Глава 21
Кейт вернулась, неся кипу одежды и поднос с дымящимся мясом и овощами под соусом. Рядом с ней, широко улыбаясь, важно вышагивал Перегрин со складным столиком в руках. Разложив его, он принес мою седельную сумку и, к моему изумлению, меч Эдуарда, оброненный на парапете в Гринвиче. Я исследовал порядочно перепутанное содержимое сумки. К моему облегчению, книга псалмов оказалась на месте.
Кейт переоделась в розовое бархатное платье – цвет очень шел к золотому отливу ее волос. Она возилась с приборами и свечами, а я наблюдал за ней. Как хорошо было бы прямо сейчас заключить ее в объятия: пусть взаимная нежность развеет остатки подозрительности. Мои размышления прервал Перегрин. Чертенок буквально вытанцовывал у моей постели, пытаясь привлечь внимание; у его ног вилась серебристая гончая Елизаветы.
– Похоже, ты собой доволен, – заметил я, вставая с его помощью на ноги. – Это ведь собака ее высочества. Ты и ее стащил?
– Вовсе нет, – возмутился он. – Ее высочество оставила Уриана здесь с нами, чтобы он искал тебя. У него лучший нюх на всей псарне – уж она-то знает своих собак. Это он учуял тебя на берегу. Скажи-ка лучше, что у тебя такое с водой? Мы только познакомились, а ты успел дважды искупаться в Темзе.
Я расхохотался – до того мне было сейчас хорошо. Опершись на руку Перегрина, я небольшими шагами добрался до стола и с облегчением плюхнулся на стул.
– Ты, как всегда, неподражаем, друг мой. Я рад тебя видеть. И тебя. – Я повернулся к Кейт. – Благодарю Бога за то, что вы оба есть на свете. Вы спасли мне жизнь. Я ваш вечный должник.
В глазах Кейт блеснули слезы. Смахнув их рукавом, она занялась едой, а Перегрин устроился поближе ко мне.
– Я не инвалид, могу есть сам, – предупредил я, когда Перегрин протянул мне тарелку.
Кейт шутливо погрозила мне пальцем:
– Он здесь вовсе не затем, чтобы кормить тебя с ложечки. Побаловали, и хватит. Перегрин, или пес уберет лапы со стола, или вы оба отправитесь ужинать на кухню.
Вот так, при свечах, мы поедали мясо и овощи, весело смеялись и болтали о пустяках. Наконец остатки соуса были подобраны хлебом, Перегрин в сотый раз поведал историю моего спасения, и я рискнул перейти к более серьезным вопросам. Откинувшись на спинку стула, я поинтересовался как можно более непринужденно:
– А где Фитцпатрик?
Повисла тишина. Кейт встала, шумно прошуршав юбками, и захлопотала над тарелками. Перегрин, отвернувшись, усиленно ласкал Уриана.
– Король умер, да?
Кейт молчала.
– Официально об этом еще не объявлено, – грустно кивнул Перегрин. – Мастер Уолсингем сказал, что он скончался вчера. Барнаби тут же вернулся ко двору, ему нужно быть рядом с покойным. Говорят, в час смерти Эдуарда небеса заплакали.
Дождь. Он барабанил по крыше, когда я очнулся.
Я вспомнил мальчика, гниющего заживо в зловонной комнате, и невольно перевел взгляд на меч, что лежал на моей постели.
– А знахарка? Уолсингем говорил что-нибудь про нее? – напряженно спросил я.
– Брендан, давай повременим с этим, – вмешалась Кейт. – Ты еще совсем слаб.
– Нет. Мне это нужно. Я… я должен знать.
– Что ж, если так… – Кейт присела на край кровати. – Она умерла. Сидней сообщил Уолсингему. Кто-то забрал ее тело, куда – неизвестно. Дадли грозили Сиднею смертью за то, что он помогал тебе. А потом они узнали, что Елизавета ускользнула у них из-под носа. Дворец гудел, как пчелиный улей. Брендан, сядь. Тебе нельзя…
Но я уже поднялся на ноги. Голова кружилась, но я дотащился до окна и уставился в ночную тьму. Моя доблестная Элис умерла. Теперь уже точно. Леди Дадли перерезала ей горло, словно скотине, и оставила истекать кровью. Эта мысль сводила меня с ума.
