15

– Ей нельзя оставаться в больнице. – Павел мерял шагами палату, в которую спешно перевели Ровену. – Нужно увезти её отсюда.

Андрей молчал, прокручивая в голове варианты. По всему получалось, что Павел прав, не устерегут они Ровену здесь, в отделении, где любая медсестра, польстившись на деньги или поддавшись угрозам, может вколоть ей лекарство, которое окажется ядом.

– А куда мы её денем?

– В Озёрном спрячем, у Ники. Медсестру наймём, которая согласится пожить там же, не выезжая. Деньги у меня есть, если что, заплатить – не проблема, а Семёныч поможет найти нужного человека. На крайняк Ларису с Юриком там поселим, думаю, она не откажется. Но оставлять Ровену тут нельзя, ты сам понимаешь.

– Эй, Биг, я ведь тоже здесь, ты не забыл?

Её волосы уже высохли и завились локонами, Павел старался не смотреть на неё, потому что это лишало его способности мыслить здраво.

– Нет, не забыл. – Он сел на стул около кровати и взял её ладонь. – Рона, здесь больше нельзя оставаться, слишком опасно.

– Я понимаю, просто… Паш, мне совершенно некуда идти, да и двигаться я не могу.

– Эту проблему я решил, Булатовы тебя примут, охрана уже едет. Вопрос в другом – как это отразится на твоём здоровье.

– Отрицательно.

Семёныч вошёл в палату, исподлобья глядя на всех. Ну, понятно, кому понравится, когда в твоём образцовом отделении случается такое.

– Кто-нибудь мне скажет, что произошло? – Ровена начала злиться. – Что там случилось?

– Рона, не надо волноваться. – Павел осторожно сжал её ладонь. – Ничего особенного – кто-то вломился в твою палату, застал там медсестру, она пострадала.

– Медсестра жива? – Ровена встревоженно смотрит на кузена. – Валь, ну что ты куксишься!

– Два раза сердце запускали. – Валентин смотрит на неё, снова подсоединённую к капельнице. – Прогнозы плохие, но пока жива. Павел, перевозить Ровену нельзя, ей нужен больничный уход, нужны анализы, лекарства, условия, которых дома нет.

– Семёныч, ты хочешь, чтоб весь твой персонал перестреляли? Найди нам хорошую медсестру, которая согласится пожить в Озёрном дней десять, пока мы поставим Ровену на ноги и разберёмся с проблемами, но здесь она не останется. Завтра у любой из твоих медсестёр возьмут в заложники ребёнка или родителей, и она вколет пациентке то, что они велят.

– Да кто – они?!

– Пока не знаю, но есть ниточки, и чем скорее Ровену увезут отсюда, тем быстрее я начну работать.

– Лариса поедет, больше я никому не доверю пациентку. – Валентин вздохнул. – Пусть кто-нибудь заберёт жену из дома вместе с ребёнком, сейчас позвоню ей, чтоб собиралась.

– Валь…

– Молчи, горе луковое! – Валентин сердится из-за ситуации, но ещё больше – оттого, что нарушение его сестрой режима, как оказалось, пошло ей на пользу. – Я с тобой ещё поговорю! И с тобой, Павел, тоже. Чем ты думал? Вода могла занести инфекцию! Рона, повязку тебе сменили?

– Сменили…

– Выдрать бы тебя.

Полицейский заглянул в палату, и Павел с Андреем вышли поговорить. Валентин сел на освободившийся стул, взял руку Ровены и привычным жестом нащупал пульс.

– Частит. – Он посмотрел на бледное лицо кузины. – Рона, ты как?

– Значительно лучше. Валь, не сердись, пожалуйста, но мне нужен был этот гадский душ, я же чуть не умерла – неделю с немытой головой!

– Прекрасная причина смерти в свидетельстве. А главное – гламурная и возвышенная: умерла из-за грязной головы. – Валентин фыркнул. – Рона, Павел прав, здесь сейчас небезопасно. Я буду приезжать, худшее уже позади, ты пойдёшь на поправку. Я кое-что хотел с тобой обсудить.

– Это ты насчёт рака?

– Откуда ты знаешь?

– Мне Ленка сказала, так что перестань переминаться с ноги на ногу. Странно, Валь. Вот не случись всего того, что случилось, – и умерла бы я от рака. А теперь ещё, может, поживу. А ты Павла давно знаешь?

– Больше четырёх лет, а что?

– Ничего… – Ровена устало закрыла глаза. – Ничего, Валь. О боже!

