7

– Макс, это же очень хорошо. – Ника ссадила на пол кота, который мирно спал у нее на коленях, и прошлась по комнате. – Майя показалась мне милой девушкой, очень славной и воспитанной, и я не понимаю, чего ты так переживаешь.

– Я намного старше ее и понятия не имею, как она ко мне относится, мы знакомы всего сутки, а я уже готов предложить ей…

– Руку и сердце? – Ника хохочет. – Отличная новость. И не парься, не так уж намного ты ее старше, как ты думаешь. И нравишься ей, это я заметила еще вчера.

– Да?

– Максим, это очевидно. – Ника фыркнула. – Ты взрослый мужик и не понял этого?

– Понимаешь, мы с Тамарой встретились совсем молодыми, а после… после нее я… в общем, не до отношений мне было.

– Чего ж тут не понять, сама такая. Пока не встретила Лешку, тоже перебирала стрекозлов, но чтоб привести в дом – ни за что. Дома был Марек, не хватало еще, чтоб он… ну, ты понимаешь. А потом появился Лешка, и я поняла: вот он – мой человек, весь мой. И оно как-то само сложилось. Ты уже форсировал события и провел ночь в ее постели.

– Но ничего такого…

– Макс, это неважно. – Ника смотрит на расстроенного брата и откровенно веселится. – Если мужчина не нравится женщине, она выпроводит его среди ночи под дождь, град и камни с неба. И, уж конечно, не впустит его в свою постель, даже если «ничего такого». То, что у вас «ничего такого», говорит только о том, что девушка эта – не какая-то шалава, а что дворником работает и тележки у супермаркета собирает – это фигня. Я вчера у Лильки расспросила о Майе, отзывается она о ней очень хорошо. И я рада, что ты наконец встретил женщину, с которой готов строить отношения, а не просто спать. Давно пора найти себе кого-то для жизни, я уж боялась, что ты решил умереть в одиночестве.

– Все это как-то слишком быстро, и… Вдруг она сочтет меня навязчивым?

– Сейчас жизнь стремительная, Макс. Живи быстро, целуй страстно, умри в костюме пчелы.

– Почему – в костюме пчелы?!

У Матвеева голова шла кругом. Ника носилась по комнате – она всегда делала так, когда о чем-то размышляла, ему уже казалось, что он знает все ее реакции, и вдруг – умри в костюме пчелы. Он живо представил себе: звучит траурный марш, люди скорбно опустили головы – а он лежит в гробу, одетый в костюм пчелы, и над ним торчат усики, сделанные из пружинок, на концах которых болтаются желтые поролоновые шары. Более глупого и невероятного зрелища и представить невозможно, но это смешно, невероятно смешно, если вдуматься.

– Макс, ты как в лесу живешь. Это известный интернетный мэм, направленный против пафосных афоризмов.

– Интернетный мэм?!

– Так, забей, проехали. А вот история с убийством коллеги Майи – интересная. Ты Пашке звонил уже?

– Вчера позвонил. – Матвеев вздохнул. – Сегодня еще не набирал его.

– Тогда действуем так. Иди в душ, приведи себя в порядок, а я позвоню Павлу и распотрошу его на предмет информации. Не может быть, чтобы он совсем уж ничего не нарыл. А потом заберешь Майю и привезешь ее сюда. Под любым предлогом, Макс. А тут уж я…

– Но…

У Ники зазвонил телефон, и она схватила трубку.

– Это Лерка. Все, Макс, ступай в ванную.

Матвеев идет в спальню, открывает комод – там ящик с его вещами. Очень удобно, когда есть во что переодеться. С тех пор как пазл его жизни сошелся и он нашел сестру, Макс часто приезжал к ней, его тянет в ее дом, где неизменное ровное горение счастья согревает и его. Ему уютно рядом с Никой, он тут свой, это еще одна сторона его жизни, которая стала гораздо счастливее с тех пор, как в ней появилась Ника.

Сквозь шум воды он слышит звонок в дверь – видимо, пришла Стефания Романовна с рынка. Матвеев вспоминает, как несколько лет назад такой же звонок в дверь едва не стоил Нике жизни, и понимает, конечно, что те события давно позади, но тем не менее спешит выбраться из-под душа. Наскоро вытершись, он натягивает чистую одежду и, приоткрыв дверь, прислушивается. В гостиной слышен приглушенный разговор. Вмешиваться и спрашивать, кто пришел, – глупо и неудобно, а спросить надо. Мало ли что.

– Ника, я там в машинку шмотки запихнул! – кричит он из ванной, чтоб слышно было в гостиной.

