11

Вечером разразилась гроза. Осенние дожди не такие легкие, как летние, – они несут холод, сырость, они означают, что лето закончилось, и всему, что цветет и шелестит листьями, пришла пора умирать, чтобы весной снова воскреснуть, подтвердив тем самым круговорот жизни и смерти в природе.

Ложась спать, они с Максимом закрыли балконные рамы, чтобы поток холодного воздуха не беспокоил Майю, она не любила холод. Она проснулась от того, что замерзла. Матвеев спал рядом. От балкона потянуло сквозняком. Рама как-то открылась.

– Вот черт…

Майя выскользнула из постели и направилась к балкону. Надо закрыть окно, и холодный воздух перестанет беспокоить. Она вышла на балкон, стараясь не опрокинуть вазоны с цветами, и взялась за ручку белой пластиковой рамы, которая легко подалась, и грохот падающего дождя сразу умолк, и стало тепло.

Майя бесшумно вернулась в комнату, послушала тихое дыхание Максима. Она совершенно спокойно легла спать рядом с ним и сама себе удивилась – даже с Леонидом они спали в разных комнатах. А с Максимом это вроде бы само собой разумеется, и она вздохнула: Макс, конечно, настоящий джентльмен, но ей кажется, что немного даже чересчур.

Она совсем уж было решила лечь на диван к Матвееву, но передумала и проследовала в ванную. За эти дни она достаточно изучила квартиру Ники, чтобы не зажигать свет. Единственное, что могло оказаться непредвиденным препятствием, – это Буч, и Майя осторожно шла по коридору, боясь наступить на пушистое тельце.

Она не знала, который час, шум дождя за окном – единственный источник звука, очень отдаленный, окна с тройными стеклопакетами – надежная гарантия тишины. Майя вышла из ванной и решила выпить воды – накануне они с Никой приготовили лазанью и переборщили с перцем. Майя направилась на кухню, надеясь, что передвигается достаточно тихо, чтобы не разбудить домочадцев.

Со стороны входной двери она услышала тихое мяуканье Буча – даже не мяуканье, а короткий мяв. Какой-то странный запах струился от двери, и Майя, ухватив полотенце, прикрыла нос и, дыша сквозь ткань, заглянула в глазок. От ужаса она едва не поперхнулась и только через секунду поняла, что за дверью не какие-то чудовища из Апокалипсиса, а двое людей в противогазах. Они держали что-то увесистое, а у Майи зазвенело в ушах, она оступилась и ногой почувствовала безжизненное тельце Буча. От горя и злости сознание ее прояснилось, она поняла: нельзя нырять во тьму, куда настойчиво зовет ее тело, нельзя засыпать. Она услышала, как кто-то ковыряется в замке, и побежала в гостиную к Максиму, но разбудить его не смогла, а ей стало плохо. Она бросилась на балкон и открыла раму, впуская поток холодного воздуха. В голове прояснилось, она заметила, что в прихожую проник свет из подъезда, дверь открыли.

Майя замерла на балконе, не зная, что делать. Свет уличного фонаря освещал балкон и цветы в горшках, и взгляд Майи остановился на небольшом табурете со свинчивающимися ножками.

Кто-то вошел в комнату, Майя ощутила запах табака. Свет фонарика осветил спящего Матвеева, стал перемещаться… Вот он осветил кресло, на котором стоит фарфоровая кукла в белом платье. Человек взял ее и запихнул в свой рюкзак. Но не ушел, а двинулся к двери на балкон. Майя в ужасе замерла за цветочной подставкой, луч фонарика ощупал вазоны, чужой повернулся спиной, и она с силой ударила его по голове ножкой табурета. Брызги дождя изгнали остатки сонливости и прояснили голову. Майя ударила лежащего еще раз и переступила через него. Ей нужно найти второго, пока он не наделал беды.

На кухне что-то звенит, и Майя понимает – там кто-то есть, кроме тех, кого она видела. Темная тень метнулась к ней, и Майя наотмашь ударила нападающего своим оружием, уже понимая, что не остановит его, но собираясь дорого отдать свою жизнь. Эти гады, похоже, убили Буча – его безжизненное тельце пушистым комочком лежало в полоске света. Они заслуживают смерти, даже если Буч просто спит, все равно. Парень приглушенно вскрикнул и отпрянул, на кухне снова что-то зазвенело, разбиваясь, и это совпало с появлением в дверях еще одного чужака. Майя занесла ножку табурета, собираясь добить того, кого уже достала, но знакомый голос за спиной остановил ее:

– Майя, не надо избивать моих людей.

