14

Павел с Андреем молча сидели в беседке за домом. После долгого дня хотелось тишины, чтобы привести в порядок мысли. Иногда полезно посидеть и помолчать, точно зная, что друг рядом всё правильно поймёт. Но сегодня случилось слишком много всего, чтобы долго ловить дзен, и Павел это понимал. Он ценил то, что Андрей не стал сразу его расспрашивать. Они просто сели в беседке и какое-то время молчали.

– Тот, кого я вырубил во дворе Ровены, – сотрудник так называемого охранного агентства с оригинальным названием «Щит». – Павел смотрел, как красноватое солнце примеряется нырнуть за верхушки ёлок. – Говорит, те двое тоже. Я их дактилоскопировал и прогнал по базе: все бывшие военные, спецы. Ну, выучку я сразу заметил.

– Чего они хотели?

– Сказал, что собирались меня вырубить и доставить хозяину. А кто заказчик – не знают. Хозяин охранного агентства – некий Лавров Борис Геннадиевич, офис находится по улице Глиссерной, недалеко от речного порта, в парке Дубовая Роща.

– О как. – Андрей расшнуровал берцы и снял их, с наслаждением ощущая босыми ногами нагретый пол беседки. – Навестить этого господина нужно обязательно.

– Навестим. – Павел хмыкнул. – Вопрос в другом: как они меня выследили? Этого пленный не знал, а я спрашивал, будь уверен, спрашивал.

– Ну, это понятно. Если не сказал, значит, и правда не знал.

– Вот и я о том же. – Павел лениво потянулся. – Но я уверен, господин Лавров просветит нас. Теперь о тех двоих, которых ты привёз. Тут история вообще смешная. Водила практически ничего полезного не сказал, а вот второй поделился со мной своими печалями. И оказалось, что послали их конкретно за нашей Еленой Премудрой и Прекрасной, уж не знаю, к какой категории её отнести. Послала некая дама по имени Нина Герасимова, на фотографии опознана как та, на которую указала Варвара Тимофеева, ныне покойная. Когда я спросил о детях, клиент сильно занервничал, но всё-таки ответил, что слышал краем уха, будто есть какой-то бизнес, связанный с детьми, но что конкретно, он не в курсе, а знает эта самая Нина Герасимова. И, что самое важное, он сказал, как её найти.

– Ночной клуб «Сова» на Набережной?

– Ага. – Павел ухмыльнулся. – Машину пробил? Да, ребятки оттуда, трудятся типа охранниками. Ну, вот они и знали – насчёт Герасимовой. И что есть ещё некто, на кого она работает, человека этого видели неоднократно, описали мне его. Но, как зовут его, не знают. Такая вот информация.

– Большего и требовать нельзя.

– Требовать-то можно, да толку. Мне ведь правда нужна, а не сказки ради спасения жизни, так что я всегда знаю, когда клиент принимается сочинять.

– Значит, завтра нанесём визит господину Лаврову и найдём эту Нину. Что-то слишком многое указывает на этот ночной клуб.

– Да, я тоже заметил. Клуб никуда не денется, а Лаврова навестим сегодня. И то, скорее всего, мы уже опоздали – думаю, он ещё днём понял, что раз его сотрудники не вернулись на базу и на звонки не отвечают, означает это только одно: они попались и теперь поют на разные голоса, сливая мне всё, что знают, а знают они весьма немного, зато могут указать на шефа как на источник знаний.

– Значит, сегодня. – Андрей вздохнул. – Передохнём маленько – и в путь.

Из дома вышел Булатов и направился к ним.

– Ника ужинать зовёт. – Он присел рядом. – Что-то выяснили?

– Пока негусто. – Павел с наслаждением вдохнул прохладный воздух. – Но ниточки есть, раскрутим. Как там Елена и Тимофей, освоились?

– Елена спала, Тимофей со Стефкой играл – он раньше с Юриком возился, а Юрик у Семёныча совсем другой. Стефка у нас спокойная. У Панфиловых сейчас грянула ветрянка, близнецы в зелёный горох, Стефку к ним на пушечный выстрел нельзя подпускать, ей одной скучно, а тут Тимка. Хороший мальчишка – жаль, что в такие неприятности попал…

– Лёш, всё разрулим. – Павел закрыл глаза, наполняясь ощущением покоя и безопасности. – Хороший у вас с Никой дом, тёплый.

Они замолчали, слушая сверчков. Нет ничего лучше летнего вечера, когда уходит изнуряющая жара, в траве начинают свои песни сверчки, на озере квакают лягушки, и словно нет вокруг больше ничего, и этот островок с домом и беседкой – единственное обитаемое место на планете.

