Часть пятая
V. I
Страшные игры в «простит – проклянет».
Слабой улыбкой своей – не позволь.
Казалось бы, хороший вечер, заслуженно оканчивающий тяжелый день. Ночевка в другом городе, утром – не очень благополучный перелет, днем – много сложной работы, несколько важных и, что скрывать, опасных встреч, необходимость быстрого принятия решения, от которого зависело непредставимо многое… и наконец вечер. Крохотный, невероятно уютный ресторанчик с великолепной кухней, приятной и ненавязчивой живой музыкой, безупречным обслуживанием. Вкусный ужин, старое вино, интересный разговор с любимой женщиной…
Любимой? Да. Олег сомневался долго и сопротивлялся упорно, но в этот раз чувства взяли верх над разумом. В конце концов, чего плохого в том, что он позволит себе немного душевного тепла? Работе это не помешает, долг – в любом случае превыше всего, а свое личное время он волен проводить так, как ему заблагорассудится. Кроме того – и это объективный факт – с тех пор как Черканов позволил себе влюбиться, он заметил, что его самочувствие заметно улучшилось, он стал не таким нервным, быстрее успокаивался, легче принимал решения, по-прежнему не ошибаясь. Любовь, как выяснилось, оказалась полезной штукой!
И все сегодня было хорошо… Было бы. Но Марина, хоть и пыталась поддерживать разговор, смеяться над шутками, интересоваться рассказом собеседника, в то же время словно была в каком-то другом мире. Когда Олег обращался к ней, девушка порой вздрагивала, в ее глазах появлялось затравленное выражение. Она мало ела, но много пила, нервно кусала губы, веки слегка опухли, а белки глаз покраснели – Марина явно плакала, и плакала немало. Большую часть времени ее взгляд был совершенно отсутствующим, она словно не слышала того, что он ей говорил…
– Что случилось? – не выдержал Черканов, когда бокал любимой опустел в пятый раз, а еды на тарелке не стало меньше. – Тебя кто-то обидел?
– Нет, что ты… все в порядке, – тяжело вздохнула Велагина. – Просто… давай считать, что я просто устала, хорошо? Плохо себя чувствую, и оттого настроение плохое, хотя причины на самом деле вроде бы и нет.
– Как скажешь… но если тебе вдруг нужна помощь или еще что-то – только скажи. Я сделаю все, что нужно.
– Спасибо, Олег, но я и правда в порядке. Давай лучше о чем-нибудь другом поговорим. И налей мне вина, пожалуйста.
– Это уже пятый бокал, а ты так ничего и не съела, – тихо заметил молодой человек.
– Правда? Ой, и в самом деле… Ничего, я сейчас поем. Не обращай внимания, пожалуйста. Может, поговорим о чем-нибудь отстраненном, а?
– Поэзия Серебряного века? Архитектура Ренессанса? Музыка Вагнера? – Он с улыбкой протянул ей наполненный едва ли на треть бокал.
– Нет, нет, на такое я сейчас не способна. Это же надо даты и имена вспоминать, произведения, смысл… не в таком состоянии, – ее улыбка вышла натянутой и вымученной. – Давай лучше о чем-нибудь более эфемерном и отвлеченном.
– К примеру?
– К примеру, этика. Этика большой политики. Или даже нет, не так – этика большого бизнеса. Тебе это все-таки ближе.
– Думаешь, стоит? – с сомнением сказал Олег, но, видя некоторую оживленность девушки, вздохнул. – Хорошо, давай попробуем.
– Возьмем, к примеру, тебя. Тебе двадцать три года, пять лет назад ты не имел ничего, кроме таланта, фантастической работоспособности и непробиваемого упрямства. Сейчас ты – владелец и руководитель крупной корпорации, также тебе принадлежит несколько немаленьких отдельных компаний, все это имеет миллиарды годового оборота и приносит многомиллионный доход. Ты сам, только своим трудом, добился этого за какие-то три года…
– Четыре с половиной, – поправил Олег. – Я начал строить свое будущее еще на первом курсе.
– Хорошо, за четыре с половиной года. Ты не получал наследство, не выигрывал в лотерею, не грабил банк – только сам. Скажи, только честно – возможно ли достичь подобного, не нарушая закон?