Она испуганно распахнула глаза и дёрнулась, пытаясь встать.

– Что? Рона, что?

– Цветы! Мои цветы! Как же я забыла! – Ровена в отчаянии снова попыталась подняться. – Валь, цветы умрут, такая жара, а раз там сейчас никто не живёт, их не поливают!

Слёзы потекли из её глаз, и Павел, вернувшийся в палату, испугался. Ровена плакала и пыталась встать, а Семёныч удерживал её и увещевал, но, похоже, безуспешно.

– Что случилось?!

– Мои цветы! Их надо поливать, они умрут, они уже умерли, как вы не понимаете, они же живые, мало того что там никто не живёт, так их ещё и не поливают!

– Я поливал вчера. Очень основательно. – Павел взял Ровену за плечи и вытер слёзы. – Ложись и успокойся, Цветочная Фея, мы с Тимофеем полили их так, что вода стояла, и мульчей засыпали – я газонокосилку починил, говорил же. Сегодня заеду и снова полью.

– Петунии надо осторожно, а георгины если днём поливать, то воду не сверху, а понизу пускать, и розы залить прямо в лунках… А если вечером, то можно искупать, даже так будет лучше, только шланг пальцем пережми, чтобы были мелкие капельки!

– Я знаю. – Павел прижал голову Ровены к груди и вдохнул запах её волос. – Я в Интернете инструкции нашёл и прочитал, сделаю как надо. Всё, ложись и успокойся, не надо плакать, я всё контролирую, а тебе нужно лежать и выздоравливать.

– У меня магазин…

– С магазином тоже всё решим, успокойся.

Валентин что-то добавил в трубку капельницы, и через минуту Ровена уже спала.

– Правильно, пусть поспит.

– Шума много от неё… Она за этими цветами так убивается, что прямо слов нет. – Валентин вздохнул. – Наказание, а не сестра. Всё норовит сделать по-своему, никогда никого не слушает, а над цветами этими дрожит, как над собственными детьми. Уж она с ними и разговаривает, и носится с ними, не передать – представляешь, она верит, что у каждого цветка есть душа. Говорит – Цветочная Фея. Уверен, она верит в это всерьёз – в фею, в смысле.

– Мне Тим говорил.

– Тимка – дельный парень. – Валентин посмотрел на спящую Ровену. – Паш, ты должен понимать, что с ней очень непросто.

– А с кем просто?

Валентин вспомнил Ларису – вот с ней ему живётся просто. Она понимает его, прощает ему все недостатки, которые вообще не считает недостатками, она умеет так подойти к нему, что природная угрюмость его характера смягчается и он уже не остаётся безусловным Сундуком, и сам себе удивляется иной раз. Интересно, а как Лариске с ним?

– Ты прав. Но Ровена – нечто особенное, ты должен понимать это с самого начала.

– Я уже понял. – Павел в упор посмотрел на Валентина. – Семёныч, ты что, будешь против, если я поухаживаю за твоей кузиной?

– Не против. – Валентин спокойно встретил его взгляд. – Просто помни: Рона не игрушка, эти её кукольные голубые глазки и белокурые локоны – это для отвода глаз. А внутри сидит очень сложный, а местами откровенно тяжёлый характер, и если ты не готов с этим мириться или думаешь, что она изменится, то лучше сразу отойди и не морочь ей голову.

– Семёныч, ты отличный старший брат. – Павел ухмыльнулся. – Вообще-то я собираюсь на ней жениться. Или ты снова против?

– Жениться? Лихо. А она знает?

– Всему своё время. Ага, вот и ребята приехали. Ну что – давай руководи. А у нас с Андрюхой ещё дела есть. – Он повернулся к старшему группы охранников: – Довезёте – доложись мне.

– Не беспокойтесь, Павел Иванович. Доставим в лучшем виде.

Павел кивнул, хлопнул застывшего от удивления Валентина по плечу и вышел из палаты. В дверях оглянулся – Ровена спала.

– Куда теперь? – Нефёдов безобразно подслушивал и немало удивился, но решил не показывать этого. – Двенадцатый час, самое время проехаться к господину Лаврову.

– Так и сделаем. – Павел посмотрел на часы. – За три часа должны управиться, и потом спать, без отдыха толку не будет.

– Тогда не будем терять время.