– Паш, как там Ровена?

– Не знаю, сегодня у неё ещё не был. – Павел посмотрел на Алексея немного подозрительно. – А ты откуда знаешь, что я к ней езжу?

– Ника сказала. – Булатов ухмыльнулся. – А ей сказал Тимка. А Тимке уж не знаю, кто сообщил.

Павел смущённо отвернулся. Даже самым близким друзьям он не может рассказать о том, как искал свою леди Ровену в каждой женщине и не находил и понимал, что глупо и по-детски искать фантазию, авторский вымысел, но всё равно искал. И вот она – Ровена. Какое наитие продиктовало родителям дать капризной колючей кукле это имя? Может, именно затем, чтобы он не прошёл мимо, остановился и пригляделся и за кукольным лицом и локонами увидел саму сущность? Павел не знал. Их с Ровеной ночные бдения были совсем не похожи на свидания. Это были скорее монологи Павла о жизни и их пикировки вокруг разных вещей – на многое они смотрели по-разному, как оказалось. Павла шокировали высказывания Ровены о том, что, дескать, мужики измельчали и перевелись, и пользы от них нет никакой, окромя перевода харчей и расходов на содержание, и что уж ей-то самой никто вообще не нужен. Павел вспоминал двор, засаженный цветами, и пластиковую коробку, в которой лежал молоток и пяток отвёрток, – и понимал, что у Ровены есть причины так говорить. Никто никогда не был ей опорой, никто даже не пытался.

– Вы там что, ночевать собираетесь? У меня ужин стынет!

Это Ника зовёт их, и Павел, чтобы уйти от скользкой темы, поднимается – под сдержанное фырканье Булатова и Андрея.

– Чего ржёте?

– Мы не ржём, мы радуемся. – Булатов ухмыльнулся. – Сколько мы знакомы, четвёртый год? И ты менял барышень постоянно, мы только глядели на это. Может, хоть на этот раз нашёл нужную?

– Пользы с того… – Павел хлопнул Андрея по плечу. – Идём, хозяйка зовёт. И дела не ждут.

– Насколько я знаю эту даму, она уже дала тебе кличку. – Булатов откровенно потешался над Павлом. – Скажешь, как она тебя назвала?

– Никак.

– А ведь врёшь, Пашка. Давай скажи нам.

– Чёрт бы вас побрал. – Павел настолько не привык вести подобные разговоры, что чувствовал себя не в своей тарелке. – Биг.

– Биг? – Андрей вскинул брови. – В смысле – большой?!

– Ну да.

Андрей и Булатов заржали, и Павел, плюнув, пошёл в дом, сопровождаемый глупыми шутками, достойными школьников, но никак не взрослых солидных людей.

Они вошли в дом, и Павел снова удивился, до чего ему здесь уютно и спокойно. Так же он ощущал себя и в городской квартире Булатовых, когда ему случалось там бывать, и это спокойное тепло и какой-то особенный уют создавала именно Ника. Павел снова позавидовал Лёхе – он-то сразу понял, что такую, как Ника, нельзя отпустить. И не отпустил. И теперь он, Павел, тоже греется у их костра, в этом доме он уже давно на правах родственника – тем более что он ещё и крёстный маленькой Стефки.

Гостиная освещена, за столом Лена с Тимкой шёпотом о чём-то спорят, и Павел вдруг заметил, как его заместитель и ближайший приятель старательно избегает смотреть на Лену. Мысленно ухмыльнувшись, Олешко плюхнулся на стул и ощутил, как голоден.

Зазвонил телефон, Павел посмотрел на экран – номер незнакомый. Но он привык отвечать на звонки, с незнакомого номера вполне мог звонить кто-то нужный, и Павел нажал на кнопку приёма вызова.

– Через час в квартире на Лахтинской.

– Хорошо.

– Пожрать привези чего-нибудь. И черничного йогурта.

Этот голос Павлу знаком. Лицо там может оказаться любое, но голос Павел узнал. Более неподходящего позывного, чем у этого человека, он не встречал. Надо обладать очень странным чувством юмора, чтобы назвать этого персонажа Пупсиком.

– Паш, ты торопишься? – Ника обеспокоенно смотрит на него.

– Не так чтоб очень, но засиживаться некогда, Никуша. – Он полил мясо кетчупом и прикинул, как бы ему успеть. – Дела не терпят.

– И куда мы сейчас? – Андрей, сидящий рядом с Леной, готов был бежать куда угодно, лишь бы не видеть её раскосых зелёных глаз, потому что сразу вспоминал вкус её губ и горячее гибкое тело. И мысли в голову лезут совсем не те, что нужно.

