11
За деревьями в густых сумерках белой ночи ворочалась река. Темная высокая вода тупо тыкалась в берег, хлюпала, урчала, захлебывалась противным всасывающим звуком, будто живая. Малинка слушал это невнятное бормотанье, глядел на трепетную ночь, которая, едва подкравшись, уже спешила прочь, словно ее вспугнули. Звезды проступили на небе блеклые, дрожащие. Луна, белая, с голубыми тенями, становилась все прозрачней…
К рассвету сделалось промозгло, холодно.
Прислонившись спиной к дереву, Пионер Георгиевич сидел тихо, точно слившись с окружающей полумглой. И река, и ели, и осины, и сама ночь то ли разговаривали сами с собой, то ли прислушивались к себе. Малинка размышлял о своем, и думы его были не очень-то веселыми.
Он на мгновение представил себе, как теперь на совещании в райотделе при упоминании его имени будут говорить: «Малинка? А, это на участке которого один парень алмаз украл, а потом товарища порешил…» На душе стало муторно. Конечно, есть тут его недоработка. Ведь жил с этим Поповым чуть не год бок о бок. Видел его на дню не один раз. Куда в поселке денешься? И вот поди ж. Не углядел парня.
Дело даже не в том, что на совещаниях поминать будут. Такое ЧП! Суть в том, что задета его безупречная профессиональная честь. Совершено упущение по службе, в работе с людьми, для которой он, собственно, и поставлен здесь. Он в ответе и за скандал в семье Нюрки-поварихи и механика гаража Наумова, и за это вот ЧП. Пусть парень всего три месяца в поселке, а до того был бульдозеристом-кочевником, но кочевали-то они не по Луне, по его участку. На подобных кочевых точках он не бывал. А наверняка надо было. Там тоже не ангелы обретаются — люди. Люди, зашибающие деньгу. Да тьфу с деньгами! Там не побалуешься — негде и нечем. И времени свободного почти не остается.
Снова не о том. Такие бригады — крепкие, сбитые коллективы, где происшествие — вещь почти немыслимая. Каждый на виду у всех. И все-таки посещать такие кочевья надо, просто необходимо. Мало слышать о том, как трудятся люди, знать их нужно. А время? Где взять время на подобные длительные поездки? Придется выкраивать…
Густые сумерки короткой ночи начали редеть. Столпившиеся темной массой деревья разъединились. И каждое стало само по себе, и лес обрел глубину. Белесый обманчивый свет дрожал и переливался меж стволами. Проступил легкий туман.
А Малинка продолжал свои невеселые рассуждения. Правда, теперь они были о другом, о том, что не одна, может быть, корысть двигала Поповым. Существует в этом необыкновенном камне — алмазе — какая-то странная притягательная сила. Она отмечена людьми давно. Нет, он совсем не собирался чем-либо оправдывать Сашку. Отнюдь. Но Пионеру Георгиевичу хотелось отыскать ту крохотную побудительную причину, которая заставляет человека, дотоле честного, сделать первый шаг к преступлению. Потом все идет своим чередом по проторенной дороге правонарушения. Увидел случайно — взял, а расстаться уже сил не хватило: взял на время, а оказалось — навсегда… Их тысячи, таких причинок. Они различны, будучи общи одним — слабостью характера человека, а не исключительно корыстными побуждениями. То, что в данном случае не существовало организованности, задуманности в правонарушении, Малинка был уверен. Не так бы пошло дело: не побежал бы словно оглашенный Попов куда глаза глядят.
Вот он и сейчас во сне сучит ногами, точно удирает куда-то.
А Сашка меж тем, неудобно повернувшись, проснулся неожиданно для себя сразу, будто вынырнул из воды. Не поднимаясь и не изменяя позы, он осмотрелся. Ели и кривые березки, одинаковые во всей пойме, представились ему теми же, что росли вокруг избушки, невдалеке от просеки ЛЭП. Все происшедшее показалось ему лишь привидевшимся в кошмарном сне, а сейчас, когда он открыл глаза, жизнь пойдет своим чередом, как ни в чем не бывало. Мысль эта была так радужно приятна, что Сашка по-детски, со всхлипом, вздохнул. И тут приметил сидевшего невдалеке инспектора.