– Правильно сделал. – Ника выглядывает из комнаты. – Побрейся, что ли. На дикобраза скоро станешь похож. Тут Павел пришел…

– Павел? – Матвеев озадаченно смотрит на сестру. – Случилось что?

Он идет в гостиную, где Олешко расположился на диване и попивает чай. – Привет. Ты как здесь?

– А я к тебе, Максим Николаевич. – Олешко вздыхает и отодвигает недопитую чашку. – Присядь.

– Паш, что случилось?

– Ничего не случилось, но кое-что ты должен знать. – Олешко виновато смотрит на него. – Никуша, ты тоже присядь.

– Пашка, так и будешь тянуть кота за хвост? – Ника встревоженно смотрит на брата. – Давай, рассказывай, чего тянешь резину.

– Тут, Никуша, дело такое, что и не знаю, как рассказать.

Олешко снова вздохнул. Он не любит огорчать людей – особенно близких, но и не сказать Матвееву о своем открытии он не может. И неизбежность того, что сейчас должно произойти, угнетает его.

Майя составила из тележек небольшой «паровозик» и толкала его в сторону навеса, под которым стояли остальные тележки. Где-то на стоянке слышен звонкий Лилькин голос – она помогает пожилому господину перегрузить многочисленные пакеты и коробки в багажник его машины. Майя удивляется – зачем люди покупают столько еды? Целые горы коробок с едой, пакетов, банок, емкостей, запаянных в пластик продуктов – Майя представить не может, как мыслит человек, спускающий состояние на жратву.

– А потом стонут, что толстые.

Она говорит это себе, толкая «паровозик» из тележек, а сама думает о том, что Матвеев скоро заедет за ней. И это наполняет ее ощущением непривычной радости. Она посматривает на часы – до конца смены всего ничего, надо успеть привести себя в порядок.

– Майка, ты молодчина. – Лилька помогает ей выровнять ряд тележек. – Вчера оказалась в незнакомой компании и держалась, как королева.

– Скажешь тоже.

– Дядя Макс тебя домой подвез?

– Конечно. Только никакой он не дядя.

– Ну, не тетя же. – Лилька фыркнула. – Да ты не парься. Просто я привыкла его так называть, а для тебя, конечно, он просто Максим. Как он тебе?

– Милый.

– Не теряйся, он свободен. – Лилька толкнула ее в бок. – Золотой человек, это я тебе со всей ответственностью заявляю.

– Свободен? Что ты имеешь в виду?

– Не строй из себя святую невинность, тебе не идет. – Лилька поправила бейсболку, и стали видны ее серые веселые глаза. – Он вдовец. Жена умерла семь лет назад от рака. Есть старшая дочь, живет и учится в Лондоне, я ее видела всего раз – очень приятная девочка, но вряд ли она вернется сюда. А Димку ты вчера видела. Хороший парнишка, иногда мне кажется, что он в этой семье – самый взрослый. Кстати, у Ники с Мареком та же проблема. Видимо, у них это семейное – такая вот детская непосредственность.

– Так Ника все-таки его родная сестра?

– А то, роднее не бывает. Их разлучили в детстве, и они потерялись, не помнили друг друга, воспитывались в разных семьях, понятия не имея, что приемные. А несколько лет назад оказалось, что их настоящая мать первый раз была замужем за рецидивистом, от которого тоже родила двоих детей. И вот именно старший брат разыскал их и пытался убить. Так они нашлись.

– Кошмар какой. Зачем он хотел их убить?

– Там какая-то история получилась страшная, спросишь у Ники, она расскажет. Кстати, я тебе хотела сказать: маникюр ты делаешь отменно. Бросай метлой махать и начинай нарабатывать клиентуру.

– Сейчас пока никак: вчера в подвале моего дома нашли убитую дворничиху с соседнего двора. И Татьяна Васильевна попросила меня убирать ее участок, пока не найдут человека на место покойной.

– Майка, забей ты на них. Вот еще!

– Как ты себе это представляешь? Люди помогли мне, отнеслись ко мне как к родной, а я им в глаза плюну? У меня никогда не было собственного дома, а теперь есть. А ведь я Татьяне Васильевне даже не родственница, с чего ей мне помогать? Она меня только по Танюшкиным разговорам знала, но помогла же, и разве только она! Я им всем обязана, они поддержали меня в момент, когда у меня земля из-под ног уходила, а я теперь в благодарность уволюсь как раз тогда, когда очень нужна. Лиль, не по-людски это.

– Прости, я не подумала. – Лилька огорченно шмыгнула носом. – Майка, я всегда что-то ляпну, а потом оказывается, что это бестактность. Я все время забываю, что… Как ее убили?

– Не знаю, Лиля. – Майя вздохнула. – Я не спросила. Приезжал полицейский, спрашивал, где я провела день.