– Ты здесь останешься, а мне кое-куда надо съездить. – Павел налил себе компота и подумал о том, что нужно поторопиться. – Я закончу свои дела и позвоню, дальше будем думать. Отдохни пока.

Поспешно допив компот, он чмокнул Нику в щёку и ушёл.

Пупсик просто так не станет звать. Значит, есть у него что-то, о чём Павлу обязательно нужно знать, и по телефону это не скажешь.

Дом на улице Лахтинской Павлу был известен, и он, оставив машину за пару кварталов от нужного места, зашёл в подъезд.

– Пожрать привёз?

– Вот, держи.

Квартира полутёмная, человек, встретивший его, явно привык скрывать лицо, но сейчас это делает больше по привычке, чем от недоверия.

– Свежие отбивные, надо же! И йогурт. Ну, спасибо, век не забуду.

– Ника на ужин мясо готовила, ешь.

Павел сел в кресло и закрыл глаза. Если день выдался напряжённым, то отдыхать надо при каждом удобном случае, иначе до финиша можно и не добежать.

– Уважил, спасибо. – Пупсик внёс в комнату кофейник и чашки. – Не успел ничего съестного купить, а здесь только чай и кофе держу.

Он неспешно разлил кофе по чашкам и тоже откинулся в кресле, смакуя напиток.

– Дело такое, Паша. Влез ты в очень опасную тему, и самое паршивое в этом то, что на тебя готовы спустить собак и от всех ты не отобьёшься.

– Подробней?

– Паш, что ты делаешь рядом с Еленой Райниной?

Павел не сразу сообразил, о ком речь. Фамилию Лены он не знал – так интересовался Ровеной, что просто не посмотрел досье. Пнув себя за невнимательность, он налил ещё кофе и поднял взгляд на Пупсика.

– Ты на чьей стороне?

– Стал бы я тебя сюда звать, будь я не на твоей-то стороне?

Павел хотел сказать, что может назвать несколько версий того, зачем собеседник позвал его на эту квартиру, но промолчал, они оба понимали, что варианты есть.

– Райнина – подруга женщины, которой я очень обязан. – Павел понимал, что ступает на очень зыбкую почву. – Сейчас у неё сложный период, ей нужна поддержка, а лучшая подруга угодила в больницу, потому я, как ты сказал, рядом с Еленой Райниной.

– Тогда тебе придётся либо вписаться в тему и, что вероятнее всего, потерять собственную башку, либо предоставить Райнину её собственной судьбе.

– О чём ты, чёрт возьми, говоришь?!

– Я о человеческом трафике говорю. – Пупсик налил себе кофе, отхлебнул и откинулся в кресле, спрятавшись в тень. – Не делай вид, что ты ничего не знаешь.

– Знаю. Просто не понимаю, как это может быть связано с Райниной.

Они оба замолчали, и Павел подумал, что они сейчас похожи на двух шахматистов, ведущих рисковую партию, где шансы примерно равны, игроки знают, что будет ничья, но ходы продумывают и осторожничают просто по привычке.

– К чёрту всё. – Пупсик поставил чашку на столик и подошёл к окну. – Игры разума какие-то. Паш, ты в курсе, что твоя знакомая ввязалась в историю с торговлей людьми?

– Я бы не назвал это «ввязалась».

– Значит, в курсе. – Пупсик в раздражении прошёлся по комнате. – Паш, ну ты же не дурак. И профессионал. Как ты мог позволить ей влипнуть в такое дерьмо?

– Я не позволял. Это случайно получилось.

– Не хочешь мне рассказать, что происходит? Кстати, кто тебе так вывеску подправил, с кошкой воевал или с Фредди Крюгером что-то не поделил?

– Смешно тебе… Тут много чего происходит, быстро не расскажешь.

– А у меня время есть. – Пупсик снова сел и налил себе остывшего кофе. – Давай расскажи. Помозгуем вместе, как быть. Не так много у меня друзей, чтоб позволить им совать пальцы в дверь.

Павел вздохнул – сегодня ему обязательно нужно к Ровене.

– У меня есть примерно час, потом мне надо поехать кое-куда. Расскажу, но обсудить не успеем.

– Идёт. Погоди, ещё кофе сварю.

Ровена никогда в жизни не болела. Нет, детские инфекции и разные вирусы случались, но чтобы лежать в больнице, чтобы лекарства, капельницы, чтобы встать никак и голова немытая неделю – этого не было никогда. Она терпела, пока могла, днём было ещё сносно, хотя какое там «сносно», когда всё болит, а вот ночи были похожи на душное одеяло, из-под которого не выбраться никак. И ночей Ровена боялась.

