Ты плохо выучил домашнее задание.

Даже лицо у него изменилось. Это уже не улыбчивый и немного простоватый душа-парень Паша Олешко. Маска сползла с него, словно поменялась кожа, и теперь это лицо тяжелое, будто вытесанное из камня, голос стал ниже, поменялась интонация, это вообще не тот человек, которого ему было велено в расчет не принимать, – и он, приглядевшись, решил, что велено правильно. Только такие простофили, как Матвеев и Панфилов, могли нанять начальником службы безопасности отставного агента, перебирающего бумажки и не сумевшего сделать карьеру. Но все было не так. Он ошибся и за это поплатился.

– Никогда не верь своим глазам. Это первое правило выживания. Тебе бы у Панфилова поучиться, а ты взял и подстрелил его.

– А что, его подстрелили? Это не я.

– Да? – Олешко задумчиво смотрит на своего гостя. – А кто?

– Клянусь, не знаю, кто, но – не я. У меня не было задания убивать Панфилова.

– Да? Ну, где-то так я и думал. Что ж, приступим. Ты готов отвечать на вопросы или мне нужно спросить?

– Нет! Нет… не надо. Послушай. Как профессионал профессионалу… Давай поговорим спокойно.

– Ты не профессионал. Так, уголовник, который чему-то где-то учился. Ты дал себя выследить и позволил увидеть себя одному из объектов. Тебя вырубили прямо на месте работы с объектом. Ты допустил очень много ошибок, которые в итоге привели тебя сюда. Хватит болтать. Кто тебя нанял?

– Я имел дело с одним человеком. Я не знаю его настоящего имени, но деньги у него есть и он знает, чего хочет, и умеет это получить.

– Где и как ты с ним встречался?

– Я никогда его не видел, только слышал. Он всегда сам меня находит. А для связи есть телефонный номер, выданный мне для этого задания, закончу – номер ликвидируют. Платит он, как правило, половину вперед, половину – потом, на расчетный счет. Кинуть его никогда не пытался и не торговался. Деловой мужик, обманывать его я бы не советовал.

– Что было тебе велено?

– Убрать Матвеева и эту тетку – но так, чтобы это выглядело как несчастный случай, никак иначе, и лучше бы обоих одновременно. Один раз я попробовал сделать это с напарником, но сорвалось – баба эта малахольная… не просчитать ее никак, все планы нам путала. Напарника моего на шоссе обставила в два счета, в аварию втянула, еле вывернулся. Сбежал, попросту говоря, а то б… И вдруг – такой подарок, они едут вдвоем в Новгород.

– И ты поехал за ними, а когда они выехали из города, решил, что время пришло.

– Да. Это было легко.

– Тогда почему ты здесь?

– Видимо, оказался недостаточно хорош. Послушай… Давай поговорим. Этот парень – очень конкретный мужик и платит за работу так, что ты станешь обеспеченным человеком. Ну что тебе могут дать эти двое кретинов? Архитекторы! Да они даже воспользоваться заработанным не умеют – сотрудников пристраивают в жизни, а сами обитают в квартирах – не в домах, машины у обоих так себе, лет по пять им. Панфилов хоть одевается нормально, да только пользы ему с этого, он все время торчит в офисе. Второй вообще блаженный, ни бабу завести, ни…

– Они мои друзья.

Мужчина осекся. Все его слова оказались ненужными. Но надо попробовать еще.

– Ты не понимаешь. Тут такой человек, он обеспечит тебя на всю жизнь, если ты сможешь выполнять его поручения чисто, а ты сумеешь. Давай я просто сейчас позвоню ему, и вы поговорите. Уверен, то, что он предложит, будет несоизмеримо больше того, что у тебя есть сейчас, да больше всего, что могут предложить эти два клоуна.

– Они мои друзья.

Олешко знает, что человек, сбивчиво и невпопад спасающий свою жизнь, не поймет его. Он и сам бы себя не понял еще пару лет назад, но не сейчас. Панфилов и Матвеев незаметно стали его друзьями – он не знает, в какой момент это случилось, но ему нравилась его жизнь, которую он сумел построить рядом с ними. Ему нравился его новый образ, он стал своим среди людей, и это оказалось приятно – быть таким парнем, у которого есть друзья, женщины, банька по выходным, рыбалка и уха с водочкой.

А вот у персонажа, от которого бежал Олешко, всего этого не было. У него вообще ничего и никого не было – только работа, о которой нельзя было никому рассказать. А потом он приходил в свою нору и спал. У него даже дома своего не было, лишь какие-то конспиративные квартиры, которые снимал не он. Он редко видел родных, лгал им о себе – а еще больше лгал сам себе, думая, что добился того, чего хотел, но это было не так. И ему надоело быть человеком, который все дальше удаляется от самого себя, превращаясь в машину для пыток и убийств.