Не поворачиваясь, она смотрит на темные фигуры, замершие перед ней в свете, проникающем из подъезда.

– Предупреждать надо.

– Прости, детка. Опоздали маленько. – Олешко вздохнул. – Ребята, возьмите его и перетащите в машину. Майя, отдай мне дубинку.

– Это ножка от табурета, ее нужно навинтить обратно. Паш, там на балконе еще один.

– О как. Да, детка, не хотелось бы мне застать тебя врасплох в темноте.

Фыркнув, он взял у нее из рук ножку и проследовал на балкон. Послышался звон, приглушенная ругань, тяжелое тело очень трудно вытащить, не свалив вазоны с цветами. Удивительно, как чужак, падая, не уронил ничего.

– Павел Иваныч, мы его возьмем.

– Осторожно, здесь горшки с цветами.

Еще двое парней проследовали через комнату, споро вытащили обморочное тело и унесли, ступая бесшумно, как индейцы. Словно и не было ничего.

– Я там горшок какой-то свалил, земля высыпалась…

– Соберу. Паш, я понять не могу, почему никто не проснулся?

– Я удивляюсь, что ты не спишь.

Вспомнив о Буче, Майя, горестно всхлипнув, бросилась в прихожую. Тельце кота аккуратно отодвинули в угол, и она, наклонившись, уловила его дыхание.

– Что же это?

Олешко смотрит на нее со странным выражением лица, и Майя впервые встречает его взгляд, не боясь и не избегая.

– А ты боец. – Павел провел пальцем по ее щеке. – Это сонный газ, детка. Они пришли не убивать, они собирались просто обыскать квартиру. Что они искали, я выясню совсем скоро, как и то, кто их послал.

– Он куклу взял. Тот, что на балконе. Она у него в рюкзаке. Зачем она ему?

– Куклу? Так я и думал. Отлично, детка, просто отлично.

– Почему ты называешь меня деткой?

– Потому что я не знаю, как тебя зовут. Ты и сама не знаешь. – Павел заинтересованно рассматривает ее, и она осознает, что стоит перед ним в коротенькой ночной сорочке. – Насчет внешнего вида не смущайся, мне приходилось видеть женщин не только без одежды, но и вовсе без кожи.

Узнав цитату из Булгакова, Майя улыбнулась. Более глупого положения, чем стоять здесь среди ночи и цитировать Азазелло, представить невозможно.

– На мой вкус ты слишком худая. – Олешко бесстрастно продолжает рассматривать ее. – Мне нравятся женщины типа нашей Ники.

– Валькирии из скандинавских саг?

– Ну, да. – Олешко задумчиво провел ладонью по ежику своих волос. – Я, понимаешь ли, как и Леха Булатов, предпочитаю в постели крупных блондинок. Может, я немного расист, надо у нас в ку-клукс-клане спросить.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Ну, когда-то же надо нам начинать общаться? Теперь ты меня не боишься, вот я и решил, что самое время нам немного поболтать ни о чем. Тем более что мы только вдвоем здесь.

– А… они?

– Они проспят до утра, а потом будут хотеть пить. – Олешко вздохнул и снова уставился на Майю. – Даже Буч. Ты привыкла спать на животе?

– Да. Откуда ты знаешь?

– Только так ты могла не нахвататься газа – уткнувшись носом в подушку.

– У нас рама балконная открылась. – Майя покосилась в сторону балкона. – С вечера я закрывала, но она, видимо, как-то сама.

– Ну, вот и ответ. А Буч, скорее всего, спал, уткнувшись носом в собственное брюхо, а потом услышал шум за дверью, полюбопытствовал – это его и сгубило.

– Зато я услыхала возню, а без него бы ни за что.

– Гуси спасли Рим, а Буч спас тебя. И не раз. – Павел снова дотронулся до ее щеки. – Когда все закончится, я буду шафером на вашей с Матвеевым свадьбе. Неплохо было бы тебе маленько потолстеть к тому времени.

Майя сообразила, что это – дружеская беседа, как понимает ее Олешко. Он прощупывает ее, пытается понять, что она собой представляет. Она отчетливо поняла вдруг, кем была до сих пор в его глазах: человеком без индивидуальных признаков. Он был с ней дружелюбен, как бывает дружелюбна хорошо обученная бойцовская собака с гостями хозяев – не рычит, не пытается укусить, но при первой же команде «фас!» без сомнений вцепится чужому в горло. Теперь это изменилось, и Павел увидел в ней нечто, за что ее зауважал.

