Призраки Саттон-Хауса

В то утро я очень удивился, увидев, что Шерлок Холмс опередил меня и уже сел завтракать. Как правило, он любил поспать по утрам, если не был занят расследованиями. Зачастую в периоды вынужденного бездействия великий сыщик засиживался глубоко за полночь, играл на скрипке или ставил замысловатые химические опыты. Если же он занимался каким-то делом, то часто по ночам усаживался в кресло у огня и курил всю ночь напролет, выдвигая и отвергая различные версии, пока на него не снисходило просветление.

В то утро я знал наверняка, что мой друг бодрствовал ночью, поскольку сам я никак не мог уснуть и лишь забывался ненадолго. И всякий раз, выныривая из этого неглубокого сна, я слышал, как Холмс играет на скрипке Страдивари или же меряет шагами гостиную.

Я не пенял ему за бессонницу и не возражал против звуков музыки, которые доносились до моей спальни этажом выше. Мне было ясно: Холмс таким образом борется с призраками минувшего.

Мы только что закончили очень неприятное расследование в графстве Суррей, которое начиналось как дело о краже, но в итоге вылилось в кое-что похуже. Обстоятельства произошедшего оказались на редкость мерзкими.

Когда я спустился в гостиную, Холмс уже сидел за столом перед тарелкой с завтраком и наливал себе кофе.

– Доброе утро, Уотсон, – сказал он с наигранной веселостью. – Как спалось?

– Боюсь, не особо хорошо, – признался я. – И не из-за вашей скрипки – она не доставляет мне никаких неудобств. – Я помолчал и добавил: – Никак не могу забыть лицо той девушки.

Холмс выглянул в окно. По стеклу бежали струйки дождя.

– Боюсь, сегодняшний день не поможет изгнать из памяти наше недавнее расследование в Суррее, – заметил мой друг.

Я кивнул:

– Возможно, я запишу детали расследования. Нынче подходящая погода для того, чтобы сидеть весь день дома.

– Это точно, однако я, возможно, займусь кое-чем другим. В такое время лондонские преступники тоже предпочитают отсиживаться по домам, как и частные детективы и врачи, практически вышедшие в отставку. Можно найти злоумышленников среди им подобных у огонька в трактирах или за стойкой баров в разных концах города. Я предполагаю провести день в этой среде, прислушиваться к разговорам, пытаться уловить обрывки планов грядущих преступлений.

– Разумеется, замаскировавшись, – усмехнулся я.

– Конечно же. А теперь посмотрим. Кем стоит нарядиться? Портовым грузчиком или конюхом? Нет, думаю, сегодня я появлюсь в роли Лансинга, гангстера, который время от времени прохаживается по питейным заведениям Ист-Энда.

– Лансинг? – переспросил я. – Такой персонаж реально существует или это одна из ваших выдумок?

– Выдумка от и до, – ответил Холмс. – Я впервые вывел его на сцену в конце семидесятых, когда пытался добиться симпатии шайки Биннера. К счастью, Лансинга не оказалось в их тайном укрытии, когда туда явился Шерлок Холмс в сопровождении полиции и взял тепленькими Биннера и его подручных, которые в этот момент изучали свою добычу. Позднее я счел, что полезно время от времени, раз в несколько недель, выгуливать Лансинга то тут, то там, чтобы создавалось впечатление, будто он активно занят преступным промыслом. Люди Мориарти считали, что он в шайке Уиллетта, а люди Уиллетта в свою очередь полагали, что он под крылышком у профессора. Я же просто старался не доводить ситуацию до того, чтобы кто-то из них увидел в Лансинге угрозу.

К этому моменту я уже сел за стол и начал накладывать еду в тарелку. Я позвонил в колокольчик, чтобы подали еще кофе, и вскоре появилась миссис Хадсон, которая вместе с кофейником принесла еще и записку.

– Это доставили только что, – сообщила экономка моему другу, вручив ему записку и откланявшись.

– Спасибо, – бросил Холмс через плечо, отодвинув тарелку с нетронутым завтраком. Развернув листок, он быстро пробежал его глазами, а потом бросил на стол в моем направлении, провозгласив: – Вот вам и Лансинг.

Я понял, что он предлагает и мне ознакомиться с запиской, а потому взял ее со стола. Текст был написан на обычной дешевой бумаге, довольно тонкой, толстым пером, синими чернилами. Писавший толком не промокнул готовое письмо, в итоге на листке красовалась пара клякс.

– Правильный подход, Уотсон, – заметил Холмс. Я поднял глаза и вопросительно посмотрел на него. – В первые годы нашего знакомства вы бы тут же принялись читать, но теперь сначала изучаете бумагу, чернила и почерк. Пришли к каким-то выводам?

– Писал человек, ограниченный в средствах и достаточно безалаберный, причем записка составлялась в спешке. – Я взял конверт. Он был точно такого же качества с адресом, начертанным теми же чернилами и тем же почерком. – Больше ничего не могу сказать.

– Уотсон, вы смотрите, но…

– …не видите, – закончил я, теряя терпение. – Что же еще тут можно увидеть?

– Человек жует табак, как можно заметить по крупинкам, попавшим под уголок конверта там, где он его лизнул. Еще у него небольшой порез на пальце, судя по крошечному кровавому следу на бумаге рядом с подписью. Он левша – взгляните на наклон букв, – а еще он в подавленном состоянии духа, поскольку все строки, если смотреть слева направо, сползают вниз.

– Да, теперь, когда вы мне разъяснили, я тоже все это увидел. А сейчас прочту послание.

Записка была очень короткой, всего пара строк, и в ней говорилось: «Дорогой мистер Холмс, в воскресенье я заглянул к вам без предупреждения, и ваша экономка сообщила, что вы скорее всего вернетесь в Лондон только вечером. Мне нужно обсудить с вами срочное дело касательно покупки дома с привидениями. С вашего разрешения, я зайду сегодня в одиннадцать утра. С уважением, Рэймонд Торн».

Я поднял брови:

– Э-э-э… дом с привидениями?

Холмс хмыкнул:

– Обычно я стал бы ворчать, если бы мне предложили подобное дело, однако после недавних событий в Суррее столь причудливое дело вполне поможет нам восстановиться.

Я кивнул в сторону окна, за которым дождь полил еще сильнее:

– Похоже, Лансинг подождет встречи с друзьями еще пару дней.

– Думаю, вы правы, – согласился Холмс, поднимаясь из-за стола и направляясь в спальню.

Я закончил трапезу и уселся в кресло у камина, прихватив утренние газеты. Детали нашего недавнего визита в дом лорда Бреттона в графстве Суррей осветили лишь на одной из внутренних полос, не вдаваясь в подробности. Мне пришлось дважды прочесть короткую статейку, поскольку мысли мои то и дело обращались к событиям предыдущего уик-энда.

…Два дня назад, в субботу, инспектор Йол пригласил Шерлока Холмса, чтобы тот составил свое мнение касательно кражи в Литтон-Хаусе, большом загородном доме в Суррее, принадлежащем лорду Бреттону. Обычно б́ольшую часть года дом пустовал, там жил лишь сторож по имени Джонас. Однако этой весной из-за финансовых неурядиц лорд Бреттон был вынужден выставить на торги лондонский особняк, и семейство перебралось в Суррей, чтобы жить там постоянно. У лорда Бреттона с женой семеро детей, старшая из которых – дочь Эмили, а младшему, Патрику, всего девять лет, и он единственный отпрыск мужского рода.

Шестнадцатилетняя Эмили, бледная и тихая девушка, фактически стала младшим детям второй матерью. В этом возникла необходимость, поскольку леди Бреттон часто болела и иногда ей подолгу предписывался постельный режим.

Несколько дней назад экономка, которая приехала вместе с Бреттонами из Лондона, обратила внимание, что из большой гостиной исчезла одна картина. Холст был слишком громоздким, чтобы перевозить его туда-сюда, поэтому раньше, когда семья уезжала в Лондон, картина оставалась в Суррее и являлась фактически единственной ценной вещью во всем особняке.

Полотно относилось к малоизвестным работам кисти Джона Констебля. Хотя о его существовании знали немногие, оно стоило больших денег, особенно с учетом новой волны интереса к этому художнику. Холст был довольно крупный, примерно три на четыре фута, в вычурной деревянной раме, которая сама по себе являлась произведением искусства.

До обнаружения пропажи в столовую в течение нескольких дней никто не заходил, поэтому точное время кражи неизвестно. Помещение в последний раз использовали по назначению в прошлую субботу, когда семейство Бреттонов навестил бывший деловой партнер лорда, сэр Шеффилд Фрай, и остался пообедать. Сэр Шеффилд часто бывал в гостях в лондонском доме лорда, однако в загородное имение приехал впервые. В следующую среду утром обнаружилось исчезновение картины. Хозяева вызвали полицию, но никаких улик найти не удалось. А в четверг исчез юный Патрик. В пятницу к делу привлекли инспектора Йола, который послал за мной и Шерлоком Холмсом. Мы отправились в поместье в субботу, через неделю после того, как картину видели в последний раз…

От размышлений меня отвлек Холмс, который к этому моменту вернулся в гостиную. Я взглянул на часы: было почти одиннадцать. Тут зазвенел колокольчик у входной двери. Я сложил газеты и отложил их на пол возле кресла. Дверь гостиной открылась, и на пороге появились миссис Хадсон и наш гость.

Рэймонд Торн оказался высоким бледным мужчиной с редеющими русыми волосами, зачесанными поверх черепа в неуклюжей попытке прикрыть лысину. Пряди, уложенные поперек лба, были довольно длинными и без конца лезли в правый глаз, отчего Торн то и дело дергал головой, откидывая ее назад, чтобы поправить прическу. Пока мы с ним беседовали, я даже забеспокоился о его здоровье, поскольку такое постоянное движение головой могло вызывать повреждения шейных позвонков.