– Нет, ты послушай! Ты подумай, тут ведь чувак не просто с деньгами, он собирается добиться власти – и добьется. Помнишь несчастный случай с депутатом Назариным? Это я его. Никто и не подумал, что кто-то ему помог – авария на дороге, ничего не поделаешь. А на его место продвинули другого человека, и тот сейчас расчищает моему заказчику дорогу наверх – правда, вряд ли он его знает и видел, просто выполняет то, что ему приказывают. У этого парня найдется для тебя работа, и платит он так, что…

– Хватит болтать.

Олешко берет шприц и колет своему подопытному препарат.

– Все это понятно. Но мне надо знать другое: зачем твоему работодателю понадобилась смерть Матвеева и Ники Зарецкой? Что ему до них, он не говорил?

– Не знаю. Он вообще неразговорчивый, просто сообщает, что ему нужно, и спрашивает, сколько это будет стоить. Я называю стоимость расходов и работы, мне переводят аванс, вот и все. Да и не интересует меня остальное, меньше знаешь – крепче спишь.

Взгляд прикованного «поплыл» – солгать он уже не сможет, даже если захочет.

– Это вообще нетипичное задание. Убрать этих двоих, да еще желательно – одновременно… Кстати, бабу я и сам очень хотел грохнуть, она мне все дело испортила – там, на пруду, и напарник мой зря на шоссе пострадал, ему водилы так бока намяли, что он еле сбежал, я уж чуть было просто не пристрелил ее, но сдержался. Я всегда сдерживаюсь, так ведь и до маньяка можно опуститься – при нашей-то работе, если валить направо и налево всех, кто тебя раздражает. А эта дура меня раздражала… Вот сестрица у нее – ты видел ее сестренку? Видел, конечно… нет такого мужика, который ее не захотел бы, а тут недоразумение какое-то…

– А рыжую ты зачем грохнул?

– Надо было спросить ее насчет Матвеева и этой девицы. Не мог же я завалить к ней домой и спросить, что она думает о произошедшем? А знать я должен был, вот и пустил подружку в расход, чтоб потом не болтала. Так было нужно, тут ничего личного.

– Напарник где?

– А напарника пришлось убрать… Как они в Новгород двинули, он решил, что обойдется без меня и делиться не придется, но я оказался проворнее. Без него вполне справился, что там с ними справляться, двое недотеп…

Голос допрашиваемого затих. Олешко снял с него кандалы, аккуратно положил тело на каталку и отвез в соседнее помещение. Завернув его в полиэтилен, он погрузил тело в машину, аккуратно выехал из-под каменного свода и поехал в сторону города. Питер серой массой надвигался на него, и Паша Олешко ехал туда, потому что там был его дом. И его друзья.

Матвееву наложили гипс на сломанную руку и отвезли к родителям. Он устал, был расстроен, ему очень нужно в больницу к Сашке Панфилову – но он ехал домой к родителям, потому что больше нигде не будет чувствовать себя спокойно и в безопасности.

– Лера!

– Максим, как ты? Где Ника?

– Все в порядке, Ника с Булатовым, приедут завтра. Как он?..

– Пока жив, но…

– Лера, Саша будет жив, вот посмотришь. Сама-то ты как?

– Жива. А вот Саша…

– Перестань. Просто поверь мне: Панфилов выживет, я еще на вашей свадьбе погуляю.

– Что?..

– Только не говори мне, что собираешься ему отказать, когда он притащит тебе букет и кольцо с бриллиантом, а он собирался это сделать.

– Но…

– Лера, ты, если что, звони мне. И себя побереги.

Матвеев откинулся на подушки и закрыл глаза. Тупо ноет рука, болит разорванная кожа на ноге – рану обработали и забинтовали. И тяжелое беспокойство ворочается в голове: надо позвонить Димке, узнать, как они там. И в школу сын ходит в Александровске, а каково ему так менять свою жизнь? Правда, он очень подружился с ребятами, они его опекают как младшего, а именно этого Димке как раз и не хватало.

– Максим, нужно выпить бульончик.

Мать принесла чашку с бульоном и поставила на столик.

– Сможешь сам?

– Конечно. Спасибо, мама.

– Давай, выпей – и спать. Утро вечера мудренее, сынок.

Ее рука гладит его волосы, совсем как в детстве, и ему тепло и спокойно в этой комнате на своей старой кровати.

– Ты не волнуйся, мам. Все образуется.

– Конечно. Но страшно-то все равно, Максимушка.

Матвеев вздохнул – он ничего не может поделать, ему нечем ее утешить, потому что его жизнь полетела псу под хвост, и он не знает, как увязать разрозненные нити, фрагменты прошлого и настоящего, а еще он беспокоится за Нику, за Панфилова, за детей и за Лерку, которая вместо того, чтобы лежать и выздоравливать в абсолютном покое, примчалась сюда.