«Было! Все было. Произошло… убийство Трофима. Потеря алмаза», — отчетливо осознал Сашка, и от этого сделалось так тоскливо и муторно, что он застонал, стиснув зубы, стараясь не взвыть от страха перед содеянным, не забиться от ужаса.
Сашка содрогнулся и окаменел, точно наяву увидев изуродованное упавшим деревом тело Трофима. Он не заметил тогда, попал камнем в Лазарева или нет. Там, где Сашка оставил тело друга, тело Трофима может съесть росомаха — самый злой разбойник в тайге. И Сашка представил себе, как это будет или уже было, и вскочил.
Инспектор тотчас оказался рядом:
— Что с тобой, Попов?
— Страшно.
— Держись. Держись, парень.
— Постараюсь.
— Теперь тебе часто и долго придется думать и говорить об этом. Знай. Помни.
— Зачем? — пожал плечами Сашка.
— Чтоб и в беде не потерять человеческого достоинства, Попов. Не опуститься, не махнуть на себя рукой. Происходит такое само собой, а вот возвращает человек достоинство с великим трудом.
— О чем вы?
— Виноват ты, но не списывай себя с человеческого счета, не тверди себе: мол, жизнь кончена для меня.
«Откуда инспектор знает, что я об этом думаю? — недоумевал Сашка. — Или душа моя для него — открытая комната? Что ему там делать? Я признался — что еще? Что? При чем здесь моя жизнь, которой сейчас я не рад? Что? Что еще!»
Малинка размышлял о своем. Долгие годы жизни и работы с людьми научили его терпению и бережному отношению к взрослым людям, словно бы к детям. Про себя многие их неожиданные поступки он так и называл «детсадовскими». Всем ведь известно: врать нехорошо. Но вот взрослые солидные дяди из мелочнейших корыстных побуждений, которые в их жизни значат меньше, чем конфета для ребенка, врут, мошенничают с приписками. И отвечают сто крат большим. Один деятель из практики Малинки спер десять ящиков гвоздей только потому, что те «плохо лежали». Зачем? Ведь в лесотундре девать их некуда. Вокруг на сотни верст ни души. Но вот — «плохо лежали». Это, конечно, почти анекдот, не то что дело Попова. Однако если разобраться, то сбыть алмаз столь же трудно, как и гвозди жителям чумов и яранг. Как-то поневоле Малинка относился к таким людям с состраданием, искренне ненавидя их подлости, но не их самих. Распространялось подобное отношение не на всех, с кем приходилось сталкиваться Малинке. Закоренелый, матерый преступник-рецидивист такого отношения не требовал и удивился бы, заговори с ним старший лейтенант милиции подобным тоном. Но ведь Сашка, к примеру, преступник лишь по случаю, в силу обстоятельств, сложившихся для него слишком удачно. Да, именно — «слишком удачно». Удача для человека слабого, неустойчивого — капкан. Она для него горе, которое может обернуться бедой. Так и получилось.
Для слабых людей обстоятельства — бич. Он гонит их в западню. Особенно если это «счастливое» стечение обстоятельств, которое они непременно хотят использовать для себя, и только для себя. Не попадись, к примеру, Сашке алмаз на дороге, он, пожалуй, всю жизнь оставался бы славным, немного взбалмошным парнем. Он купил бы себе и машину, и моторку и был бы счастлив на свой манер. Да вот на тебе — подвернулась удача. И он уже не хочет довольствоваться малым — получить приз за находку. Он пытается искать путей полной реализации, стремится отыскать сообщника, наверняка предвидя возможные сложности. И запутывается в сетях случая.
Нет, удача никогда не сравнится с успехом, заслуженным твердым успехом. Успех не подведет, если его не станут использовать, словно удачу. Успех — неразменный рубль…
«Полно, — остановил себя Малинка. — Для Попова слова уже в прошлом. Он знал, что делал, и ответ с него — полной мерой. Послушаем, что Лисий Хвост будет говорить сегодня. Вчера он пробовал крутить…»
— Что ж, Попов, поговорим дальше, — начал инспектор. — Пока к нам прибудет помощь, время у нас не ограничено.
— О чем говорить? Я все сказал.
— Повторить не мешает.
— Спрашивайте, — мрачно проговорил Попов.
— Как ты нашел алмаз?
