10

– Дикая история. – Панфилов сосредоточенно вел машину. – Паш, что ты думаешь?

– Ясно одно: сегодняшние неприятности никак не связаны с убийством Марьина и покушением на его жену.

– Так я и думал. – Панфилов вздохнул. – Как же противно все знать…

– Мне бы, Михалыч, твое чутье и мой опыт…

– Не надо, ты бы тогда захватил весь мир. – Панфилов коротко засмеялся. – Она когда о хлопке сказала, я сразу понял. Какой там воздушный клапан…

– Да чего ж тут не понять, дело известное. Закладывается небольшой заряд в точку схода лавины – и хватит мощности взрыва петарды на определенной глубине, чтобы лавина сошла. Специалисты умеют это. – Павел очень хотел выругаться, но он никогда не ругался на людях. – Понятно, что Марьиных собирались убить обоих сразу. То-то пасынок приехал с ними проститься, сукин сын, он все уже знал. Вот ведь люди есть на свете…

– Сам не понимаю. Неужели деньги имеют такое значение? И ни привязанность, ни благодарность ничего не значат?

– Ты знаешь, я всегда презирал таких людей. – Олешко думал о том, что встречал подобных слишком много. – Несчастные, ущербные какие-то. Нет, я и сам люблю деньги и тратить их люблю, но есть же что-то выше? Майя это поняла, потому и ушла. Не потому, что испугалась – хотя, конечно, испугалась, хотя в тот момент могла не уйти, а вернуться и плюнуть в их поганые рожи. Но она ушла – противно ей было с ними рядом находиться. Кстати, я тут пробил этого Возницына. Он женат на Екатерине Дробышевой, младшей дочери Василия Дробышева, кличка – Математик, бывшего когда-то одним из больших авторитетов в среде рэкетиров – еще в девяностых. Потом Вася остепенился и пустил честно награбленные деньги в дело, и поднялся неплохо – банк «Лотос» ему принадлежит, несколько сетей магазинов по всей стране. Рыбешка, конечно, помельче, чем покойный Марьин, но ненамного, а вот по ментальности – бандит бандитом. Марьин же был человеком совсем иного склада и, конечно, никаких общих дел с Математиком иметь не хотел, а тот хотел, и очень. Думаю, весь план с устранением Марьина – плод его гения. Когда Ирина выжила, он притормозил, но ненадолго. Ему нужно все, частями он взять был не согласен. Не знаю, как они поладили с Возницыным, но, думаю, милейший Артемий Анатольевич не раз и не два проклял ту минуту, что свела его с Катей Дробышевой.

– То есть ты хочешь сказать, что Возницын был просто статист?

– Я хочу сказать, что если бы все это задумывал Возницын, закончилось бы крушением самолета, например. Марьин не зря упрекал его в черствости. Артем известен своим сволочным характером и жестокостью, один Марьин, бедолага, считал его неплохим парнем, потому что любил его как сына и многое ему прощал. Тот пользовался этим напропалую, а сам… Но об этом позже, пока много неясностей.

– Темнишь ты, Паша.

– Михалыч, информация должна созреть, тогда от нее будет польза, а у меня только разрозненные факты и догадки, которые я собираюсь подтвердить, мне нужно время. Теперь будет легче, потому что Майя рассказала часть истории, и я сделал выводы, подтверждающие мои догадки и позволяющие копать дальше. Только вот что интересно: для Возницына живой Марьин был выгоднее, чем мертвый, но, думаю, понял он это слишком поздно. Потому что пока Марьин был жив, его приемный сын был защищен от происков Математика. Да, любовь зла… Но это все лирика, Михалыч. А сегодняшние неприятности Майи – это то, что произошло совсем недавно.

– Я тоже так думаю. – Панфилов задумался. – Пожалуй, у нас снова проблемы, Паш. Недолго музыка играла…

– Разрулим, не в первый раз. Я хочу глубже покопаться в этом деле, есть несколько зацепок, но полиция сильно усложняет работу. Ладно, прорвемся.

