Глава 22
К своему удивлению, утром я обнаружил, что лежу в постели один. Столик был аккуратно сложен, стулья расставлены в ряд вдоль стены. На одеяле высилась груда одежды. Как будто ночью ничего не происходило.
Только я успел потихоньку сползти с кровати, как дверь отворилась. На пороге возникла Кейт, с полотенцем, чашей для умывания и сундучком в руках. Она снова надела свое красно-коричневое платье, заплела волосы в косы – по виду не скажешь, что эта женщина провела бессонную ночь. Я потянулся, чтобы обнять Кейт, и, несмотря на притворное сопротивление, приник к ее губам. Через несколько секунд она шутливо оттолкнула меня со словами:
– Хватит. Вот завтрак. – Она обернулась к столику. – Уолсингем ждет внизу. Хочет поговорить с тобой, как только ты насытишься.
– А я и пытаюсь насытиться. – Я снова попробовал схватить ее.
Она проворно уклонилась, верткая как угорь:
– Советую довольствоваться вчерашним. Больше ничего не будет, пока ты не обеспечишь мне крышу над головой.
Кейт бросила мне полотенце.
– Подумать только! – рассмеялся я. – А вчера эта проказница клялась, что уже получила все, о чем мечтала в своей жизни.
– Так ведь женщина может и передумать. Давай-ка вставай, я помогу тебе вымыться.
Я повиновался, хотя мне и трудновато было держать себя в руках, пока Кейт тщательно намыливала и скребла меня с головы до пяток. Я поморщился, когда она сняла повязку.
– Больно?
– Немного.
Я покосился на рану. Выглядела она довольно мерзко.
– Там, наверное, все засорилось?
– Да, но тебе повезло. Пуля лишь задела плечо, содрала кожу.
Кейт достала из сундучка банку и принялась мазать рану чем-то зеленым. Выходит, она тоже разбирается в травах. Совсем как мистрис Элис.
– Французский рецепт, – пояснила Кейт. – Розмарин, скипидар и розовое масло. Хорошо заживляет раны.
Ловкими движениями она наложила новую повязку:
– Вот теперь порядок. Не очень удобно, но потерпи. И еще несколько дней в постели без всяких возражений.
Я слегка надавил ей на кончик носа:
– Тебе лучше знать.
Кейт помогла мне одеться – рубашка, новый кожаный джеркин, короткие штаны, пояс с пряжкой и даже новенькие сапоги из кожи козленка, почти моего размера. Кейт заметила мое удивление.
– Это все Перегрин, – пояснила она. – Сапоги он раздобыл на местном рынке. И сам приоделся – купил шапку и плащ. Говорит, что собирается стать твоим слугой, когда ты разбогатеешь.
– Тогда ему придется долго ждать. – Я крутнулся на пятке. – Ну, как я выгляжу?
– Словно принц.
Кейт разложила на столике хлеб и сыр, разлила темный эль, и мы позавтракали в дружеском молчании. Но я все время чувствовал ее тревогу.
– Плохие новости? – наконец спросил я.
– Уолсингем не приносит хороших. Но я, честное слово, не знаю, что ему надо. Он просто велел привести тебя. – Она скривилась. – Я выполнила задание. Теперь в его глазах я лишь невежественная женщина. А ведь я способнее его головорезов, могу вскрывать замки и кружить головы.
– И ко всему этому у тебя есть характер. Я бы на месте Уолсингема не нарывался.
– Не нарываться – это именно то, что следует делать тебе.
Кейт посмотрела на меня, как на галерее в Гринвиче, – кажется, с тех пор прошло лет сто!
– Помни: о чем бы он ни попросил тебя, это будет опасно.
– Ты же говорила, он помогал спасать мне жизнь, – заметил я.
– Помогал. И все же твою жизнь я бы ему не доверила. Он змея. Всегда сам по себе. Даже Сесил вряд ли полностью контролирует его. – Ее голос дрогнул. – Обещай не соглашаться ни на что опасное. Я, так и быть, поеду в Хэтфилд. Но я не хочу умирать там от беспокойства за тебя.
– Обещаю! – торжественно кивнул я. – А теперь скажи, куда идти.
– Вниз по лестнице и направо. Он в кабинете, дверь из зала. А я пойду в сад развешивать белье.
