36
Я посмотрела на руки, лежащие у меня на коленях. Мое лицо не раз выдавало меня в Тауэре, но с тех пор я научилась скрывать эмоции. Я боролась с усталостью, но старалась мыслить ясно и смотреть спокойным взглядом.
— Вы не отрицаете, что вас сюда отправил епископ Гардинер? — спросил Леф.
— Разумеется, не отрицаем, — обыденным тоном сказал брат Ричард. — Здесь в Дартфорде имелись вакансии, которые могли быть заполнены только доминиканскими братьями. Нам повезло — епископ Рочестерский выбрал именно нас.
Леф и Лейтон переглянулись. Они были людьми Кромвеля, а Кромвель был врагом Гардинера. Я чувствовала себя пешкой на шахматной доске — два ряда фигур надвигались друг на друга по приказу своих безжалостных королей.
— Епископ сказал, что вы будете отправлять должность монастырского казначея, а брат Эдмунд станет здесь аптекарем? — уточнил Леф.
— Верно.
— А что еще он говорил вам о Дартфорде? Помните: если вы солжете нам, то наказание будет очень и очень суровым.
Брат Эдмунд подался вперед, чтобы ответить:
— Он велел нам вести себя так, чтобы Доминиканский орден гордился нами.
Глаза Лейтона загорелись гневом, он открыл рот, собираясь что-то сказать, но в этот момент раздался резкий стук в дверь.
В локуториум заглянул человек с лицом сыщика:
— Настоятельница препятствует нам, сэр.
— Каким образом?
— Она требует, чтобы мы ей сказали, что ищем в ее кабинете, с какой стати сняли ковер и крушим стены.
Я опять опустила глаза на колени.
— Надменность этих людей неизменно поражает меня. Скажите настоятельнице, чтобы она не вмешивалась в дела королевских уполномоченных. Мы вскоре поговорим с ней. Так и передайте.
— С удовольствием, сэр.
— А вам уже удалось что-нибудь найти там?
— Нет, сэр. — Молодой человек вышел.
— Она, вероятно, спрашивает себя, что мы ищем, — сказал Лейтон. И с ледяной улыбкой повернулся к нам. — А как по-вашему, что мы можем искать в кабинете настоятельницы? Есть какие-нибудь соображения?
Я вдруг почувствовала, что меня затошнило от страха. Люди Кромвеля, как того и опасался Гардинер, знали о существовании короны Этельстана. Возможно, они недавно получили подтверждение того, что корона спрятана в Дартфорде. Или же у них имелись только туманные подозрения, а убийство лорда Честера оказалось идеальным предлогом, чтобы ворваться в монастырь и начать поиски.
Ответил ему брат Ричард:
— Епископ Гардинер никогда ни о чем таком с нами не говорил.
Мы с братом Эдмундом согласно покивали, подтверждая его слова.
Лейтон похлопал по руке своего коллегу:
— Мы ничего от них не добьемся.
Леф так и сверлил нас взглядом.
— Похоже, Гардинер умеет неплохо подбирать людей. Что ж, тогда остается всего один вопрос. — Он кинул взгляд на Лейтона. Тот кивнул, словно давая разрешение. С тягучей улыбкой Леф сказал: — Я бы хотел поподробнее познакомиться с историей послушницы, которая устроила себе любопытнейшую передышку от монастырской жизни в Тауэре. Сестра Джоанна!
Я смело взглянула в глаза Лефу, который встал прямо передо мной, и сказала как можно более спокойным голосом:
— Да, сэр.
— Вы знаете, что я встречал леди Маргарет Булмер в доме ее сестры графини Вестморландской? Она была очень красивой женщиной. — Ухмылка искривила его лицо. — Никто не мог понять, почему она вышла замуж за старика Джона Булмера. Но сердце женщины — величайшая тайна. Правильно я говорю, Ричард?
Лейтона передернуло от отвращения.
