4
Денисов положил трубку, помолчал. Сообщение дежурного его словно подстегнуло.
— Во что вы играли ночью? — спросил он. — В терц, в дербец, в стос?
В кабинете стало еще тише. Денисов понял, что не ошибся.
— Банк был велик?
Никто не ответил, но теперь он знал точно: игра шла большая. По словам проводницы, они произнесли имя Катенька. «Катеньками» называли сторублевые купюры со времени выпуска первых бумажных денег — за портрет Екатерины Великой на ассигнациях.
Денисов подошел к окну.
Неприметный в темноте вагон напротив наполнялся пассажирами — то в одном, то в другом его конце вспыхивали светлячки сигарет. Портьеры в классе задернуты не были, и курившие, должно быть, видели небольшой зал с учебными пособиями в простенках и четверых мужчин, собравшихся здесь в ранний час.
— Так или иначе, придется об этом говорить… — сказал Денисов.
Звонок раздался совсем некстати. Докладывал младший инспектор:
— Доставили железнодорожные билеты, они оставались в вагоне… Проводница передала.
— Как с моими справками?
— Проверил по адресному…
Денисов наконец положил трубку, повернулся к прибывшим:
— Что за игра? Обычная академическая?
Юрий Николаевич устроился удобнее на стуле, вытянул ноги.
— Бог мой! Я и сам не знаю, что за игра! — он прикрыл веки пальцами. Алексей! В этом вопросе вы наиболее сведущи, от вас все зло. Вам и карты в руки. Извините за неудачный каламбур.
Монтажник покраснел, не вставая, собрал с подоконника перчатки, сунул в карман.
— Сведущ, может, и больше. Не спорю! А играл меньше вас… — Он вдруг заговорил, быстро выстреливая слова-предложения: — Чудак один. Обучил… Когда в самолете летели. Из Лабытнанги. Три карты каждому.
Картинки по десять очков, остальные по курсу. У кого больше очков, тот выиграл…
— «Сека», — кивнул Денисов.
— Когда меня перевели к ним в купе, я показал. До этого они в шахматы играли. Дрога загорелся: «По копеечке!» — он говорил о третьем пассажире как об отсутствующем. — Артур играть не хотел. Дрога и его уговорил… Юрий Николаевич засмеялся:
— Мне поначалу везло. Потом проиграл две зарплаты. Бог мой! Пришла удивительная карта — двадцать девять очков! Впервые за игру!
— Кого же еще невзлюбила… — Денисов искал слово: — Фортуна?
— Артура вначале, — Юрий. Николаевич щелчком сбил пепел с сигареты. Очень нервничал, на каждом кону терял. Я уже подумал, не придется ли одалживать ему на такси.
— А потом?
— Разыгрался.
— Еще бы! — вмешался монтажник. — В последней игре такая карта пришла… Сто рублей ставит, триста под партнера набавляет!
— Под вас? — спросил Денисов.
— Зачем?! У меня было шестнадцать очков. Я сразу от игры отказался.
— В целом вы выиграли, проиграли?
— При своих. Тот, из Лабытнанги, врезал мне в самолете — сейчас поумнел, — он снова раскинул перчатки на подоконнике. — Артур кольцо с себя снял. Все деньги выложил и эти…
— Чеки, — подсказал Юрий Николаевич.
— По-крупному играли… — Денисов посмотрел на него.
— Куда там!
— А кто сдал карты?
— На последнюю игру? Дрога…
Транзитный пассажир хотел что-то объяснить, но промолчал.
За окном раздалось четкое постукивание: вагон с компрессором и на этот раз находился под окном учебного класса. Ночевавшем на путях сцеп готовился к отправлению, через секунду-другую в нем должен был разлиться яркий люминесцентный свет.
— Вы не договорили, — Денисов снова обратился к Юрию Николаевичу. — Как закончилась партия?
— Артур и Дрога торговались, — Юрий Николаевич устроился на стуле с комфортом. По-видимому, в нем было сильно развито чувство уюта. — Артуру всю ночь не везло, а здесь… Набавляют и набавляют ставки.
И Дрога и он! Короче, я спасовал, оставил их вначале вдвоем.
— Дальше.
— Карта к товарищу, — он показал на Дрогу, — пришла уникальная тридцать очков. Он показал мне:
«Присоединяетесь?» Что делать? Подумал и согласился!
Аудацес фортуна юват! — Юрий Николаевич рассмеялся. — Судьба помогает смелым! Вот тогда Артур поставил чеки, обручальное кольцо снял. Мы тоже добавили… — Последовала глубокая затяжка, долгое движение сигареты к чехлу и назад. — Вскрыли карты. У нас с Дрогой, как я сказал, тридцать, у Артура… — Юрий Николаевич затянулся. — Тридцать одно. Банк огромный.
И уже к Москве подъезжаем. Пора собираться. Артур сбросил все в портфель. Остальное вы знаете.
— Та-ак… — Денисов помолчал. — При Артуре оказалась очень крупная сумма, — ему показалось, что он наконец назвал первую посылку. — Вы остались без денег?
— Дрога проиграл много больше!
Молчавший в течение всего разговора хозяйственник сформулировал вторую посылку:
— Но кто мог об этом знать? — Все время, пока Юрий Николаевич повествовал, Дрога внимательно рассматривал одно и то же пособие, висевшее перед ним, — повороты в строю и в одиночном движении без оружия. — Только мы четверо!
— Оставьте! Вы говорите об игре, а я думаю о наследстве, которое он получил! Помимо Артура могли быть и другие наследники, — Юрий Николаевич махнул рукой. — Они могли прознать о поездке. Кто эти встречающие? Вот вопрос! Скажу о себе: я никуда с вокзала не отлучался. Только к стоянке такси.