– Ты же с нами была!

– Да, но он-то не знает об этом – вот и спрашивал. А потом я домой пошла, и если бы не Максим, не знаю, как бы я пережила эту ночь…

– Он остался у тебя ночевать?!

Глаза Лильки заинтересованно блестят, и Майя краснеет. Хотя краснеть-то ей не с чего, но прямой вопрос подруги подразумевает, что «ночевать» – это не просто ночевать, а…

– Майка!

– Лиль, остался, да. Но – просто переночевал, ничего такого.

– Охотно верю, с тебя станется. Ладно, идем в раздевалку, вон Сурикова уже бежит, ее смена.

Майя направляется в раздевалку, думая о том, что будет, если она выйдет из супермаркета, а Матвеев не приедет, как обещал. И хотя она настраивает себя на то, что ничего страшного не произойдет и он совсем не обязан… но доводы действуют слабо, Майя понимает: если она сейчас выйдет на стоянку и Матвеева там не окажется, она расстроится.

И ее осенило вдруг: произошло то, чего она больше всего опасалась, – в ее жизни появился человек, с которым ей снова хочется ощущать себя самой собой, жить собственную жизнь. Беда только в том, что она не может себе это позволить.

Лилька уже умчалась, а Майя сидит в раздевалке для персонала и уговаривает себя выйти. Она изругала себя последними словами, но пока она сидит здесь, у нее есть надежда, что Матвеев ждет ее на стоянке, а когда она выйдет и не обнаружит его там, это будет значить, что все закончилось, не начавшись. Он поостыл, все обдумал и решил, что она ему не пара, ведь он состоявшийся и серьезный человек, а она дворник, и вообще…

– Так, все. Встала и пошла, хватит ныть.

Майя берет свой рюкзак и, миновав служебный вход, выходит из магазина. Солнце ослепило ее, она шарит в сумке в поисках темных очков, но они, как на грех, никак не находятся. Стоянка заполнена машинами, и Майя, остановившись, разглядывает их, понимая, что если где-то и стоит внедорожник Матвеева, то найти его она не сможет.

А главное – даже позвонить ему не сможет. Они не обменялись телефонами.

– Как глупо…

– Что – глупо?

Майя обернулась на голос – Макс стоял у нее за спиной. Глаза их встретились, и у Матвеева сжалось сердце – зеленые глаза вспыхнули такой радостью, что он понял: она ждала его. И осознание этого наполнило его счастьем. Он ехал сюда и думал, что скажет ей. После всего, что сообщил Павел, после просмотра всех фотографий Ирины Марьиной, чтобы убедиться, что это именно Майя, и никто другой, он думал, что сказать ей при встрече – и не знал. Но ехал к ней, потому что хотел ее видеть. Он настроился, что она солжет ему, но ее глаза, вспыхнувшие радостью, когда она обернулась к нему, – глаза ее не солгали, и остальное уже не имело значения. Майя она или Ирина, какая разница. Это его женщина всецело, как сказала бы Ника. И он будет ее защищать от всех.

Его разговор с Павлом был не из легких.

– Ты снял отпечатки пальцев со стакана Майи?! – Матвеев нервно мерит шагами комнату. – Паш, ты спятил? Зачем ты это сделал?

– Потому что заявленное содержание не соответствовало истинным техническим характеристикам объекта.

– ЧТО?!!!

– Максим Николаевич, не кипятись и не нервничай. – Олешко с сочувствием смотрит на Матвеева. – Я никогда не делал этого прежде ни с одной из твоих барышень, потому что они выглядели теми, кем были, и я ограничивался стандартной проверкой. Но тут все было не так, и я в толк взять не могу, как никто из вас не заметил вещей столь очевидных.

– Каких, например? – Ника обеспокоенно следила за братом. – Девушка как девушка, милая, воспитанная, умеющая себя вести, очень тактичная. Она мне сразу понравилась и в нашу компанию прекрасно вписалась.

– Конечно. – Олешко усмехнулся. – Никуша, ты сейчас ответила на вопрос – зачем я сделал то, что сделал. Взять хотя бы твою предпоследнюю пассию, Максим Николаич. Эту… как ее… Любочку.

– При чем здесь Любочка?! – Матвееву хочется разбить что-то с грохотом, до того он зол. – Павел, ты перешел все границы! Снимать отпечатки пальцев со стакана моей гостьи! Это…

– Это нормально. Вот помолчите оба и послушайте меня. – Олешко потрогал остывшую чашку и с огорчением отодвинул ее. – Возьмем Любочку. Два раза разведенная бабенка, живет на алименты второго мужа в поисках третьего. В меру красивая, в меру ухоженная, избалованная и отлично умеющая притворяться. То есть выглядела она именно тем, кем и была – глуповатой пустой куклой, умеющей только тратить деньги и трахаться. Или вот последняя, Юля. Деловая, целеустремленная, очень дорого одетая, всего сама добившаяся – и эта выглядела тем, кем была, потому подозрений не вызвала, как и желания ее дактилоскопировать и прогнать по базе.

