Выбранный методом тыка бар оказался на удивление приличным, хоть и достаточно дорогим. Негромкая и ненавязчивая музыка, немногочисленные посетители спокойно сидят за своими столиками, пиво вкусное и слабое – как раз то, что надо. Единственным раздражающим элементом была сидевшая на другом конце барной стойки девушка, ярко накрашенная и вызывающе одетая, периодически громко болтающая по мобилу то с подружками, то со своими «котиками» и «пупсиками», коих за последние полчаса Стас насчитал уже троих.

Впрочем, девушка хоть и вызывала своим присутствием некоторое раздражение, Ветровского гораздо больше заботило другое: придет ли Игорь? Стас почти сутки мучился вопросом: писать, звонить или же не делать ни того, ни другого? Возможно, талантливый программист, получив документы, а с ними – возможность начать жизнь с чистого листа, предпочел забыть то кошмарное существование, которое влачил до побега, и появление «старого знакомого» не обрадует его. Когда невозможность принять решение довела до состояния, близкого к нервному срыву, Стек плюнул, выбрал первый попавшийся бар на левом берегу Невы и написал Игорю короткое письмо на электронную почту:

Он отправил письмо ровно в семь вечера, а через сорок минут был уже в баре. Мобил лежал рядом на стойке, лениво мигая индикатором доступности интерсети, но Стас боялся проверить почту. Он предпочитал просто ждать.

Часы показывали двадцать пятнадцать, первая кружка пива закончилась, и бармен уже поглядывал на безденежного клиента с некоторым сомнением. Вздохнув, Ветровский заказал еще.

Тренькнул висящий у входа колокольчик. Стас машинально обернулся, окинул вошедшего коротким взглядом. Тут же скривился – едва ли такая шумная личность даст возможность и дальше сидеть в тишине и покое.

Это был сухощавый парень среднего роста, одетый в кожаную куртку-косоворотку и облегающие черные джинсы – и то, и другое украшала алая шнуровка. На ногах – окованные металлическими накладками сапоги – «казаки», прямые волосы чуть ниже плеч выкрашены в малиновый цвет, а несколько прядей – в черный. «Прямо как металлист из конца двадцатого века», – подумал Стас.

Тем временем «металлист» окинул зал быстрым взглядом и зашагал к стойке, негромко позвякивая при каждом шаге. Вернее, даже не к стойке, а прямиком к Стасу. Остановился, пригляделся, кивнул бармену:

– Литр темного немецкого, пожалуйста, – сказал он, протягивая бармену банковскую карту. В ярких направленных лучах светодиодов блеснул серебряный перстень с вычерненной римской «VIII». Через несколько секунд «металлист» повернул голову, усмехнулся: – Неужели правда не узнаешь?

– Теперь – узнаю, – медленно проговорил Ветровский, чувствуя себя идиотом.

– …тогда все тихо было. Отъехали, разбежались, позвонили, нас забрали. Неделю держали в каком-то двухэтажном доме, откармливали, лечили – мы там за все время видели только одного парня, который приносил еду и все прочее. Потом появился тот мужик, который нас вытаскивал. Притащил аппаратуру, снял отпечатки, образцы ДНК, снимки сетчатки, собрал с каждого желаемые ФИО и даты рождения и ушел. Через еще одну неделю появился с готовыми документами и женщиной, которая нам вживила новые чипы. Я даже представить себе не могу, сколько подобное стоит, да и не хочу, если честно. А потом нас отпустили. Выдали каждому по пять штук «на обустройство» – и выпнули в свободную жизнь. Ну, устраивались, кто как мог.

– Все вместе или как?

– Поначалу вроде бы вместе, а потом… сам понимаешь. Не всем в радость было постоянно контактировать с людьми, с которыми связывало такое прошлое. Вначале ушел Василий – ну, Шестой. Честно сказал, что хочет забыть все это и начать новую жизнь, но оставил контакты, по которым его можно будет найти, если вдруг понадобится его помощь. Если честно, даже когда совсем прижало, я ему не звонил. Потом Антон отвалился. Но этот просто исчез. Оставил письмо на электронке – типа, извините, но хочу в свободный полет. А мы впятером остались. Живем потихоньку, встречаемся хотя бы пару раз в месяц, если получается – то чаще.