– Неужели для того, чтобы ты решил, что я достойна войти в круг посвященных, мне надо было кого-то стукнуть дубиной по голове?

Он фыркнул.

– Да. – Его палец скользнул по ее плечу, так щупают товар покупатели в магазине. – Прости, детка, но смысла притворяться не вижу. Либо мы говорим начистоту, либо спокойной ночи, Майя.

– Давай, ошеломи меня глубиной философской мысли.

– У меня целая уйма таких мыслей, но излагаю я их совсем в других обстоятельствах, и ты в них теперь уже не попадешь. – Павел улыбнулся уголками губ. – Да, мне человек интересен только тогда, когда он боец. Я дамочек, которые визжат и ждут защиты, не выношу на дух. Это пустая порода, просто биомасса. Любой должен уметь себя защитить – или умереть. Оказалось, что ты такая, и я рад. Значит, ты боец и родишь бойцов. Вы там с Матвеевым не тяните с этим делом, возраст у вас на исходе, а парочка викингов нам всем пригодится для продолжения породы. Я что тебе хотел сказать. Ты Максима сама расшевели, но тактично, иначе вы еще год будете ходить, как пионеры, он такой… очень деликатный с тобой, потому что видит в тебе не живую женщину, скорее эльфа из сказки, а это никуда не годится. И вот еще что. Определись сама с собой, реши уже что-то, иначе твоя двойственность доведет тебя до логического тупика.

– Паш, и ты не скажешь мне, что разговор этот типа между нами?

– Нет. Ты же не дура, сама все понимаешь. Я на кухне слегка пошумел, соберешь? А то Буч проснется и лапы порежет.

– Соберу. Паш, когда все закончится?

– Думаю, скоро. Все, недосуг болтать, дела не ждут. Бывай, детка. Когда окончательно решишь, как тебя зовут, дай знать. О том, что здесь было, расскажешь им утром, чтобы мне зря время не тратить, пересказывая. Все, пока.

Легонько щелкнув ее по носу, Павел вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Майя выглянула в глазок – на площадке расположились двое охранников.

Подняв Буча, она уложила его в кресло в спальне у Ники. Ровное дыхание спящих успокоило ее, она проскользнула к окну и приоткрыла раму – пусть заходит свежий воздух. На кухне был сдвинут стол, стулья разлетелись, чашка, кем-то забытая с вечера, разбита вдребезги. Майя осторожно подмела осколки, потом принесла влажную тряпку и протерла пол. Вазон на балконе пострадал не критически, Майя восстановила порядок и полила потревоженный цветок.

Ей вдруг очень захотелось принять душ, она взяла халат и снова пошла в ванную. Ей вспомнилась ванная в ее квартире, она захотела домой, но там все разрушено, и даже если бы это было не так, шансов уцелеть в одиночку у нее почти нет. Вспенив гель, Майя блаженно вздохнула: нет большего удовольствия, чем мытье, и моющие средства – величайший дар богов и химии.

– Вот сволочи…

Майя вспомнила, как неслышно скользили тени по квартире, и внутренне сжалась. Ведь если бы они пришли, чтобы убить, то Павел с ребятами не успел бы спасти как минимум двоих.

– Нет, Павел прав, если бы они пришли убивать, то сделали бы по-другому.

Майя включает воду погорячее и задумывается. Вспоминая детали прошлого и сопоставляя их с тем, что ей стало известно, она восстанавливает картину произошедшего и с горечью понимает, что жила действительно как эльф из сказки – видела только то, что хотела видеть, выстроив вокруг себя волшебную страну, которой нет. И вот теперь, если верить Нике, она живет свою третью жизнь, и она наконец начинает обретать реальные очертания.

– Как глупо… Павел прав, во всем прав. Нужно было драться за себя, а я сбежала. И все пошло не так. Мне надо было нанять адвокатов, написать гору писем в прокуратуру и полицию, потребовать вывода капитала из дела, заняться благотворительным фондом – тогда они бы не посмели меня тронуть. А я расклеилась, сдалась и сбежала. Так было легче – начать все сначала, с чистого листа. Я оправдывала себя тем, что мне противно иметь с ними дело, но я оказалась легкой добычей, и они это знали. Я предала Леню, все, что он делал и что ждал от меня, я по глупости и по трусости оставила врагам.