— У меня нет ни малейшего желания разбираться в женских сердцах.
Леф снова устремил взгляд на меня:
— Но женщины друг дружку понимают, верно? В особенности женщины, связанные кровным родством. Вы были очень близки с кузиной, сестра Джоанна?
— Да, мы с ней дружили в детстве, — ответила я.
— Ну, я бы сказал, что вы пронесли эту дружбу через всю жизнь. Ведь вы даже нарушили правило затвора, когда отправились в Лондон, чтобы присутствовать при ее сожжении на Смитфилде. Мне сообщили, что вы прихватили с собой медальон Фомы Бекета, который хотели положить вместе с ней в могилу. Все это звучало бы очень трогательно, не иди речь об одном из главарей бунта против его величества. Ваша кузина была предательницей самого худшего пошиба.
Я сумела сохранить внешнее спокойствие — его попытки спровоцировать меня были слишком очевидны. Я не могла позволить, чтобы мной манипулировали таким грубым образом.
— Вас вместе с вашим отцом обвинили в попытке противодействовать королевскому правосудию и отправили в Тауэр. Вас допрашивал лично герцог Норфолк, который рекомендовал продолжить допросы. Но дальше все выглядит довольно… э-э-э… — Он замолчал, словно подыскивая правильное слово.
— Туманным? — подсказал Лейтон.
— Да, благодарю вас. Именно туманным. Вас продержали в Тауэре четыре месяца. Потом вас допросил епископ Гардинер, после чего Джоанну Стаффорд загадочным образом тут же освободили. — Он хлопнул себя по бедрам. — Случай совершенно небывалый! Ведь вас не просто выпустили из Тауэра, но еще и отправили назад в Дартфорд вместе с двумя этими братьями. Словно ничего и не случилось. Приказ об освобождении Джоанны Стаффорд был подписан Гардинером и Норфолком. Я видел его собственными глазами в кабинете коменданта Тауэра, сэра Уильяма Кингстона.
Я не могла сдержать дрожь при звуке этого имени.
— Да-да, сестра Джоанна, по дороге в Дартфорд мы заехали в Тауэр. — Леф заметил выражение отвращения на моем лице и улыбнулся. — Вот почему нас ценят больше других королевских уполномоченных: мы проявляем внимание к деталям. А теперь, сестра Джоанна, вы расскажете нам, почему епископ Гардинер выпустил вас и с какой целью вернул сюда.
— Он сделал это потому, что понял: я невиновна в преступлениях и достойна искупления, — сказала я.
— Сторонница мятежников, взбунтовавшихся против самого короля? — прокричал Лейтон. — Девушка из семьи, которая запятнала себя государственной изменой? Послушница, которая нарушила устав своего ордена? И она еще смеет утверждать, что невиновна и достойна искупления! Какая грязная ложь!
— Хватит! Не смейте больше оскорблять ее! — возмутился брат Ричард.
— Брат, вы не имеете здесь никакой власти, — осадил его Лейтон.
— А вы превышаете свои полномочия, сэр, — парировал брат Ричард. — Позвольте вам напомнить: здесь не суд по обвинению Джоанны Стаффорд в измене. И не трибунал прелата Доминиканского ордена. Если о вашем поведении будет доложено по инстанциям, не думаю, что это выставит вас в хорошем свете.
Я была удивлена тем, что брат Ричард готов пойти так далеко, защищая меня.
Лейтон дернул Лефа за меховой рукав:
— Что ж, мы можем пойти другим путем. — Он повернулся ко мне. — В нашей компетенции расследовать чистоту и нравственную непорочность тех, кто принял обет в Дартфорде, — как монахинь, так и послушниц.
В этом отношении мне было не о чем беспокоиться. Я с облегчением сказала:
— Да, сэр?
Он полистал свои бумаги и наконец нашел то, что освежило его память.
— Итак, сестра Джоанна, я задаю вам вопрос о человеке по имени Джеффри Сковилл.