– Не хочешь рассказать?

– Пока только догадки. – Павел устало откинулся на сиденье. – Ты сегодня в Питере ночуешь или дома?

– Дома. Со мной поедешь обратно?

– Поеду, но не с тобой, ты же только вечером выедешь, а у меня дел полно. Поеду сразу после обеда. – Олешко прикинул, как спланировать день, чтобы все успеть. – Майя, похоже, в большой беде. И тут или мы ее вытащим, или неведомые злодеи пустят ее в расход. Матвеев этого никогда не простит, да и мне обидно будет – хорошая она баба, со стальным стержнем внутри, я это очень уважаю. И если понять, за что ее преследуют, я бы вычислил, кто. Но кому она теперь-то помешала?

– Может, действительно дело в прежних хозяевах квартиры?

– Вот и я сперва так думал. – Олешко досадливо морщится. – Час убил, пробивая подноготную, в итоге сбросил все Матвееву, чтоб ему не ковыряться, там история по его архитектурной части, никакого криминала. Дома эти строились в сорок седьмом году пленными немцами по проекту архитектора Ивановского. Товарищ был очень средних способностей, без огонька. А тут проект надо сдавать, и оказалось, что дом-то нужен один, два одинаковых рядом стоящих здания в центре города посчитали заурядным решением. Тогда старались украсить жизнь – только-только война закончилась, люди должны были видеть, что мирная жизнь приходит вместе с красивыми новыми зданиями. Ну, и зарубили его проект. И что он сделал? За ночь нарисовал вот эту башенку, соединил дома аркой, и все, не подкопаешься, хотели один дом – вот вам он, хотели с финтифлюшками? Вот она, башенка. Еще одна квартира, живи – не хочу. И жила там потом актриса местного театра, умерла она давно и квартиру передали в городской резерв. Но поскольку для одного там был большой метраж, а для семьи – недостаточный, так она и стояла, пока ее вообще не вывели из жилого фонда. А вот когда Майя приехала, главбух Татьяна Васильевна Клинг нажала на свои многочисленные связи в коммунальной среде, и квартиру выделили Майе Скобликовой. Вернули в жилой фонд, оснастили сантехникой и газовой плитой и выписали все полагающиеся документы. Никакой романтики, бюрократия сплошная, но забавно, Матвееву понравится.

– Да, история занятная. – Панфилов усмехнулся. – А Макс уже нафантазировал… Гений, что с него взять. Думаю, с Майей получится у него неплохая жизнь, еще и ребенка успеют произвести на свет. С Димкой она поладит, у нее та же страсть к порядку, что и у покойной Томки. Вот только сдается мне, Павел, что старая история с покушением еще даст о себе знать, так что не стоит выпускать из виду господина Математика со товарищи.

– Это понятно. – Олешко сокрушенно вздохнул. – Но вот в последних событиях я логики не вижу. Смотри: убили человека, застрелили на детской площадке. Один из двоих убийц был знаком местному бомжу. То есть это жилец одного из близлежащих домов. Убитый – уроженец города Златоуст, Виктор Игоревич Михайлов, тридцати двух лет, проживал в Якутии, в городе Алмазный. Там находится, чтоб ты понимал, одна из крупнейших в стране алмазных копей. И принадлежала она не кому иному, как покойному Марьину.

– Иди ты! – Панфилов от удивления едва руль удержал. – Так, значит…

– Может, и ничего это не значит, но я в совпадения не верю. Ладно, потом подумаю. Отпечатки Михайлова есть в полицейской базе, девять лет назад он привлекался за драку, получил условный срок, более в неприятности не попадал – до той ночи, когда двое неизвестных гнали его через дворы и пристрелили, отобрав портфель.

– А куртку его нашла и подобрала дворничиха Светлана Филатова.