Майя идет в гостиную и ложится рядом с Матвеевым. Холодный воздух от балкона гуляет по комнате, она укутывается в простыню и, прижавшись к Максу, засыпает…

Мама разливает чай, стоя на веранде бабушкиного дома. Осень открыла глаза астр, и они кивают ей махровыми головками – белыми, бордовыми, лиловыми. Отец пьет чай, читая журнал, а девочка с темной челкой вылила горячий чай в блюдце и дует на него так, что летят брызги.

– Майя, так нельзя. – Мама отбирает у нее блюдце и пододвигает ей новую чашку. – Вот, пей как положено.

Майя хочет сказать ей, что эта девочка – не она, но та смотрит на нее умоляющими глазами, и Майя молчит. У этой девочки никогда не было мамы, а теперь есть.

– Дочка, что ж ты варенье не ешь? – Мама пододвигает к Майе вазочку с абрикосовым вареньем. – Кушай, милая, что-то ты бледненькая.

Майя пробует варенье, заранее зная, что знакомый вкус обрадует ее – это единственное варенье, которое она ест. Мама смотрит на нее и улыбается, отец отложил журнал и тоже смотрит.

– Девочка совсем большая стала. – Он улыбается знакомой доброй, немного растерянной улыбкой. – Смотри, Соня, как она быстро выросла.

– А Майя еще маленькая. – Мама смотрит на девочку с темной челкой. – Пей чай, пока не остыл.

На стол прыгает Буч, принюхивается к вазочке с вареньем, родители хохочут, глядя на недовольную мордочку кота, и Майя смеется, потому что все живы и все с ней, а остальное приснилось. Буч на столе напомнил ей другой сон, в нем были те, кого она любит, и если этот сон настоящий, то как же Максим? И Ника, и Павел, и остальные? Нет.

Она идет по дорожке к знакомой калитке, не оглядываясь. За ней – белый холодный вихрь, из которого есть выход. Главное, знать пункт назначения. Теплая рука Максима такая знакомая, и Майя сжимает его ладонь.

– Я бы очень хотела знать, что здесь ночью произошло.

Ника, растрепанная и воинственная, сидит на краешке дивана и сердито смотрит на Майю.

– Никуша, чего тебе не спится-то?

Матвеев с усилием поднимает тяжелую голову. Магнитные бури, что ли?

– Макс, мне просто интересно, откуда на кухне под столом взялось вот это.

Словно дохлую крысу за кончик хвоста, Ника двумя пальцами поднимает противогаз и демонстрирует его заинтересованным сторонам.

– Я далека от мысли, что кто-то развлекался ролевыми играми. – Ника бросает противогаз на пол. – Кто-нибудь может мне объяснить, откуда это взялось?

– Никуша, помилуй, мы же спали! – Матвеев болезненно морщится. – Ты не могла бы принести мне таблетку от головной боли? Кошмар какой-то… Майя, ты как, в порядке?

– Ага. – Она избегает его взгляда. – Макс, тут ночью кое-что случилось…

– Чашка разбита! – кричит Ника на кухне, хлопает дверцей шкафчика и появляется в гостиной. – И Буч что-то заспался, и Лешка, и мама… Что произошло? Надо бы Пашке позвонить, он…

– Ника. – Майя берет у нее из рук пакетик с таблетками и чашку с водой. – Спасибо. Максим, проглоти и запей. Ника, я пытаюсь вам объяснить, но никак не могу прорваться сквозь ваши позывные.

– Давай. – Ника усаживается к ним на постель, подогнув под себя длинные ноги. – Только усеченный вариант, потому что иначе я лопну от нетерпения.

Майя забирает у Макса опустевшую чашку и передает ее Нике. Нужно рассказывать, но как признаться, что это она принесла беду в дом своей подруги? Хотя Павел велел все рассказать.

– Это я виновата. – Майя отводит взгляд, ей невыносимо смотреть Нике в глаза. – Если бы не я, они бы ни за что не явились сюда.

– Глупости какие.

– Ника, ты же знаешь, что это правда. – Майя расстроенно смотрит на нее. – Пока я не появилась в вашей жизни, вы жили отлично. Я приношу несчастье всем, кого… с кем оказываюсь рядом. Умерли родители, потом с Леней несчастье, теперь вы.