– Кто как живет-то? Расскажи!

– Лучше всех Алекс устроился: он частным репетитором трудится. Очень неплохо получает, график сам себе составляет, живет в свое удовольствие.

– Игорь, я даже не знаю, кого из вас как звали, кроме тебя! И, тем более, не знаю, у кого какие имена сейчас. Ты объясняй! – взмолился Стас. – Алекс – это кто? Десятый?

Галес рассмеялся, и Ветровский в третий уже раз за весь разговор, длившийся не более двадцати минут, отметил, что смеялся бывший Восьмой неискренне – в глазах его не было ни тени веселья.

– Алекс – это Александр Валентинович Резченко, семидесяти одного года от роду!

– Третий?

– Он самый. Знаешь, несмотря на все это его «соответствие образу» – костюм, портфельчик, очки и прочее, он себя ощущает, мне кажется, моложе любого из нас.

За последующий час Стас узнал обо всех бывших сокамерниках. Первый, Артемий Деменьтев, работал в «Такси Санкт-Петербург», единственной таксомоторной компании центральных районов города, Второй – Сергей Градов – устроился охранником в какую-то небольшую фирму, потом фирма выросла, и Сергей занял появившуюся должность начальника службы безопасности. Десятый, Дмитрий Миронин, подрабатывал на нескольких «студенческих» работах и учился на хирурга – его арестовали на первом курсе, но парень хотел все же получить медицинское образование и поступил заново в другой вуз.

– А ты сам? – поинтересовался Ветровский, когда Игорь замолчал.

– А что я? Живу как-то, занимаюсь мелким бизнесом – пишем по заказу клиентов всякие программки, настраиваем компы, делаем комповые системы безопасности в небольших фирмах и все такое прочее. Для души музыкой занимаюсь… вернее, пытаюсь заниматься. Живу вместе с Алексом, мы на двоих двухкомнатную квартиру в кредит купили. Словом, веду вполне насыщенную и небедную жизнь.

– Знаешь, ты мне сейчас напоминаешь Портоса – он примерно так же вздыхал, когда к нему д’Артаньян от Мазарини приехал, – осторожно заметил Стас, сдувая пенную шапку с кружки.

– Кого?

Настала очередь Ветровского тяжело вздыхать.

– В интерсети должно быть, найди и почитай. Книга «Три мушкетера» и ее продолжение.

– Гм… хорошо. Но ты все же поясни, что ты имел в виду.

– То, что у тебя вроде бы все хорошо – жилье и деньги есть, свой бизнес, музыка. Как ты сам сказал – «насыщенная и небедная жизнь». Но по мне, так ты не стал сильно счастливее с тех пор, как мы виделись в последний раз, – честно сказал Стас.

Игорь прищурился, чуть улыбнулся – на этот раз вполне искренне, вот только очень грустно.

– А я и не говорил, что счастлив, – сказал он через минуту тишины. – Меня только Алекс держит, а то я давно бросил бы все, сделал что-нибудь эдакое и застрелился. Но мы с ним сдружились, не хочется его одного бросать. Но ему уже за семьдесят, здоровье слабое после корпы, так что когда он уйдет в мир лучший – продам квартиру, отдам деньги кому-нибудь, кому реально надо, и таки сделаю что-нибудь эдакое. А потом сумею не ошибиться повторно в подсчете пуль.

Ветровский в растерянности сунул сигарету в рот не тем концом, долго плевался, пытаясь избавиться от вони подожженного фильтра на языке, а Игорь, помолчав, продолжал:

– Я тебе не рассказывал, как я сел.

– Рассказывал.

– Очень кратко и без подробностей. Хотя я и сейчас не буду в них вдаваться. За несколько месяцев до того я отбил у трех придурков девушку. Взял к себе в банду, научил выживать… влюбился. Взаимно влюбился, заметь! Все хорошо было до неприличия. Иванушка этот всплыл, деньги хорошие появились. А потом нас загребли из-за одного идиота. Перестрелка была… всех моих убили, и Юкку тоже. Меня ранили, но я сумел уйти, хоть и недалеко. Прежде чем уйти, увидел Юкку с дыркой во лбу. Меня так переклинило… забился на какой-то чердак, вытащил этот мобил, через который с Иванушкой переписывался, чип-карту спалил на зажигалке, а мобил решил расстрелять. Проверил обойму – три пули. Думаю, одна в мобил, вторая в висок. А третья лишняя, я ее и выкинул, чтобы символичности не портила. Выстрелил в мобил, он вдребезги, естественно. Тут шаги на лестнице – полиция выследила-таки. Вышибают дверь, я вспоминаю, что было три пули, стреляю, попадаю прямо в голову ему, потом пистолет к виску, и… ну, ты понял. Символичность, мать ее. Так вот, в следующий раз я не ошибусь.

