Глава тридцать вторая
Трудности картографии

Сумерки вынудили нас зажечь лампу.

При искусственном освещении Ирен обмакнула перо в хрустальную чернильницу и снова начала вычерчивать знакомую фигуру на карте Праги.

Изогнутая линия от музея до Староместской площади огибала справа старинный еврейский Йозефов квартал, завершая букву «P», которая пересекалась с другой буквой – «Х», обозначающей закоулки, где были найдены убитые женщины.

– Трудно поверить, – с сомнением произнесла я, – что безумный убийца выбирал жертв из-за близости к определенным улицам, так чтобы места преступлений образовали определенный рисунок на карте и кто-нибудь догадался его разглядеть.

– Жертвоприношение, как и любые ритуалы, совершаются в предназначенных для этого местах, – возразил Стенхоуп. – Бог велел Аврааму привести Исаака на гору.

– Я не спорю, Квентин, – сказала я, впервые назвав его христианским именем. Нелепо после всех ужасов, что творятся вокруг, цепляться за формальности в отношении друг друга. – Мне кажется странным, что Джек-потрошитель, человек, способный на жестокое убийство, склонен сковывать себя религиозным ритуалом и размещать тела своих жертв в соответствии с духовным символом.

– Согласна, – вступила Ирен.

Она не успела продолжить, как Брэм Стокер перебил ее:

– А по-моему, ничего странного. Вспомните, в убийствах Потрошителя признаки ритуала заметны не только в местоположении трупов: он раскладывал в определенном порядке органы бедных жертв… И самым жутким примером служит размещение внутренностей на плече и прочий кошмар.

Ирен кивнула ему в знак согласия:

– Именно поэтому в преступлении обвиняли евреев: они приносят в жертву животных, из-за чего их считают ответственными и за убийства женщин.

– Масоны тоже под подозрением, – заметил Брэм, – по тем же причинам. Как и у иудеев с их таинственной каббалой, которая пугает и манит христиан, у членов масонских лож есть собственные тайные обряды, которые порождают слухи о заговорах и жестоких оргиях.

– Тем не менее «Хи-Ро» является христианским символом, – напомнила примадонна.

– Что может оказаться резонным, – ответила я, – в том случае, если евреи хотели бы дискредитировать христиан.

– Обычно все происходит с точностью наоборот, – возразила Ирен.

– Именно поэтому, – парировала я, – план мог бы сработать.

– Мне кажется, связь с религией весьма ненадежна. – Квентин сложил ладони лодочкой, прижав указательные пальцы к губам. Молитвенный жест совершенно не соответствовал его словам, но он, казалось, думал совершенно о другом. – По Крафт-Эбингу, на работы которого ты, Ирен, уже обращала наше внимание, человек, убивающий женщин или детей вследствие религиозной мании, действует в одиночку. Однако еще в Лондоне были обнаружены все признаки того, что в преступлениях замешано немало людей, от цыганских гадалок до уголовников.

– А цыгане не религиозны, не так ли? – подхватила я. – У нас, в Америке, их не так много, хотя в последнее время они и попадаются среди иммигрантов из Восточной Европы.

– Цыгане верят в бога, которого называют Дель, – сказал Квентин, – и в дьявола, который именуется Бенг. Кажется, этого уже достаточно, чтобы считать их религиозными. Но более всего они верят в род и судьбу.

– Понятно, почему среди них столько гадалок. Откуда ты так много знаешь об этом кочевом племени? – быстро спросила я.

У меня и в мыслях не было выражать сомнение, но Квентин Стенхоуп уж слишком много знал об экзотике любого сорта, и мне не верилось, что англичанин способен на столь широкий кругозор.

– Все очень просто, Пинк. – Он улыбнулся, столь тщательно подчеркнув мое имя, что прозвучало это как издевательство. Прозвище и в самом деле совершенно не соответствует моему статусу отчаянного репортера и взрослой женщины, но мне даже нравится, когда меня недооценивают. Во всяком случае, раньше нравилось. – Цыгане, или ромалы, как они себя называют, родом из того самого уголка на земле, где я бездарно провел молодость, из Индии.

– Из Индии? Звучит не очень правдоподобно.

– А что правдоподобно в отношении цыган, Пинк? Какое-то время европейцы, встречавшие их, полагали, что народ ромалов явился с Востока, как волхвы: то ли из Турции, то ли из Нубии, то ли из Египта. В действительности же мне приходилось общаться с некоторыми цыганами, и я обнаружил, что основные слова, цифры, термины родства, названия частей тела и прочие понятия совпадают с индийскими. К слову, состав жителей Индии всегда был многонациональным. Еще в десятом веке военные силы тамошних народов собрались для борьбы с армиями мусульман, которые решили, что ислам должен господствовать и в буддийской Индии, и даже за ее пределами на окраинах христианской Европы. В борьбе против ислама наемные солдаты-ромалы были оттеснены на окраины континента. В наше время цыганский народ все дальше уходит на запад Европы: они, как у вас говорят, эмигрируют наподобие ирландцев, поляков, русских и евреев, стремящихся к роскошным сверкающим берегам Америки. Только цыгане покидают настоящий плавильный котел наций – Индию, а теперь и Европу.