Эта мысль осенила ее внезапно: ведь если бы не она, Леонид, возможно, был бы жив. И Светка, и…

– Майя… – Матвеев осторожно сжал ее плечо. – Не надо. Ты принесла в мою жизнь только радость, я до сих пор своему счастью не верю.

– Ты не знаешь, Максим. Ведь у меня, по сути, даже имени своего нет. И пока меня не было, вы все жили своей нормальной жизнью, а с тех пор, как я свалилась вам на голову, у вас начались проблемы. Я не должна была приходить сюда, это неправильно. Все мои решения неправильны.

– Почему? – Матвеев успокаивающе обнимает Майю. – Ты построила свою жизнь заново.

– Не может быть правильного решения у задачи, условие которой составлено с ошибкой, – вздохнула Майя. – Я построила жизнь из того, что было. Но это изначально неправильно, и теперь мои ошибки могут привести к таким последствиям, что я даже думать боюсь.

– Майя, это все пройдет, а мы останемся. И ты с нами. – Ника гладит ее руку. – Не парься из-за ерунды.

– Но…

– А то, что ты никак не решишь, как тебя зовут, – фигня. Давай мы вообще изменим твое имя, если ты не хочешь это и не можешь вернуть прежнее. Думаю, выбор у тебя еще будет, да он и сейчас есть. Ты вполне можешь вернуть свою прежнюю жизнь. Это хоть и сложно, но возможно. Тут главное с теперешними проблемами разобраться, а там подумаем, что и как сделать.

– Я не хочу прежнюю, тем более что прежней все равно уже не будет. Она была ненастоящая. Все, кроме Лени, было плодом моего воображения.

– Майя, подумай вот о чем. – Матвеев смотрит на нее с болью. Ему невыносимо видеть, что она во всем винит себя. – Подумай о десятках детей, которые стали слышать и говорить, жить полноценной жизнью, состоялись, и все благодаря тому, что твой муж был хорошим, настоящим человеком. Подумай о тех людях, которым вы оба помогли – а их тысячи, учитывая, что твой муж закупал для больниц медицинское оборудование, без которого могли быть потеряны многие жизни, а благодаря ему эти люди живут. Разве это было ненастоящим? Так я тебе скажу: только это и есть настоящее. То, что человек оставляет после себя другим людям. Кто-то оставит парк, в котором мамочки будут мелюзгу выгуливать, кто-то – спасенных больных, а кто-то – спасенные судьбы. Или картины, книги, дома и мосты, и все это расскажет тем, кто придет потом, как мы видели мир. Не бронзулетки, не очередной лубочный храм для кликуш, не счета в банках, а то, что отдает человек другим людям честно и с чистой душой, выполняя свою работу или делясь заработанным, вот это и есть настоящее. В остальном же не надо обвинять себя. Я не считаю, что встреча с тобой принесла мне горе. Все как раз наоборот.

– Короче, голубки. – Ника поднимается и идет к двери. – Я пойду будить своего кота и своего мужа. А вы поднимайтесь и заправляйте диван, подушки к нам в спальню, в шкаф.

Она выходит, закрыв за собой дверь, а Майя растерянно смотрит на Максима.

– Как голова, прошла?

– Почти. – Он осторожно проводит пальцем по ее плечу, и это совсем не тот жест, что у Олешко. – Боюсь только, что я ее потерял.

И в комнате вдруг стало жарко, утренний холод испуганно метнулся обратно на балкон, и Майя знает – так будет теперь каждый день. И каждое утро. И мужчина, который сейчас с ней, предназначен ей одной. И он будет с ней, даже если это последний день в их жизни. Она у них отныне одна на двоих. Этот мужчина настоящий, понятный и теплый, и его безусловная любовь придает смысл всему, что есть в жизни, которую она построила. Неважно, как ее зовут, она – это она, и то, что есть у нее, она сделала для себя сама.

– Наверное, объявлять о помолвке сейчас не время. – Матвеев обнимает Майю, чувствуя, что огонь, бушующий в нем все эти дни, не угас и вряд ли угаснет в ближайшее время. – Но я бы очень этого хотел. Ладно, я что-нибудь придумаю.

Дверь приоткрылась, и в комнату проскользнул Буч. По-хозяйски прошел на балкон, подошел к большой кастрюле, в которой Ника отстаивала воду для полива цветов, и принялся жадно лакать. Ночное приключение не прошло для него даром.