Правда, по ночам приходил Павел. Он рассказывал новости, что-то у неё спрашивал, или просто молчал, или терпел её капризы, но с ним ночи не казались такими невыносимыми. И когда она засыпала, измученная болью и своими печалями, он уходил – но не раньше.

Сегодня утром Ровену перевели из реанимации в палату. Конечно, отдельную, но больница есть больница. И хотя Валентин уверяет, что уже совсем скоро она поднимется и ей станет намного лучше, а потом и вовсе хорошо, Ровена ему не верит. Ей нестерпимо хочется в душ, это желание побеждает и боль, и здравый смысл, и невероятную тоску.

Конечно же, он её нашёл. Стоит в дверях, переминается с ноги на ногу, как большой медведь-гризли. В руках пакет и букет роз.

– Я тебе тут конфеток принёс.

– Спасибо.

– Мы с Тимофеем газонокосилку починили, работает теперь.

– Паша…

Он вскинулся. Никогда она его так не называла, всё больше с капризами да подковырками, и тут вот это – «Паша».

– Что, Рона? Что-то болит? Тебе хуже сделалось?

– Хуже, чем мне уже есть, быть не может. – Ровена снова прежняя. – Поставь цветы в вазу и сядь, есть разговор.

Павел оглянулся – на столике у окна стояла ваза с какими-то цветами. Он втиснул туда же принесённый букет и оглянулся на Ровену – верно ли сделал, то ли, что нужно? Она кивнула, и он вопросительно посмотрел на неё.

– Паш, мне очень надо в душ.

Такого он не ожидал. Он мгновенно прокрутил в голове все возможные варианты ответов и решения проблемы и не увидел ни одной приемлемой ниши, в которую смог бы спрятать свою беспомощность в данном вопросе. Он, планировавший сложные операции, раскрывавший заговоры и добывавший любую информацию, оказался беспомощным перед таким, казалось бы, будничным делом.

– Рона, даже если я найду душ, в чём я не уверен, как мы это осуществим, если ты не встаёшь и у тебя свежий рубец, который, я думаю, нельзя мочить.

– Так мне что, ждать, когда меня вымоют в морге? Я не уверена, что патологоанатом станет заморачиваться.

– Почему – в морге?

– Потому что если я сейчас же не вымою волосы, то умру, ясно?! А я хочу быть симпатичным трупом. С другой стороны, если я умру от того, что у меня немытая голова, я не буду симпатичным трупом. Замкнутый круг какой-то, видишь?

Павел в замешательстве смотрел на Ровену. Что-то нужно было предпринять прямо сейчас, потому что она ждёт, что он решит эту проблему, но решения он не видел.

– Найди душ и каталку. – Ровена, кажется, уже всё продумала. – Мне Ленка притащила шампунь и чистую пижаму. Отвезёшь меня в душ, потом обратно.

– А рана? А гипс?

– Там шов, ничего с ним не будет, перевяжешь потом, и всё. А гипс замотаем в пакет, ничего ему не сделается. Просто одной рукой мыться неудобно, поможешь мне.

– Я?!

– А кто? Тут никого больше нет.

– Я позову медсестру.

– Валька их так зашугал, что ни одна не согласится мне помочь, я уже пробовала. – Ровена презрительно хмыкнула. – Вот после душа – позовёшь, чтоб перевязала. И она тебя не сдаст, потому что Валька ей тогда так вломит, что она меня прозевала, – мало не покажется.

– Меня пускать сюда перестанут.

– Не перестанут, используй своё обаяние, Биг.

– А если кто-то зайдёт, а тебя нет?

– А мы из подушек и второго одеяла сделаем типа чучело, прикроем простынёй, и будет казаться, что я сплю, укрывшись с головой. Пустая кровать привлечёт внимание случайно проходящей медсестры или врача, а такое сооружение – нет.

Павел понимал, что Ровена уже всё продумала, но затея казалась ему сомнительной и опасной. Кто знает, можно ли это делать, не станет ли Ровене хуже, но она смотрела на него умоляющим взглядом, и он смирился с тем, что выбора у него нет.

– Ладно, подожди.

Павел выскользнул из палаты. В конце коридора он видел кресло на колёсах, там же должна быть душевая. Он решил не думать о том, как всё будет происходить, главное – осуществить саму операцию так, чтобы не заметил персонал отделения.