– Вот именно. При этом куртку в ее квартире впоследствии не обнаружили, но то, что она была, – думаю, возражений нет. Если ее не подобрала Майя, не взял бомж, то, кроме Филатовой, некому, стало быть, она ее и прикарманила. А у нее эту куртку забрали те двое парней, что приходили к ней, по словам соседки. Они ей, скорее всего, наплели чего-то несусветного и просто дали денег. И между делом расспросили, не нашла ли она еще что-то. Там могло что-то еще быть, но они не нашли этого ни в портфеле убитого, ни в его карманах, ни рядом с ним. И Филатова указала на Майю – типа, она там была раньше, так, может, она и подобрала. А потом, видимо, что-то насторожило Свету, и она решила предупредить Майю. А эти двое решили, что ей незачем вот так бегать по району, народ баламутить.

– Может быть, и так. – Панфилов въехал в черту города и притормозил у светофора. – А может, тот, кто убил Филатову и участвовал в убийстве Михайлова, живет в подъезде Майи. Там четыре квартиры, и все жилые, Майя жильцов не знает, но, может, стоит их пробить?

– Может, и стоит. – Олешко задумчиво смотрит в боковое окно. – Понимаешь, Михалыч, Майя могла что-то все-таки подобрать тем утром, а мы не спросили.

– Так всегда же можно это исправить. – Панфилов смеется. – Позвони Майе и спроси.

– Знаешь, я так и сделаю.

Олешко достал из кармана сотовый и набрал номер.

– Придержи здесь. – Майя приложила полоску обоев к верхнему краю стены. – Вот так. Смотри-ка, узор красивый! А те медведи и зайцы, что ты сперва хотела, у ребенка бы в глазах рябили.

– Ты права, Майечка. – Ника счастливо вздохнула. – Семеныч говорит, Стефка уже немножко поправилась, даже за сутки! Вот что значит уход для ребенка. Вернется Лешка – поедем к ней. Хочешь с нами?

– Поглядим. – Майя разгладила тряпкой полотнище обоев. – Давай-ка заканчивать, совсем немного осталось.

– Ты очень быстро управилась!

– Стены ровные, обои хорошие, с чем тут возиться? Мебель-то когда привезут?

– Завтра обещали.

– Вот и отлично, все высохнет к тому времени.

– Ой, а вы-то с Максом… ничего, что в гостиной ляжете.

– Нет, я домой поеду, Никуша. – Майя соскучилась по своей квартире. – Там порядок надо навести, видела же, что натворили?

– Об этом можешь не беспокоиться. – Ника засмеялась и, спохватившись, умолкла. – Вот же язык мой – враг мой…

– Ника, что ты скрываешь?

– Майка, не дави на меня. А домой вы с Максом поедете послезавтра, и никак не раньше. Больше ни о чем меня не спрашивай, пожалуйста. Ну, я очень тебя прошу, иначе у Макса не получится сюрприз. Ох, и затейник у меня братец, оказывается, очень ему хочется тебя удивлять.

– А что, тебя Лешка не удивляет?

– Он по-другому меня удивляет. – Ника улыбнулась. – Он, может, всякие сюрпризы устраивать не мастер, зато понимает меня, как никто другой. Он уважает то, что я делаю, поддерживает мои начинания, одобряет мои фантазии – ему все это нравится, понимаешь? То, что другие считали моими недостатками и пытались исправить, ему нравится. А мне нравится, что он такой… неизменный, надежный и любящий. Только жаль, что встретились мы не в молодости, а когда половина жизни уже прожита врозь.

– Понимаю…

Майя старалась не вспоминать – ни глаз, полных обожания, ни утренних букетов в ванной и в спальне, ни внезапных поездок на острова или в Венецию, она старалась забыть ощущение счастья, которое дарил ей Леонид, загнала на донышко памяти балы в Тулузе, прогулки по парку, долгие бдения над списками, за которыми были чьи-то судьбы, и они вдвоем исправляли их в лучшую сторону.