– А что с Джейн Грей? – тихо спросил я. – Ее провозгласили королевой?
– Пока нет. Герцог спешно перевез ее и Гилфорда в Лондон. Ходят слухи, что он собирается отправить людей арестовать леди Марию.
– Наверняка уже отправил. Я думал, лорд Роберт поехал за ней.
– Возникла задержка. После бегства Елизаветы из Гринвича он, видимо, решил, что сначала нужно обезопасить леди Джейн. Она его единственная надежда.
Я согласно кивнул:
– Перегрин, ты не мог бы оставить нас?
Мальчик послушно вышел, уводя с собой собаку.
Мы с Кейт остались стоять, глядя друг на друга. После секундной паузы она засуетилась над подносом:
– Побеседуем завтра.
Я шагнул к ней:
– Завтра так завтра. Только… не уходи. Пожалуйста.
Она приблизилась и потрогала мою заросшую щетиной щеку:
– Надо же, рыжая. И густая. Кто бы мог подумать, что у тебя такая борода.
– А я… – запинаясь, начал я. – Я бы ни за что не подумал, что ты об этом заговоришь.
Я привлек ее к себе. В эту минуту мне хотелось раствориться в ней целиком.
– Вот так у меня в первый раз, – сообщил я.
– В первый? – недоверчиво переспросила она.
– Ну… я до сих пор любил только одну женщину. – Я погладил ее по щеке. – А ты?
Она улыбнулась:
– Вообще-то, поклонники домогались моей руки с младенчества.
– Тогда внеси и меня в их список.
Странно, я совсем не смущался. Единственной женщиной, которую я по-настоящему любил, была мистрис Элис. Но в тот миг любовь к Кейт казалась мне чем-то привычным.
Она посмотрела мне в глаза:
– Так чего мы ждем?
С этими словами Кейт положила мои руки к себе на грудь. Я расшнуровал тесемки, и корсет легко соскользнул с плеч. Она быстро перешагнула через юбки, стянула рубашку и встала передо мной в лунном сиянии, обнаженная и желанная, как ни одна женщина на земле.
Я прижался лицом к ее груди. Мгновение спустя Кейт со вздохом последовала за мной к постели. Полулежа, она наблюдала, как я борюсь с одеждой, а затем, опустившись на колени, помогла мне снять рубашку. Плечо заныло. Кейт нахмурилась, увидев проступившую на повязке кровь:
– Надо перевязать.
– Потом, – ответил я, целуя ее.
Кейт рассматривала мое обнаженное тело. Ее взгляд на мгновение задержался на родимом пятне и скользнул ниже. Она держалась уверенно, но я-то слышал отчаянный стук ее сердца. Как и многие девушки ее положения, Кейт, скорее всего, была знакома с плотскими радостями в известных пределах. Однако сейчас нам предстояло большее, и ей было страшно.
Впрочем, я обнаружил, что и мой мужской опыт был не более чем иллюзией. Бурные, но скоротечные интрижки со служанками в замке или случайными девицами на ярмарках не шли ни в какое сравнение с тем полетом, который дарила близость с Кейт. Мы предались друг другу со всей страстностью, на какую были способны, и в эти полные острого наслаждения минуты я готов был боготворить ее. В ее глазах горело то же пламя, что и в моих. Она вскрикнула лишь однажды.
Когда все закончилось и она свернулась в моих объятиях, я осторожно спросил:
– Я сделал тебе больно?
Она тихонько рассмеялась:
– О, такую боль я готова испытывать снова и снова. – И, положив руку мне на сердце, добавила: – Вот здесь все, что мне нужно.
– Но имей в виду, я намерен сделать тебя честной женщиной, – улыбнулся я в ответ.
– К твоему сведению, – фыркнула она, – мне уже восемнадцать. Я сама отвечаю за свои поступки. И я пока не знаю, хочу ли я быть честной женщиной.
