Глава 5
ТОТ САМЫЙ УСПЕХ, КОТОРЫЙ ИНОГДА ОБОРАЧИВАЕТСЯ ПОРАЖЕНИЕМ

На этот раз в кабинете Нуриманова их было трое: Нуриманов, Коршунов и Вальков.

— Никакое не совещание, — предупредил Нуриманов. — Совещание будет потом. А сейчас рабочий разговор. Давайте, Сергей Павлович.

Сказал он это, как всегда, невозмутимо, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Но Вальков, хорошо, изучивший своего начальника, по мельчайшим, почти неприметным признакам безошибочно уловил, как тот обеспокоен и насторожен.

Да и сам Вальков был не на шутку встревожен. Неужели Коршунов прав? Тревога за проделанную работу впервые появилась у Валькова сразу, как только обнаружилась та записка с адресом Семенова. Это была неясная тревога, тревога вообще. Никаких конкретных фактов тогда еще не было. Вальков лишь понимал, что записка выявила очевидные недоработки по делу. Но потом… кое-что появилось. Да, да. Сергей кое-что выкопал. Вчерашний разговор его с Сайыповым ясно показал это. Вальков заметил все и, кажется, все понял. То есть, конечно, не все, но главное. И это главное заключалось в том, что недоработки обернулись ошибкой, и, возможно, крупной ошибкой. Сергей ухватился за важную деталь. Вальков ее уже видел! И все же…

Между тем Сергей раскрыл свой блокнот, придвинул поближе пухлую папку с делом Чуприна и незаметно вздохнул. На смуглом его лице явственно проступил вдруг давний шрам поперек щеки. Сергей нахмурился и провел рукой по густым темным волосам с чуть заметными сединками на висках.

«Волнуется», — отметил про себя Вальков.

— Значит, так, — произнес Сергей. — Что меня убеждает в невиновности Чуприна, хотя он и признался на последнем допросе. Меня убеждают три момента. Первый заключается в следующем. Вот Гусев привез Чуприна на Цветочную, подъехал к воротам, остановился, выключил счетчик. Чуприну следовало рассчитаться и выходить. В этот момент он и должен был ударить Гусева. Так?

— Да, так, — согласился Вальков.

Нуриманов молча кивнул.

— Нет, не так, — покачал головой Сергей. — Оказывается, не так. Давайте разберемся. Вот протокол осмотра места происшествия. — Он достал из папки бумагу и положил, перед собой. — Гусев не просто выключил счетчик, он еще и сбросил набитую сумму. Значит, Чуприн расплатился? Зачем, если он собирался убить Гусева?

— Я тоже заметил, — возразил Вальков. — И таксисты часто сразу сбрасывают сумму, назвав ее пассажиру.

— Допустим, — охотно согласился Сергей. — Хотя в такой ситуации, когда он везет поздно вечером подозрительного парня, осторожность требовала не спешить сбрасывать счетчик. Но допустим. И пойдем дальше. В машинe, пока они ехали на Цветочную, Чуприн, как он мне сказал, смотрел все время вперед и заодно любовался «классной девчонкой», налепленной Гусевым рядом с приборной доской. В машине было темно, фотографию можно было рассмотреть только с близкого расстояния. Значит, Чуприн сидел рядом с Гусевым. А удар был нанесен сзади, почти в затылок.

— Он мог сидеть и сзади, облокотившись на спинку переднего сиденья, — снова возразил Вальков, про себя удивляясь странной легковесности доводов Коршунова.

— Что ж, и это можно было бы допустить, — все так же охотно согласился Сергей и, помедлив, добавил: — Если бы не еще одно странное обстоятельство. Взгляните-ка.

Он достал из папки фотографию. На темной улице возле ворот проходного двора одиноко стояла машина Гусева с зажженными подфарниками.

— Как вы думаете, — спросил Сергей, передавая фотографию Валькову, — в какую сторону смотрят ее фары, в сторону площади или в сторону забора стройки?

Вальков даже не взглянул на снимок. Он сразу вспомнил тот вечер, когда они приехали на окутанную темнотой Цветочную улицу, и как будто снова увидел отражение огней недалекой площади в стекле погашенных фар.

— Фары смотрели на площадь, — задумчиво произнес он. — Да-а. Это я не учел.

— Именно, — согласился Сергей и, повернувшись к Нуриманову, пояснил: — Значит, Гусев, высадив Чуприна, успел развернуться на этой узкой улице, снова зачем-то остановился около ворот и только тогда был убит. А остановился он, чтобы посадить нового пассажира, больше ему там незачем было останавливаться.