Но сейчас, глядя на радостное лицо Ники, она вспомнила и поняла, что не должна приказывать себе забыть. Не заслужил Леонид забвения, не заслужил ее трусливого бегства. Он думал, что она – боец, а она сбежала с поля боя, бросив все, что Леонид строил всю жизнь.

А теперь все усложнилось. Есть Максим, который смотрит на нее, не отрываясь, не смея прикоснуться, который ночью снова был рядом – и ей было спокойно и хорошо с ним. Максима она знает всего несколько дней, а чувство такое, словно она вынырнула из омута, в котором тонула. И есть большая семья, которая может стать и ее семьей. У Майи нет родственников, кроме родителей, и у Леонида не осталось родных, кроме дочери и Артема, а потому у нее нет опыта родственных отношений. Но ей нравятся эти люди, ей нравится клеить обои в квартире Ники и болтать с ней о разных вещах, и смотреть на Буча, который с опаской обходит стороной ведро с клеем. История встречи Ники и Максима потрясла ее, как и остальные подробности довольно страшного приключения. И ей хочется остаться с ними и стать частью их семьи. Она боится своего желания, потому что уже не знает, кто же она такая. И боится, что принесет этим людям опасность и несчастье. Ведь она все еще убегает и не знает, когда перестанет убегать.

Но она точно знает, что возврата к прошлому нет. Она уже не Ирина Марьина, которая бросалась в бега при первом намеке на опасность, не успев подумать ни о чем, кроме вопящего внутри ужаса – три года прошло с того момента, когда она оставила сумку с документами около тела девушки, убитой из-за того, что та надела ее куртку. Она стала Майей – но та Майя была странная, словно спала и видела сны. Она была готова протянуть ей руку помощи, хотя сама нуждалась в такой же руке, и за те несколько часов в пустом доме они успели рассказать друг другу все о своей жизни.

А потом Майя погибла, и в свой последний миг она поняла, почему это случилось, но не стала проклинать или упрекать невольную виновницу своей смерти, а наоборот, велела ей убегать. Она словно передала эстафету новой подруге, подтолкнув ее на дистанции – беги, проживи за себя и за меня.

Убегать постоянно невозможно. У нее была цель, к которой она шла – остаться собой, построить жизнь, которая была бы похожа на прежнюю. И у нее это получалось, хотя Майя всегда знала, насколько это хрупко, ведь на свете есть человек, который никогда не устанет ее искать и рано или поздно найдет, а потому надо прятаться. И она спряталась – там, где ее никто не стал искать.

Но что-то пошло не так, и это очень страшно – но было бы страшнее, если бы она была одна.

Но теперь она не одна. Есть Максим, но как это принять, ведь она уже предала память Леонида? Не будет ли это еще худшим предательством? Она не знает, и это незнание заставляет ее закрываться от всех. Вот только закрыться от Ники оказалось невозможно – она просто не обращает внимания на преграды, выстроенные Майей.

– Буч, что ты делаешь! – Ника хватает кота, который решил поиграть с мотком кромки. – Ну, смотри, ты все распутал! Взрослый кот, а туда же! Майя, посмотри на эту мордаху, разве не красавец?

– Кошки вообще красивые создания.

– А то! Котэ – это величайшее изобретение богов! – Ника целует Буча между ушек и опускает на пол за пределами комнаты. – Сиди тут, нечего лапы в клее мазать, налижешься и будешь блевать. Мам, забери его, а то он в клее увязнет!

Стефания Романовна заглянула в комнату.

– О, а у вас дело движется! – Она оглядела стены и покачала головой. – Очень красивые обои, девочки. Молодцы вы. Заканчивайте и давайте обедать. Иди сюда, Буч.

Она унесла с собой кота и тот особый кухонный уютный запах, который Майя помнит с тех времен, когда была жива и не болела мама, а отец не пил.