Я привел цитату из сонета Эммы Лазарус о статуе Свободы, написанного в тысяча восемьсот восемьдесят третьем году, чтобы собрать деньги на пьедестал, который был построен три года спустя.

– Мы бы справились и без «отверженных судьбой», если тебе нужно мое мнение, – скептически заметила я. – Мне лишь хотелось узнать о происхождении цыган.

– Никогда не угадаешь, куда человек идет, покуда не узнаешь, где он был, и vice versa. – Стенхоуп повернулся к Ирен, которая едва скрывала нетерпение во время этой пространной лекции в ответ на простой вопрос. – Тебе может быть интересно, что в ходе многовекового исхода цыган на запад их держали в качестве рабов в одной из областей Европы. – Он перевел взгляд на Брэма: – В той же области, что так разжигает ваше любопытство, – в Трансильвании.

– Рабский труд? Но это было сто лет назад. Разве рабство еще возможно в наше время? – удивилась я.

– Более чем возможно, – ответил Квентин, – и чаще, чем ты можешь себе представить.

Прежде чем я успела потребовать разъяснений, Ирен, предупредив начало очередной лекции, перенаправила беседу в другое, более актуальное русло.

– Таким образом, цыгане действительно могут быть принуждены выполнять приказы некоего хозяина? – спросила она. – Это делает их появление в Париже все более подозрительным, а прямая связь с Трансильванией, куда Годфри был направлен со своей последней миссией, становится очевидной.

– Формулировка «цыгане» слишком размыта, чтобы делать какие-либо выводы, – покачал головой Квентин. – Даже будучи рабами, они цепляются за свои племенные связи, а изменить обычаи рода труднее всего. Так что, мне кажется, они распрощались с рабством и двинулись дальше, как и повелось у них испокон веков, вбирая в извечный уклад клановой жизни все то, что они называют gajikané – фрагменты языков и привычек иноземцев.

– Ты восхищаешься ими! – воскликнула Ирен.

– Я восхищаюсь всеми, кто бросает вызов векам.

– Ты кочевал с цыганами?

Англичанин кивнул:

– Их трудно изучать, да и доверять им трудно, как и заслужить их доверие. Ромалы как стая диких собак: могут пригласить разделить с ними кусок мяса или же отобедать тобой – зависит от настроения.

– То есть они могут быть верными врагами, но ненадежными союзниками? И опасными рабами и слугами?

Стенхоуп снова кивнул.

– Тем не менее символ «Хи-Ро» для них ничего не значит, – размышляла Ирен. – Я встречала лишь одну цыганку, и только дважды. Она наполовину обманщица, наполовину пророчица, и мне каждый раз приходилось решать, какая из ее половинок говорит. Когда мы виделись последний раз, она дала мне ценный подарок, хоть я и заплатила за него золотом… и кровью. – Она повернулась к Брэму: – Давайте поскорее отправимся в таинственную Трансильванию, Брэм. Теперь я уверена, что цыгане указывают нам путь, и Годфри наверняка заманили туда неспроста. Но… не рискуем ли мы забыть про Нелл?

Никто не ответил, потому что ответа не было.

– Тропа убийств начинается в Лондоне, где осталось несколько цыганских лавчонок, но в Уайтчепеле не было ни одного подозреваемого-цыгана, и в Праге тоже, как и – после Праги – в Париже. Все три города – крупные столичные центры. Зачем цыганам тащить Нелл в дебри Трансильвании?

Мы молчали, слишком хорошо понимая, что может найтись веская причина не «тащить» Нелл в Трансильванию или любое другое место: ее безжизненное тело лежит где-нибудь между парижской панорамой и конечной точкой путешествия Джеймса Келли, которая, как нам с Ирен было известно, находится очень далеко, по крайней мере дальше Нойкирхена.

Однако ни один из нас не сказал этого вслух. Решение должна была принять Ирен.

Она снова принялась изучать карту Праги.

– Шерлок Холмс потерял Потрошителя в Уайтчепеле, опоздав на несколько минут, – пробормотала она словно про себя. – Сыщик сейчас там, анализирует собственные шаги. Мы оба прочесали Париж, пока не вышли на Джеймса Келли. В Праге такие поиски не проводились. Вот что надо выяснить: роль Праги в последних событиях. И единственное место, где можно это сделать, – здесь. – Палец Ирен уткнулся в точку на карте. Примадонна обвела нас решительным взглядом: – Мы продолжим нашу экспедицию сегодня, и если не добьемся успеха, на всех парах помчимся в Трансильванию к цыганам Квентина и зловещей деревне Брэма.