Спускаясь по лестнице, я улыбался. Так хорошо было вновь оказаться в скромно обставленном загородном доме: крикливое изобилие дворцов успело порядком мне надоесть. Перед дверью в кабинет я набрал в легкие побольше воздуха.
Он сидел за столом, а Уриан положил голову ему на колени. Кейт права, Уолсингем похож на змею. Что бы там ни говорили о его роли в моем спасении, первое впечатление не изменишь. Уолсингем вселял тревогу. Он ведь следовал за мной, подобно тени, с самого Уайтхолла, наблюдая, но не вмешиваясь до самого случая на парапете. Мне не известно, что у него на уме в этот раз. Нужно не выдать своего беспокойства.
– Оруженосец Прескотт, – произнес он, продолжая ласкать пса, словно в трансе. – Я вижу, ты стремительно выздоравливаешь. Молодость и женская забота воистину творят чудеса.
О выпавшей на мою долю женской заботе он явно знал больше, чем мне хотелось бы. Неужели Уриан не чувствует подвоха в этом человеке? Будь моя воля, я приказал бы псу уйти.
– Мне передали, вы хотели меня видеть.
– Совершенно верно. – Его бескровные губы слегка подергивались. – Перейдем сразу к делу если ты не против.
– Я и не рассчитывал на приятельскую болтовню.
– А я вообще ни на что не рассчитываю. – Он перестал почесывать Уриана. – Так жить интересней. Люди всегда преподносят сюрпризы.
Уолсингем указал мне на стул напротив себя:
– Прошу садись. Мне потребуется все твое внимание.
Я подчинился без возражений, тем более плечо снова заныло. Как удается людям Сесила буквально источать тревогу и неопределенность?
– Джейн Грей и Гилфорд Дадли доставлены в Тауэр, – внезапно произнес он.
Я так и подпрыгнул на стуле:
– Арестованы?
– Нет. Это обычай: монарх должен жить там до коронации.
– Понятно, – отозвался я и добавил довольно резко: – Значит, у них все получилось. Они водрузят корону на голову этой невинной женщины во что бы то ни стало.
– Та, кого ты называешь «невинной женщиной», – предательница. Она узурпировала трон, принадлежащий другой. И бесстыдно пользуется поддержкой всех высоких сановников. До сего дня она была честна лишь в одном: Джейн Грей отказывает супругу в праве коронации вместе с ней. Семейка Дадли в ярости.
Я подавил вспышку возмущения. Пусть Уолсингем зовет Джейн Грей «предательницей» – ему так удобнее.
– А другая, – уточнил я, – это, разумеется, леди Мария?
– Разумеется. Любое изменение в порядке престолонаследия требует санкции парламента. Даже наш заносчивый герцог едва ли осмелится требовать узаконивания государственной измены. Так что по праву и завещанию Генриха Восьмого леди Мария отныне наша королева.
Я молчал, размышляя над его словами.
– Но Совет согласился поддержать Джейн? Разве герцог действует в одиночку?
В действительности я думал о герцогине Саффолк и ее угрозах расквитаться с Дадли. Если бы она заявила о своих правах на престол, это дало бы обеим принцессам столь необходимое время.
Уолсингем смотрел на меня, не мигая:
– Что ты имеешь в виду, оруженосец?
– Ничего. Просто хотел прояснить ситуацию.
Уолсингем положил подбородок на переплетенные пальцы. Оставленный без внимания Уриан с удрученным видом улегся рядом.
– Члены Совета согласятся на что угодно, лишь бы спасти собственные шкуры, – заметил Уолсингем. – Нортумберленд выдрессировал их и запугал. Тауэр доверху набит боеприпасами. В каждом окрестном замке по гарнизону. Герцог играючи подавит любое выступление в пользу Марии. И тем не менее у нас есть достоверные сведения, что некоторые так называемые союзники готовы сдать его со всеми потрохами. Врагов у него больше, чем должно быть для спокойной жизни. Кроме того, сама леди Мария способна оказать серьезное сопротивление.
Столь длинной тирады я от него никогда не слышал. И кое-что в его словах меня насторожило.
– Серьезное сопротивление? повторил я. Найдет ли поддержку сомнительная претендентка, да к тому же католичка?
– Не стоит недооценивать ее возможности.