На госте был простой коричневый костюм, поношенный, но вполне презентабельный. Я заметил пачку жевательного табака, торчавшую из кармана жилета, и маленький порез на пальце левой руки, от которого и осталась крошечная отметина на записке к Холмсу. Холмс пригласил Торна сесть в плетеное кресло и поинтересовался, не хочет ли тот чая или кофе. Посетитель отказался, и тогда миссис Хадсон вышла из комнаты, затворив за собой дверь. Холмс уселся в свое кресло и повернулся лицом к клиенту:

– Итак, господин Торн, вы хотите проконсультироваться со мной по поводу какого-то дома с привидениями.

– Именно так, сэр, – подтвердил тот. Голос у него был писклявый и довольно раздраженный. Гость в очередной раз дернул головой и продолжил: – Мой кузен предлагает мне купить старый дом в восточной части города. Я в состоянии собрать нужную сумму денег, но для начала желаю разузнать, что за дом приобретаю. Ходят слухи, будто там обитают привидения, и, хотя я, разумеется, во всю эту чушь не верю, хотелось бы знать, во что я ввязываюсь.

– А кто ваш кузен? – спросил Холмс.

– Уолтер Мейсон.

– Банкир? – перебил я.

Холмс взглянул на меня, а потом снова обратил взор на Торна.

– Точно так, – подтвердил тот. – Думаю, вы недавно читали о нем. Как я понимаю, он попал в список кандидатов на получение почетного титула по случаю дня рождения королевы. Герой, можно сказать, поскольку сумел уладить проблему с французским кредитом в прошлом году. Я им очень горжусь. Увы, теперь я не так часто вижу кузена, поскольку он очень занят. Стыдно, ведь от всей нашей семьи остались лишь мы с ним. Родители умерли, ни у одного из нас нет братьев или сестер. Пару лет назад скончалась жена Уолтера, не оставив детей, а я и вовсе никогда не был женат.

Уолтер был так занят улаживанием проблем с французами, что мы с ним не общались несколько месяцев, а потому я крайне удивился, когда на прошлой неделе он прислал письмо, в котором просил приехать. Некоторое время мы предавались воспоминаниям, а потом он в лоб спросил, не хочу ли я купить дом.

– Да, давайте поговорим о доме, – произнес Холмс. – Что можете о нем рассказать?

– Уверен, вы о нем слышали. Этот дом известен в Лондоне, по крайней мере тем, что он значительно старше всех остальных здешних построек. Саттон-Хаус в Хэкни.

– Как же, – кивнул я, – на Хомертон-Хай-стрит. Несколько раз мне доводилось бывать в том районе.

– Мне тоже знакомо это место, – заметил мой друг. – Особняк эпохи Тюдоров; насколько я помню, один из старейших в Восточном Лондоне.

– Вы совершенно правы, мистер Холмс, – подтвердил Торн. – Его построил в тридцатых годах шестнадцатого века кто-то из приближенных Генриха Восьмого, не помню точно, кто именно. В последующие годы особняк часто переходил от одного владельца к другому, в начале века там располагалась школа для мальчиков, а потом ее перестроили и открыли школу для девочек.

– А как здание оказалось в распоряжении вашего кузена? – спросил Холмс.

– Мне кажется, оно служило дополнительным залогом по кредиту, который не смогли выплатить. В итоге у кузена остался дом, который ему не нужен. Как я уже говорил, Уолтер обратился ко мне после многомесячного молчания и спросил, не хочу ли я приобрести здание в собственность. Понимаете ли, джентльмены, я давно лелеял желание открыть собственную школу, и кузен, разумеется, был в курсе моих устремлений. Зная историю здания, где раньше неоднократно размещались учебные заведения, он подумал обо мне. Я порылся в архивах и кое-что нашел об этом особняке, но меня обеспокоила его дурная слава. Его окрестили «домом с привидениями», поскольку в нем якобы неоднократно видели призраков. Лично я испытываю некоторые опасения касательно приобретения подобного здания и уж точно не хочу открывать школу в доме с привидениями. – Торн опять дернул головой, потом посмотрел на меня и снова на Холмса.

– Должен признаться, – сообщил прославленный детектив, – что не верю в привидения, о чем открыто заявляю. И мне не совсем понятна цель вашего визита. Я не собираюсь тратить время на то, чтобы доказывать существование привидений, но не намерен и опровергать его. Ведь даже отрицая наличие привидений в этом конкретном здании, я тем самым, получается, допускаю, что они могут-таки существовать где-то помимо Саттон-Хауса.

– Нет-нет, мистер Холмс, – сказал Торн, – я не требую ничего подтвердить или опровергнуть. Я лишь прошу вас присутствовать в тот момент, когда я лично буду осматривать здание. Стыдно признаться, но меня нервирует сама мысль о призраках, и мне кажется, что я не смогу отнестись к ситуации беспристрастно. Стоит мне зайти в этот дом, я наверняка надумаю себе всякого, начну слышать звуки, которых на деле нет, и видеть доказательства присутствия привидений, которые на самом деле будут плодом моего разыгравшегося воображения. Я лишь хочу, чтобы вы и доктор Уотсон, если он пожелает присоединиться, составили мне компанию, когда я буду принимать решение касательно дома. Ваша логика и научный скептицизм – то, что нужно, чтобы уравновесить мою вероятную склонность к панике.

– Когда вы хотите осмотреть дом? Прямо сейчас? – спросил Холмс, поглядев на дождь, который зарядил за окном пуще прежнего.

– Нет, не прямо сейчас, – поспешил успокоить его Торн, – а сегодня вечером, если это время вам подойдет. Я договорюсь о встрече с кузеном в десять вечера, а потом мы сможем несколько часов провести в здании, осматривая его на предмет всяких странностей. – Он замялся, а потом продолжил, но уже тише: – Насколько я понимаю, призраки, если все же допустить сам факт их существования, активизируются именно в темное время суток. – Гость смущенно посмотрел на нас с Холмсом через непокорную прядь волос, а потом откинул ее назад резким движением головы.

Мой друг взглянул на меня. В его глазах плясали веселые огоньки, но их мог заметить лишь тот, кто давно и хорошо знал прославленного гения дедукции.

– Ну что, Уотсон? – произнес он. – Составите нам компанию сегодня?

Я вздохнул, вспомнив о прошлой ночи, когда мне толком не удалось поспать, и ответил:

– Разумеется.

– Замечательно! – Сыщик поднялся с места. – Встретимся у самого здания, мистер Торн?

– Да, мистер Холмс. В десять вечера.

Мой друг проводил Торна до выхода. Когда наш гость вышел и затворил за собой дверь, Холмс прислонился к ней, слушая, как тот топает вниз по лестнице. Через мгновение до нас донесся звук хлопнувшей входной двери.

Знаменитый детектив пересек комнату, потирая руки:

– Простите, что я запланировал мероприятие, которое снова лишит вас сна, Уотсон. Возможно, вам стоит вздремнуть днем.

– А вы чем займетесь в это время? – поинтересовался я.

– Наведу справки. Как вы понимаете, я не привык принимать на веру истории, не получив подтверждения из независимых источников. А теперь посмотрим, что в моих записных книжках говорится про Саттон-Хаус. – Он достал одну из толстых тетрадей с полки у камина.

Я встал, пересек комнату и взглянул на улицу через оконное стекло, по которому бежали струйки воды. Как раз в этот момент Торн отошел от нашего крыльца, где укрывался от непогоды. У него не было зонтика, однако он решительно нырнул под дождь, направившись на юг в сторону Оксфорд-стрит. Мимо Торна проехали несколько экипажей, но наш клиент не предпринял попыток нанять один из них.

– Возможно, вам стоило обсудить с Торном размер своего вознаграждения, – заметил я. – Я так понимаю, что он даже не в состоянии взять кэб в такой ненастный день.

– М-м? – промычал Холмс, не отрываясь от своих записей. – Не удивлен. Состояние его обуви говорило об этом. Остается лишь догадываться, где он намерен раздобыть деньги на то, чтобы выкупить у кузена дом.

Я пожал плечами, а мой друг снова сел в кресло, положив на колени тетрадь, и принялся зачитывать:

– Саттон-Хаус построил в тысяча пятьсот тридцать пятом году сэр Ральф Сэдлер, который служил главным государственным секретарем при короле Генрихе Восьмом. В последующие годы особняк часто менял владельцев: его занимали ткачи, школьные директора и директрисы, священнослужители, купцы, торговавшие шерстью и хлопком, морские капитаны. Однако никакой свежей информации об этом месте я не вижу. – Холмс захлопнул тетрадь и сунул ее обратно на полку. – Нужно навести справки, – сообщил он, направляясь к двери, где закутался в пальто. Сняв с крючка любимую шапку с двумя козырьками, сыщик обратился ко мне: – Я планирую вернуться к ужину, а вы пока что поспите немного. Кто знает, сколько времени займет наша ночная экскурсия.

Он надел шапку и ушел. А я, оставшись в одиночестве, снова устроился в кресле, взял газеты с пола, куда бросил их перед визитом гостя, и вернулся к заголовкам сегодняшних статей. Однако, сколько я ни пытался забыться в хитросплетении интриг правительства, мысли мои то и дело возвращались к нашему новому клиенту и истории о доме с привидениями. Впрочем, дальнейшей пищи для размышлений над этим делом не было, а посему я скоро заходил в тупик и переключался на другую тему, которой снова неизбежно оказывались недавние трагические события в графстве Суррей.

Итак, в субботу инспектор Йол вызвал нас с Холмсом в дом лорда Бреттона. Сама по себе пропажа картины не представлялась полиции достаточно серьезным происшествием, чтобы потребовалось вмешательство великого сыщика. Однако учитывая исчезновение мальчика, дело принимало совсем иной оборот. Лорд Бреттон припомнил, что слышал о Холмсе в связи с другими расследованиями, и настоял на том, чтобы пригласить его. Моему другу уже доводилось раньше сообща работать с Йолом по нескольким мелким делам, а потому инспектор не возражал против его присутствия.