Они вышли в ночь, сели в машину. Улицы были пусты, ночь разогнала всех по домам, и машина летела, ныряя в темноту неосвещённых переулков, потому что времени почти не было – они оба понимали, что Лавров, если не дурак, не будет сидеть и ждать, когда за ним придут и отволокут в подвал для задушевной беседы.

– Где его теперь искать… днём надо было.

– Паш, ну не разорваться же нам было! А привлекать кого-то ещё – рискованно, сам знаешь. Не парься, найдём мы его. Я вот о чём думаю: вряд ли он сам это замутил, причин у него нет. Ты видел его фотографии, раньше вы не встречались. Значит, есть кто-то ещё.

– Есть, конечно, тут к гадалке не ходи. И если не удастся сейчас взять в оборот этого Лаврова, остается ещё ночной клуб «Сова» на платном пляже. Именно там девчонки меня нашли и там же обнаружили беспамятную дамочку.

– И правда. Съездим, позадаём вопросы. Я всё думаю: чего же от тебя хотели?

– Я не помню.

– Я знаю. Паш, ты сейчас не пыли, а послушай. – Андрей искоса посмотрел на приятеля – вроде бы спокоен. – Знаю я одного доктора. Он из мозгоправов, раньше работал на нашу Контору, но потом состарился и ушёл на покой. Ему уже за восемьдесят, но дед он очень крепкий и в здравом уме. Может, к нему обратимся за советом? Он недалеко от Александровска живёт, в Золотове.

– Посмотрим. Давай здесь паркуйся, нечего светиться.

Андрей завёл машину в заросли ивняка и заглушил двигатель. Ивы, густо росшие вокруг небольшого пруда, спускали ветви до самой земли и джип скрыли совершенно, а если добавить абсолютную тьму, то обнаружить внедорожник можно только случайно, но кто случайно окажется в полночь в таком месте? Пруд старый, пахнет тиной, и место глухое – мечта маньяка.

– Пёхом с полчаса идти будем.

– Меньше. Вон его дом, смотри.

Метров за триста виднелся коттеджный посёлок, начинавший свою историю ещё со времён советской партийной номенклатуры. Правда, тогдашним номенклатурным работникам даже не снились дворцы, которые сейчас воздвигли здесь нувориши всех мастей.

– Я это место ещё днём пробил. – Павел достал из багажника одежду и прибор ночного видения. – Обойдём пост охраны с севера и попадём на территорию. А там уже дело техники.

– Тогда нечего мешкать, переодеваемся и идём.

Конечно, охрана в посёлке была. Они миновали её, понимающе переглянувшись, – край непуганых идиотов, не иначе. По-другому эту «охрану» не назовёшь, как и жильцов. С другой стороны, на обитателей этого посёлка отродясь никто не покушался – тут были дома мэра и начальника полиции, и все прокурорские тоже жили здесь, как и судьи. Это был посёлок не просто номенклатуры, а «своих» – тех, за чьей спиной маячила система, непобедимая и вечная. Ну, якобы.

Ведь с такой охраной этих домовладельцев можно перебить за ночь, включая их болонок и рыбок в аквариумах.

Дом господина Лаврова стоял посреди лужайки – совсем в английском стиле, и трава аккуратно пострижена, и наружное освещение как полагается. Сигнализация оказалась включена, Андрей достал крохотный декодер.

– Готово.

Они проникли в дом через заднюю дверь. Бесшумно поднявшись по лестнице, прошли по верхней галерее. Лавров жил один. Судя по интерьеру, он далеко не бедствовал, его дело процветало – но, судя по охране этого посёлка, ему платили совершенно напрасно. Или же ему платили за совсем другие дела.

Хозяйская спальня была расположена в правом крыле дома. Дверь оказалась приоткрыта, в комнате мерцал экран телевизора. Павел сделал знак Андрею оставаться на месте, а сам проскользнул внутрь.

– Ну, блин, приехали.

Андрей вздрогнул – Павел говорил это своим обычным голосом, а это значит, что либо в комнате никого нет, либо есть, но всё равно что нет.

– Мы с тобой часа на два опоздали всего-то.

Хозяин дома лежал на кровати, и можно было подумать, что он спит, если бы не дыра у него посреди лба. Рядом, сражённая выстрелом в грудь, лежала маленькая, субтильная брюнетка. Кровь успела свернуться, но ещё не засохла, Павел прав: часа два убитые здесь лежат. Ну, что ж – на войне как на войне.

– Думаю, заказчик его убрал. Комп спёкся, кстати.

– Обыщем дом. – Андрей огляделся. – Ты здесь, я там.

