11

Павел закрутил последний шуруп на корпусе газонокосилки.

– Давай испытаем. Где бензин?

– В сарае зелёная канистра.

Павел залил бак газонокосилки и включил её, мотор взревел, ножи угрожающе завращались.

– Порядок. – Павел прошёл по траве, любуясь, как из-под ножей летит перемолотая срезанная трава. – Порядок…

Он выключил газонокосилку и поставил её в сарай.

– Видишь, сами починили. – Павел ухмыльнулся, глядя, как Тимофей пытается перетащить шланг сквозь заросли цветущих кустов. – Тим, да брось ты шланг прямо там, вода сама найдёт дорогу.

– Чтоб испортить матери клумбу с петуниями? Она их с таким трудом вырастила! Эти гадские петунии не любят, когда на них сверху льётся вода из шланга.

– А если дождь?

– Ну, то дождь…

Цветы на небольшой клумбе выглядели как маленькие разноцветные граммофончики, очень хрупкие и нежные. Павел даже не думал, что в пределах одного участка можно развести такую прорву самых разных цветов. А главное, уметь ухаживать за ними, чтоб они цвели все вместе, да ещё так буйно.

– А что это за кусты?

– Это не кусты, а стойки с вьющимися английскими розами. – Тим бросил шланг и вздохнул. – Мама очень любит цветы…

– Я заметил.

– Нет, дядь Паша, ты не понял. – Тим тронул пальцем ярко-красный цветок. – Она считает, что у каждого из них есть душа, понимаешь? Она с ними разговаривает. Весной сажает их и рассказывает, что будет лето, солнце, бабочки, и вообще офигенно прекрасно. А осенью, выкапывая георгины и гладиолусы, рассказывает им, что зимой холодно, мерзко, а они в это время будут спать в тёплом ящике и совсем не заметят, как пройдут эти гадские несколько месяцев холода, а весной-то непременно снова всё станет отлично… А как она сорнякам пеняет, умора просто: «Ребята, без обид, я предупреждала, что не надо здесь расти, кто ж виноват, что вы себе другого места не нашли, так что извините, но я вынуждена…» И так с каждым растением. Когда я был маленьким, она мне рассказывала сказку о Цветочной Фее, которая прилетает в каждый сад, где растут счастливые цветы, живёт в этом саду всё лето. А я думал, что мама и есть эта Цветочная Фея. Ну, маленький был просто… но мама это всё любит, а сейчас у неё мечта знаешь, какая? Выкопать пруд и разводить лотосы и кувшинки.

– У всех свои причуды.

– Конечно. – Тим вздохнул. – Потому я не могу позволить им погибнуть, а они такие граждане, что чуть зазевался с поливом, и всё, уже уши опустили, особенно георгины очень вредные на этот счёт… хоть и красивые, конечно.

– Красивые часто бывают вредными. Георгины – это которые? Красные, что ли?

– Вот же, вдоль дорожки и около беседки. И красные, и розовые, жёлтые и всякие, видишь? Мама говорит, что георгины пахнут лучше всех. А мне – нет, не нравятся… цветы у них вообще практически не пахнут, а стебли… нет, запах не очень. Но цветут, конечно, красиво.

– Это правда.

Павел вдруг ощутил – не опасность даже, а так, дуновение, но его было достаточно, чтобы он толкнул Тимку, и тот кубарем полетел в траву, врезавшись в заросли вьющихся роз, а сам Павел, развернувшись, встретил нападающих блоком и мощным хуком. Он думал только о том, что ему нужно защитить Тимку, во что бы то ни стало защитить – и если для этого понадобится убить врагов, так тому и быть. Хотя одного имеет смысл оставить в живых и расспросить.

– Тимофей, лежи!

Нападающих было трое. Умелые, тренированные – не такие, как он, но всё же достаточно подготовленные, чтобы доставить ему хлопоты, потому что с тремя всегда много возни. Ну, что ж, надо уменьшить количество нападавших. Павел подпрыгнул и, разворачиваясь, ударил одного из врагов ногой в висок, отчего тот упал как подкошенный. Второму досталось костяшками пальцев в переносицу, и Павел услышал, как треснула, ломаясь, кость.

Третий вытащил нож, но воспользоваться им не успел – струя холодной воды попала ему прямо в лицо. Тимка и не думал прятаться – он подобрал шланг и решил поучаствовать в драке по мере сил и возможностей. Павел саданул отпрянувшего от неожиданности бандита локтем по голове, и тот осел на дорожку, уронив нож.

«Ну, этот точно жив. – Павел подобрал нож, взвесил его в ладони, попробовав пальцем лезвие, удовлетворённо хмыкнул и спрятал его за пояс. – А те двое, похоже, отпрыгались».

Конечно, первого он убил, потому что собирался убить. Второго можно было, по идее, просто вырубить, но тут уж так карта легла. А третий, безусловно, жив, и сейчас надо убедить Тимку, что живы все трое.

– Ты вообще когда-нибудь слушаешься? – Павел сердито уставился на парня со шлангом в руках. – Велено сидеть и не высовываться – значит, сидишь и не высовываешься. Смотри, весь извозился и мокрый… ступай, вымойся и переоденься.

– А ты?

– А я этих в чувство приведу и вызову людей, чтоб их вывезли. Не думаю, что твоя мать обрадуется, обнаружив их здесь.

– А разве они… живы?

– Конечно, живы, что им сделается. – Павел усмехнулся. – Я законопослушный гражданин, чту Уголовный кодекс.

– Может, полицию вызовем?