– А Майя выглядит не тем, кем является? – Матвеев в раздражении пнул диван. – И каким образом никто этого не заметил, кроме тебя?

– Потому что никто не знал о ней того, что знал я, а тот, кто знал, не придал этому значения. – Олешко откинулся на спинку дивана и посмотрел на Матвеева в упор. – Я твой начальник службы безопасности, Максим Николаевич, и я делаю свою работу, даже если тебе это не нравится. А еще я – твой друг и не позволю, чтобы с тобой стряслась беда только потому, что я решал, этично или неэтично сделать то, что я обязан сделать и по долгу службы, и по долгу дружбы. Майя выглядела подозрительно с той самой минуты, когда я узнал, кто она такая, потому что она не могла быть тем, кем себя заявила.

– Паш, ты совсем меня запутал.

– Это потому, Никуша, что вы оба мыслите как обычные люди, а я мыслю как начальник службы безопасности. Когда я увидел Майю, она выходила из гостевой комнаты. Мне сказали, что это твоя гостья, Максим Николаевич. Я обратил внимание на очевидные достоинства дамы и порадовался за тебя. Потом я – так, для порядка – поинтересовался, откуда такая красота прибыла в наш порт, и наивная девочка Лиля вывалила мне всю невероятную историю с тортом. По ходу отвечая на мои наводящие вопросы. Если бы милейшая Лилечка была постарше и поопытнее, она бы тоже почувствовала диссонанс, ведь ее ответы и то, что мы видели, не сходились. Остальные же просто не знали о гостье того, что знала Лиля и теперь знал я, а потому я забеспокоился и присмотрелся к гостье получше. Итак, что я увидел: ухоженное лицо, руки и кожу. Джинсы – неброские, но очень дорогие. Мокасины от известной фирмы. В ушах – два маленьких бриллианта. Волосы вымыты хорошим шампунем, безупречно ухожены, от кожи исходил едва уловимый запах духов – несомненно, дорогих. За столом гостья вела себя безупречно, поддерживала разговор, несколько раз перешла на английский – в беседе с Мареком. Когда подали французские блюда, не задумываясь, взяла вилку для устриц. Я сам эти гадские вилки путаю, она же выхватила нужную автоматически. При этом мне сказали, что выросла она в интернате, работает дворником и разнорабочей в супермаркете, учится на парикмахера и маникюршу. Ну, и что после этого я должен был сделать? Ответьте мне оба. Бывшая интернатовка может выучить английский. Выпускница кулинарного ПТУ теоретически может знать о разнице между вилками. Работающая в десяти местах женщина может позволить себе приобрести маленькие пусеты с бриллиантами, дорогие духи и шмотки. Обучающаяся маникюрному и парикмахерскому искусству дама вполне способна самостоятельно обеспечить своим рукам, волосам и коже наилучший уход. Но вести себя так, как вела Майя, может только женщина, для которой подобные званые обеды с кучей незнакомцев – вещь привычная. Потому я тайком сфотографировал ее и прихватил с собой ее стакан. Теперь можете отказать мне от дома и уволить к чертям собачьим, потому что мне не доставило удовольствия то, что я сделал, но по-другому я не мог.

– Конечно. – Матвеев вздохнул. – Прости, Паш, я наехал на тебя, ты прав, безусловно, прав.

– Если бы я не видел, как вы двое посматриваете друг на друга – по очереди, как дети, ей-богу… Но я понял, что барышня тебя зацепила, а то, что ты ей тоже понравился, было очевидно… В общем, дела наши таковы: твоя новая знакомая – не Майя Скобликова, хотя она от этого не менее прекрасна, зовут ее Ирина Марьина, волосы она, понятное дело, красит, потому что у настоящей Майи Скобликовой были темные. Паспорт она получила новый – два с половиной года назад, вот как прочно обустроилась на новом месте, так и украли у нее паспорт. Якобы, конечно. Ну, при ее-то работе ей живо выдали новый, какая фотография была на старом, сегодня выяснить невозможно, а единственный человек, который знал взрослую Майю Скобликову и может опровергнуть самоидентификацию нашей барышни – воспитательница интерната, Богатырева Раиса Павловна, умерла более двух лет назад. Нет, можно, конечно, съездить в Суходольск на кирпичный завод и найти кого-то, кто знал Майю, или выяснить, где жили Скобликова и ее покойная подруга, но зачем? Отпечатки пальцев в милицейской базе говорят о том, что Майя Скобликова, настоящая Скобликова, никакого отношения к нашей красавице не имеет. Хотя многое сходится – рост, телосложение, цвет кожи и глаз, а волосы можно и покрасить, как видите. Но отпечатки пальцев подделать нельзя. Вот такие дела, граждане.