— Гм… — с сомнением покачал головой Нуриманов. — А нож? А гашиш?

— Сейчас займемся и этим, — сказал Сергей. — Начнем с ножа. — Он снова раскрыл папку и достал несколько сколотых вместе листков. — Вот допросы Чуприна. Он всюду утверждает, что нож потерял. Но на последнем допросе, где он признался в убийстве, говорит, что за швырнул нож в кусты возле дома.

— Там мы его и нашли, — хмурясь, подтвердил Вальков.

— Да, нашли, — усмехнулся Сергей. — Но он его, оказывается, вовсе не зашвырнул. Он лишь чуть-чуть разворошил листья почти возле самой дорожки и положил туда нож как будто специально, чтобы вы побыстрей его нашли. Зачем бы это?

Сергей посмотрел на хмурое, озабоченное лицо Валькова, на невозмутимо курившего Нуриманова и заключил:

— Нож положил не Чуприн. Его положил — именно положил, а не зашвырнул — кто-то другой. И при этом очень хотел, чтобы вы его нашли.

— Но гашиш! — не вытерпел Вальков. — Как ты объяснишь это? Или не от Гусева он перешел к Чуприну?

— Погоди, — остановил его Сергей. — Сейчас мы раз беремся и с ним. Давайте рассуждать. Если кому-то надо было свалить убийство на Чуприна, то на гашиш он делал особую ставку. И тут возникает третий момент. Смотрите сами. В тот день, рано утром Чуприн появляется в закусочной вместе с каким-то человеком. Потом они садятся в машину. В синюю машину с желтыми противотуманными фарами. Так сказал Ибадову человек, видевший его.

— Он мне этого почему-то не сообщил, — сердито сказал Вальков. — Какая была машина.

— Он молодой сотрудник, — возразил Сергей. — Он вообще не придал значения этому факту. И можно было бы не придать, если бы… Чуприн, тот парень и та же машина не оказались потом около аэропорта. Если бы затем та же машина не последовала за Гусевым на улицу Строителей. Если бы вечером она не оказалась вместе с Гусевым около Шпильковского переулка и не уехала оттуда вслед за ним. Ты помнишь? — обернулся он к Валькову. — Нам сказал об этой старик Сайыпов.

— Там была черная машина, — возразил Вальков, но тут же махнул рукой. — Впрочем, ясно. Темно же было.

— Вот именно, — подтвердил Сергей. — Ночью все кошки серы. И обрати внимание. Около Шпильковского переулка к Гусеву сел Чуприн. И в той машине осталось два человека. Их заметил Сайыпов.

— Значит, по-твоему, эта машина весь день следила за Гусевым? — недоверчиво спросил Вальков. — И тот ничего не заметил?

— Да, следила. Ты же сам видишь. И Гусев не заметил. Если бы он опасался такой слежки, если бы был настороже, если бы, наконец, не был чем-то расстроен, он бы заметил. Но он был расстроен и был очень далек от мысли о такой слежке. И вот у Шпильковского переулка тот, второй, человек послал наконец Чуприна к Гусеву и сказал ему примерно так: «Теперь поезжай домой, на Цветочную». А ведь до этого он целый день таскал его с собой на машине. И Чуприн не возражал. Почему? А потому, что тот обещал ему что-то. Помнишь, как утром Чуприн спешил к нему? Чем легче всего можно купить Чуприна? Конечно, наркотиком. Он отравленный человек. Он действительно гибнущий человек. А ему всего лишь девятнадцать лет! — Сергей взволнованно посмотрел на Нуриманова. — Его надо лечить, принудительно лечить!

— Согласен, — кивнул в ответ Нуриманов. — Продолжай, пожалуйста.

— Хорошо, — согласился Сергей, но тут же снова обеспокоенно спросил: — Да, а где Леров?

Нуриманов сдержанно усмехнулся:

— Носится на машине за каким-то лекарством.

— Достал?

— Не знаю..

— Надо достать.

— Достанем, — кивнул Нуриманов, — раз обещал, то достанем. — И повторил: — Продолжай, пожалуйста.

— Ну так вот, — снова собираясь с мыслями, сказал Сергей. — Значит, насчет Чуприна. Этот человек и дал ему гашиш как плату и послал домой. Вернее, послал он его в тюрьму, может быть, даже на расстрел. Потому что решил свалить на него убийство Гусева. Чуприн очень подходил для такой роли. Это был точный и хитрый расчет, что и говорить. И сделал его умный и хитрый человек.