Это было слишком неожиданно — я не смогла сдержаться и вздрогнула.
Глаза Лейтона загорелись.
— Сейчас вы расскажете нам о человеке, которого арестовали вместе с вами на Смитфилде. Насколько я понимаю, его освободили почти немедленно, потому что он был невиновен в каких-либо предательских злоумышлениях, но просто желал защитить вас от стражников короля. Но мне бы хотелось знать, каким образом послушница смогла пробудить такую заботливость в совершенно постороннем мужчине. Расскажите, как вообще вы с ним познакомились в Лондоне.
Голова у меня закружилась. Теперь брат Эдмунд и брат Ричард узнают, что я скрыла свое знакомство с Джеффри Сковиллом, и будут спрашивать себя — почему.
— Он б-был в толпе, собравшейся на Смитфилде, и он… пришел мне на помощь. — Я запнулась. — Тут больше нечего сказать.
— Вы наверняка были знакомы и прежде?
— Нет, — твердо сказала я.
— И вы с тех пор не видели его?
Я должна была защитить тайну Джеффри. «Дева Мария, прости меня».
— Нет, ни разу.
Но Лейтон вовсе не собирался этим удовлетвориться.
— Брат Ричард и брат Эдмунд, — спросил он, — знает ли кто-нибудь из вас человека по имени Джеффри Сковилл? Насколько мне известно, он служит констеблем в Рочестере. Это недалеко отсюда.
«Вот теперь мне точно конец», — в ужасе подумала я.
Но брат Ричард совершенно спокойно сказал:
— Нет, сэр.
И брат Эдмунд тоже отрицательно покачал головой.
Леф с отвращением крякнул:
— Хватит, мы потеряли достаточно времени. Придется действовать иначе. Это принесет результат.
С этими словами Лейтон и Леф вышли из локуториума, оставив нас сидеть на длинной жесткой скамье.
Я почувствовала на себе разъяренный взгляд брата Ричарда, еще даже не повернувшись к нему.
— Вы хоть представляете, что наделали? — сказал он, скрежеща зубами. — Это лжесвидетельство может уничтожить вас. А заодно и нас обоих.
— А почему же вы сами солгали? — спросила я. Но он вылетел из комнаты, не удостоив меня ответом.
Я повернулась к брату Эдмунду и взмолилась:
— Позвольте мне все объяснить.
Брат Эдмунд тоже поднялся на ноги и уже начал двигаться к двери, в глазах его читались боль и замешательство.
— Я вас не осуждаю, — пробормотал он. — Мы все слабы и грешны.
Я в отчаянии схватила его за руку:
— Послушайте меня, брат, умоляю вас.
Он отстранился от меня.
— Я должен поспешить к сестре Винифред — я нужен ей.
С этими словами он вышел вслед за братом Ричардом.
Я осталась одна.
Ричард Лейтон и Томас Леф со всеми своими людьми покинули Дартфордский монастырь с заходом солнца. Я ожидала какого-то заявления на вечерне или всеобщего собрания в зале капитула. Вскоре нас должны были закрыть — сомнений в этом у меня не оставалось. Разгром, учиненный в кабинете настоятельницы, был только первым шагом.
Прекрасно понимая, что меня там не особо ждут, я все же перед последними молитвами решила пойти в лазарет. И еще с порога услышала мягкий, музыкальный голос сестры Винифред. Горячка ее прошла, а кашель уменьшился. Она сидела, разговаривая с братом Эдмундом, который растирал в ступке лечебные травы.
— Сестра Джоанна! — пропела она радостно. — Я с самого утра не видела вас. Вы знаете, я вскоре смогу покинуть лазарет.
Эдмунд не оторвался от своего занятия, словно и не заметил меня.
— Ваше выздоровление — настоящее чудо, — произнесла я искренне.