– Нет, – совершенно спокойно ответил он. – Во-первых, я проявлял чудеса бухгалтерии, укрывая от государства большую часть своих доходов в первые три года, что позволило сэкономить немалую сумму – налогообложение у нас совершенно запредельное. Больше того, я и сейчас недодаю в казну страны пару миллионов в год. И, раз уж мы говорим об этике большого бизнеса, я попробую предупредить твой вопрос: угрызения совести меня не мучают совершенно. Я слишком хорошо знаю, как это все устроено, и не испытываю желания наполнять с таким трудом заработанными мною деньгами карманы чиновников. Во-вторых, поначалу я проворачивал дела… скажем, так: достаточно сомнительные с точки зрения законов. Не прямой криминал, но что-то очень близкое. Я оставался как будто бы чист – ничего не знал, ничего не видел, ничего не понимал, доказательств нет. Но в то же время надо быть идиотом, чтобы не понимать, что проданная за треть цены на перепродажу партия новых флаеров, у которых отсутствует блок электроники, определенно имеет что-то общее с захваченным и ограбленным составом, перевозившим – вот ведь совпадение! – точно такие же флаеры из Берлина в Москву. Я идиотом не был никогда. Понимаешь?
– Ну… это, конечно, незаконно…
– Смотря для кого. Мне продали – я продал. Я – чист. Доказательств того, что флаеры украденные, нет. А если и есть – пострадаю не я, пострадают те, кто мне эти флаеры продал. И, опять же, предугадывая, что ты спросишь – да, если бы меня приперли к стенке, я легко и без лишних угрызений совести сдал бы своих поставщиков. Это бизнес. Он жесток. Говорить об этике бизнеса – все равно, что говорить о духовности денег. Кто сильнее, смелее, умнее – тот и в выигрыше. Слабаку-идеалисту в мире большого бизнеса места нет – сожрут и не подавятся. Я же и сожру, если встанет на пути и не захочет решать дело миром, – жестко сказал Олег, глядя Марине в глаза. – Я не хочу, чтобы ты пыталась меня идеализировать, хотя я в каком-то смысле тоже идеалист. У меня есть цель-мечта, но для ее реализации нужны большие, нет, огромные деньги. Огромные, по моим меркам. Я, если можно так выразиться, идеалист в перспективе.
– Я не пытаюсь тебя идеализировать, – тихо сказала девушка. – Я просто хочу знать… не делал ли ты чего-нибудь действительно страшного. Мне нужно это знать от тебя, чтобы потом не узнать от кого-то другого.
Черканов на минуту задумался.
Могла ли она подслушать его злополучный разговор с Березинским? Нет, в номере идеальная звукоизоляция. Хотя в любом случае больше нельзя допускать никаких встреч с представителями «теневого» бизнеса там, где кто-то может увидеть, услышать, узнать. Быть может, его кто-то сдал? Нет, в таком случае Марина здесь не сидела бы. Значит, она просто опасается? Скорее всего… Но что же делать? Говорить правду нельзя ни в коем случае: во-первых, Велагина не сможет понять, что все, им совершенное, оправдывается целью, ради достижения которой действительно хороши любые средства, а во-вторых, ей просто не нужно знать этого кошмара. Ни к чему впутывать любимую женщину в собственную грязь.
– Когда я строил первую компанию, то делал много всего, что можно охарактеризовать, как «страшное», – наконец медленно проговорил он. – В какой-то момент я, хоть и не по своей воле, вляпался в дела с наркотиками, но при первой же возможности вышел из дела. Я был связан с «черной» продажей недвижимости и именно на ней заработал свой первый миллион – после чего, опять же, бросил. Несколько раз мне приходилось отдавать приказы об устранении конкурентов – разными методами, от угроз и подтасовок документов и до оплаты заказного убийства. В то же время не сосчитать случаев, когда покушались на меня. Я живу с волками и вою по-волчьи – иначе меня загрызут.
– То есть тебе постоянно угрожает опасность? – изумление и отторжение в глазах Марины сменились страхом. Она боялась не Олега – она боялась за Олега.
«Из всего, вами сказанного в монологе, собеседник отчетливее всего запоминает последнюю фразу».