– А твоя мама… – Ника осторожно придерживает полоску обоев внизу. – Я держу, не бойся. Так я спросить хотела…

– У мамы была болезнь Альцгеймера. – Майя вздохнула. – Она не сразу проявилась, отец поначалу справлялся, а потом… Она ничего не помнила, никого не узнавала. Отец сломался – они очень друг друга любили, а потом вдруг оказалось, что маме лет пять от силы, и она не помнит даже себя. Она оказалась запертой в своем теле. Родители умерли почти одновременно, и иногда мне кажется, что папа позвал ее за собой, не захотел оставлять. А может, она позвала его – оттуда, где была последние годы. Потому что в теле, которое находилось с нами, моей мамы не было несколько лет.

– Как грустно…

– Так бывает, – Майя старалась не смотреть на расстроенное лицо Ники. – У тебя ведь тоже не самая веселая история получилась.

– Но все равно все закончилось хорошо. Вернее, закончилось все плохое. И у тебя так будет, поверь мне. Мы же теперь вместе. Мы все это одолеем – оглянуться не успеешь!

– Все, давай газеты с пола собирать. – Майя оглядела преображенную комнату. – Кромку завтра приклею, когда обои высохнут и натянутся.

– Натянутся?

– Ну, вот смотри, видишь складки и неопрятные замявшиеся места? Это всегда так. А завтра клей высохнет, и обои натянутся, все будет ровно. И тогда кромку наклеим, клей надо прикрыть чем-то, чтоб не высох. Тащи мешок для мусора, соберем газеты и обрезки и паркет натрем.

– Давай сначала пообедаем. – Ника с тоской смотрит на пол, застланный газетами, на которых лежат горы обрезков.

– Потом пообедаем. Не ленись, это недолгое дело. А то иди обедай, а я тут сама закончу, совсем ерунда осталась.

– Огромное искушение. – Ника, вздохнув, отрывает от рулона мешок для мусора. – Ты даже не представляешь, какое. Сейчас пообедаем и поедем в «Симбу» за кроваткой. А к вечеру наши из Питера вернутся, глядишь, за день до чего-то додумались.

Стефания Романовна несет Майе ее сотовый, наигрывающий Баха.

– Майя, это тебя Олешко добивается.

Она с опаской нажимает кнопку приема. Павла она немного опасается – слишком он разный, чтобы вот так с ходу понять, какой он на самом деле. И слишком быстро меняется.

– Майя, один вопрос, только ответ мне нужен абсолютно честный.

– Хорошо.

Она уже знает, о чем спросит Павел, но тут либо играть по-честному, либо и огород городить не стоит.

– Скажи мне, солнце, что ты нашла в то утро, когда убили парня, которого потом обнаружили в баке?

– Куклу нашла. – Майя вздыхает. – Фарфоровую, в коробке, новую, в песочнице лежала.

– И где она теперь, эта кукла?

– Так я ее с собой привезла, ты видел ее – я при тебе куклу в сумку положила.

– Понятно.

В трубке повисло молчание, и Майя подумала, что Павел о ней забыл.

– Паша?

– Да, я здесь. – Он явно был озадачен. – Скажи-ка мне, а кукла и сейчас с тобой?

– Не совсем. Она у Ники на кровати, мы же в кабинете обои клеим.

– Неважно. – Павел вздохнул. – Значит, это вряд ли кукла… А в чем она была?

– В фабричной коробке из тонкого картона с пластиковым окошком.

– И куда ты ее подевала?

– Порезала и сожгла на кухне. И платье тоже.

– Платье? Какое платье?! – Павел начинает терять терпение. – Майя, ты меня с ума сводишь. Какое платье?!

– Куклино… – Майя не понимает, почему он сердится. – Она в платье была таком… деревенском. В клеточку, с передником и в соломенной шляпке. Мне показалось, что оно ей не идет – она очень красивая, а платье простецкое. Та, вторая, тоже была в таком платье, и я…

– Какая – вторая?!

– В то утро я убиралась, контейнеры чистили накануне… в том дворе каждый вечер вывозят мусор. На дне была вторая кукла, точно такая же, как моя, но разорванная, голова разбита! Я еще удивилась, зачем понадобилось портить хорошую игрушку, ведь можно было отдать кому-то. Потом я об этом забыла, вот сейчас только вспомнила, а тогда я просто пошла домой.