– И что скажем? – Павел презрительно хмыкнул. – Кто знает, ради чего они здесь. Может, из-за меня, поскольку я сбежал от кого-то, о ком не помню. Полиция об этом не знает, по крайней мере местная. Да и питерская не знает – официально. А может, они по твою душу приходили, вы-то сунулись в неприятную историю, но и о ней полиция не знает, мы им солгали, помнишь? Так что иди приведи себя в порядок, а я тем временем позвоню кое-кому.

Тимка, опасливо косясь на лежащих, обошёл их стороной и скрылся в доме. Павел открыл багажник машины и стал действовать. Завернув тела в клеёнку, найденную в сарае, он упаковал их в багажник, а третьего нападавшего, который стал подавать признаки жизни, связал скотчем и уложил сверху на трупы. Ничего ему не сделается, полежит, подождёт. Сейчас важно связаться с Нефёдовым и сказать, что их базу обнаружили. Ночевать в этом доме уже нельзя.

Зазвонил телефон, и Павел, узнав номер Нефёдова, обрадовался – вот ведь лёгок на помине.

Свернув на мост, Лена нервно покосилась в зеркало заднего вида. В этом месте всегда было много машин – мост через реку соединял две части города, а посредине лежал Остров, раскинувшись на многие километры.

Лена снова взглянула в зеркало, с трудом подавив желание оглянуться. Как определить, которая из иномарок, едущих сзади, та самая – в городе, переполненном машинами? Вот как можно определить, что какая-то из них едет следом не просто так? Никак. Разве что точно знаешь, что вон та синяя тачка следует за тобой от самого дома.

– Не дёргайся. – Андрей потянулся, разминая плечи. – Езжай спокойно, словно ничего не происходит. Не надо, чтоб они раньше времени поняли, что мы их засекли.

– Мы? – Лена нервно хихикнула. – Да я до сих пор не понимаю, как ты определил, какая из машин та, что нам нужна. Ведь ты давно это понял, ещё по дороге ко мне домой?

– Конечно, понял, а как – неважно. Меня этому специально обучали. – Андрей хмыкнул. – Давай направо. Видишь поворот? Туда нырнёшь.

– Это дорога на базы отдыха. – Лена притормозила, включив поворот. – Там сейчас полно народу.

– Не везде. – Андрей ободряюще похлопал её по руке. – Действуем по обстановке, импровизируем, то есть. Не визжать, не падать в обморок, не спорить и делать всё, что я велю. Думать, плакать, бояться и ругаться будешь потом.

– Да что вообще происходит?!

– Лен, я пока не знаю. – Андрей сверился с компьютером и, вздохнув, бросил его на заднее сиденье. – Вот здесь притормози, видишь заброшенную базу и развалины ресторана? Поезжай к тем кустам.

Метрах в двухстах сзади на дороге в клубах пыли появился серый внедорожник. Он ехал не слишком быстро, но приближался, и рука Лены потянулись к боковушке. Там у неё ездила небольшая тяжёлая монтировка с удобной ручкой.

– Это ещё что такое? – Андрей захохотал. – Ну, Елена Юрьевна, удивила. Дай сюда, полезная вещь, но тебе не понадобится. Если это те ребята, что я думаю, шанса у тебя не будет. Тяжёлая какая… отлично, приятный бонус.

– У тебя что, никакого оружия нет?!

– Лен, я сам – оружие.

Это прозвучало так буднично и так странно, что Лена фыркнула – надо же, хвастун какой, сам он, видите ли, оружие.

– Выходи из машины. – Андрей приоткрыл дверцу. – Сделаем вид, что мы их не заметили.

– И что?

– Посмотрим. Вряд ли они вот так с ходу решат нас убить, иначе уже убили бы – просто расстреляли бы перед домом, шанс был. Нет, им что-то надо от нас, и я хочу знать, что именно. Нам обязательно нужно понять, чьи это неприятности, твои или Пашкины.

Лена поёжилась, представив, как они это будут выяснять, но в воображении отчего-то возник изуродованный труп адвоката, и она вышла из машины в душную тень, пахнущую травой, пылью и застарелым мусором. Чужая машина приближалась, у Лены всё сжалось внизу живота и стало холодно.

– Стой там. Сделай вид, что ты что-то ищешь на заднем сиденье.

Лена оглянулась – Альбинос исчез, словно его и не было, она даже не заметила, когда и куда.

Машина преследователей остановилась, Лена, открыв заднюю дверцу, нагнулась, опасливо посматривая в окно. В сумке лежал газовый баллончик, Лена достала его и зажала в кулаке. Пусть Альбинос хвастает сколько хочет – смертельное оружие, надо же! – но полагаться можно только на себя, и если он отобрал у неё монтировку, что ж, будем рисовать теми красками, какие есть, говаривал, бывало, отец Ровены.

Из машины вышли четверо, водитель остался в салоне. Лена выпрямилась и оглянулась. Люди приближались, это было страшно и неотвратимо, она поняла, что шансов у неё нет, но сжимала в кулаке баллончик, потому что сдаться просто так не могла. Лицо бабушки Салтычихи с сурово поджатыми губами вдруг всплыло в памяти – нет, сдаваться нельзя, стыдно сдаваться, неважно, смерть грозит или что другое. Лена вспомнила, как бабушка, ругая её за очередную проделку, сказала: «Позор – хуже смерти». И ведь она помнила всегда эти слова и жила так.

– А теперь беги.

Голос Альбиноса доносится откуда-то из-за спины, четверо идут на неё. Лена развернулась и побежала по засыпанной мусором дорожке, слыша за спиной топот. То, что эти люди преследуют молча, напугало её до одури, и она бежала по дорожке к полуразрушенным корпусам – там можно спрятаться. Если она добежит, конечно.

Что-то с силой бьёт её по голове, она летит во тьму, пытаясь уцепиться за краешек ускользающего сознания – и не может.