Сначала Стасу казалось, что Галес просто пьян. Потом он заметил безумный блеск в совершенно трезвых глазах, подрагивающие пальцы, лихорадочную бледность… и внезапно эмпатическая вспышка, короткая, как молния, но столь же убийственная, пронзила его разум.

От боли Ветровский едва не потерял сознание. Никогда раньше не было… так, но никогда еще, если не вспоминать Косту, он не чувствовал эмоции другого человека действительно как свои собственные.

– Все еще помнишь ее, и все еще любишь, – прошептал Стас. Игорь вздрогнул, в глазах отразились попеременно боль, страх, недоверие, опасение и снова боль.

– Да. Тогда – у меня была цель. Достать денег на легализацию, вернуться в нормальную жизнь, жениться, и чтобы дети были… Знаешь, такая идеальная семья – папа работает, мама дома с детьми, папины выходные все вместе проводят, гуляют, фильмы смотрят, и так далее. А потом один выстрел – и все. Сейчас вроде все есть – бизнес, деньги, жилье и прочее, – вот только Юкки нет. А нет Юкки – нет и жизни, потому что если нет цели, то зачем жить?

– Ты говорил, что хочешь «сделать что-нибудь этакое». Например, что?

– Не знаю. Пристрелить какого-нибудь мудака из правительства, чтобы самого мудачного из всех, к примеру… в общем, что-нибудь хорошее.

– Только затем, чтобы потом сдохнуть?

– А смысл жить? Цель будет достигнута, а снова в корпу я не хочу.

– Я могу дать тебе цель, – негромко произнес Стек, ловя взгляд Игоря. – Настоящую цель, ради достижения которой придется трудиться всю жизнь. Но она того стоит, поверь.

Вопросы, уточнения, сомнения, восторги, скепсис – все это было уже потом, когда они поехали вдвоем домой к Галесу, Стас поговорил с Алексом, рассказал об Ордене и ему и тоже получил согласие присоединиться. А сейчас Игорь поднял взгляд, в котором на мгновение яркой звездой вспыхнула надежда, и даже не сказал – выдохнул:

– Да.

На следующий день после встречи со старыми друзьями – Ветровский совершенно искренне всегда называл их так, даже в мыслях – пришел курьер от Косты.

Вечером, запершись в своей комнате, Стас вставил чип в ноутбук и принялся изучать его содержимое. Первым ему в глаза бросился лежавший в корне текстовый файл – остальные были рассортированы по папкам.

После такого сопроводительного письма Стасу хотелось отказаться, даже не открывая первую папку. Но Стек для себя уже все решил.

После прочтения первых текстовых документов стало несколько не по себе, после просмотра голографий – стало попросту страшно. Прикусив губу и собравшись с силами, он открыл вторую папку. Тексты – сухая статистика, страшная своим полным равнодушием. От голографий затошнило – досмотрев их, Ветровский долго и с ожесточением плескал в лицо ледяной водой, а потом около получаса сидел на подоконнике и курил, не решаясь открывать третью папку.

Первый раз его вырвало на десятой минуте голографического фильма. Второй раз – на двадцать пятой. Вырвало бы и еще несколько раз, но больше было нечем.

Голофильм из четвертой папки Стек смотрел в состоянии полной невосприимчивости к чему бы то ни было. Досмотрев до последних секунд, поставил на паузу, тихо вышел в коридор, дошел до комнаты Алькано – из-под двери выбивалась полоска света. Постучал.

– Да?

– Гранд, это я.

– Стек? Заходи, только у меня тут бардак – завтра очень важный день в инсте, надо подготовиться…

– Я на секунду. Гранд, у тебя водка есть?