– И дома ты…

– Я сожгла куклино платье вместе с коробкой, а из старой кружевной блузки сшила то, что сейчас на ней, кружев и золотой тесьмы для отделки докупила. И шляпку обшила кружевами, розы из лент сделала. А что?

– Ничего. Это все?

– Нет…

– Майя, видит бог, я сверну твою нежную шейку, если ты не перестанешь испытывать мое терпение. Что мне, клещами из тебя все тянуть? Время секретов, тайн мадридского двора и бриллиантовых подвесок Миледи закончилось. Давай выкладывай все как на духу.

– Подвески были не Миледи, а Анны Австрийской, это раз. Не ори на меня, Павел, потому что я тоже умею орать – это два. Я нашла там портмоне с двумя тысячами долларов и десятью тысячами рублей – это три. Там были еще банковские карточки, две банки «Лотос», одна какая-то заграничная, не помню.

– Где все это добро? Ну, кроме денег, конечно.

– Порезала на мелкие кусочки и спустила в унитаз. Там не было ни визиток, ни фотографий, ни квитанций – ничего, что указывало бы на личность владельца – кроме карточек, но их уже нет.

– Понятно. – Олешко вдруг захохотал. – У маленькой кошечки оказались весьма острые коготки! Для Матвеева это будет интересным открытием.

– Максим знает о моих коготках.

– Тогда порядок. – Павел снова стал серьезным. – Возьмите куклу и отвезите ее в банковскую ячейку, у Ники она есть. По дороге купите похожую, и держи ее у себя.

– Хорошо.

– Теперь еще вопрос. По минутам расскажи мне, кого и в какой последовательности ты встретила в то утро, о чем вы говорили, что делали.

Майя покорно перечисляет разговоры с Николаем Николаевичем, Элеонорой Петровной и Вострецовым.

– Ты идеальная женщина. – Олешко снова весел. – Я подумаю, не отбить ли мне тебя у Матвеева.

Он отключился, Майя с Никой озадаченно переглянулись.

– Ну, вот в первый раз я от Пашки такое слышу. – Ника задумчиво накручивает на палец прядь волос. – Что это на него нашло?

– Не знаю. Я вообще его опасаюсь немного.

– Да почему?! Пашка хороший.

– Ника, а кто у тебя плохой? – Майя рассмеялась. – У тебя все хорошие. А Павел очень разный и постоянно скрывает, какой он – все время меняется.

– Ну, значит, такой он и есть. Но все равно он очень славный. Иногда немножечко страшный, но это с чужими только. – Ника принялась подбирать с пола мусор. – Так что там с куклой?

– Не знаю, с чего он в эту куклу вцепился. Обычная игрушка, таких полно.

– Тогда едем в банк немедленно, Пашка просто так ничего не делает и зря никогда ничего не говорит. Если велено спрятать куклу – значит, спрячем. А по дороге купим похожую и нарядим в такое же платье, я у мамы видала гипюровую блузку, тоже белую – попросим для общего дела.

– Тесьмы и кружев купить надо.

– Купим. Все, собрала мусор, паркет натрем вечером. Поехали, что ли. Мне надо в клуб заехать, а к Стефке поедем вечером.

– Мне вечером на курсы нужно…

– Черт, забыла совсем. Ну, значит, отвезу тебя на курсы. Думаю, вечером Макс тебя встретит – он в Питер стариков своих повез, ну и работа не ждет, у них сейчас запарка ужасная, без него никак.

Майя чувствует себя виноватой – она даже не поинтересовалась у Максима, как у него дела – а ведь он несколько дней нянчился с ней, отставив все.

– Вот я дура-то…

– Перестань. – Ника участливо наблюдает за терзаниями Майи. – Макс обязательно справится, он же гений. Но ты важна для него, и я рада этому.