Йол встретил нас на вокзале и отвез в дом Бреттонов, по дороге обрисовав ситуацию. Мы добрались до Литтон-Хауса, старой живописной громадины в окружении широких полей и холмов. То тут, то там виднелись древние сельскохозяйственные постройки, которые добавляли прелести пейзажу. Однако при мысли, что здесь пропал ребенок, начинала пробирать легкая дрожь: словно смотришь на окружающую красоту будучи больным и мучаясь от жара.

В доме нас встретил лорд Бреттон с семьей. Мы выразили обеспокоенность происшедшим, после чего осмотрели обстановку, чтобы Холмс мог начать расследование. Первым делом мой друг изучил столовую, ворча, что здесь на прошлой неделе побывало слишком много народу. Еще Холмс обнаружил, что в столовой недавно открывали окно, что показалось нам важным, поскольку лорд Бреттон утверждал, что окна обычно закрыты, особенно летом: ветер дует чаще всего именно в этом направлении, в итоге пачкаются скатерти и шторы, не говоря уже о ценном холсте, который украшает столовую.

Что до юного Патрика, то никаких следов мальчика мы не нашли. В последний раз кто-то из слуг видел его в четверг утром, но исчезновение ребенка обнаружили только за ужином. Лишь когда сгустилась тьма, домашние действительно забеспокоились. Холмс допросил все семейство и прислугу, но больше никто ничего сказать о местоположении мальчика не мог. Инспектор Йол известил полицию в ближайших поселениях, чтобы искали подходящих под описание Патрика детей, но пока никаких новостей не поступало.

В субботу днем мы с Холмсом обсудили дело, и тогда я узнал о весьма сомнительном прошлом сэра Шеффилда Фрая. Лорд Бреттон считал его своим другом; впервые они встретились в лондонском клубе под названием «Нонпарель», а позднее стали партнерами в делах. Однако знаменитый детектив слышал о множестве весьма сомнительных предприятий, в которых участвовал сэр Шеффилд, включая несколько краж, мошенничество, а так же случай, имевший место на континенте, когда один из хулителей Шеффилда остался калекой на всю жизнь, поскольку ему в лицо плеснули кислотой.

В прошлом году оба они, и сэр Шеффилд и лорд Бреттон, оказались на грани разорения из-за неудачи в одном совместном коммерческом предприятии. Сэр Шеффилд, видимо, смог оправиться. Как выяснилось, именно он купил лондонское жилище своего делового партнера, чтобы Бреттоны смогли на вырученные деньги обосноваться в графстве Суррей.

Холмс с интересом отметил пункт в договоре на покупку дома, где говорилось, что сэр Шеффилд получает дом целиком, включая все, что находится внутри. В прошлый же уик-энд сэр Шеффилд приезжал в Суррей как раз для того, чтобы привезти платеж лорду Бреттону и тем самым закрыть сделку.

Мне тем временем было интересно понаблюдать за семейством Бреттонов, которые старались держаться молодцом. Холмс считал, что исчезновение Патрика как-то связано с пропажей картины, но пока не мог понять как и не мог этого с уверенностью доказать. Определенно ребенок пропал уже после того, как в среду обнаружилось, что полотна нет на месте. Но тогда в доме было полно полиции – вряд ли похититель мог проникнуть внутрь и забрать мальчика.

Лорд Бреттон пытался быть сильным в глазах домашних и часто во всеуслышание заявлял, что на картину ему плевать, лишь бы сын вернулся. Его жене дали успокоительное, и врач уложил ее в постель. За пятью младшими девочками присматривала старшая дочь, Эмили, которая стоически выполняла все необходимые действия, не поднимая глаз и погрузившись в размышления. Однако когда мне удавалось поймать ее взгляд, на ресницах поблескивали слезинки: она страдала, как и остальные.

В тот субботний вечер мы с Холмсом и Йолом вернулись в Лондон. В основном нас заботили вопросы касательно сэра Шеффилда…

Должно быть, я задремал, пока вспоминал события прошлой субботы, поскольку меня разбудил вопрос миссис Хадсон, готов ли я пообедать. Я подтвердил, что готов, обратив внимание, что дождь за окном, пока я спал, прекратился, и теперь день казался ясным и приятным.

Холмс вернулся, как и планировал, к ужину. Он пребывал в довольно хорошем расположении духа, но не пожелал поделиться никакими сведениями, а я знал, что лучше и не спрашивать. Мой друг переоделся в домашний халат и занялся какими-то опытами в своей миниатюрной лаборатории, которая располагалась в углу между камином и окном.

Позднее, за ужином, сыщик ни разу не упомянул ни о проблеме Торна, ни о грядущей экспедиции в Саттон-Хаус. Насколько я помню, он все время разглагольствовал о взаимосвязи нездоровой увлеченности всякими заумными проблемами теоретической математики и тем неуважением, которое неизбежно начинает испытывать к обычным среднестатистическим людям человек с подобными пристрастиями. Поняв, что речь идет о профессоре Мориарти, я тоже подключился к беседе и привел пару собственных примеров, в которых фигурировали знакомые мне светила медицины: они так увлекались сухими фактами касательно функций человеческого организма, что перестали воспринимать пациентов как личностей, видя в них скорее механизмы, которые надо подлатать, пока они окончательно не сломались.

В девять вечера Холмс взял несколько потайных фонарей и поставил их у двери, затем зашел в спальню и через пару минут вернулся, уже переодевшись, готовый отправиться на нашу ночную экскурсию, – как, впрочем, и я. От моего спутника не укрылось, что я поигрываю револьвером в кармане, но он ничего не сказал, пока мы надевали пальто и шляпы.

Экипаж вез нас по промозглым и сырым лондонским улицам. После сильных дождей, которые лили всю прошлую ночь и утро, воздух стал довольно влажным, и как только к вечеру температура упала, влага превратилась в густой туман. Но этот туман разительно отличался от смога, который регулярно окутывал Лондон, вызывая удушье у стариков и астматиков. Сегодняшний туман был куда чище, хотя тоже не доставлял удовольствия из-за сырости и холода, которые он нес с собой.

Мы добрались до Хэкни ближе к десяти. Кучеру пришлось ехать очень медленно из-за тумана, но обошлось без происшествий, поскольку этим вечером движение на улицах города было не особенно оживленным. Экипаж подъехал к дому и остановился. Мы вышли, Холмс расплатился с кэбменом, и тот подстегнул лошадь. Оставшись одни, мы сначала осмотрели дом с близкого расстояния, задрав головы, а потом отошли чуть подальше по пустой улице для лучшего обзора. Пока что никаких следов нашего клиента или его кузена не наблюдалось.

В доме было три этажа, все облицованы красным кирпичом. Среди дымоходов возвышались башенки странной формы, а вдоль всего фасада виднелось множество окошек разного размера на разной высоте, из-за чего возникало ощущение нелепой асимметрии. В целом сооружение выглядело массивным и словно бы нависало над нами. Свет в окнах не горел, но мне показалось, будто изнутри за мной кто-то наблюдает, и я невольно вздрогнул. Поставив фонари на мостовую рядом с собой, Холмс посмотрел на меня, потом снова на дом.

– Говорил сегодня с Элтоном Пиком, – сообщил он. – Дом и правда пользуется дурной славой.

Я пару раз встречался с Пиком в ходе расследований Холмса. Он был частным спиритуалистом – наподобие Холмса, только в отношении паранормальных явлений. Специализировался он на изучении домов, населенных призраками, и за годы работы накопил обширную базу знаний. По-своему он старался быть объективным, но вообще-то чаще развенчивал истории о привидениях, чем доказывал их.

Хотя мы с Холмсом не большие любители историй про привидений, но оба мы уважали Пика, пусть и не были согласны с ним. Если уж мой друг обратился к столь известному специалисту за консультацией и тот подтвердил необычную репутацию Саттон-Хауса, тогда, возможно, мрачные предчувствия, которые я испытывал, глядя на темный дом, не были совсем уж безосновательными.

Я спросил Холмса, узнал ли он какие-то подробности о привидениях, населяющих здание, но прежде чем он успел ответить, нашу беседу прервал звук торопливых шагов на улице. Через мгновение из тумана вынырнул наш клиент, оказавшись в пятне света от газового фонаря, под которым мы стояли.

– Мистер Холмс, доктор Уотсон, рад вас видеть. – Торн бросил взгляд на внушительный старый дом. – Да уж, легко поверить россказням про это место. Особенно такой ночью, как сегодня.

– Точно, – ответил детектив. – На самом деле я сегодня навел кое-какие справки, и создается впечатление, что ваши опасения имеют кое-какую почву.

Торн перевел взгляд с Холмса снова на дом. От внезапного поворота головы волосы снова свалились ему на глаза. Интересно, подумал я, почему бедняга не носит шляпу. Торн привычно дернул головой, водворяя непослушную прядь на место.

– И что же вы узнали, мистер Холмс? – с тревогой спросил он.

– Давайте обсудим это внутри, – предложил знаменитый сыщик. – Если только вы не хотите подождать своего кузена.

– Ох, Уолтер не сможет к нам сегодня присоединиться, – ответил Торн. – Около часа назад я получил от него записку. Какие-то срочные дела. Он очень извинялся, уверял, что мечтал бы участвовать в нашей вылазке, однако мы можем осмотреть здание и без него. – Снова дернув головой, Торн добавил: – Он очень хотел с вами познакомиться, мистер Холмс.

Наш клиент проводил нас вверх по небольшой лесенке, где пару минут рылся в карманах, а потом выудил огромный старомодный ключ и неуклюже сунул его в замок в правой части двери, которая была скрыта в темноте. Через мгновение раздался щелчок, и дверь открылась.