– Когда узнаешь, не забудь известить меня. Но если серьезно, мне следует испросить благословения ее высочества, ты ведь ее дама. И твоя матушка, ее тоже неплохо было бы спросить.
– Моя матушка умерла, – вздохнула Кейт. – Но, уверена, ты бы пришелся ей по нраву.
В ее голосе звучала боль.
– Прости. А когда это случилось?
– Мне было пять. – Кейт грустно улыбнулась. – Она родила меня совсем девочкой, всего в четырнадцать.
– А твой отец? Он был так же молод?
Она многозначительно посмотрела на меня:
– Я незаконнорожденная. И нет, он был совсем не так молод.
– Понятно. – Я не отводил от нее взгляда. – Ты не хочешь рассказать мне?
Помолчав несколько секунд, она заговорила:
– Это было не по любви. Родители моей матери служили в доме Кэри. Они умерли во время той самой эпидемии потницы, что унесла жизнь Уильяма Кэри, первого супруга Марии Болейн. Она вышла замуж второй раз и стала мистрис Стаффорд. Уилл Стаффорд, простой солдат, не принес жене богатства. Но Марии выплачивали регулярное содержание, от прежнего мужа остался дом. Мария любила мою мать и предложила ей место служанки.
– Мария Стаффорд, – вспомнил я. – Случайно, не сестра Анны Болейн?
– Она самая. Но без тени сестринской гордыни, да упокоит Господь ее душу. Мать забеременела, ее тошнило, она страшно перепугалась. Но мистрис Стаффорд не сказала ни слова упрека. Знала, что такое женские беды. Мать отправили пожить под присмотром леди Милдред Сесил. Я родилась в доме Сесилов.
Так вот откуда связь Кейт с Сесилом. Она росла под его кровом.
– А мистрис Стаффорд знала, кто был твой отец?
– Думаю, догадывалась. Мать никогда не называла его имени. Но единственный, кто отважился бы на такое в ее доме, был сам Стаффорд. Должно быть, это сильно ранило Марию. Она ведь вышла за него меньше года назад. К тому же из-за этого брака Марию прогнали со двора, семья отвернулась от нее.
Кейт выпрямилась и откинула волосы с лица.
– А он все еще жив. Я видела его на похоронах мистрис Стаффорд. У нас одинаковые глаза.
Я молчал, пораженный неожиданно открывшимся сходством – и одновременно несходством – наших биографий.
– Мистрис Стаффорд, конечно же, все понимала, – добавила Кейт. – Она ведь была возлюбленной Генриха Восьмого прежде, чем он увлекся ее сестрой. Она знала, что супружеская верность не входит в число мужских добродетелей. И что ни одна женщина не станет навлекать на себя невзгоды по доброй воле. Она позволила матери сохранить тайну и вырастить меня. Она оставила нас у Сесилов. Думаю, мистрис Стаффорд хотела держать мою мать в безопасности, подальше от своего мужа.
Она помолчала.
– Я обязана ей всем. Если бы не ее доброта, матери пришлось бы побираться на улице. А мы жили неплохо, у меня было счастливое детство. Мне дали образование. Леди Милдред позаботилась об этом, она сама образованная женщина. Я единственная грамотная служанка ее высочества. Поэтому она доверяет мне. Если нужно уничтожить какое-то послание, я могу запомнить текст.
– Еще бы она тебе не доверяла, – вставил я. – А как умерла твоя матушка?
– Лихорадка. Все случилось быстро, она не мучилась. После смерти матери я несколько раз встречала мистрис Стаффорд, и она всегда была мила со мной. Она умерла спустя три года.
– А тот, кого ты считаешь отцом…
– Женился снова. У него дети. Я не виню его. Наверное, он овладел моей матерью в порыве страсти, не думая о последствиях. Это ведь часто случается у мужчин. Если он и знает обо мне, то молчит. Я прожила всю жизнь без него. Но, по крайней мере, – тут она жестко усмехнулась, – я ношу его фамилию. Правда, Стаффордов в Англии пруд пруди.
Кейт уперла палец мне в грудь:
– Теперь твоя очередь. Я хочу сделать тебя честным мужчиной.