– Рада?

– А ты как думаешь? Я не знала Тамару, но по его рассказам, по словам Димки и Панфилова сделала вывод, что она была прекрасной женщиной – преданной женой, хорошей матерью, отличной хозяйкой. Макс в быту – сущее дитя, не накормишь его – он голодный будет сидеть над своими чертежами. И мне очень хотелось, чтобы он встретил женщину, с которой ему бы захотелось разделить не просто постель, но и жизнь. И, похоже, мои молитвы были услышаны – появилась ты.

– Но…

– Никто и не говорил, что будет легко. – Ника выставила за дверь мешок с газетами. – Майя, не мне тебе рассказывать, что отношения – это вообще непросто. Но когда люди понимают друг друга и уважают – все получится обязательно.

– У нас с Леонидом было немного по-другому.

– Он был значительно старше тебя, и тон в отношениях задавал он. Ему хватило мудрости не ломать тебя. Сейчас ты стала старше, и опыта у тебя больше, Макс ненамного старше тебя, и отношения вы будете строить совсем по-другому. Если вам обоим это нужно, конечно.

– Нужно. – Майя улыбнулась. – Я, наверное, нехорошо поступаю по отношению к Лене, ранее мне никто не был нужен, но сейчас все изменилось.

– Глупая ты, Майка. Он тебя к дереву толкнул в последний миг, ты не думала, зачем? Он хотел, чтобы ты спаслась и прожила долгую жизнь – пусть и без него, неважно. Главное, он знал в свой последний миг, что шанс у тебя есть. Так ты что же, думаешь, что он был бы рад, что ты потратила свою спасенную им жизнь на скорбь и добровольную аскезу?

– Нет, конечно, нет. Леня был… очень веселым, позитивным человеком. И…

– Вот и я уверена, что меньше всего он хотел бы, чтобы свою третью кошачью жизнь ты бездарно профукала, прячась и страдая.

– Третью жизнь?!

– Ну, считай. – Ника уселась на пол и жестом предложила Майе сделать то же самое. – При рождении тебе выделили энное количество жизней. Ну, вряд ли девять, это только у котэ их столько, поскольку они – существа высшего порядка. Но три-то тебе точно дали. Три дают всем, не зря же в мифологии любого народа можно встретить волшебное число три. Так вот, считай: первая жизнь у тебя была до момента, когда умерли твои родители. Уверена, если бы тебя тогда не спас Леонид, ты бы или умерла, или умом тронулась, что ничем не лучше смерти, а во многом и хуже. Вот одна твоя жизнь уже прокомпостирована. Идем дальше. События, что случились с тобой в горах и в Москве: лавина, суды, покушения – в результате полная смена личности. Вторая жизнь тоже прожита, ты уцелела. И вот тебе третья – сейчас. Живи ее за себя и за ту Майю – вот так, как я живу за двоих, потому что если бы моя мама не потеряла внезапно и трагически свою малышку, она бы не взяла меня, не вырвала бы меня из рук пьяницы, и кто знает, как бы все сложилось – я должна ей, той Нике, и я живу за нас обеих. И ты должна, понимаешь? Принимай то, что дает тебе судьба, потому что подарки судьбы нельзя отвергать – она ведь и обидеться может, она дама очень своенравная. Я не говорю, что Макс подарок судьбы. Он сложный – часто невнимательный к мелочам, а иногда слишком педантичный. Он нерешительный сейчас, потому что не силен в отношених – в их тандеме с Томой рулила именно она, так же, как у вас с Леонидом тон задавал он. Теперь вам придется научиться строить отношения на равных, и я уверена, что у вас получится. Просто перестань кукситься и постоянно себя одергивать. Жизнь должна доставлять удовольствие, а если у тебя не так, значит, ты что-то неправильно делаешь.

Кот осторожно заглянул в комнату. Его человек отчего-то сидел на полу. Буч подошел и сел рядом. Все идет, как должно идти, чего ж еще желать коту.