— Которому надо было почему-то убрать Гусева, да? — спросил Вальков. — Так ты полагаешь?

— Да, я так полагаю, — ответил Сергей. — А ты?

— И он же, этот человек, уронил потом ту записку? — снова спросил Вальков, не отвечая на вопрос.

— Возможно, — подтвердил Сергей. — Вполне возможно. Кстати, что дала экспертиза по записке?

— Сейчас. Вот слушай.

Вальков надел очки и вынул из тонкой папки, которую принес с собой, листок с заключением эксперта.

Там указывалось, что почерк, каким написана записка, мужской, торопливый, принадлежит узбеку, человеку; не очень грамотному. Бумага является частью газеты «Правда Востока», оторвана от первой полосы ее, верхний правый угол. На обороте — часть газетного текста, это помогло установить день, когда газета вышла.

Дойдя до этого места, Вальков многозначительно посмотрел поверх очков на Сергея.

— Это накануне убийства Гусева, — сказал он.

— Понятно. Что там еще?

Далее в заключении говорилось, что характер отрыва небрежный. В сочетании с торопливым почерком это означает, что автор записки, видимо, спешил. В самом углу оторванного клочка другим карандашом и почерком проставлена цифра «14». Скорее всего, это номер дома подписчика, и проставил ее почтальон. Наконец, на записке имеются слабо различимые отпечатки бурого цвета. Это следы машинного или автомобильного масла. Можно предположить, что этим маслом были испачканы пальцы автора записки. Но идентифицировать их не представляется возможным.

— Вот, и все, — сказал Вальков, снимая очки.

— Немало, — заметил Сергей. — Добросовестный эксперт попался. — И деловито спросил, чувствуя, что все доводы его уже приняты и доказывать больше ничего не надо:- А теперь скажи, Алексей Макарович, как дела со связями Гусева, удалось их установить, ту девушку и Карима?

Вальков досадливо покачал головой:

— Никаких подходов пока нет. Их никто не знает из тех, кого знаем мы. — И, вздохнув, добавил: — Будем дальше работать. Их надо установить. Теперь особенно.

Знали бы Нуриманов и Сергей, как себя сейчас казнил Вальков. Если бы он не торопился, если бы его не подгоняли, он бы, конечно, заметил, как услужливо текли к нему в руки улики против Чуприна, он бы задумался над тем, как стоит машина Гусева, как спрятан нож, он бы заинтересовался, что это была за машина, в которую сели около закусочной Чуприн и тот человек. А зацепившись хоть за одно из этих обстоятельств, он бы не пропустил и остальные. Он бы сделал все то, что сейчас сделал Коршунов. И даже еще больше. Да, да. Ведь Гусев сказал Тулякову, что он в тот день, утром… Вот что надо еще потянуть!

— Гусев сказал Тулякову, — задумчиво произнес Вальков, — что в то утро он кому-то «объявил», что «все завяжет».

— Гусев? — насторожился Сергей.

— Да. Вначале мы подумали, не девушке ли той он объявил, что уходит от нее. Ведь он решил к жене вернуться.

— Не-ет, — покачал головой Сергей. — Это что-то другое. Любовь не «завязывают». Что-то другое, — по вторил он. — Что может стоить и жизни.

Итак, явственно обозначились две линии работы: убийство Гусева, которое оказалось не только не раскрытым, но еще более запутанным, чем вначале, и опасная ниточка, тянувшаяся из Ташкента в Борек, к Семенову, через Рожкова и Трофимова. Случилось то, чего так боялся Вальков: предстояло «гнаться сразу за двумя зайцами». Правда, запутанные следы их как будто пересекались и можно было предположить, что «зайцы» эти, как выразился Нуриманов, «из одной норы». Возможных точек пересечения было три: записка с адресом Семенова в машине Гусева, гашиш, фигурировавший в том и в другом деле, наконец, некий Карим, приезжавший однажды вместе с Рожковым в Борек и оказавшийся другом Гусева. Впрочем, все эти три обстоятельства или любое из них легко могли оказаться чисто случайным совпадением. Поэтому одинаково опасно было и отбросить их, и в них поверить. Одно было пока очевидным: и в том, и в другом деле удалось ухватиться за важные, хотя и промежуточные, звенья. Кто-то стоял за Чуприным в деле по убийству Гусева, кто-то стоял за Рожковым и кто-то послал его в Борек. Вот до них и предстояло сейчас докапываться, оставив пока в стороне возможные точки пересечения этих дел, чтобы не запутаться и не пойти по ложному следу.