– Пожалуй. Так что требуется от меня?
– О смерти Эдуарда еще не объявили официально, но скоро это сделают – раз уж Джейн Грей ожидает коронации в Тауэре. Мария, да будет тебе известно, сейчас в своей усадьбе Ходдесдоне. Туда к ней поступает вся информация. Вероятно, ее предупредили, чтобы она не показывалась в Лондоне. Ничего предпринять она пока не в состоянии. Немногие рискнули бы жизнью ради принцессы, которую отец и брат объявили незаконнорожденной и с чьей верой они не в ладах. Мария может покинуть страну, но мы полагаем, она направится к северной границе, там оплот католической знати.
Непринужденно, словно мы беседовали о каких-то пустяках, Уолсингем извлек из рукава конверт:
– Нам нужно доставить по назначению вот это.
Я не притронулся к конверту.
– Надеюсь, это не охранная грамота в Испанию?
– Содержание послания, – отозвался Уолсингем, – тебя не касается.
Я поднялся с места:
– Позвольте не согласиться. Судя по недавним событиям, содержание может нести мне смерть. Моя преданность имеет границы. Я должен знать, о чем это письмо, прежде чем соглашусь доставить его. А если вы не уполномочены говорить об этом, – добавил я тоном, не терпящим возражений, – пусть Сесил сам придет и расскажет мне.
Несколько мгновений он колебался и наконец кивнул:
– Хорошо. Это послание от имени нескольких членов Совета. Лорды объясняют, в чем трудность их положения, но предлагают Марии поддержку, если она вознамерится бороться за трон. Они предпочли бы, чтобы она осталась в Англии. Королева в изгнании – это еще хуже, чем незаконная королева.
– О, мы перестраховываемся. Да, пожалуй, с ней и впрямь стоит считаться.
– Соглашайся или отказывайся. Мне все равно. У меня с десяток курьеров.
Ясно как божий день, это снова Сесил. Он-то понимает, откуда ветер дует. У меня не было иллюзий насчет намерений мастера секретаря: католичка на троне для него ничуть не лучше невестки герцога. Но я молчал, улыбался и похлопывал по колену, приманивая Уриана. Черные глаза Уолсингема, казалось, превратились в льдинки. Насладившись в полной мере его напряжением, я невозмутимо заметил:
– И кстати, за последнее время стоимость моих услуг возросла.
Переход к вопросам оплаты явно принес ему облегчение. Он оказывался на привычной территории, где все покупалось и продавалось. Уолсингем вытащил из кармана кожаный кошелек:
– Плата удваивается. Половину в задаток. Если не доставишь письмо или Мария будет схвачена, вторую половину не получишь. Если хочешь, подпишем контракт.
Я взял кошелек и конверт:
– Не нужно. Все недоразумения я смогу разрешить через Сесила.
Я направился было к двери, но остановился и спросил:
– Что-нибудь еще?
– Да. Время имеет значение. Ты должен попасть к ней прежде людей герцога. И тебе нельзя пользоваться твоим именем. Отныне ты Дэниел Бичем, сын джентри из Линкольншира. Такой человек существовал на самом деле. Мать Дэниела умерла при родах, отец погиб в Шотландии. Мальчик находился под опекой Сесила до самой своей смерти несколько лет назад. Не сбривай бороду, так будешь больше походить на него. Настоящий мастер Бичем был бы двумя годами старше тебя.
– Значит, свершилось: я покойник. Как возрадуются мои враги.
– Это для твоей же безопасности, – ответил он без улыбки.
– Да, мне говорили, вы многое сделали для моей безопасности, – усмехнулся я. – Слышал, вы были очень заняты в конюшне, когда меня схватили. Правда, ваши труды оказались напрасны. И на парапете тоже почему-то не заладилось. А пока я торчал запертый в келье… Впрочем, это ведь вы подобрали мой джеркин у озера? И положили его у входа, чтобы Перегрин и Барнаби не прошли мимо. Немного своеобразный способ помочь, но почему нет? Определенно, мне не пристало жаловаться.
Я потянул за ручку. В плече отчаянно кололо.
– Так я могу идти?
– Подожди минуту.
Взгляд Уолсингема скользнул на Уриана, замершего у моих ног.
– Тот стрелок, что ранил тебя… Это был не Генри Дадли.