— Украл я, а не нашел, — поправил Попов. Он находился в том состоянии нервозной взвинченности, которая весьма характерна для неопытных преступников, ставших на путь признания. Вчера он мог вдохновенно врать о причине драки, стараясь скрыть главное — хищение алмаза, а сегодня само слово «нашел» вызывало в нем внутренний протест.
— Ну, как украл? Протянул руку и взял? — спросил Малинка.
— Нашел… Нашел тоже просто. Кинул в реку потрошеную тушку. Вытащил — на жирном огузке алмаз. Вот и все. Мне бы плюнуть… И не брать его совсем. Да руки не послушались.
— Ты раньше никогда не думал о возможности такой находки?
Попов немного помолчал:
— Думал…
— И в мыслях всегда брал? В карман совал?
— Если большой — конечно, отдавал.
— Как это «большой»?
— С кулак там или покрупнее. А тот с ноготь… Блажь все это. Глупая блажь, инспектор. Не думал я всерьез. Хоть бы мыслишка толковая проскочила, как с ним быть. Да и случаев таких — один на десять миллионов. Мне, дураку, достался. Совладал я с ним? Только и беда, что в карман положил, не сразу сдал…
— Сдать собирался?
— Что с ним еще делать? — вскинулся Попов.
— Я об этом и спрашиваю.
— Поносил бы неделю в кармане — и сдал. Некуда с ним податься. Понимаете — не-ку-да…
«Что ж, — подумал старший лейтенант, — прозвище Лисий Хвост тебе дали недаром… Крутишь. Ой, крутишь! Слова твои расходятся с делом. И в долине у избушки лежит труп Лазарева…»
— Но уверен ли ты был в Лазареве? В его согласии?
— Конечно, нет.
«Пожалуй, ты, Попов, все-таки больше подлец, чем дурак, хоть поступки твои — глупее не придумаешь, — размышлял Малинка. — И почему так часто бывает, что ежели вдруг в человеке подлость пробуждается — а она вроде болезни дремлет в человеке, — то ею, подлостью своей, прежде всего самого близкого человека, друга пытаются заразить? На сочувствие рассчитывают, что ли?»
Вслух инспектор сказал:
— Значит, не исключал ты возможности, что Лазарев тебя в контору поволочет, алмаз сдавать?
— Нет.
— И все-таки драку затеял.
— Так он выбросил камень!
— Выбросил?
— Точно. Сам видел.
«А что, если ты видел не то и не так? — подумал инспектор. — Очень не похоже на себя действовал Лазарев. На месте надо быть. Обязательно. И сегодня. Не то дожди смоют все следы. Тогда одна путаница пойдет! Ох уж эта катастрофа! Но пока следует выяснить действия, поступки, если можно — передвижения Лазарева и Попова в долине у избушки».
— Вот что, — сказал инспектор, — двигайся ближе. Старший лейтенант достал блокнот, карандаш.
— Написать все надо? — спросил Попов.
— Не-ет, — протянул инспектор, занятый наброском. — Вот это план долины с избушкой. Расскажи, как вы пришли туда, что делали, куда ходили… Все по порядку. Не торопись. Это важно. Надо восстановить последовательность происходившего.
— Хорошо. Я постараюсь ничего не спутать. Одного я не знаю: что делал Лазарев, когда я спал…
Вертолет спецслужбы нашел потерпевших катастрофу рано утром.
Малинка очень удивился, когда из машины, приземлившейся за пойменным лесом, вышел сержант Никулин.
— Ты будто знал — понадобишься! — воскликнул инспектор.
— А начальство на что? — подмигнул сержант. — Меня майор Нестеров послал. Вызвал и говорит: «Старший лейтенант понапрасну беспокоиться не станет. Выходит, дело серьезное, а раз он и экипаж пропали, то вдвойне. Может быть, помощь потребуется. В общем, отправляйся».
— Помощь действительно потребуется. Не положено таких типов без охраны в район отправлять. — И Малинка вкратце рассказал о деле, на которое он наткнулся. — Мне, сам понимаешь, до зарезу нужно побывать на месте преступления. Вот-вот дождь — и от следов ни шиша. Признание Попова признанием, а повиснет на мне дело — не обрадуешься. У меня от него уж и так шея болит. Вот спасибо, что прилетел.
— Начальство благодарить будешь, — снова подмигнул сержант. — Мое дело — приказ выполнить.