Глава тридцать девятая
Последнее танго в Париже
С ранних лет жизни [он] ясно осознавал, что является человеком с патологическими, извращенными наклонностями… будучи одновременно грубым и красноречивым, лицемерным, фанатичным и святым, грешником и аскетом…
Падени
Из желтой тетради
Всё еще хуже, чем мне казалось.
Что, конечно, еще лучше служит моей конечной цели.
И все же – да, я испытываю потрясение.
Довольно забавно, что меня может потрясти столь простое и низкое создание.
Однако у него есть грубая сила личности, как у цыганской гадалки или убийцы. Чувствуется глубина того, на что он способен; великое добро и великое зло сплелись неразделимо в одну нить.
Даже он не может понять, где начинается первое и заканчивается второе, поэтому находит оправдание и тому и другому.
Мне всегда легче верилось в грешников, чем в святых, но, думаю, в моем звере встретились они оба.
Демоническое сочетание.
Я позволю ему последний… танец в этом Городе Света, а потом мы должны ретироваться. Я начинаю понимать, как использовать его в своих более масштабных планах. Конечно, он привлек внимание нужных персон, которых я больше всего хочу… подразнить.
И отвлек внимание тех, кому придется дорого заплатить за свою ошибку.
Чего еще просить у дикого зверя?