– И что теперь? – Ника растерянно посмотрела на мужчин. – Паш, она хорошая девушка, вот честное слово! Она коту понравилась, я заметила. И всем понравилась. Она приятная очень, славная, просто не знаю даже, как сказать, но чувствую. Может, с ней несчастье произошло и ей нужна помощь?

– Несчастье с ней, конечно, произошло, но не вчера. – Павел улыбнулся уголками губ. – Никуша, тебе уже на выручку хочется бежать? Но тут, похоже, история очень сложная. Леонид Марьин, ее муж, был весьма преуспевающим бизнесменом. Он строил больницы, помогал школам и приютам, оплачивал лечение детям – в общем, зарабатывая много, он многое и отдавал. Ирина – его вторая жена. Была второй женой. Он овдовел за четыре года до знакомства с ней, от первой жены у него остались дочь и пасынок, которому сейчас уже тридцать четыре года. Дочь живет в Нью-Йорке, ей двадцать восемь лет, она замужем, есть дети, и к нашей истории она отношения не имеет, скорее всего. А пасынок, Артемий Возницын, сегодня стоит во главе бизнеса отчима, который четыре года назад погиб, катаясь на лыжах в Швейцарских Альпах. Сошла лавина, и когда их нашли, Ирина была едва жива, а Леонид Марьин задохнулся – он был старше жены почти на двадцать лет, вот и не выдержал. Согласно завещанию Леонида, Ирине доставалась недвижимость, пятьдесят процентов контрольного пакета и, соответственно – доходов от бизнеса, во главе которого встал пасынок Леонида, Артемий, талантливый бизнесмен, кстати, но еще тот сукин сын. Не знаю, что там было и как, но около трех лет назад Ирину Марьину нашли мертвой на улице, где она в принципе не могла оказаться и тем не менее оказалась. От лица мало что осталось, но в куртке были документы Ирины и ключи от ее московской квартиры. В сумке – ее косметичка и ключи от машины, которая осталась на стоянке во дворе дома, где жила Ирина. Что она делала там, где ее нашли, – неизвестно. Также не удалось разыскать водителя, сбившего женщину, равно как и свидетелей происшедшего.

– То есть вполне может быть, что погибшая, опознанная как Ирина Марьина, была на самом деле Майей Скобликовой? Настоящей Скобликовой? – Ника задумчиво накрутила на палец прядь волос. – Ужас какой. Паш, ты же не думаешь, что она убила эту… Скобликову, чтоб завладеть ее документами?

– Все может быть, но я был бы дураком, если бы не принимал во внимание личность объекта, а увиденное дает мне право предположить, что обмен получился случайным. – Павел с сочувствием смотрит на Матвеева. – Предполагать можно что угодно, а нам надо знать точно. Конечно, я изъял данные о настоящей Майе Скобликовой из архива, компьютерной базы и еще нескольких мест, где были копии. И дело мне тоже привезли, я запер его в сейф, когда все выясним, я эту папку уничтожу. Но это не решает нашей проблемы в целом. Эта женщина не та, за кого себя выдает, и нам нужно точно знать, почему она это делает.

– Макс, ты должен привезти Майю сюда, я позвоню Лерке, они с Панфиловым подъедут, и Лешку с работы вызовем. Привези Майю, вот делай что хочешь, но привези ее сюда.

– Что значит – что хочешь? – Матвеев опешил. – У нее свои планы, работа, я не могу указывать ей. И потом: ну, привезу я ее. Ты думаешь, она станет отвечать на наши вопросы? Да с чего бы ей это делать? К тому же я не позволю вам терзать ее. Я сам разберусь…

– Максим, ты не нервничай только. – Ника старательно рассматривала сотовый, словно ничего интереснее никогда не видела. – И постарайся воспринять спокойно то, что я тебе скажу.

– Я спокоен.