Выпив бульон, Макс засыпает, а мать все сидит рядом и смотрит на него. Она знает, что скоро им придется расстаться – но то время, что осталось, ей хочется быть со своим сыном. И она сейчас почти счастлива: он спит в своей постели, дома, и завтра она встанет пораньше и приготовит целую гору его любимых котлет. И печенья напечет, и они с отцом сядут и будут ждать, когда сын проснется, чтобы вместе позавтракать, и можно будет забыть на время, что где-то есть невидимый и страшный враг, желающий погубить их ребенка.

Мать поправляет одеяло, осторожно целует спящего сына, забирает чашку и выходит. Завтра тоже будет день, возможно, даже лучше этого.

Валерия критично смотрит на себя в зеркало – у Панфилова в ванной чистое и большое зеркало и освещение не хуже. Валерия с тоской смотрит на свои едва отросшие волосы – в больнице перед операцией их безжалостно сбрили, и теперь они отрастают очень неравномерно.

– Тиф прошел, а я осталась.

Как-то само собой так вышло, что поселил ее Олешко в квартире Панфилова. Валерия внимательно изучила все комнаты, безжизненную кухню и пришла к выводу, что Саша приходил сюда только спать и мыться. Вот гардеробная выглядит обжитой – Валерия фыркнула, глядя на ряды костюмов, рубашек, коробок с обувью и прочим добром.

– Надо же, какой шмоточник.

Валерия старается не думать о том, что хозяин может не вернуться в эту квартиру. Она запретила себе думать об этом.

Тот день, когда она впервые увидела Панфилова в своей палате, стал точкой отсчета в их странных отношениях: казалось, Саша больше внимания уделяет ее дочери, по-отечески заботясь о ней, и ее, Валерию, воспринимает просто как довесок к девочке. И Ирка заметно тянулась к нему, и искала у него защиты, и сразу стала чуть менее взрослой и самостоятельной. Панфилов всячески баловал Ирку, и они приходили вдвоем к ней в больницу, свежие и веселые с мороза, приносили ей цветы, фрукты, пирожные. Дочь демонстрировала фотографии подросшего Буча, а Панфилов больше молчал, исподтишка зыркая на нее своими серыми глазами, а Лера страшно смущалась, понимая, что выглядит не самым лучшим образом, но его молчание много значило для нее. Для них обоих. Когда Панфилов уехал в Питер, сославшись на дела, Валерия совсем было решила, что он отступил, испугался. Но вечером раздался звонок, и знакомый глуховатый голос произнес:

– Привет.

И все как-то сразу встало на свои места, Валерия стала прикидывать, как сделать так, чтобы максимально упростить все грядущие изменения, и звонок от Паши Олешко был как кирпич с крыши – Валерия пошатнулась и упала на диван. До нее не сразу дошло, что Саша жив, что он борется и сейчас прилетит Семеныч, только билось в голове: стреляли… в грудь… через окно… снайпер…

И безжизненное лицо Панфилова в боксе реанимации. И Семеныч, непривычно ласковый.

А теперь – вот эта квартира, слишком большая и совершенно не обжитая.

– Лера, ты как? – Семеныч громко сопит в трубку, он устал и раздражен. – Голова не болит?

– Есть немного. Как?..

– Жив пока. Лера, ты таблетки, что я дал, прими и спать ложись. Оттого, что ты свалишься в соседний с ним бокс, ему легче не станет.

– А от чего – станет?

– Прекрати истерику. Все идет своим чередом. Не скажу, что картина радужная, но что ты хотела, он выкуривал в день по две пачки сигарет! А тут такое ранение. Это счастье еще, что стеклопакет толстый, притормозил пулю и позволил удержать ей форму – она не распалась на фрагменты, достали ее такой, как была, но ты должна понимать, что дальше все в воле Божьей. Прими таблетки и ложись спать.

– А ты, Семеныч, где остановился?

– А я в больнице дежурю, они тут используют меня по назначению на всю катушку. Вот, иду оперировать, ребенок упал с высоты. Надеюсь, вытащим. Все, Лера, некогда мне, но, если с головой станет хуже, сразу же звони.

Валерия принимает таблетку, запивая ее водой, и смеется – вспомнила, как Ника спорит до последнего, приводя самые неправдоподобные аргументы, лишь бы не пить лекарства. Дитя малое, ей-богу…

Она ложится в панфиловскую кровать, укутывается в одеяло и засыпает.

И всю ночь бродит по темному лабиринту, ищет заблудившегося кота, а он мяучит в темноте, и найти его в этом лабиринте сложно, но отчего-то обязательно надо. Валерия идет на «мяв» и нашаривает на полу пушистое мягкое тельце – мяуканье прекращается, и она знает, где выход.