Она осеклась, поняв свою бестактность, и виновато моргнула:
– Ох, прости. Надо думать, что говоришь. Если не хочешь рассказывать, не нужно, я не обижусь.
Я ласково коснулся ее подбородка:
– Нет уж, никаких секретов между нами. Правда в том, что я вообще не знаю своей матери. Я брошенный младенец. Мистрис Элис вырастила меня.
Услышанное явно заставило ее задуматься:
– Брошенный? А мистрис Элис… это же та женщина, что была в комнате короля?
– Да. И она спасла меня.
Произнося эти слова, я чувствовал неудержимое желание разделить с кем-то воспоминания о мистрис Элис. Пусть ее помнит еще кто-нибудь помимо меня.
– Меня оставили на верную смерть в доме священника, неподалеку от замка Дадли. Это ведь часто случается – нежеланных детей подбрасывают вот так на порог богатого дома. Бедный не может себе позволить ребенка, а богатый сжалится над подкидышем. По словам мистрис Элис, я вопил так, что разбудил бы мертвого. Она тогда возилась с мусором у выгребной ямы и услышала мои крики. И пошла посмотреть, что там.
Голос предательски пресекся. Я прокашлялся.
– Она заменила мне мать, которой я никогда не знал. Когда она умерла, вернее, когда мне сказали о ее смерти, я не мог простить, что она ушла, не попрощавшись.
– Поэтому ты взялся помогать ее высочеству. Чтобы она смогла попрощаться.
– Да. Нельзя, чтобы она страдала так же, как я тогда. Я знаю, каково это: вдруг потерять близкого человека. Я верил в смерть мистрис Элис. Перегрин в день нашего знакомства упомянул знахарку, что ухаживала за королем. Тогда я словно что-то почувствовал… Хотя с чего бы? Мало ли на свете знахарок? И даже когда я увидел… – Тут мой голос дрогнул. – Они отрезали ей язык и изувечили ноги. Мастер Шелтон, их мажордом, сказал мне о ее смерти. А я уважал его, считал примером для подражания… Леди Дадли перерезала горло Элис у него на глазах. Она истекала кровью, а он стоял и смотрел. И ничего не сделал.
От этого воспоминания меня передернуло. Какой же я был дурак! Думал, что мастер Шелтон привязан ко мне. Быть преданным слугой – вот единственное стоящее занятие в его глазах. Не сгорай я от ненависти, мог бы пожалеть мажордома. Такая пустая, бессмысленная жизнь.
Мы молчали. Волосы, словно завеса, упали на лицо Кейт. В ее глазах блестели слезы.
– Прости. Из-за меня тебе пришлось вспомнить о ее смерти. Я не подумала. Не хотела причинять тебе боль.
Я поцеловал ее:
– Моя храбрая Кейт, эта боль родилась до нашей с тобой встречи. Ты тут ни при чем. Я потерял Элис в тот самый день, когда они похитили ее. Женщина у постели короля была совсем не той, кого я помнил и любил. Но теперь я знаю правду. Она не бросила меня. Леди Дадли приказала схватить Элис прямо на дороге. А Шелтон был сообщником.
– Но зачем они творили столь ужасные вещи? Ведь это случилось задолго до болезни короля. Почему они хотели, чтобы ты поверил в ее гибель?
– Я сам не раз задавался этим вопросом, – угрюмо усмехнулся я. – Она знала, кто я. Уверен, все дело в этом.
Кейт в изумлении воззрилась на меня:
– А обломок драгоценности? Он как-то связан с этой историей?
Вместо ответа я поднялся и, быстро перебежав к своей скомканной одежде, извлек из кармана золотой лепесток. На рубине играл лунный свет. Я протянул вещицу Кейт:
– Осколок моего прошлого. Видимо, мистрис Элис не сразу поняла, кто я. Слишком много ей выпало страданий… Но, узнав, немедленно вручила мне это. Элис бережно хранила лепесток не просто так. Он что-то значит.
Кейт не отрывала взгляда от подарка Элис:
– Да, но что?
Я взял лепесток и осторожно пробежался пальцами по хрупким золотым прожилкам.