Предчувствие беды штормовым предупреждением звенит в голове Матвеева. Кем бы ни оказалась женщина, в доме которой он провел ночь, он защитит ее от всех, даже от самых близких ему людей, потому что они не знают того, что знает он: эта женщина в принципе не способна ни на что дурное, не то что убить человека с целью завладеть его личностью. Ведь очевидно же: Майя прячется. Она прячет свое лицо за длинной челкой, темными очками и козырьком бейсболки. Она прячет себя, работая там, где невозможно встретить никого из прежних знакомых. Она прячет свою сущность – и это оказалось ей не под силу: все эти книги на ее полках, идеальная чистота в идеально отремонтированной квартире, идеальный вкус, идеальные манеры и… но именно это говорит в ее пользу. Она никогда не стала бы убивать кого-то ради документов и легализации, она придумала бы что-то другое, менее опасное и менее грязное. Очевидно только одно: Ирина Марьина прячется, и это ей вполне удавалось, пока не встретился он, Матвеев.

– Максим, если ты хочешь отношений с этой женщиной, мы должны точно знать, что происходит. Потому что если она прячется – а она прячется! – это значит, что в той ее жизни есть нечто, что может оказаться опасным не только для нее, но и для всех, кто рядом.

Матвеев понимал, что сестра права. Но представив, как он привезет Майю сюда, а здесь она увидит такой комитет по встрече…

– Я сам все выясню. – Предупреждая возражения, он встал. – Я не думаю, что это хорошая идея – налететь на нее, требуя объяснений. И мы не имеем никакого права что-то требовать, а шантажировать ее тем, что мы знаем часть правды, никто не посмеет. Так что – или она сама расскажет о том, что случилось, или будет так, как есть, и вам всем придется с этим смириться.

– Макс, ты ее совсем не знаешь. – Ника поняла, что спорить бесполезно, она достаточно хорошо изучила характер брата. – От кого она прячется? Как у мертвой женщины оказались ее документы и сумка? Что-то здесь не так, ты же сам понимаешь.

– Да, что-то, конечно же, не так. – Матвеев снова раздражается. – Никуша, я все это понимаю, но тем не менее считаю, что мы не имеем никакого права задавать Майе вопросы, а тем более – требовать, чтобы она на них отвечала. Да, она прячется, и у нее, видимо, есть веские основания для этого. Но она должна сама захотеть поделиться с нами. Со мной прежде всего. А если мы сейчас заманим ее сюда, налетим кучей – ну, возможно, что она расскажет из страха разоблачения, но никогда не простит нам столь унизительного вмешательства, как ты этого не хочешь понять?

– Ты прав, Максим. Прости меня, пожалуйста. Езжай к ней. Только все-таки тебе лучше побриться, не то скоро станешь похож на Румцайса.

И вот теперь он увидел ее на стоянке перед супермаркетом – тоненькая фигурка, густая челка и темные волосы, заплетенные в косу. И он знает, что все это – маскировка для того, чтобы слиться с толпой и не привлекать внимания.

Ее глаза, полыхнувшие радостью, – она ждала его, она хотела, чтобы он приехал. И остальное уже не имеет значения.

– Мне надо сейчас домой, взять коробки и на почту…

– Едем.

Майя усаживается на сиденье, Матвеев заводит двигатель и выезжает со стоянки. Он не знает, что сказать, но говорить что-то нужно. И вопросы, которые он прокручивал в голове, – как их задать?

– Тебе помочь с коробками?

– Ага. Там три, две ничего, а одна громоздкая, там самовар.

– Самовар? – Матвеев удивленно вскинул брови. – Настоящий самовар?

– Ну да. – Майя смотрит на его руки, лежащие на руле, и думает о вещах, весьма далеких от торговли хламом. – Я уже говорила: бомжи здешние роются в баках, а люди чего только не выбрасывают! Недавно умерла старушка в соседнем доме. Наследники квартиру продали, а вещи – на помойку. Хорошо, что я как раз убиралась, вот все и выгребла подчистую: чего там только не было! Антикварные куклы, зеркало в старинной оправе, книги, статуэтки советские. Я людям говорю: зачем выбрасываете? А для них это просто хлам, они квартиру получили, вещи не нужны. Позволили мне прийти к ним и забрать, что приглянется. Это я просто застала процесс вселения, а так – выбрасывают разное, бомжи находят и приносят мне. Я им плачу немного за это, чтоб не баловать. Этот самовар мне на той неделе достался, я его отчистила и выставила на продажу, вот уже и купили его. Но большой он, не тяжелый, а громоздкий, и места много занимает, я рада, что сегодня избавлюсь от него.

Скамейка у дома была пуста, и Матвеев, припарковав машину напротив подъезда Майи, был рад этому – старухи утром разозлили его, и ему совсем не хотелось их видеть снова.

– Подъезд открыт почему-то…

Дверь кто-то зафиксировал камнем, и она не могла закрыться. Отбросив булыжник ногой, Майя вошла в подъезд, мысленно обругав старух – это они оставили дверь открытой. Случалось это уже, и не раз.