Изнутри на нас повеяло холодом и сыростью. Поток воздуха обдал нас и растворился в тумане. Торн оглянулся на нас через плечо, бросил: «с Богом!» – и шагнул через порог. Мы с Холмсом последовали за ним. Фонари в руках Холмса покачивались и тихонько звякали, сталкиваясь.

Мы оказались в прихожей, где сохранились остатки мебели, которая скорее подошла бы для гостиной. Мы медленно осмотрелись. Я поплотнее закутался в пальто: здесь было прохладно, но, по крайней мере, приятно было выбраться из уличного тумана, который так и норовил пробраться под одежду. Стоило нам оказаться внутри, и дом перестал казаться таким уж угрожающим: обычное очень старое здание, брошенное и всеми забытое. При этом внутри не пахло плесенью, да и полы под нашими ногами казались довольно крепкими.

– Рад, что вы додумались захватить фонари, – шепнул Торн. – У меня их просто нет в хозяйстве. Я забыл упомянуть об этом утром, а газового освещения, боюсь, в доме нет. Но, может, удастся найти свечи.

– Думаю, в этом нет необходимости, – сказал Холмс. – Лучше всего проводить наше расследование в темноте. – Он повернулся к двери, которая вела в дальние помещения и спросил: – Вам знакомо расположение комнат? Что можете сказать?

– Это довольно любопытное место, джентльмены, – ответил Торн, дергая головой. Он по-прежнему говорил шепотом, поэтому я подошел поближе, чтобы расслышать. – Изначально здесь было единое пространство, которое включало и соседний дом, но в какой-то момент флигели разделили, и теперь каждый приобрел индивидуальный внешний вид. Эту часть облицевали кирпичом, после чего она стала разительно отличаться от соседней. В доме три этажа, есть маленькая домовая часовня, в которую можно попасть из смежной комнаты. Внизу имеется внутренний дворик. Самое странное, что дом в итоге не имеет квадратной планировки, скорее это хаотичное сочетание немыслимых углов и комнат, которые расположены довольно причудливым образом, так что вся постройка напоминает трапецию, собранную из коробок. На первом этаже около шести комнат разного размера и формы, которые беспорядочно теснятся вокруг дворика. Два верхних этажа имеют зеркальную планировку. Хотелось бы винить в столь безумных формах отсутствие зодческой практики у наших предков: они будто достраивали элементы по мере необходимости, собирая дом, как лоскутное одеяло. Однако другие здания той же эпохи не могут похвастаться столь странной геометрией. Впрочем, что бы ни говорили об уникальной форме строения, оно довольно крепкое.

Холмс прошелся туда-сюда и в итоге согласился:

– Да, крепкое. Удивительно даже, что оно сохранилось в таком хорошем состоянии. – Он кивнул в сторону двери: – Может, посмотрим остальные помещения?

– Погодите, – сказал Торн. – Вы упомянули, что наводили сегодня справки и обнаружили какие-то сведения, которые подтверждают мои опасения. Умоляю, расскажите, что вы выяснили!

Сыщик вернулся на середину комнаты. Он поставил фонари на пол, достал спичку и зажег один из фитилей, а сам начал говорить:

– Я встречался с нашим с доктором Уотсоном знакомым. Мистером Элтоном Пиком. – Мой друг подождал, не мелькнет ли на лице Торна понимание, однако тот, видимо, не знал имени спиритуалиста. – Это эксперт по привидениям и прочей нечисти. – Холмс вкратце рассказал о некоторых расследованиях Пика, включая загадку Бартон-Хилла, когда мы с прославленным детективом тоже помогали исследовать зловещую лестницу, а потом продолжил: – Наверное, мистер Пик лучше подошел бы для подобного осмотра.

– Нет, – ответил Торн, – мне нужен объективный свидетель, а мистер Пик, судя по вашему рассказу, способен с излишней готовностью принять любую версию, если вы понимаете, о чем я. Его присутствие здесь лишь распалило бы мою панику.

– Тем не менее… – начал Холмс, а потом сделал паузу, чтобы поставить первый фонарь и зажечь второй. – Итак, в последние лет пятьдесят или около того Саттон-Хаус действительно приобрел репутацию дома с привидениями. По словам доктора Пика, это знают все, кому приходилось здесь по какой-то надобности бывать.

Холмс принялся зажигать третий фонарь, а Торн мотнул головой:

– Продолжайте!

– Призраки дают о себе знать несколькими способами, – сообщил мой друг. – Время от времени что-то стучит по стенам; звук доносится из столовой, которая, как я понимаю, находится на этом же этаже, на противоположной стороне здания. Наверху слышали женский плач; кроме того, иногда на лестнице вдруг становится очень холодно, а в одной из спален якобы двигается мебель. Легенда гласит, что в комнате на втором этаже умерла при родах какая-то женщина. Там же есть большая комната и смежная с ней маленькая, где регулярно происходят всякие необычные вещи. Поподробнее расскажу попозже. На третьем этаже тоже регулярно видят призрак некой дамы; Пик не в курсе, та же это женщина или уже другая. Поступали сообщения о каких-то «синих дамах» и «белых дамах», о том, что двери сами по себе открываются и закрываются, а вещи двигаются.

Я огляделся, но мебель в комнате не шевелилась. В доме стояла тишина; не доносилось никаких звуков, даже с улицы, однако это и не удивительно: мало кто выбрался из теплых жилищ в такой туман.

– На первом этаже, как я уже говорил, – продолжал сыщик, – есть большая комната, стены которой украшены деревянными панелями с изображениями собак.

– Да, я видел эти панели во время своего первого визита, – подтвердил Торн. – При дневном свете. Довольно красивые и в отличном состоянии, как и остальная часть дома.

Холмс кивнул и пояснил:

– По словам Пика, их установили в середине шестнадцатого века, после того как дом от своего первого владельца перешел к торговцу шерстью и хлопком по имени Джон то ли Матчел, то ли Митчел. Видимо, он страстно любил собак, даже изобразил их на своем фамильном гербе. Пик и его знакомые уверены, что собачий лай до сих пор можно услышать в этой комнате, а еще кто-то будто скребет стену изнутри. Также здесь периодически слышен чей-то шепот, как и в той маленькой комнатке, примыкающей к большой, которую я уже упоминал. Временами в посетителей внезапно летят маленькие камушки, которые материализуются словно бы из воздуха.

Я невольно вздрогнул, но взял себя в руки, чтобы мое состояние не заметил гений дедукции, который стоял неподвижно, держа в руках третий фонарь и пристально глядя на нас. Через мгновение Торн заговорил:

– Похоже, что тут у каждого этажа своя история. А что вы скажете по поводу часовни, мистер Холмс? Там тоже появляются призраки?

– Подчеркиваю, что я не верю в призраков, мистер Торн, – заметил мой друг. – Я просто пересказываю вам истории об этом доме, которые собрал мистер Пик. Да, касательно часовни тоже существует своя легенда. Якобы там обитают привидения двух мужчин, заклятых врагов, схлестнувшихся в вечном бою. Их злоба буквально пропитывает помещение, а иногда сражение просачивается и во внешний мир. – Он помолчал, а потом добавил с легкой улыбкой: – Конечно, если верить Элтону Пику. – Сыщик качнул головой в сторону двери, которая обрамляла непроглядную тьму: – Изучим дом?

Мы с Торном наклонились и взяли по фонарю. Я выкрутил фитиль на максимум и двинулся вслед за Холмсом в темную комнату. Однако когда мы попали внутрь, оказалось, что здесь вовсе не так темно, как мне казалось. По правую руку от нас виднелись окна, которые выходили во двор, как и говорил Торн, а слева был коридор, откуда ступеньки спускались вниз, во тьму.

– Это лестница в часовню, – объяснил наш клиент и пошел в ту сторону, но Холмс остановил его, сказав, что стоит сначала обследовать весь дом, на что Торн ответил: – Не возражаю, мистер Холмс. Судя по легендам, в этой комнате довольно часто видят привидений – если они здесь вообще есть. Может, мы проведем здесь чуть побольше времени, когда осмотрим все здание.

Мы прошли в длинный коридор, тянувшийся вдоль дальней стены дома. В свете фонарей окна казались черными квадратами. Холмс предложить чуть убавить освещение, чтобы глаза привыкли к темноте. Мы так и поступили, и вскоре я стал различать свет, который проникал через окна по обе стороны комнаты, выходившие в сад за домом и во внутренний дворик. В дальнем конце коридора виднелась дверь в еще одну комнату. Судя по остаткам мебели, это как раз и была та самая столовая, о которой говорил Холмс. Он поднял руку на мгновение, мы остановились и прислушались. Я ничего не заметил, но через несколько минут, когда я уже собирался сдвинуться с места, Торн внезапно прошептал:

– Вы слышали это?

В его голосе зазвучали нотки страха, и на секунду холодок побежал и по моей спине, пока я старался различить хоть что-нибудь, что бы это ни было. Торн наклонился вперед и снова дернул головой. В мертвой тишине шорох его пальто показался особенно громким.

– О чем речь? – спросил Холмс, медленно поворачивая голову то в одну сторону, то в другую; при этом он неосознанно воспроизводил характерное движение профессора Мориарти, делавшее того похожим на рептилию.

– Стук! – заявил Торн. – Я слышал стук. А вы?

– Нет, – сказал Холмс.

Я покачал головой, когда Торн обратил на меня вопросительный взгляд. Торн выпрямился и попытался расслабиться.

Холмс провел нас из этой комнаты в следующую. Мы двигались по периметру здания против часовой стрелки. Вдруг Торн вскрикнул:

– Вот! Я снова слышал этот звук!

Мы опять постояли несколько минут на месте, а потом знаменитый сыщик решительно двинулся вперед:

– Если тут даже что-то есть, и это что-то пытается привлечь наше внимание, то оно будет вести себя еще настойчивее по мере нашего продвижения.