Душевая была заперта, и Павел, поковыряв замок, открыл её. В лицо ему пахнул запах дезинфекции и какого-то мыла. Олешко, посмотрев на пространство под душем, решил, что для кресла там места достаточно. Он прикрыл дверь душевой и, взявшись за ручки кресла, тихо покатил его к палате Ровены.

– Ну, вот видишь. Можешь ведь, когда захочешь.

Она попыталась подняться, но у неё плохо получилось. И только с помощью Павла смогла пересесть в кресло.

– В тумбочке пакет, в нём шампунь, полотенца и пижама, надо взять.

Павел открыл тумбочку и достал пакет.

– Давай весь пакет, на месте разберу, сейчас некогда.

– Погоди, я сделаю на кровати муляж.

– Слово-то какое нашёл…

– Уж всяко лучше, чем чучело.

Павел сноровисто соорудил на постели нечто, что под простынёй должно было напоминать лежащего человека. Он умел делать такие вещи, вот и сейчас у него получилось очень натурально, и Ровена одобрительно кивнула.

– Видишь, какой ты молодец.

Она умело совместила кнут и пряник, и хоть Павел это понимал, но её похвала ему была приятна. Осторожно выглянув из палаты, он решил, что можно, пожалуй, попробовать осуществить этот безумный план. Хорошо, хоть колёса у кресла оказались на резиновых шинах – большие, добротные, не издающие никаких звуков.

Открыв дверь душевой, Павел вкатил кресло с Ровеной под душ, гадая, как же теперь быть. Ровена заметно устала, но открыла пакет и достала оттуда мочалку, зубную щётку и пасту, флакон с шампунем.

– Помоги мне, что ли…

Павел, замирая от неловкости, помог ей снять больничную рубашку.

– Не смотри на меня…

– Я не смотрю. Погоди, я воду включу и выставлю приемлемую температуру, попробуй вымыться, не вставая, а я подержу шланг, чтобы как можно меньше попало на повязку.

– Давай. Только не смотри!

– Да не смотрю я! Хотя если у тебя есть что-то, чего я раньше не видел, то я готов заплатить тебе денег.

– Грубиян!

Вода зашипела и полилась, Ровена вздохнула и направила его руку со шлангом.

– Вот так и держи. И отвернись.

Павел отвернулся, не в силах скрыть смущение. И сам себя ругал за это – ну, что он, сисек никогда не видел? Но это была Ровена. Его леди Ровена. Только сейчас он вдруг понял: вот эта капризная, колючая, очень странная женщина с ядовитым языком и повадками заядлой феминистки – его леди Ровена. Не потому, что её так зовут. Ну, разве что отчасти – просто боги, или кто там сводит в жизни людей, предназначенных друг другу, словно этикетку на неё наклеили, чтобы он мимо не прошёл, и он бы прошёл, не будь этой этикетки с именем, он не стал бы присматриваться. А теперь он рад, что присмотрелся, потому что под этой капризностью и кукольной внешностью прячется смелое и доброе сердце.

– Паш, я закончила, выключи воду.

Он покорно выключил, повесил на крючок гибкий шланг и помог ей вытереться, отметив, что повязка промокла насквозь. Неловко навертев на голову тюрбан из полотенца – одной рукой управляться сложно, – Ровена с помощью Павла надела новую пижаму.

– Сиденье мокрое…

– Паш, мне это по барабану. Поехали в палату, мне надо лечь, а ты зови медсестру, пусть повязку сменит, промокла же. Господи, как хорошо! Ты прикинь, что было, когда граждане вообще не мылись? И как-то жили…

Из коридора раздался истошный женский визг.

– Блин, похоже, обнаружили твой муляж, Биг.

– Нет, тут что-то другое.

Вряд ли опытная медсестра, не обнаружив пациентку в кровати, стала бы так кричать – особенно среди ночи в отделении хирургии. Он посмотрел на Ровену и встретил недоумевающий взгляд.

– Сиди здесь, я посмотрю, что там.

– Ты что, оставишь меня одну?!

– Да. Посиди тихонько, пожалуйста.

Он выскользнул из душевой, прикрыв за собой дверь. Что бы там ни было, но Ровена в этой каморке в относительной безопасности, никто её там искать не станет.

В коридоре поднялась беготня, дежурный врач требовал каталку. Павел увидел, что суматоха в палате Ровены. На полу лежит окровавленная медсестра, на её голубой пижаме видны быстро расплывающиеся кровавые пятна, и постель Ровены с бугорками, обозначающими якобы лежащее там тело, растерзана выстрелами. Профессиональная работа – была бы, если бы стрелявший удосужился заглянуть под простыню.