– Видишь, что делается? И так каждый день. Как только становится тепло, эти старые курицы выползают на солнце и сидят. И все бы ничего, если б они не оставляли открытой входную дверь. Лень им, видите ли, закрывать ее всякий раз.

– Я тут утром пошумел…

– А, ничего. – Майя быстро поднимается по лестнице. – Может, присмиреют на какое-то время. А это что такое?..

Дверь в ее квартиру была приоткрыта. Матвеев инстинктивно придержал Майю, но она вырвалась и вошла в прихожую. С первого взгляда стало понятно, что здесь побывал кто-то чужой: вещи разбросаны, вывалены из шкафов на пол, книги сброшены с полок, подушки разрезаны, раскурочено кресло, изрезан матрац на кровати, на кухне все крупы высыпаны на пол. Кладовку кто-то тщательно обыскал – все выброшено из коробок, фарфоровые статуэтки разбиты.

– Кто-то что-то искал.

Матвеев достал сотовый и набрал номер Олешко. Пожалуй, без него сейчас не обойтись.

Майя опрометью бросилась к кровати. Отодвинув ее, она подняла часть паркета и запустила руку в образовавшееся отверстие. Лицо ее просветлело.

– Денег не нашли. – Она хмыкнула, пытаясь сдержать нервный смех. – Эти кретины выворотили все наизнанку, но денег не нашли.

Достав деревянную шкатулку, она сунула ее в рюкзак. Под креслом валялась кукла – шляпка слетела, локоны растрепались, глаза смотрят испуганно – Майя взяла ее в руки, поправила прическу, разгладила платье. Сидеть теперь несчастной Луизе совершенно негде. Как и ей самой.

– Павел сейчас приедет. – Матвеев встревоженно смотрит на Майю. – Может, на улице подождем?

– Надо прибраться… Ой!

– Что?

– Ноутбук! Забрали мой ноут! И шкатулку с украшениями! Их немного, но все же!

– В ноутбуке было что-то важное?

– Нет, но он мне нужен для работы. Все документы я храню на сервере электронной почты, так что восстановить их очень легко. Но сам факт! А украшения… их просто жаль.

– Ноутбук я тебе отдам свой, сегодня же. У меня их четыре штуки, а тот, что в машине, забирай хоть сейчас. Не спорь. – Матвеев пресек ее протест на корню. – Украшения купим лучше прежних. Порядок восстановим, кресло, кровать и подушки я куплю новые прямо сегодня, но…

Он не успел договорить – в квартиру вошел Павел, за ним проскользнула Ника.

– Ой, что натворили! – Ника сочувственно посмотрела на Майю. – Обидно-то как… квартира была красивая.

– А будет еще лучше. – Матвеев предостерегающе покосился на сестру. – Я думаю, что…

– Здесь что-то искали. – Олешко внимательно рассматривал картину разрушений. – Что-нибудь взяли?

– Украшения и ноутбук. – Майя огорченно вздохнула.

– Какие украшения?

– Цепочка с подвеской, серьги и колечко с хризолитами, два колечка с цирконами, браслет.

– А вчерашние серьги?

– Они на мне, я их не снимала. Забыла из-за этой суматохи.

Олешко фыркнул, представив, как она мела дворы в серьгах с бриллиантами. Хотя, конечно, это в своем роде маскировка идеальная – кто обращает внимание на дворничиху, а уж тем более – кто предположит, что камни, которые блестят у нее в ушах – вовсе не стекло?

– Ну, смею вас заверить: все это взяли для отвода глаз. Сработали под ограбление, но тут не ограбление.

– Как вы можете это знать? – Майя испуганно смотрит на Олешко. – Ведь забрали…

– Понятно, что они должны были взять что-то ценное. Вот и забрали первое, что сочли ценным: ноутбук и побрякушки, которым цена пару тысяч долларов в совокупности. А вот антикварное Евангелие в отличном состоянии. Лежит на полу, стоит тысяч двадцать вечнозеленых денег. И шкатулочка деревянная, семнадцатого века, похоже. Тоже сумму немалую стоит. И лампа керосиновая – вон, в уголочке на крюке висит. Я такую в музее как-то видел, бронза и цветное стекло, использовалась на кораблях английских аристократов, этих ламп почти не осталось, а эта в идеальном состоянии, и если не подделка…

– Не подделка.

– Ну, вот. – Олешко потер кончик носа. – Нет, дамы и господа, искали здесь что-то, что можно спрятать, например, в банке с крупой. В чашке на полке. В подушке, под обивкой кресла. Искали что-то небольшое. Что еще пропало?