Я не двигался.
– Стрелял мажордом, мастер Шелтон. Я видел, как он целился из окна. Думаю, тебе полезно будет узнать. Ты ведь как будто доверяешь ему?
– Уже нет, – отрывисто бросил я и вышел из кабинета.
В вестибюле девочка-посудомойка выгребала золу из очага. Застенчиво улыбаясь, она показала мне, как пройти в сад. Дул сильный ветер, приносивший откуда-то запах лаванды. Кейт действительно развешивала на веревках белье. Я подкрался сзади, обхватил ее за талию и прошептал прямо в ухо:
– Сама все отскребала?
От неожиданности она вскрикнула и выпустила из рук наволочку. Ее тут же подхватил ветер. Уриан восторженно залаял, подпрыгнул и ловко поймал добычу на лету. Пес прошествовал к нам, высоко задрав хвост, и с гордым видом вернул Кейт потерю.
– Имей в виду, это голландское полотно, очень дорогое, – заметила она притворно-сердитым тоном. – Может, ты и намерен разбогатеть, но пока научись экономить. Нам еще предстоит строить свой дом.
– Я куплю тебе сотню наволочек из египетского шелка, только скажи. – С этими словами я вложил увесистый кошелек в ее ладонь.
Кейт удивленно посмотрела на меня. Прежде чем она успела задать вопрос, я привлек ее к себе.
– Когда? – прошептала она.
– Как только найду в себе силы расстаться с тобой.
Поздно вечером, когда я почти закончил собирать сумку, раздался стук в дверь.
«Странно, – подумал я, – кто бы это мог быть?»
Ни с Кейт, ни с Перегрином мы не договаривались о визите, а уж Уолсингем ради меня не стал бы карабкаться по лестнице.
На ней был плащ из темного бархата. Позади на лестничной площадке маячила фигурка Кейт. На ее лице застыло выражение тревоги. Кивнув мне, Кейт спустилась. Я шагнул назад, уступая дорогу Елизавете.
Она была завораживающе притягательна. Сброшенный капюшон мягкими волнами обрамлял длинную шею. Украшений не было, огненные локоны заплетены и убраны под сетку. Под глазами принцессы я заметил темные круги, словно после бессонной ночи. Я низко поклонился:
– Ваше высочество, какая неожиданная честь.
Она рассеянно кивнула, оглядываясь по сторонам:
– Значит, здесь ты выздоравливал. Надеюсь, о тебе заботились должным образом.
Ее голос оставался бесстрастным. Похоже, она не знает о происшедшем между Кейт и мной. Я решил, что так даже лучше: Кейт сама расскажет ей, когда сочтет нужным.
– О да, наилучшим образом, – ответил я. – Полагаю, это вас я должен благодарить.
– Благодарить меня? – Она удивленно подняла брови.
– Да. Ведь это ваш дом.
– Ах, вот оно что. – Она пренебрежительно махнула рукой. – Это не повод благодарить меня. Всего лишь дом. У меня таких несколько, стоят себе пустые. – Внимательно посмотрев мне в глаза, она добавила: – Это мне следует благодарить, мастер Прескотт. За то, что ты сделал для меня в Гринвиче. Я этого не забуду.
– Вы должны были узнать правду. Я так подумал.
– И правильно подумал. – Елизавета натянуто улыбнулась. – Жаль, остальным не пришло в голову.
Так странно было находиться с ней с глазу на глаз в этой комнате. Здесь я исходил горячечным потом, здесь узнал о судьбе мистрис Элис, здесь мы были с Кейт… Я уже успел позабыть, каково это – чувствовать властность, окружавшую Елизавету. Даже для приближенных она оставалась загадкой. Тесная комната в сельском доме едва могла вместить столь неукротимую силу.
Я подумал, что ее приезд сопряжен с немалым риском. Словно угадав мои мысли, она поспешила заверить:
– Не волнуйся, Сесил все знает. Я настаивала на приезде сюда, поэтому он дал мне сопровождающих. Они ждут внизу. Завтра меня отвезут в Хэтфилд. – Она недовольно скривилась. – Похоже, эти люди теперь вечно со мной, куда бы я ни направилась. По крайней мере, пока не низвергнут Нортумберленда.
Итак, Елизавета наконец произнесла это вслух.