Позади осталась еще пара пустых комнат, и в итоге, сделав полный круг, мы снова очутились там, откуда начали. Холмс без остановки начал подниматься по лестнице на следующий этаж. На ступеньках я припомнил слова моего друга про зоны, где ощущается холодный воздух. Я уже и без того замерз, и мое воображение попыталось убедить меня, что я чувствую прикосновение пролетающего мимо призрака, но всему виной была лишь узкая и довольно крутая лестница. Через минуту мы очутились на втором этаже. Я понял, что имел в виду Торн, говоря о том, что планировка верхних этажей зеркальна. Пока мы шли из одной комнаты в другую, я обнаружил, что расположение и странная форма комнат точь-в-точь те же, что и этажом ниже, правда, обставлены помещения иначе: здесь было куда больше мебели во вполне сносном состоянии. Мы снова обошли все комнаты против часовой стрелки, начав с некоего подобия кабинета, который находился сразу у лестницы.

– Должно быть, это та самая комната, где, по мнению Пика, умерла во время родов женщина, – сказал Холмс, оглядываясь. – Тут нам должны встретиться зоны холодного воздуха, а еще голоса и движущиеся предметы. Давайте побудем здесь несколько минут, подождем, не увидим ли чего-то. Закройте, пожалуйста, заслонки на фонарях.

Некоторое время мы провели в темноте. Помещение погрузилось в полный мрак, поскольку на окнах висели плотные портьеры. Я почувствовал, что Холмс аккуратно передвигается по комнате.

– Вы что-нибудь замечаете, мистер Торн? Уотсон? – спросил он нас.

Я собирался было подать голос, как вдруг раздался страшный шум. Торн закричал, потом послышался глухой удар. Я быстро открыл дверцу на фонаре и увидел, что наш клиент распростерт на полу, а над ним склонился мой друг, который подает ему руку.

– Приношу свои извинения, мистер Торн! – воскликнул он. – Я споткнулся и налетел на вас. Вы целы?

Торн перекатился на бок, а потом поднялся на колени. Сыщик помог ему подняться и отряхнуться, а потом велел мне:

– Уотсон, найдите наши фонари, пока мы не устроили тут пожар.

Я быстро посмотрел по сторонам и увидел, что оба фонаря валяются неподалеку. Когда я пошел в том направлении, свет от моей лампы странным образом преломлялся. Я наклонился поднять фонари, и тут Холмс, похоже, снова потерял равновесие и свалился на Торна, который слегка пошатнулся, но удержался на ногах и поддержал моего друга, не дав ему упасть.

Прославленный детектив расхохотался, причем смех его в темной зашторенной комнате звучал неестественно громко.

– Прошу меня простить, мистер Торн! Если тут и живут духи, то, боюсь, их немало повеселила моя неуклюжесть.

Наш клиент с недовольным видом одернул пальто. Видимо удовлетворившись тем, как оно сидит, он провел руками по волосам, которые совершенно разлохматились и тонкими прядками свесились на лицо.

– Да ничего, мистер Холмс, – процедил он. – Наверное, надо оставить фонари открытыми, по крайней мере, если вы намерены двигаться.

– Согласен, – кивнул сыщик. – Раз уж здешней магии сегодня пришел конец, может, перейдем в другие помещения?

Мы прошли через множество разных комнат, прислушиваясь в каждой, но так ничего и не слышали. Лучики наших фонарей из-за тумана на улице рассеивались, создавая ощущение, что дом отрезан от внешнего мира. Через окна, которые выходили во двор, проникало еще меньше света, поскольку туда туман не пробрался. Экскурсия закончилась на втором этаже в большой комнате. При свете фонарей мы изучили деревянные панели с любопытными резными изображениями собак. Это было обиталище купца, торговавшего шерстью и хлопком, но он жил здесь больше трех сотен лет назад, так что, кроме резьбы, ничто о нем уже не напоминало.

Холмс зашел и в смежную маленькую комнату. Я заглянул в нее с порога, но там особо не на что было смотреть. Внезапно я услышал, как Торн удивленно присвистнул за моей спиной. Я повернулся и увидел, что наш спутник смотрит на меня с ужасом. Холмс тоже выскочил к нам с вопросом:

– Что случилось?

– Я слышал их, – прошептал Торн. – Я слышал собак! Они внутри стен. Сначала скреблись, а потом одна начала скулить. Я слышал!

Мы с Холмсом переглянулись:

– Мы ничего не слышали, мистер Торн.

– Может быть, это ветер… – начал было я.

Мой друг покачал головой и кивнул в сторону окна:

– Нет никакого ветра, старина. Посмотрите на туман. Он не движется. Ветер его не сдувает.

– Я слышал! – упрямо повторил Торн. – Я клянусь… – Он замолчал, а потом сказал: – Вот опять! Вы тоже слышали? Должны были слышать! – Он подошел поближе и вскинул голову: – Скажите, что слышали!

Я мягко положил руку ему на плечо:

– Возьмите себя в руки, мистер Торн.

Он дрожал, как взмыленная лошадь.

– Вы думаете, я сошел с ума, но я правда их слышал!

Холмс вдруг ойкнул, быстро прижав руку к щеке. В тот же миг я услышал, как рядом с ним упало на пол что-то маленькое.

– Что случилось? – спросил я.

– Меня что-то ударило по лицу, – заявил Холмс, убирая руку.

Я подошел поближе и увидел красный след на его щеке пониже правого глаза. Торн проскочил мимо нас, подняв фонарь. Он наклонился, а потом распрямился и посмотрел на нас со странным выражением.

– Камни, – прошептал он. – Несколько маленьких камешков. Вроде гальки.

– Это та самая комната, где камни появляются прямо из воздуха! – ахнул я.

Я осмотрел пол, а потом поднял один из обломков. Всего их было три: маленькие, бесцветные камешки неправильной формы, какие можно найти на любой улице города.

– Вообще-то, – хладнокровно заметил сыщик, – камни материализуются из пустоты в маленькой комнате по соседству, однако я стоял лицом как раз в ту сторону. Думаю, камни могли бросить мне в лицо оттуда. – Он быстро подошел к двери, заглянул в нее и сообщил: – Пусто!

Торн переводил взгляд с меня на Холмса, а потом уставился на дверь.

– Надо убираться прочь отсюда! – пролепетал он.

Я протянул камни Холмсу, но тот быстро покачал головой и отвернулся. Тогда я сунул трофеи в карман, и мы с другом последовали за Торном, который уже ждал нас у лестницы, ведущей наверх. Мы изучили третий этаж, но ничего сверхъестественного не обнаружили. Однако Торн, похоже, с каждой минутой все больше приходил в возбуждение. Он размахивал фонарем в разные стороны, словно пытаясь поймать что-то, пока оно не успело спрятаться. В одной из комнат Холмс сообщил, что именно здесь видят призраки женщин. Торн ничего не сказал, просто пересек комнату не останавливаясь. Если честно, почти весь этаж мы прошли без остановки.

На лестнице наш клиент оглянулся, чтобы удостовериться, что мы идем следом, а потом начал спускаться. Он добрался до площадки второго этажа и продолжил двигаться вниз, но на полпути вдруг вскрикнул и повалился назад, сев на ступень прямо под ногами Холмса, идущего следом. К счастью, детектив успел притормозить, а не то споткнулся бы о его тело и пролетел кубарем остаток лестничного пролета.

– На меня налетел порыв ветра, – простонал Торн, обхватив руками свою тощую грудную клетку. – Вы почувствовали? Вдруг стало так холодно, словно меня насквозь продул ледяной вихрь.

Холмс помог бедняге подняться.

– Я ничего не ощутил, – бросил он. – Однако, может быть, вы более чувствительны к такого рода вещам, чем мы с Уотсоном.

Торн повернулся и посмотрел снизу вверх на гения дедукции, зажмурившись от света наших фонарей.

– То есть вы все-таки верите, что здесь что-то есть, мистер Холмс? – Он перевел взгляд на меня. – И вы, доктор Уотсон? Вы тоже верите?

– Скажем так, я пока что… не пришел ни к каким выводам, – расплывчато ответил Холмс. – Давайте посмотрим, что произойдет дальше. – Он вытащил часы. – Уже начало двенадцатого. Предлагаю подождать, не случится ли еще чего-нибудь.

Торн кивнул и выпрямился:

– Да, конечно! Как минимум до полуночи! Говорят, в это время духи особенно активизируются. – Он глубоко вздохнул, а потом сказал: – Может, нам стоит подождать в часовне? Вы же говорили, мистер Холмс, что с тамошними призраками связаны… самые жестокие легенды. Вечная борьба, как вы это назвали. Может быть, там мы увидим достаточно, чтобы вы смогли сделать какие-то выводы. Хотя признаюсь, – продолжил он, – мои собственные ощущения практически убедили меня, что покупать дом не стоит.

Мы пересекли прихожую и через примыкающую к ней комнату снова добрались до лестницы, которая вела в подвал, в часовню. Холмс вызвался идти первым, раскрыв при этом дверцу своего фонаря на максимум. В ярком свете мы видели побеленные стены по обе стороны узкой лестницы. Торн шел следом за сыщиком, а я замыкал цепочку.

Площадь помещения, в которое мы спустились, составляла около полутора квадратных метров. Оно оказалось на удивление тесным; потолок с поперечными деревянными балками, которые поддерживали пол этажа над нами, нависал буквально над головой. Стены, покрашенные той же белой краской, как и лестница, на ощупь были такими же шершавыми. На дальней стене виднелось несколько зарешеченных окон, прорубленных практически под потолком часовни. Внутри стояло несколько грубо сколоченных деревянных лавок и табуретов, очень старых на вид: видимо, эту мебель использовали, когда помещение играло роль места для молитв. Мы постояли молча пару минут, а потом Холмс спросил:

– Что-нибудь чувствуете, мистер Торн?