– Для мистрис Элис значение имели только ее травы. К прочим вещам она была равнодушна. Говорила, что хлам занимает слишком много места. Но этот лепесток она хранила в своем сундуке с травами бог весть сколько времени. Я залезал в сундук бессчетное количество раз. Элис все бранилась: мол, я могу отравиться какой-нибудь травой. Но я ни разу не наткнулся на эту драгоценность. Должно быть, лепесток лежал в специальном отделении. Подозреваю, что даже леди Дадли не знала об этой вещице.
Я посмотрел в окно и проговорил:
– Леди Дадли – вот у кого ключ к разгадке. Она использовала меня, чтобы заставить герцогиню дать согласие на брак Джейн Грей с Гилфордом. Так сказала сама герцогиня там, в подземелье. Что бы ни означал лепесток, это является основанием для моей смерти. И возможно, он станет оружием, способным остановить Дадли.
Кейт обхватила себя руками, словно пытаясь согреться.
– Ты будешь мстить им за мистрис Элис?
Я развернулся к ней:
– Буду. Мистрис Элис была для меня всем, а они убили ее. Да, я хочу мести. Но это не главное. Еще больше я хочу правды. – Наклонившись к Кейт, я добавил: – Мне нужно знать, кто я.
– Понимаю. Поэтому и боюсь за тебя. За нас. Что хорошего в этой тайне? Из-за нее ты чуть не погиб от рук герцогини Саффолк. А если Дадли использовали тебя против нее, значит и им все известно.
– Не всем. Тайну знает только леди Дадли. Уверен, она не поделилась с герцогом. Должно быть, опасается, что он предаст ее. Вся ее сила – в способности усмирить герцогиню. Без этой тайны герцогиня ни за что не согласилась бы отдать дочь за…
– …Низкорожденного Дадли, – подхватила Кейт.
Она о чем-то размышляла, глядя на меня.
– Послушай, а почему не рассказать об этом мастеру Сесилу? У него есть связи. Он помог бы тебе.
– Ни в коем случае. – Я стиснул ее ладони. – Обещай, что ты ни единым словом не обмолвишься никому, даже принцессе – и особенно принцессе. Нортумберленд достаточно могуществен, и ей еще потребуется наша помощь. Пусть это бремя лежит только на моих плечах.
«Бог да простит мне эту ложь», – подумал я.
Испепеляющая ненависть в глазах леди Дадли и головорез Стоукс – я просто не имел права вовлекать ее во все это. Как только выяснится, что я жив, за мной начнется охота. Что бы ни случилось, Кейт должна оставаться в безопасности.
– Я хочу попросить тебя кое о чем. Тебе, наверное, не очень понравится… И все же ты должна как можно скорее вернуться в Хэтфилд.
Она прикусила губу:
– А что, если я скажу «нет»?
– Тогда вспомни, что за времена сейчас. Елизавета нуждается в тебе. Ты самая способная и преданная среди ее слуг. И между прочим, сама ведь говорила, меня нанял Сесил. Думаешь, почему Уолсингем такой заботливый? Ходит тут и расспрашивает о моем самочувствии.
– Ну и что? – прошептала она и с размаху ударила кулаком по матрасу. – Нет уж, пусть найдут кого-нибудь еще. Ты рисковал достаточно. Даже ее высочество не потребует от тебя большего.
– А я все равно сделаю это большее. И ты тоже. Как же иначе? Ты любишь Елизавету.
– А ты? – помолчав, спросила она. – Ты ее… любишь?
– Она моя принцесса, – ответил я, притянув Кейт к себе. – И как принцесса заслуживает любви.
Свернувшись калачиком в моих объятиях, Кейт заметила:
– Говорят, ее мать была ведьмой. Я все думаю: может, Елизавета унаследовала это? Роберт Дадли пал к ее ногам, а затем и его отец. Она отвергла обоих, и теперь оба готовы наброситься на нее, как голодные волки. Словно на них действует заклятие, обращающее любовь в ненависть.
– Надеюсь, это не так.
Чуть позже я невинно осведомился:
– Так что, ты уходишь?
– Не сейчас, – выдохнула она.