– Я должна проверить лоты, которые лежат в коробках – может, там…

Майя наклоняется над кучей вещей, ее движения беспомощны, тонкие пальцы осторожно перебирают предметы, разбросанные по полу.

– Паш, а полицию ты вызвал? – Ника помогает Майе запихнуть в коробку самовар. – Громоздкий, зараза… нет, давай боком его… ага, вот так. Паш, полиция едет, а мы здесь все трогаем…

– Я не вызывал полицию. – Олешко поднял с пола какую-то книгу и поставил ее на полку. – Не вижу в этом никакого смысла. Сейчас приедет человек, снимет отпечатки – хотя я думаю, что люди, побывавшие здесь, не оставили «пальчики». А потом нужно прибраться и подумать, что могли искать. Майя, что у тебя было такое, ради чего можно устроить вот такой разгром среди бела дня? Ты каждый день работаешь в супермаркете?

– Деньги были, но они их не нашли. И – да, я каждый день до часу дня в «Восторге», уже скоро год.

– Деньги? Нет, искали что-то другое.

– Я не знаю что.

– А твою коллегу убили вчера в этом же подъезде…

– Ну… да. А как это может быть связано?

– Может, и никак, но я думаю, что связь есть. Ничего необычного не было в последнее время?

– Нет… Ах да! Позавчера в мусорном баке Светка обнаружила труп какого-то мужчины.

– Ну вот. А кто он такой, не знаешь?

– Нет, я и не видела его, но не думаю, что это кто-то из местных, иначе я бы уже знала, бомжи бы мне сказали. А он только и сказал, что…

– Кто – он? Майя, говори толком! – Олешко пристально смотрит на нее, он уже сделал свои выводы. – Кто тебе что сказал?

– Макар, бомж здешний. Я сегодня убирала Светкин участок, а он мне и говорит: видел накануне, как убили того, что в баке. Их двое было, одного он узнал. А это значит, что убийца кто-то из здешних жильцов!

– Понятно. Ладно, возьми свои вещи и езжай, пока здесь жить нельзя, да и незачем – тут сейчас люди будут работать.

– Но…

– А пока у меня побудешь. – Ника погладила Майю по плечу. – Поселю тебя в кабинете, там вы с Максом поместитесь оба.

– Но я работаю!

– Вот и отлично, работай. – Олешко набирает номер в сотовом. – А сейчас возьми какие-то шмотки и езжай с Никой и Максимом, не мешай мне работать.

Майя подбирает из кучи вещей на полу белье, какую-то одежду. Ящик с парикмахерскими инструментами тоже нужен. В ванной тюбики с кремами и зубная щетка, Майя идет туда.

– О боже…

Все бросились на ее горестный вскрик. Ванная разгромлена: разбит унитаз, расколот умывальник, кафель. Майя сжимает кулачки, пытаясь не заплакать.

– Зачем?!

– Потому что уроды. – Матвеев понимает, как горько ей смотреть на разоренную квартиру, в которую вложено столько ее труда. – Майя, это все поправимо. Но сейчас надо просто не мешать Павлу работать.

Тот кивает и снова кому-то звонит, а Майя ищет среди осколков баночки с кремами.

– Все? – Олешко уже закончил разговор. – Тогда езжайте. Не волнуйся, все будет хорошо.

Кукла на полу растерянная и одинокая. Майя поднимает ее и кладет в сумку поверх вещей – одно дело книги оставить и хлам из коробок, а другое дело – бросить куклу, которая смотрит на тебя доверчивыми глазами.

– У меня прорва кукол, не таких, как эта, но твоя приживется, пока здесь наведут порядок и ты сможешь вернуться. Макс, бери сумку, что стоишь?

– Мне товар надо забрать, людям отправить. – Майя взяла коробку с самоваром. – И вот еще куклы, их тоже купили…

– Все берем и едем. На почте упакуют, недосуг сейчас коробки искать.

Они выходят из квартиры, оставив Олешко. На скамейке сидят старухи, что-то оживленно обсуждая. При виде процессии, которую возглавляет Матвеев с сумкой Майи, они умолкают.

Он укладывает сумку и коробки в багажник, Майя с Никой садятся на заднее сиденье.

Машина отъехала от подъезда, Майя подняла голову, чтобы посмотреть на окна своей квартиры, которая уже, наверное, никогда не будет для нее безопасной. В окне Олешко смотрит на отъезжающую машину и говорит по телефону. Майя думает о том, что когда-то она вот так же отъезжала от дома – другого дома, и у окна точно так же стоял человек, которому она доверяла, и точно так же разговаривал по телефону, глядя ей вслед. И после этого вся ее жизнь рухнула и разлетелась вдребезги.