– Пока нет, – ответил тот с сомнением. – Мне холодно, хотя не так, как на лестнице… Но тут тоже что-то есть. Какая-то злоба… – Он осекся.

Холмс пододвинул скамейку к стене, так, чтобы ее не было видно с лестницы, уселся лицом к входу и закрыл дверцы фонаря, из-за чего вокруг него сгустилась тьма.

– Предлагаю подождать тут, – произнес он. – До полуночи не так и долго. Может, что-нибудь увидим.

Я устроился на другом конце скамейки и тоже закрыл створки фонаря. Торн посмотрел на нас, затем на лестницу, словно размышляя, не пора ли удрать отсюда, но в итоге подвинул табурет к лестнице напротив окон и тоже уселся, погасив свет.

Казалось, тьма поглотила нас, но постепенно глаза привыкли к слабому освещению, которое пробивалось через окна над нашими головами. Частично их загораживали деревья, которые росли около дома, заслоняя свет уличных фонарей. Судя по рассеиванию света, туман никуда не делся, а то и сгустился с тех пор, как мы приехали.

Во время ожидания я размышлял над поведением Холмса. Он молча сидел рядом с отсутствующим видом, как часто поступал в подобных ситуациях. Я знал, что днем он наводил справки и наверняка успел проконсультироваться не только с Элтоном Пиком. Казалось, прославленный детектив, оказавшись в доме, готов был допустить, что тут происходит что-то странное. Однако я знал, что он ни в коем случае не поверил бы в существование призраков, особенно на основании столь шатких улик, как реакция мистера Торна на его же субъективные ощущения.

Подозрения, что Холмс ведет свою игру, у меня появились уже в тот момент, когда мой друг отказался изучить камешки, которые упали тогда на пол в комнате наверху. Его явно куда больше интересовала реакция Торна на случившееся, а не предмет, который якобы появился из потустороннего мира. Я был начеку, поскольку подозревал, что в полночь наступит развязка ситуации.

Тем временем Торн волновался все сильнее. Я слышал, как он ерзает на скамейке; дыхание его участилось и стало громче. В темноте я не видел его лица, но различал темную фигуру и чувствовал, что он то и дело вскидывает голову с нарастающей тревогой.

Ожидание затягивалось, и я задумался о своем, хотя полностью отдавал себе отчет в том, что происходит вокруг, и готов был при необходимости вскочить в любую секунду. Мне вспомнилось утро воскресенья в графстве Суррей, чуть больше тридцати шести часов назад, когда мы с Холмсом и инспектором Йолом вернулись в дом Бреттонов…

Мы прибыли утром в воскресенье. Холмс был бледен и угрюм; таким я его даже не видел прежде. Рядом с ним сидел инспектор Йол, сжав губы, так что они превратились в тонкую ниточку. Мы ждали в гостиной лорда Бреттона и его старшую дочь Эмили.

Когда появились хозяева, Йол пересек комнату по направлению к ним, а Холмс сразу заявил:

– Лорд Бреттон, боюсь, у меня для вас ужасные новости.

Йол остановился рядом с Эмили, которая посмотрела на него, а потом взволнованно перевела взгляд на знаменитого детектива. Лорд Бреттон привстал с кресла, куда едва успел опуститься, а потом снова обмяк и прижал руку ко лбу:

– Патрик?

– Мне очень жаль, сэр, – произнес Холмс. – Ваш сын мертв.

Всхлипнув, лорд Бреттон упал в кресло и спрятал лицо в ладонях. Он горько разрыдался, а потом принялся блуждать взглядом по сторонам с потрясенным видом. Эмили по-прежнему неотрывно смотрела на Холмса, казалось не замечая, как рука Йола легла ей на предплечье. Я подошел к своему другу. Он нервно закурил сигарету, и я понял, что он расстроен куда больше, чем готов признать.

– Мы вчера выследили сэра Шеффилда, – пояснил Холмс. – Он был в своем клубе. Мы блефовали, намекая, что нам известно куда больше, чем мы на самом деле знали на тот момент, и в итоге довольно быстро нам удалось выудить из него необходимую информацию. Так вот, посещая ваш лондонский дом, он втайне крутил роман с Эмили. – Сыщик повернул голову и посмотрел в глаза девушке, которая внимательно ловила каждое его слово. – Не потому, разумеется, что он любил ее. Просто Фрай играл с ней, раз уж подвернулась такая возможность. – Тон Холмса стал жестче, а Эмили вздрогнула, как от боли. – Сэр Шеффилд винил вас в финансовой катастрофе, которая чуть не потопила вас обоих в прошлом году. Когда вы попросили его выкупить лондонский дом, чтобы получить деньги на обустройство в загородном поместье, он понял, что можно обобрать вас до нитки, и подписал контракт с условием, что все содержимое дома тоже переходит к нему. Разумеется, бывая у вас в гостях, он знал о том, что в Суррее имеется полотно Констебля. В прошлую среду он специально приехал взглянуть на картину, и она не обманула его ожиданий. А с учетом карточных долгов, которые ему нужно было погасить в течение следующей пары недель, Фраю казалось, что возможность ниспослана ему Небесами. Он договорился с Эмили о том, чтобы перевезти картину в лондонскую резиденцию, а он впоследствии сделал бы вид, что она там всегда и висела. Эмили подтвердила бы его заявление о том, что картина входит в число прочих предметов, купленных вместе с домом. Мошенник считал, что сможет и дальше держать Эмили на коротком поводке, пичкая обещаниями любви, и в итоге личность вора так и не установят. И даже если установят, то не станут выносить сор из избы.

Он умудрился уговорить вашу дочь пойти на кражу. Эмили выкинула картину из окна столовой вечером во вторник, потом закрыла ставни, вышла наружу и отнесла полотно в заброшенный амбар на довольно приличном расстоянии от дома, где спрятала полотно в подвале. Видимо, этот подвал Эмили обнаружила, когда самостоятельно изучала поместье. В четверг она выскользнула из дома, намереваясь встретиться с сэром Шеффилдом, чтобы передать ему картину, но не знала, что за ней наблюдает юный Патрик, который отправился следом за сестрой.

В этот момент в комнате воцарилась тишина. Лорд Бреттон со все большим ужасом слушал рассказ Холмса. Эмили вжалась в кресло, а Йол все так же стоял подле нее, положив руку на плечо девушки.

– Все это мы узнали вчера вечером от сэра Шеффилда, – продолжил мой друг. – Он признался, что в четверг получил картину. Разумеется, ее не нашли во время обысков за день до этого, поскольку полицейские осмотрели старый амбар лишь мимоходом, а о существовании подвала вообще не знали, поскольку потайную дверцу Эмили замаскировала соломой, когда прятала картину. Итак, сэр Шеффилд и Эмили встретились в условленном месте, где девушка ждала его с картиной рядом с открытым подполом. Забирая холст, сэр Шеффилд с ужасом услышал голос Патрика через щель в стене, сквозь которую мальчик все это время наблюдал за происходящим. Видимо, он понял, что происходит, и пригрозил всем рассказать, где находится картина. Эмили велела сэру Шеффилду уходить, сказав, что сама разберется с братом. Фрай с девушкой вышли из амбара, и сэр Шеффилд вместе с картиной побежал в рощу неподалеку, где оставил двуколку, а Эмили поймала братишку, который все еще торчал у стены амбара.

По словам сэра Шеффилда, он не знает, что случилось дальше, поскольку вскоре выехал на дорогу, после чего привез картину в лондонский дом, где мы ее обнаружили, – она висит там и сейчас. Фрай намеревался оставить ее у себя и притвориться, что она всегда находилась в лондонском особняке, а Эмили готова была лжесвидетельствовать в пользу его версии. Он клянется, что не знает о дальнейшей судьбе мальчика.

Эмили подалась вперед, закрыв лицо руками, а потом села прямо; глаза ее увлажнились, капельки слез блестели на ресницах. Я видел ее горе и раньше: она действительно оплакивала своего исчезнувшего брата, как я и думал, – но по иной причине.

– Несколько минут назад мы побывали в заброшенном амбаре, – неумолимо продолжал сыщик. – Дверца в подвал была закрыта и завалена соломой, чтобы ее не смог найти никто, кроме тех, кому известно ее местоположение. Вы, например, знали, что в амбаре есть подвал, лорд Бреттон?

– Нет, – прошептал убитый горем мужчина, а потом откашлялся и добавил: – Я понятия не имел.

Его взгляд застыл на лице Холмса, словно он боялся посмотреть на Эмили.

– Мы поговорили и с вашим сторожем, он тоже не знал, – сказал детектив. – Помещение совсем крошечное, глубиной метра полтора. Скорее всего, если бы вы не решили вдруг в скором будущем снести здание, все сооружение продолжило бы медленно проседать, погребая под собой подвал, так что никто бы и не узнал, что он там был. Когда мы обнаружили тайный вход, то нашли, к нашему превеликому сожалению, и тело юного Патрика.

Лорд Бреттон снова всхлипнул. Выражение лица Эмили ничуть не изменилось; она продолжала не мигая смотреть на Холмса глазами, полными слез.

– Мальчик получил сильный удар по голове. Рядом с телом валялось полено со следами крови. В амбаре довольно много дров – видимо, Эмили схватила первое, что попалось под руку, когда решила остановить брата.

– Она засыпала тело мальчика известью, – впервые за время этого страшного рассказа подал голос инспектор Йол. – Не хотела, чтобы труп нашли. А потом замаскировала дверцу.