— Домой звонили? — спросил Денисов.
Юрий Николаевич снова полез за платком:
— Нет. Обитаю у сына от первого брака… В свое время оставил жене квартиру, обстановку, сейчас фактически на бобах — ни прописки, ни площади.
Это было правдой. Младший инспектор проверил его по адресному бюро: прописанным по Москве он не значился.
— Юрий Николаевич направился к такси, — сказал Денисов. — А Алексей?
— В буфет. Меня и пригласили из буфета.
— А вы? — Денисов повернулся к Дроге. — Попали в медкомнату? — он показал на руку в перчатке. — Что с рукой?
В глазах Дроги мелькнуло удивление, но ответил он спокойно, будто даже обрадовавшись:
— Ушиб. Боль неимоверная.
— Как это произошло?
— В вагоне, — Дрога погладил ушибленную кисть. — Полка была плохо закреплена. Мне руку задело, Артура — по голове…
— Сильно?
— Таблетку брал от головной боли. Проводница дала.
Это тоже было правдой.
— Та-ак… — Денисов прошелся по кабинету.
Равномерный стук под окнами внезапно прекратился.
В вагонах за окном вспыхнул яркий свет. Первая электричка была готова в путь.
Ночь кончилась.
В класс снова позвонили:
— Обнаружен похожий портфель. Сдан в камеру хранения. Помощник дежурного побудет вместо тебя в классе. Давай срочно!
Было по-прежнему темно, когда Денисов выбежал из отдела.
Рядом с киоском Союзпечати курила молодая женщина. На ней было бежевое пальто, а перчатки и длинные сапоги-чулки — черные.
Денисов обратил на нее внимание: «Похоже на дветовую гамму сиамских кошек…» Ближе к закрытому еще киоску стояли чемоданы и дорожная сумка. За чемоданами сумку было едва видно.
«Забудет», — решил Денисов.
У камеры хранения попыхивал папироской Сабодаш.
— Нашлись твои морячки. На Рижском… Следователь сейчас их допрашивает. Они кое-что видели. Оказывается, Артур зашел за камеру хранения сам. С портфелем. Только потом появились еще двое. Сначала один, потом другой.
— Со стороны вокзала?
— С платформы. Сзади… — Сабодаш поджег потухшую папиросу. — Что у тебя нового?
Денисов рассказал.
— Следователь занят. Ты сам, если что… — он отбросил окурок. Пойдем? Шестое окно, пятая полка.
Пригнувшись, они прошли в «окно», размером не уступавшее двери. Свет внутри был приглушен, ожидавшие их кладовщики в телогрейках и ватных брюках пошли впереди. Камера хранения не отапливалась. По обе стороны прохода тянулись некрашеные деревянные стеллажи, висели связки пластмассовых жетонов.
Пятая полка оказалась в углу. Желтый импортный портфель был отгорожен мешками, не сразу бросался в глаза.
— Вы принимали? — спросил Денисов у кладовщика, который стоял ближе других.
— Не, Спирин.
— Сейчас придет, — сказал Сабодаш. — Выдает забытые вещи. Сержант должен еще пригласить понятых.
Кто-то зажег свет над проходом, спросил:
— Человек-то жив, товарищ капитан?
— Жив. Состояние тяжелое.
Послышались голоса.
Все тот же сержант-первогодок, оказывавшийся всю ночь на подхвате, ввел двух женщин. Одну Денисов тотчас узнал по бежево-черным кошачьим тонам. Сумки при ней не было, в каждой руке она держала по чемодану.
— Оставьте чемоданы у входа, — сказал Денисов.
Женщина поставила вещи.
— Вернитесь к киоску… За сумкой.
Возвратилась она счастливая, притихшая. Вместе с ней вошел пожилой кладовщик в очках с металлической оправой. Спирин.
— В какое время сдали портфель? — дежурный показал на стеллаж.
Кладовщик поправил очки, повертел приколотую квитанцию:
— После ночного скорого.
— Помните, кто сдавал?
— Столько народу… — похоже, он не хотел ввязываться в историю.
— Жаль.
— Не помню. Истинное слово.
Денисов поставил портфель на стол, ближе к светильнику:
— Осмотрим содержимое. Возражений нет?
— Открывай, — сказал Сабодаш. — Понятые пусть подойдут ближе.
Денисов осмотрел запор:
— Придется отложить: портфель заперт.
— Погоди, ключ дам, — кладовщик был согласен помочь, но только наименее хлопотливым образом: в кладовой было полно ключей от невостребованных портфелей, чемоданов.
Денисов отказался:
— Кто-то помимо владельца мог пытаться открыть замок. Испортим следы.
— Значит, пока не найдут хозяина, будете в неведении?
— Эксперт вскроет.
Под Дубниковский мост бесшумно скользнула очередная электричка. Прибыл утренний скорый — разгоняя тележки, бежали в конец платформы носильщики. Летом они так же резво боролись бы за место у первого вагона, чтобы успеть отвезти вещи к такси дважды.
Денисов. свернул в зал. Здесь ревели уборочные агрегаты. Зажегся неоновый призыв «Пользуйтесь автоматическими камерами хранения», который на ночь выключали Влажный мрамор, отмытый уборщицами, казался к утру темным и менее торжественным. Денисов поднялся к внутренней справочной, та же девица пригласила его войти.
— Я по поводу вчерашнего звонка…
— Не поймали?
— Припомните, какой голос был у звонившего? Резкий, хриплый?
— Не сказала бы.
— Густой?
— Нет, нет… — она вдруг покраснела. — Как у нового инспектора.
Денисов был разочарован. Новый инспектор, молодой, но уже с брюшком, садился на совещаниях позади всех и молчал, словно набирал в рот воды.