— Есть новости и получше, — сказала она. — Наш монастырь не закроют. Сюда только что заходила сестра Рейчел и сообщила это радостное известие.
Я была ошеломлена.
— Она не объяснила почему? — спросила я.
Ответил брат Эдмунд:
— Окончательное решение отложили до весны: как раз на это время изначально и был запланирован приезд королевских уполномоченных. Вот тогда они и вернутся.
Мое сердце облегченно вздрогнуло, когда брат Эдмунд заговорил со мной, но такое развитие событий сбило меня с толку. С какой стати уполномоченным ждать?
— В чем дело, сестра? — спросила меня Винифред. — У вас сегодня расстроенный вид. И у брата Эдмунда тоже. Чем я могу помочь?
Брат Эдмунд, ссутулившись, отвернулся от меня. В самой атмосфере лазарета ясно ощущалась напряженность.
Я нагнулась, чтобы поцеловать сестру Винифред в щеку, которая теперь была так же холодна, как и моя.
— Мне нужно в спальню — посмотреть, как там сестра Кристина, — тихо сказала я. — Дай вам Бог спокойной ночи.
Я помедлила, надеясь услышать что-нибудь от брата Эдмунда, но он хранил молчание. Я поспешила выйти — не хотела, чтобы сестра Винифред видела слезы, навернувшиеся мне на глаза.
На следующий день после утренней мессы я засунула в рукав плаща очередное письмо епископу Гардинеру и поднялась на холм к рощице.
Со вчерашнего дня сильно похолодало. Воздух был морозный, земля покрылась ледяной коркой. Зима неумолимо надвигалась. Теперь, когда листья со всех деревьев опали, лепрозорий был виден гораздо лучше, чем прежде. Но он больше не казался таким заброшенным. Почему-то в это холодное солнечное утро доживающие свой век стены приобретали некоторое достоинство.
Я сдвинула доску и опустила в тайник донесение. Оно было самым важным из всех. Епископ Гардинер должен знать, что уполномоченным известно о короне: они задавали конкретные вопросы и вели поиски в кабинете настоятельницы. Правда, пока все их усилия оказались тщетными, но весной эти люди собираются вернуться.
Я почти дошла до арки, когда услышала у себя за спиной треск, словно кто-то наступил на сухую ветку. Краем глаза я увидела быстро отпрыгнувшую тень.
В развалинах лепрозория прятался кто-то еще.
Я не вздрогнула, ничем не выдала себя и поднялась по склону назад к деревьям на вершине холма, будучи уверена, что в руинах скрывается тот самый человек, который по поручению епископа Гардинера забирает мои письма и переправляет их во Францию.
И сегодня я узнаю, кто это.
Я нашла удобное место для наблюдения — за самым высоким, толстым деревом. Оттуда я видела лепрозорий, тогда как меня в черном плаще разглядеть было невозможно.
Замерев в ожидании, я вдруг задалась вопросом. Обычно я отправляю свои послания в назначенный день, раз в две недели. Так откуда этому человеку известно, что очередное письмо я решила положить в тайник именно сегодня, сразу после посещения уполномоченных? Значит, он должен быть в курсе всех событий, происходящих в Дартфорде. Этим курьером не мог быть просто местный житель, которому платили за труды.
Снова заметив силуэт в развалинах лепрозория, я в волнении обхватила ствол дерева.
Сквозь окно с выбитыми стеклами я увидела мелькнувший вдали черный плащ, надетый на длиннополый белый хитон. Значит, либо монахиня, либо брат.
Мысли мои метались. Брат Ричард. Это наверняка он. Этот человек был приближенным епископа Гардинера, и, конечно, ему сообщили, с какой целью меня отправляют в Дартфорд. Я чувствовала, как он все время наступает мне на пятки в моих поисках с того самого дня, как мы приехали сюда.
И тут я увидела человека, который доставлял мои послания Гардинеру.
В дверях лепрозория с письмом в руке стоял брат Эдмунд.