Его пальцы сжались на предплечье девушки, но выражение лица Эмили осталось прежним. Лорд Бреттон повернулся в сторону дочери, очевидно пытаясь спросить, как она могла так поступить с братом, но не мог говорить из-за душивших его рыданий. Через минуту, так и не дождавшись ответа девушки, Холмс продолжил:

– Сэр Шеффилд отметил, что Эмили свято верила, будто в один прекрасный день они сбегут вместе, но он, разумеется, не собирался оставаться с ней. Похоже, Эмили решила, что если вероломство откроется, то ее планам сбежать с возлюбленным не суждено сбыться. Возможно, она и не хотела убивать Патрика, просто накинулась на брата, не подумав, лишь бы остановить его. Однако когда все уже случилось, Эмили весьма хладнокровно спрятала тело так, чтобы его не нашли. Она специально засыпала труп известью, чтобы исключить запах из-за разложения. В амбаре извести не было, так что Эмили пришлось откуда-то ее принести. Стало быть, налицо умысел. Затем она закрыла вход соломой, чтобы тело брата точно не нашли, когда будут искать по всей территории поместья.

– Зачем Шефф сказал? – заговорила наконец Эмили. Голос ее звучал смущенно и по-детски капризно. – Никто бы никогда не узнал. Он мог продать картину, а потом вернуться за мной, и мне не пришлось бы больше заботиться об этой мелюзге. Ненавижу детей!

Лорд Бреттон смотрел на дочь в ужасе, а по его щекам бежали слезы.

Йол сделал знак констеблю, дежурившему у дверей, увести девушку.

– Проследите, чтобы никто не проболтался матери о случившемся, – тихо сказал он. – У нее слабое здоровье, надо как-то смягчить удар.

Мы с Холмсом дождались приезда семейного доктора, но остались внизу, пока хозяин дома и доктор отправились к леди Бреттон сообщить ужасные вести о смерти Патрика. Йол уже повез Эмили в местное отделение полиции. Мы отказались ехать с ними, предпочитая самостоятельно добраться до деревни, лишь бы не видеть безумного взгляда обманутой девушки.

В воскресенье вечером мы вернулись в Лондон, выведенные из равновесия этим неожиданным проявлением жестокости в тихом загородном доме. На прощание инспектор поздравил Холмса с успешным завершением расследования, но мой друг явно предпочел бы, чтобы ничего этого не было. Он, как и я, чувствовал себя грязным после соприкосновения со столь страшным преступлением. Мы весь вечер молчали, мало ели и еще меньше общались. Я рано лег и плохо спал, а Холмс, как я уже говорил, провел бессонную ночь, меряя шагами гостиную и пытаясь найти успокоение в звуках скрипки…

Очнулся я, когда над нами раздался какой-то топот. Торн взвизгнул и подогнул ноги под табурет, чиркнув ими по полу. Я выпрямился в тревоге, но Холмс положил руку мне на ладонь, давая понять, что лучше подождать. Стало ясно, что он надеется на продолжение спектакля.

Над нами опять что-то застучало. У Торна из горла вырвался странный звук, похожий на крик испуганного животного. Насколько я видел в темноте, он приподнялся на своем табурете, уставившись на лестницу и опираясь одной рукой о стену. Снова какой-то грохот. На этот раз звуки отдались эхом и на лестнице. Наш клиент вскочил на ноги и зашептал:

– Слышите?! Теперь-то вы оба слышите?

Он посмотрел на нас, потом на лестницу, по которой к нам спускалось нечто. Торн метнулся по диагонали, подальше от лестницы, и занял позицию под окном. Он принялся рыться в левом кармане пальто, пытаясь что-то извлечь. Некто на лестнице, кто бы это ни был, уже почти спустился, шаркая ногами и громко сопя.

– Боже, оно почти тут! – тихонько простонал Торн.

Внезапно он выхватил из кармана револьвер, прислонился к стене и, держа оружие обеими руками, прицелился в сторону лестницы. Я хотел было остановить его, но Холмс одернул меня.

Из темноты лестницы вдруг вынырнула чья-то фигура, явно человеческая, хотя лица все еще было не разобрать в полумраке. Человек поднял руку, и в тусклом свете, пробивавшемся сквозь окно, его жест даже напоминал приветствие. Издав гортанный крик, Торн сделал шаг вперед и многократно нажал на курок. Однако раз за разом раздавались лишь сухие щелчки: видимо, боек попадал по пустому барабану. Рядом со мной Холмс открыл дверцы своего фонаря, и часовня наполнилась желтым светом.

– Ничего не получится, мистер Торн, – спокойно сказал он. – Я вынул все пули.

Наш заказчик потрясенно взглянул на нас, затем на темную фигуру на лестнице. В свете фонаря Холмса оказалось, что это вполне обычный мужчина лет сорока с небольшим, довольно грузный – видимо раздобревший от хорошей жизни на протяжении долгих лет. Он задыхался даже после простого спуска по крутой лестнице, и мне, как врачу, было нестерпимо слышать его тяжелое дыхание.

Холмс поднял руку к губам и засвистел в полицейский свисток, который где-то прятал. Торн метнулся к лестнице, но путь ему тут же преградила группа констеблей, которые быстро спускались по лестнице. У него отобрали бесполезное оружие, быстро заковали в наручники и прижали к противоположной стене.

От группы полицейских отделился невысокий человечек и сделал шаг в нашу сторону. Он оглядел Торна, взятого под охрану двумя дюжими гвардейцами, а потом обратился к крупному мужчине:

– Вы в порядке, мистер Мейсон?

Толстяк, пытаясь отдышаться, кивнул.

– Как нельзя лучше, – наконец смог выдавить он, а потом обратился к Торну: – Рэймонд, неужели все это правда?

– Боюсь, что да, мистер Мейсон, – сказал Холмс, выйдя в центр часовни. – Револьвер, которым мистер Торн только что попытался воспользоваться, был заряжен, и у меня нет сомнений, что он собирался выпустить все пули до единой, чтобы гарантированно убить вас.

– Когда вы утром поделились со мной своей версией, мистер Холмс, признаюсь, я не мог поверить. Я думал, что Рэймонд решил пошутить над кем-то из своих приятелей. Я с готовностью согласился прийти сюда, поскольку он мой единственный родственник, и мне хотелось восстановить родственные узы, которые слегка ослабли за последние годы. Однако случилось именно то, о чем вы говорили. – Мейсон обратился к Торну: – Почему, Рэймонд? Почему?

Однако тот отводил взгляд и хранил молчание вплоть до того момента, как его увела полиция.

– Что ж, Лестрейд, – сказал я невысокому человечку, – думаю, вас стоит поздравить. По крайней мере, мне так кажется. Я бы наверняка знал, с чем именно вас поздравлять, если бы кое-кто потрудился ввести меня в курс дела.

Холмс рассмеялся и похлопал меня по плечу:

– Простите меня, дружище. Я снова не смог устоять перед соблазном устроить театральную развязку, а вы, как обычно, мой самый преданный зритель. – Он повернулся к толстяку. – Уотсон, позвольте представить…

– Мистера Уолтера Мейсона, как я полагаю, – перебил я. – Банкира, кузена нашего клиента Рэймонда Торна.

– Так точно, сэр, – кивнул Мейсон, протягивая мне свою лапищу. – А вы, разумеется, доктор Уотсон. Мистер Холмс сегодня сказал, что вы будете рядом, чтобы гарантировать мою безопасность.

Я покосился в сторону гения дедукции:

– Ну, может быть, я был бы куда более полезен, имей я хоть малейшее представление о том, что происходит.

– На самом деле реальной угрозы не было, – заверил меня Холмс. – Мы всего лишь дали Торну веревку, чтобы посмотреть, как он повесится. Оставался шанс, даже в самом конце, что он передумает и не станет воплощать свой замысел.

– А в чем он состоял? – поинтересовался я.

– Убить кузена, Уолтера Мейсона, а потом вступить в права наследства, прибрав к рукам все его имущество.

– Я начинаю понимать, – сказал я, а потом обратился к Мейсону: – Торн единственный из ваших родственников и ваш единственный наследник?

– Правильно. Однако через пару месяцев я собираюсь жениться, и тогда ситуация изменилась бы кардинально. Наверное, эта перспектива и подтолкнула Рэймонда к мысли о возможном убийстве.

– А в чем заключался план? – спросил я. – Притворится, что он запаниковал, причем при свидетелях, в качестве которых выступили бы мы с Холмсом, а потом попробовать застрелить вас, якобы приняв за привидение или чудовище, после чего заявить, что это трагическая случайность?

– Так все и было, – кивнул Холмс. – Как я уже сказал, я не принимаю байки о призраках на веру. Прежде чем навести справки про историю дома у Элтона Пика, я решил зайти навестить одного из своих давнишних клиентов, мистера Уолтера Мейсона.

– Именно. – Толстяк тепло улыбнулся. – Это было в начале семидесятых, когда мой банк стал жертвой весьма ушлых мошенников. Мы не хотели, чтобы поползли слухи, поскольку это пошатнуло бы веру клиентов в наше учреждение. Однажды ко мне пришел мистер Холмс, который был тогда значительно моложе. Он из своих источников узнал о мошенничестве и решил вернуть всю украденную собственность, поэтому просто вошел как-то раз в мой кабинет, представился и выложил на стол ценные бумаги. Первым делом я подумал о том, чтобы арестовать его, решив, что он работает на воров. Я даже попросил охрану вызвать полицию, но мне быстро разъяснили, что настоящие преступники уже в тюрьме, и только благодаря стараниям мистера Холмса. После этого я всегда его ценил и уважал. Разумеется, именно он помог мне в прошлом году разрешить проблему с французским кредитом.

Я посмотрел на Холмса:

– Вы и словом не обмолвились.

Мой друг вместо ответа просто пожал плечами.

– Когда Торн заявился к нам сегодня утром, он и понятия не имел, что мы с его кузеном давно знакомы, – пояснил он. – Разумеется, я ничего не стал ему говорить, однако первым делом навестил мистера Мейсона в банке и задал вопрос о доме, который он решил продать кузену. Мистер Мейсон был озадачен, поскольку дом не принадлежал ему, да и вообще он ничего не планировал продавать Рэймонду. Его версия событий кардинально отличалась о той, что представил наш клиент сегодня утром.