– И осторожно, тут может быть прислуга. Тихо.

Через двадцать минут они покинули посёлок тем же путём, каким сюда проникли. Сигнализация в доме Лаврова снова была включена.

Ровена проснулась от прикосновения.

Серый полосатый кот с красивой круглой мордочкой и со смышлёными глазами цвета спелых абрикосов ткнулся в её щеку, и Ровена улыбнулась – кот был очень милый. Ей захотелось его погладить, но левая рука была закована в гипс, а в правую воткнута игла от капельницы.

– Видишь, никак.

Ровена вздохнула и огляделась. Она лежала в небольшой комнате, кровать была не больничная, а самая обычная. В углу белый полированный шкаф, столик-трюмо у окна, книжные полки, маленький телевизор на тумбочке и два кресла, бело-розовые прозрачные гардины, забранные в складки красивыми клипсами. Комната явно служила гостевой спальней. В открытое окно были видны верхушки елей – спальня находилась на втором этаже дома.

Она вдруг ужасно заскучала по своему дому, который так долго обустраивала для их маленькой семьи, и о цветах вспомнила. И об обещании Павла поливать их. И о том, что произошло в больнице.

Она не видела ни раненую медсестру, ни расстрелянную кровать, но помнила, как сидела в душевой, где её оставил Павел, и злилась на свою беспомощность. Ровена не привыкла болеть, она терпеть не могла никаких ограничений, а тут её тело выставило ей барьер, из-за него ни-ни, лежи и набирайся сил. Но как набираться сил в этом совершенно чужом доме?

– Мам…

Тимка заглянул в приоткрытую дверь и, увидев, что она не спит, мгновенно прошмыгнул в комнату. Она так соскучилась по своему ребёнку, он словно вырос за эти дни и ещё больше загорел.

– Мам, ты как?

– Не знаю… вроде бы ничего. Смотри, какой котяра.

– Это Буч. – Тимка погладил кота, и тот выгнул спинку, блаженно щурясь. – Давай и мы заведём такого? Ну, когда вернёмся домой. У дяди Лёши на работе их прорва, он сказал, что если ты позволишь, то он возьмёт меня с собой и я выберу нам котёнка. А потом он вырастет.

– Давай заведём, я не против. – Ровена смотрела на Тимку и не могла наглядеться. Всё-таки в больнице было совсем не то. – Как ты здесь?

– Нормально. Ника хорошая, и дядя Лёша тоже, а малышка у них смешная такая – представляешь, её зовут Стефания, как бабушку Стефу, это Никина мать, она полька. И Ника тоже. Лена здесь, только они с Никой куда-то уехали ещё утром, ты всё спала, и Лариса меня сюда не пускала, а сейчас она с детьми на улице, ну и я сразу к тебе.

Он выпалил это на одном дыхании – всё-таки он ещё не совсем взрослый, её Тимка.

– Так, это что за антисанитария?

Лариса вошла в комнату, строго посмотрела на Тимку и кота.

– Это я – антисанитария? – Тимка обиженно засопел. – Я вообще-то даже руки вымыл.

– И ты, и кот. – Лариса взъерошила ему волосы. – Убери Буча, его мне только около больной не хватало. И сам убирайся, нечего бациллы таскать. Тим, пойди к детям, пожалуйста, чтобы Стефанию Романовну не нагружать. Юрка у нас чересчур шустрый.

– Нет у меня никаких бацилл. Так бы и сказала, что за детьми присмотреть надо, а то сразу про бациллы… между прочим, Буч тебя тоже слышал, и его моральная травма – размером с Род-Айленд. Я-то переживу, а вот коту это очень обидно слышать, у него тонкая душевная организация, и я не знаю, как теперь ты будешь жить в его доме.

– У Ники нахватался котопоклонства? Видимо, это заразно. Секта какая-то – Свидетели Котовы. Брысь отсюда.

– Ника всё понимает насчёт Буча. Ладно, мам, ты выздоравливай, а мы вместе с бациллами пойдём за детьми смотреть. Иди сюда, Буч, – карету нам, карету!

Подхватив кота, Тимка гордо удалился, в дверях обернувшись и подмигнув Ровене.

– О господи… – Лариса засмеялась. – Ну, надо же. Весь в тебя.

– Ты так это сказала, словно в этом сходстве есть что-то ненормальное. Мы всё-таки с ним родственники, заметь.

– С Валентином вы тоже родственники.

– Ты забыла? Я же позор семьи и паршивая овца.