– Именно водка? – удивился испанец. – Была где-то… А тебе зачем?

– Выпить. Только не спрашивай ни о чем, пожалуйста. Мне очень погано и нужно выпить. Потом я сам все расскажу, если смогу.

– Как скажешь, Стек. – Алькано, ничуть не обижаясь, пожал плечами и вытащил из недр шкафа полную бутылку. – Хватит, я надеюсь?

– Вполне. Спасибо, друг.

– Да не за что… если вдруг могу помочь…

– Я знаю. К сожалению, с этим мне самому разбираться надо.

Вернувшись в свою комнату, Стек воспроизвел голофильм сначала. К концу бутылка наполовину опустела, а в голове стало пусто-пусто, и бесплодные попытки осознать увиденное словно плавали в вакууме.

Перед тем как ложиться спать, Ветровский тщательно запер дверь изнутри, вынул чип из гнезда и спрятал в щель под подоконником.

Всю ночь его преследовали кошмары. Куда более реальные, чем все просмотренное. Измученный ими, Стас проснулся через несколько часов. Постоял несколько минут под холодным душем, тщательно почистил зубы, стараясь не поднимать взгляд на зеркало, но что-то изнутри давило, вынуждало – и он, стиснув зубы, взглянул в глаза самому себе.

«Ты должен», – сказал Стек. «Я должен».

– Я должен, – повторил вслух Стас.

После ночи голофильм уже не казался таким страшным, как вчера, – скорее отвратительным. Завтракать перед просмотром Ветровский предусмотрительно не стал и отделался легкой тошнотой и пугающим пустым звоном в голове. Весь день молодой человек ходил как будто в тумане – перед глазами то и дело все плыло, он все время натыкался на предметы, отвечал невпопад, ухитряясь отнекиваться от всех вопросов, ссылаясь на проведенную без сна ночь.

Вечером он открыл пятую папку, прочитал адрес, запомнил его наизусть и отформатировал чип.

Решение принято и назад дороги нет, пусть даже и кажется, что все еще можно свернуть. Он искал другие пути, но не нашел – значит, пойдет по этому. Вне зависимости от того, какую цену придется заплатить. Главное, что заплатит он, а не другие.

Орден стоит любой цены, которую Стас сможет заплатить.

Утро выдалось холодным и промозглым. Стас, вышедший на полчаса раньше, чем следовало, успел за пятнадцать минут дороги до метростанции накрутить себя до состояния, близкого к панике. Он раз за разом обдумывал перспективы, пытаясь все же найти в эти последние мгновения другой путь, который не потребует от него подобного, искал, искал, искал – и не находил.

Только один вариант, только одна цена. И никак иначе.

Он вышел на одну станцию позже, чтобы пройтись по набережной и успокоиться, но вместо этого довел себя почти до истерики. Почему-то именно сейчас хотелось жить так отчаянно, как никогда раньше, хотелось быть обычным человеком, не брать на себя никакой миссии, влюбиться наконец по-человечески, получить образование и создать семью, просто дружить с теми, с кем свела судьба, не затягивая их в обреченный водоворот требующей невозможного Идеи… Хотелось просто жить, не думая о великой цели, не стремясь к ней, не отдавая ей всего себя без остатка. В конце концов, можно просто быть хорошим человеком, стремиться совершать добрые поступки, быть может – выучиться не на психолога, а на педагога и работать в школе, воспитывая в детях лучшие качества, а не только потребительство и стремление к удовлетворению потребности в удовольствиях. Просто жить. Так просто и так невозможно.

Последние двести метров Стас преодолевал минут десять. Остановившись у двери, взглянул на часы – без пяти семь. Еще пять минут… целых пять минут на то, чтобы передумать, отказаться, уйти, навсегда выкинув из памяти крылатого. Забыть, как страшный сон, все, что было на том проклятом чипе, поверить – это был всего лишь кошмар, не имеющий ничего общего с реальностью…

Шесть пятьдесят восемь.

Ноги подкашивались, тошнило, перед глазами все плыло, сердце то принималось бешено колотиться о ребра, то замирало, охваченное смертельным ужасом.

Семь ноль-ноль.

Он глубоко вдохнул, шагнул к двери, поднял руку и постучал.

Все. Пути назад нет.