Как поведал Холмсу банкир, кузен внезапно появился на прошлой неделе после нескольких лет молчания и спросил, не мог бы мистер Мейсон помочь ему сыграть небольшую шутку с друзьями. Якобы он арендовал дом в восточном Лондоне, причем ходят слухи, что дом этот населен призраками. Торн вечером следующего понедельника приведет туда друзей, чтобы напугать их; при этом он станет разыгрывать, будто призраки дают ему о себе знать. В итоге они с друзьями спустятся в часовню – где мы сейчас и находились – и подождут полуночи. Мейсон тем временем прокрадется в дом, а потом спустится в часовню, желательно производя при этом жуткий шум. Торн окончательно наведет на друзей панику, а затем в часовне появится Мейсон, и они все объяснят. Рэймонд взял с кузена обещание никому не говорить ни слова, чтобы друзья не узнали о шутке заранее, а сегодня еще раз зашел удостовериться, что договоренность в силе, и пообещал, что оставит входную дверь незапертой.

– Когда я услышал версию мистера Мейсона, – заключил Холмс, – я понял, что Торн явно лгал нам, но не был уверен почему, хотя смутно уже стал понимать, в чем состоял его коварный замысел. Я навел справки о финансовом состоянии мистера Торна. Он практически банкрот: задолжал арендную плату, не погасил довольно много счетов; кроме того, на нем висят и карточные долги. Я убедился, что Торн единственный наследник мистера Мейсона, и понял, что план нашего клиента заключается в том, чтобы пригласить нас в дом в качестве беспристрастных свидетелей убийства, которое он собирается списать на трагическую случайность. Он проведет нас по дому, притворяясь, что слышит какие-то потусторонние звуки, из-за чего у него начнется паника. Разумеется, мы сами ничего не услышим, да и вообще не верим в призраков, но это и не важно. Главное, что мы сможем подтвердить нарастание страха мистера Торна. К полуночи его эмоциональный накал достигнет апогея, и когда мистер Мейсон спустится в часовню, Торн будет настолько напуган, что застрелит мистера Мейсона якобы в приступе слепого ужаса. И лишь потом до него будто бы дойдет, что он убил своего несчастного кузена, который решил-таки приехать в дом с привидениями.

– Но что случилось бы потом? – спросил я. – Ведь неизбежно выяснилось бы, что мистеру Мейсону даже не принадлежит дом, который он якобы пытался продать Торну.

– Уверен, Рэймонд бы и это повернул в свою сторону, заявив, что несчастный случай произошел по вине самого мистера Мейсона, который решил сыграть с ним шутку.

– А дом? Торн его и правда арендовал?

– Нет, – перебил меня Лестрейд. – Когда мистер Холмс поделился со мной своими подозрениями, мы с ним отправились к агенту по найму, и тот сообщил, что дом пустует уже много месяцев. У этого места, видимо, и впрямь нехорошая репутация. – Инспектор рассмеялся. – В любом случае Торн откуда-то узнал про печальную славу здания и увидел, что оно пустует. Наверное, понаблюдал пару дней, чтобы убедиться, что никто не входит и не выходит, особенно по ночам, а потом решил использовать предрассудки в своих целях. Агент по найму проверил и выяснил, что один из ключей от входной двери исчез. Похоже, Торн каким-то образом проник в контору и выкрал его: вот как он смог открыть дверь, когда приехали вы с мистером Холмсом.

Я поразмыслил пару минут над событиями этой ночи, а потом повернулся к своему другу и воскликнул:

– Когда вы споткнулись о Торна в темноте, то на самом деле вытащили у него пистолет!

В глазах гениального детектива заплясали веселые огоньки, и он улыбнулся:

– Почти угадали, мой дорогой Уотсон! Когда мы входили в здание, я незаметно ощупал пальто нашего клиента и убедился, что он вооружен. Револьвер лежал в левом кармане, ведь Торн левша. Затем, пока мы блуждали по дому, мне удалось вытащить оружие, используя мои навыки карманника, которые я приобрел за долгие годы своей деятельности. – Холмс бросил взгляд на Лестрейда, но тот притворился, что смотрит в другую сторону. – Когда вы ушли вперед, я осторожно достал пули и спрятал их в карман, а чтобы приглушить звук, использовал платок. Потом я собирался подбросить револьвер обратно, но никак не мог улучить подходящий момент. В итоге пришлось разыграть неуклюжесть и притвориться, будто я падаю на Торна, и в этот момент подложить оружие обратно ему в карман.

– Припоминаю, что, поднимаясь, он одернул пальто. Наверное, пытался сообразить, на месте ли револьвер.

– Точно, – сказал Холмс.

– Но камни? – спросил я. – Зачем они нужны? Ведь их определенно не кидал в нас давно почивший торговец шерстью. И я постоянно наблюдал за Торном – это не он. – Я вкратце разъяснил Лестрейду и мистеру Мейсону, что в комнате наверху в лицо Холмсу попали крошечные камешки.

– Да я их сам бросил, – усмехнулся мой друг. – Когда я узнал сегодня, что в доме есть комната, в которой призраки якобы бросают в непрошеных гостей камни, я подобрал щебенку на улице на тот случай, если она нам понадобится. Пока вы с Торном беседовали, я сжал камешки в кулаке, легонько поцарапал одним из них щеку, а потом опустил руку. В тот же момент я вскрикнул и, поднимая руку к щеке, бросил щебенку через плечо, где она и приземлилась секунду спустя. Но вам с Торном показалось, что последовательность событий иная: сначала камни летят, царапают меня по щеке, а уже потом падают.

– Но зачем? – спросил Мейсон. – Допустим, вы позволили Рэймонду разыгрывать панику, но для чего было делать так, чтобы он и впрямь решил, будто в доме происходит что-то сверхъестественное?

– Я сам не знаю, – признался Холмс. – Возможно, мне просто хотелось увидеть его реакцию. Так или иначе, решение было принято интуитивно. Вместо того чтобы усилить панику, это маленькое происшествие могло на мгновение заставить Рэймонда задуматься и остановиться. В тот момент он действительно уставился на нас с Уотсоном так, словно категорически не ожидал подобного развития событий. Его реакция стала дополнительным подтверждением моей теории, хотя в этот момент все и так было предельно ясно.

Позднее мы стояли перед домом, в то время как Лестрейд запирал здание ключом, украденным Торном. Мейсон пел дифирамбы Холмсу до тех пор, пока нам с прославленным сыщиком не удалось наконец вырваться. Мы двинулись по пустынной улице в сторону более оживленного района, где надеялись нанять экипаж.

– Я знаю, что вы не верите в привидения, Холмс, – сказал я, – но в этом доме действительно есть нечто такое… Понятно, что спектакль, разыгранный Торном, подлил масла в огонь, но ведь Пик и правда говорил вам, что у дома нехорошая репутация.

Мой друг помолчал несколько минут, а потом глубоко вздохнул и ответил:

– Думаю, я должен признаться, что здесь действительно царит определенная атмосфера. У здания богатая история, более трех веков, и я уверен, что он впитал в себя энергетику своих обитателей. – Он снова помолчал и опять заговорил: – Кто знает, что там происходило, какие события могли привезти к появлению того, что обычно называют призраками? Мы с вами, дорогой друг, видели много ужасов. Разумеется, если и бывают на свете привидения, то это определенно последствия ужасных преступлений, например, когда один член семьи убивает другого. Пусть в Саттон-Хаусе привидений пока и не водилось, но они наверняка появились бы, если бы Торну удалось убить кузена. Брат на брата, так сказать…

Несколько минут мы молча шли по улице, а я снова вспомнил о трагедии в графстве Суррей.

– Или сестра на брата… – вырвалось у меня.

– Думаю, девушку признают сумасшедшей, – сказал Холмс. – Боюсь, что страдания семейства Бреттонов только начались. Им не только уготовано потерять единственного сына и брата, но и годами жить с постоянным напоминанием о случившемся в лице Эмили, которую надолго упекут в больницу. Вряд ли ее состояние улучшится.

– А сэр Шеффилд Фрай? – спросил я.

Мой друг покачал головой:

– Он получит несколько лет за кражу картины, но в убийстве его не обвинят. Надеюсь, что тюремный срок станет сокрушительным ударом, хотя негодяи вроде него обычно восстают из пепла, словно птица феникс.

– А что будет с Рэймондом Торном?

– Проведет пару лет за решеткой. Может, усвоит урок, а может, и нет. Думаю, пойдет по кривой дорожке, от преступления к преступлению, и в итоге получит по заслугам.

Я задумался о превратностях судьбы, а Холмс через мгновение добавил:

– Почему такое случается внутри одной семьи, мой дорогой Уотсон? Такие ужасные преступления среди, казалось бы, родных людей?

– Не знаю, – честно ответил я. – Утром вы сказали, что, занимаясь этим расследованием, мы отвлечемся от недавних событий в графстве Суррей, а в результате оказалось, что нас ждет очередное грязное дело о жадности и низости.

Холмс не отвечал.

Еще через пару минут мы свернули на главную дорогу, где увидели кэб. Я двинулся в его сторону, но через несколько шагов остановился, поняв, что моего спутника нет рядом. Я обернулся и увидел, что он отстал.

– Я бы лучше прошелся, если вы не возражаете, Уотсон, – сказал он.

– Не возражаю. – Я взглянул на кэб. Кучер поднял голову и явно нас заметил. – Если моя нога выдержит подобное испытание, то позволите составить вам компанию?

Холмс улыбнулся:

– Конечно же!

Он поравнялся со мной, и дальше мы пошли вместе. Кучер с любопытством посмотрел на нас, когда мы проследовали мимо. Впереди огни улиц размывались, исчезая в сгущающемся тумане, и мы с Холмсом продолжили наш путь в темноте.