– Давай температуру померяем, позор семьи. – Лариса достала градусник и подала Ровене. – Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю. Вроде бы болит меньше, но всё равно как-то по-дурацки. Ларис, что всё-таки в больнице случилось? Что Валентин говорит?

– Медсестра погибла. – Лариса отвела взгляд.

– Погибла? То есть не спасли её?

– Нет, не спасли. – Лариса вздохнула. – Бывает и так, Рона, ничего не поделаешь. А ты пока здесь побудешь, и Тимка тоже. Ну, и я с вами, Юрику очень полезен свежий воздух, к тому же у него здесь компания есть – Стефка. У Панфиловых близнецы одного с ним возраста, но сейчас у них ветрянка, так что гулять никак, а то бы тут визг и беготня были… Правда, Стефка и панфиловские близнецы и вполовину не такие активные, как наш Юрик, Валька опасается, что он тоже пошёл в тебя. Говорит, что наш сын по повадкам очень на Тимку маленького похож.

– Правда, похож. – Ровена улыбнулась. – Тимка тоже был очень живой, иногда даже чересчур. Но это нормально. Потом перерастёт. Лариса, этот дом, где мы сейчас, и люди, которые нас принимают… они знают, что подвергаются опасности, приютив нас у себя?

– О чём ты, Рона?

– Ты меня совсем за дуру держишь, что ли? – Ровена чувствует, как гнев закипает в ней. – Сначала Павел с Валентином принялись мне сочинять басни Лафонтена насчёт внезапно пострадавшей медсестры, которая в моей палате застала случайного прохожего. Ведь кто-то её убил и меня бы убил, если бы я была в тот момент там. И этот кто-то знал, что в палате нет Павла, иначе бы не полез, а значит, кто-то из персонала сказал ему, что Павла нет. В душевую никто не удосужился заглянуть, зашли в палату, увидели чучело из подушек, и всё. И то, что Павел бывает у меня ночью и уходит, когда я засыпаю, мог знать только персонал. Так что убийца приходил за моей головой, и медсестра ваша, возможно, совсем не случайно попала под раздачу – скорее всего, именно она и провела этого гражданина в отделение, предварительно убедившись, что я сплю, а Павла нет.

– Рона, как ты можешь!

– Других версий у меня нет. – Ровена сжала губы в жёсткую линию. – И лапшу мне на уши вешать не надо, так им и передай. Я им не дурочка-блондинка, как они себе, возможно, вообразили. Ну, ладно, Павел с этим своим Санчо Пансой, они со мной знакомы без году неделю, но Валька-то всю жизнь меня знает, как он мог подумать, что я куплюсь на туфту, которую он мне впарить пытался?

– Рона!

– Хватит лгать. Меня это раздражает.

Лариса вздохнула, умоляюще посмотрела на Ровену и встретила её холодный изучающий взгляд. Так, возможно, доктор Менгеле смотрел на своих подопытных. Теперь она лучше понимала Валентина, который иногда говорил, что Ровена – это Чужой в теле человека. Никакой жалости, никаких сантиментов – голые факты, обработанные в компьютере, заменяющем ей мозг, и выводы – безжалостные, без купюр, всегда совершенно точные.

– Рона, я правда не знаю. Меня же там не было.

– Не бойся, Девочка-Отличница, я не буду тебя обижать. – Ровена снова стала привычная, немного колючая, но вполне человечная, Чужой спрятался куда-то глубоко, но Лариса понимала, что он там и всегда готов к нападению. – Где Ленка?

– Я не знаю, Рона.

В комнату вошла высокая пожилая женщина, ухоженная и красивая.

– Доброе утро. – Она улыбнулась, и морщинки стали заметнее. – Я сейчас суп подам, попробуй сесть.

– Я не хочу есть. – Ровена улыбнулась, глядя, как кот прошмыгнул в открывшуюся дверь. – Спасибо, не сейчас.

– Нет, детка, мне эти капризы знакомы и неинтересны. – Женщина снова улыбнулась. – Постарайся сесть, суп съесть всё-таки придётся.

Лариса фыркнула: что ж, битва Чужого с Хищником – интересное зрелище, но сейчас на Чужого она бы не поставила ни копейки.

– Ладно. – Ровена прищурилась. – Я буду есть суп, если Буч останется здесь.

Кот прыгнул к ней на кровать и уселся около подушки.

Лариса могла бы поклясться, что Ровена с Бучем переглянулись и понимающе ухмыльнулись друг другу.