– Нет, не все время, – как можно мягче сказал Черканов, беря девушку за руку – она не попыталась освободиться. – У меня очень хорошая служба безопасности. Кроме того… не уверен, что ты хочешь это знать.
– Хочу, – твердо сказала Велагина.
– Каждый раз, когда на меня покушались, моя служба безопасности находила того, кто оплачивал киллера. Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет, верно? Я держу в штате охранников великолепного снайпера. Меня просто боятся трогать, понимаешь? Если бы не это, я давно был бы мертв. И мне совершенно не стыдно. Да, я убиваю тех, кто пытается убить меня, но первый шаг делают всегда они.
– А если тебе кто-то мешает? Ну, как ты мешаешь тем…
– Да как тебе сказать, – Олег напряженно рассмеялся. – Дело в том, что мне сейчас проще купить конкурента, чем застрелить его. Я не люблю кровь, мне не нравится, когда кто-то умирает, я не хочу связываться с тем, что приносит объективный вред людям – я не работаю даже с алкоголем, не говоря уже о наркотиках, работорговле, продаже органов, «черных» порностудиях…
– А это что такое?
Черканов прикусил язык. Черт, надо же было такое ляпнуть! Теперь придется объяснять…
– Если вкратце, то это студии, изготавливающие порнографические фильмы с настоящими пытками, расчленениями, убийствами… редчайшая мерзость. Кстати, если тебе интересно – одну из таких студий уничтожили по моему приказу. Там крутятся огромные деньги, но я даже на грани банкротства к этому не притронусь, – честно сказал он.
– Какой ужас… А откуда они берут… ну, девушек?
– Не только девушек, – уточнил Олег. – Есть немало тех, чье исчезновение не вызовет большого шума. Недавно выпустившиеся из детских домов – и не выпустившиеся, кстати, тоже. Проститутки. Просто одинокие. Еще те, кто попадается на завлекающие объявления «работа няней за границей за десять тысяч евро в месяц». Ты уверена, что хочешь об этом говорить?
– Нет, я уверена, что не хочу! – смертельно бледная, Марина залпом осушила бокал красного вина, одна капелька сорвалась с хрустального ободка, упала на подбородок. Олег протянул руку, осторожно стер рубиновый брызг.
– Тогда не будем. Я просто хотел тебе объяснить, что я действительно не делаю сейчас чего-либо «страшного», если меня не принуждают обстоятельства. Но если кто-то попытается покуситься на мою – или, тем более, твою – жизнь, я отвечу предельно жестко.
– Я поняла… прости, что заговорила об этом. Просто…
– Марина, я понимаю. Бизнес – такая штука… Если мы доверяем друг другу, мы должны быть друг с другом откровенны. Могу я спросить тебя?
– Да, конечно.
– Почему ты заговорила обо всем этом? Я вижу, что есть какая-то причина, больше того – я почти уверен, что эта причина связана с твоим состоянием.
Она колебалась всего несколько минут. Олег все это время терпеливо ждал, нежно поглаживая ее пальцы, не торопил, молчал. И Марина рассказала обо всем – о девочке-горничной, изнасилованной постояльцем, о плохо закрытой дверце шкафа-купе, о подслушанном ею разговоре насильника с Черкановым…
С каждым словом Велагиной Олег мрачнел. Дослушав до конца, кивнул.
– Ясно. Позволь, я сделаю несколько звонков.
– Э… Да, конечно…
– Спасибо.
– Елена Владимировна, здравствуйте. Скажите, пожалуйста, постоялец из триста двадцатого, Березинский, он сейчас в отеле? Хорошо. Если он попытается уйти – задержите любым образом. Спасибо.
– Юрий, добрый вечер. Немедленно свяжитесь с майором Леновским, скажите – Березинского можно брать. Он в «Островной звезде», номер триста двадцать. Пусть поторопятся. По всем основным пунктам плюс изнасилование – но его предъявлять пока не надо, я не знаю, будет ли жертва подавать заявление: возможно, Березинский сможет откупиться напрямую.
– Ирина Витальевна, это Черканов. Скажите, Анна Мельтисова сейчас на работе? Пожалуйста, задержите ее как-нибудь, мне нужно с ней поговорить лично. Только не упоминайте моего имени.