– Таков, значит, замысел Сесила? – шепотом спросил я.
Принцесса испытующе смотрела на меня:
– Разумеется. Иначе зачем ему посылать тебя к моей сестре? Если она бежит за границу, Англия останется на растерзание герцогу. Одному Богу известно, что нас ждет тогда. Уж лучше старая дева – католичка, чем Дадли. Бедная Мария, – Елизавета горько усмехнулась. – Ее всегда боялись или ненавидели. Нелегкая доля. А теперь ей предстоит сражаться за жизнь. Если герцогские прихвостни доберутся до нее раньше…
– Не доберутся. – Я сделал шаг вперед. – Я им не позволю.
Она молча смотрела на меня. Стоя рядом, я снова мог видеть янтарные крапинки на ее зрачках – те самые, что так очаровали меня при первой нашей встрече. Во взгляде Елизаветы таилась такая скрытая мощь, которой мало кто мог противостоять. Тогда в Уайтхолле, поддавшись этой непреодолимой силе, я готов был броситься к ногам принцессы и исполнить любую ее прихоть. Теперь же все было иначе. Меня по-прежнему необъяснимо тянуло к ней, но рабская покорность исчезла. Так мне нравилось больше: глядя в глаза Елизавете, я чувствовал между нами чисто человеческую общность.
– Да, – пробормотала она. – Конечно, ты не позволишь им. Сесил был прав: ты сделаешь все, чтобы помешать победе Дадли. Но имей в виду: у тебя есть выбор. Свой долг передо мной ты исполнил. Ты можешь отказаться ехать по этому поручению. Я предоставлю тебе место у себя на службе.
Улыбаясь, я слегка поклонился и отступил назад.
– Что скажешь? – настаивала она. – Разве выбор плох? Я же помню, как в Уайтхолле ты просил о возможности служить мне. Или Сесил предложил тебе лучшие условия?
– Вовсе нет. – Я поднял взгляд на нее. – Я польщен и благодарен вам. И в любом случае буду служить вам, вы это знаете. Но вы пришли не для того, чтобы я принял ваше предложение.
Она помолчала, а затем спросила:
– Неужели это так заметно?
– Заметно лишь для того, кто внимательно смотрит.
Я смотрел внимательно. И я понимал, что она боится утратить, ради чего она явилась сюда, невзирая на риск, и какая борьба происходит сейчас в ее великой мятущейся душе. Она заговорила, с трудом подбирая слова:
– Я… Мне не хотелось бы, чтобы он пострадал. Роберт не виноват. Он исполнял отцовскую волю, и… и, в конце концов, он ведь попытался предупредить меня. Я знаю его с детства. В нем много хорошего. Просто, как и многие в этом мире, он не научился ценить правду. Но его можно исправить. Он мог бы загладить свою вину.
Я молчал. После ее исповеди любые обещания прозвучали бы глупо. Тем более никто из нас двоих не знал наверняка, смогу ли я их выполнить.
Елизавета покусывала нижнюю губу и лихорадочно мяла подол платья. Так странно выглядели ее длинные пальцы без привычных украшений. Внезапно она сказала:
– Береги себя. Ради Кейт.
Я кивнул. Она знает. И это тоже объединяет нас.
Уже возле двери она остановилась.
– Будь настороже с Марией, – добавила принцесса. – Я люблю сестру, но она слишком недоверчива. Жизнь ее научила. Всегда видит в людях худшее, а лучшего не замечает. Говорят, все дело в испанской крови. А я думаю, это кровь нашего отца.
Я поймал ее взгляд, когда она обернулась на прощание.
– Вы ведь возьмете Кейт с собой? Пусть она будет в безопасности, насколько это вообще сейчас возможно.
– Даю тебе слово. – Она потянула дверь на себя. – Берегись чудовищ, Брендан Прескотт. И держись подальше от воды. Это определенно не твоя стихия, – прибавила она неожиданно весело.
Ее шаги стихли на лестнице. Утром мы не встретимся, я отправлюсь в путь еще до рассвета. Она ушла, и комната внезапно опустела. Оставшись в этой пустоте, я наконец понял, почему Роберт Дадли готов был предать семью ради ее любви. И, положа руку на сердце, Елизавета вполне способна проделать то же самое ради него.