– Все, – сказал Олег, закончив разговор со старшей горничной. – Теперь объясняю: с Березинским у меня были дела в конце семьдесят третьего, тогда он еще пытался изображать честного человека. Потом мне надоели его выходки, я закончил с ним работать. Недавно он снова объявился с ведром компромата на меня. И, наглец, остановился прямо в моем отеле. Я планировал протянуть время, сделал вид, что соглашаюсь на его условия и готов снова с ним работать. Этот разговор подслушала бедная горничная. На самом деле, как я уже говорил, я не имею дел с продажей наркотиков, это слишком грязно, несмотря ни на какие миллионы. У меня был план, как избавиться от Березинского, но теперь можно сделать гораздо проще.
– Как?
– Поехали, – он встал, жестом подозвал официанта. – Принесите счет, пожалуйста, и как можно быстрее.
Расплатившись, Олег быстро вышел из ресторана, увлекая за собой девушку. На улице их ждал флаер.
– Так что ты собираешься делать? – осторожно спросила Марина через несколько минут.
– Сейчас все увидишь. – Он был спокоен, собран, и даже Велагина не могла разглядеть потаенный злой огонек, горевший в глубине его глаз.
В отеле царила обычная дружелюбно-тихая атмосфера. Черканов сразу направился к стойке администратора.
– Майор здесь?
– Нет еще.
– Значит, скоро приедет. Пропустите в грузовой лифт, заблокируйте все пассажирские – больше пяти минут не потребуется. Если кто-то из постояльцев будет жаловаться – сошлитесь на обеспечение их же безопасности, принесите извинения от лица руководства, будут требовать компенсацию – пусть их, только в разумных пределах.
– Как скажете, Олег Андреевич.
Стеклянный лифт за несколько секунд поднял Черканова и Марину на последний этаж, где в комнате старшей горничной ждала Аня Мельтисова. При виде владельца отеля она испуганно вскрикнула, вскочила, с упреком глядя на Велагину.
– Ирина Витальевна, пожалуйста, оставьте нас, – спокойно сказал молодой человек хозяйке комнаты. Та, кивнув, вышла. – Анна… позволите называть вас так? Так вот, Анна, я хотел бы поговорить с вами по поводу случайно подслушанного вами разговора.
– Я так и поняла… – помертвевшим голосом произнесла бедная девушка. – Только зачем говорить? Я ж знаю, что кто такое подслушает, долго не живет.
Олег тяжело вздохнул, подошел к бару, плеснул в стакан виски на палец.
– Анна, хотите выпить? Не отравлено, клянусь. Не хотите, как хотите. Так вот. Постоялец из триста двадцатого – мой давний враг. Он узнал обо мне некоторую неприятную для меня информацию и решил шантажировать меня ею, вынуждая участвовать в его делах. Думаю, вы помните, как неохотно я соглашался на его условия. Кроме того, вы можете себе представить, чтобы я позволил с собой разговаривать так, как разговаривал он? Поверьте, я никому подобного не позволил бы, даже министру. Разумеется, я не собирался выполнять обещанное, намереваясь каким-либо образом забрать у него доказательства того, чем он хотел меня шантажировать, а потом сдать его полиции. Но вмешались вы… и все значительно упростилось. Березинского дважды судили за изнасилование. За новый рецидив ему грозит такой штраф, что он разорится, а вы ведь подтвердили факт насилия у врача? Вот и хорошо. Березинский пойдет на все, чтобы уговорить или заставить вас не подавать заявление. Потребуйте у него те материалы, которыми он хотел меня шантажировать. Я, в свою очередь, приобрету их за ту сумму, которую вы назовете – разумеется, в разумных пределах. Также я обеспечу вам охрану – просто на всякий случай. И еще: вы навсегда забудете об этой истории. Признаюсь честно, в тех материалах содержится достаточно много неприятного для меня. Ничего противозаконного, но репутацию мою испортит. Так что, пойдете мне навстречу?
Мельтисова, кажется, потеряла дар речи. Неудивительно – горничная готовилась к тому, что ее будут убивать, а ей предложили награду.
Запищал мобил Олега.
– Да. Взяли? Хорошо. Мне нужно с ним поговорить без лишних свидетелей. Только те, кого я приведу сам. Через пять минут, – он закончил вызов. – Анна, решайтесь.
– Я… я согласна! – выпалила девушка.
– Отлично. Тогда идем.
Березинский согласился на любые условия, лишь бы избежать обвинения в изнасиловании.
Аня долго благодарила «за все», Олег дружелюбно улыбался, вызвал и оплатил ей такси, напомнил, чтобы она определила размер награды за сотрудничество. А Марина тихо стояла в стороне, сгорая от стыда – не разобравшись в ситуации, она заподозрила любимого человека в торговле наркотиками и… нет, об этом даже думать было стыдно и противно!
Посадив Мельтисову на такси, Черканов повернулся к Марине.
– Ну что, поедешь сегодня ко мне или тебя домой отвезти? – мягко поинтересовался он.
– Если можно – к тебе…
– Ты еще спрашиваешь – можно ли? Глупая. Хочешь, по дороге заедем в кондитерскую?
– Ничего не хочу, просто… поехали домой, а?
– Поехали…
Через десять минут флаер летел по полюбившейся Олегу с некоторых пор набережной, Марина сидела рядом, крепко обняв и спрятав лицо на груди молодого человека, он мягко обнимал ее в ответ, гладил по волосам и думал. Думал о том, что надо поручить Кречету найти исполнителя, который сможет устранить Березинского в СИЗО, и еще неплохо бы, по идее, устроить «несчастный случай» Мельтисовой, пока ей еще не перечислены деньги, но черт с ней, пускай живет. Еще он думал о том, что если бы Марина не узнала о его делах с Березинским, то заработок на новой модификации нитаспана мог составить около миллиона только в первый месяц продажи, но это оказался риск, на который Черканов не хотел идти. И вообще, пора завязывать с этим грязным бизнесом – Олег вполне способен зарабатывать достаточно денег и без торговли наркотиками.
Тишина, наполнявшая просторную спальню, казалась осязаемой. Ее прерывало только спокойное дыхание спящего Олега, и Марине казалось, что каждое ее движение создает столько шума, что вот сейчас Черканов проснется, увидит, поймет, и… нет, об этом не хотелось даже думать.
Не зажигая свет, она на ощупь нашла лежавший в прикроватной тумбочке миникомп Олега. Стараясь ступать беззвучно и ни в коем случае не потревожить спящего, девушка осторожно вышла из спальни.
Тщательно заперев дверь ванной комнаты, Велагина включила комп. Несмотря на позволяющую максимальную степень защиты системы, он почему-то не был заблокирован на скан сетчатки глаза или отпечатка пальца, требуя только пароль, который она знала – не зря несколько раз следила краем глаза за вводящим его Олегом.
Проекты, договора, электронные свидетельства на собственность, банковские выписки с нескольких десятков счетов, огромная база данных – нигде нет ничего интересного. Деловые контакты, корпоративные счета, общая информация о конкурирующих и партнерских компаниях – и ни слова о наркотиках, продаже органов, торговле людьми… В ежедневнике тоже не нашлось ничего предосудительного.
Выключив комп, Марина сползла по стенке на пол и тихо, истерически расхохоталась. Какая же она дура! Из-за ошибки одной несчастной горничной подозревает любимого человека в страшных преступлениях, роется в его документах, как ревнивая жена…
Через пять минут, успокоившись и умывшись, она точно так же тихо вернулась в спальню, осторожно вернула комп на место и легла.
Через минуту Олег приподнялся на локте, повернулся к ней, обнял свободной рукой.
– Посмотри на меня, пожалуйста, – негромко сказал он. Похолодев, Марина открыла глаза. Олег грустно улыбался. – Ну, как? Нашла что-нибудь?
– Нет, – нестерпимо хотелось отвести взгляд, но она пока держалась. – Олег, пожалуйста…
– Не надо. Не надо просить прощения. Ты не виновата в том, что тебя ввели в заблуждение. Просто скажи – теперь ты мне доверяешь?
– Доверяю… Олег, я не…
– Не надо. Я не обижаюсь и не злюсь, ты поступила разумно и правильно. Но теперь, убедившись в том, что я не занимаюсь чем-то преступным и отвратительным, ты будешь мне верить?
– Да.
– Вот и хорошо. Если бы мне не верила, я бы не смог сказать тебе то, что понял сегодня.
– Что?
– Я люблю тебя.