В соответствии со всеми этими соображениями и был составлен новый план оперативных мероприятий.

Сергею предстоял новый допрос Чуприна.

Предварительно, однако, он решил повидаться с его сестрой, Ольгой Игоревной Кныш.

В кабинет к Сергею торопливо вошла молодая, очень полная женщина. Ее желтые, крашеные, волосы были сложены в огромный, вытянутый вверх пучок, чудом державшийся на затылке. Слегка оплывшее лицо ее раскраснелось, на лбу выступили бисеринки пота. На женщине было легкое, открытое платье, каждую минуту готовое, казалось, лопнуть под напором ее могучих форм. Маленькие темные глаза ее под припухшими веками светились любопытством.

Женщина остановилась у порога, прижав к груди сумку, казавшуюся в ее руках почти игрушечной, и неуверенно спросила:

— Простите, это вы будете товарищ Коршунов?

— Я. Проходите, пожалуйста, — ответил Сергей, вставая.

— Ой! — Женщина всплеснула пухлыми руками. — Ну, конечно, это вы! Как же я сразу не узнала. Ну, абсолютно вы, просто вылитый. Знаете, — словоохотливо продолжала она, подходя к столу, — это так интересно — увидеть вас вдруг живым. Я теперь всем буду рассказывать. Тамара Георгиевна, моя напарница, мы вместе работаем, не верила, что это вы. Говорит: «Однофамилец». Это же надо! А я была уверена, просто уверена. Вы знаете, у меня удивительные предчувствия бывают. Я иногда говорю мужу…

Сергей не сразу справился с этим потоком слов.

— Разве мы с вами встречались? — удивленно спросил он.

— Как сказать, — игриво ответила Ольга Игоревна, опускаясь на стул. — Вы со мной, конечно, не встречались…

«Иначе я бы тебя надолго запомнил», — подумал Сергей.

— А вот я с вами встречалась, — продолжала Ольга Игоревна. — Я видела ваш портрет. В газете. Вы там такой серьезный и совершенно молодой. Ну совершенно. У нас в редакции все девочки в вас влюбились, имейте в виду. И какой очерк о вас был написан! Боже, какой очерк! Даже наш редактор на летучке говорил: «Вот какой материал нам нужен». А он у нас ужасно требовательный. И горячий. Если что не так, он просто на люстру кидается. Однажды, вы можете себе представить…

— Одну минуточку, Ольга Игоревна, — взмолился Сергей. — Вы мне потом все расскажете. Я вас пригласил, чтобы поговорить о вашем брате.

Оживление мгновенно исчезло с ее полного лица, она остановилась на полуслове и растерянно посмотрела на Сергея.

— О… брате?… О… Лёне? — прерывающимся голо сом, словно проглатывая одну косточку за другой, переспросила она.

Из глаз ее вдруг потекли слезы. Ольга Игоревна громко всхлипнула и, торопливо достав из сумки платочек, прижала его к глазам. Но сдерживаться у нее не было сил, она просто захлебывалась в слезах и не могла произнести ни слова. В конце концов она разрыдалась так бурно и громко, что в дверь даже заглянул кто-то из сотрудников.

Сергей стоял возле нее, держа в руках стакан с водой, и безуспешно пытался унять этот поток слез.

Наконец он поставил стакан, обошел стол и опустился и кресло. Закурив, он решил, что все средства исчерпаны и остается только ждать. Это было самое верное решение. Постепенно рыдания начали утихать, словно костер, и который больше не подкидывали хворост.

— Это ужасно, ужасно… — простонала Ольга Игоревна, вытирая распухшие от слез глаза, мокрые щеки ее тряслись. — Вы не можете себе представить, сколько горя он нам принес… Это незаживающая рана… Ради бога, простите, об этом нет сил говорить спокойно… Вы только подумайте! Был такой хороший мальчик, красивый, умный, сильный. Мы так гордились им. Он был один из первых в школе. И вдруг… после смерти отца… Лёня его обожал. Он просто молился на него. И так хотел с отцом, жить. Но папа был геолог. И все время уезжал и экспедиции. А Лёня не мог простить маме, что она ушла. Он ее возненавидел после этого. Я говорила: «Лёнечка, ну так нельзя. Это же все-таки мама». Он только грубил. И ничего не хотел слушать. А потом… эта отрава… этот ужас…

У нее не было сил говорить, она уже не плакала, она только задыхалась от волнения, ей не хватало воздуха. Полное лицо побледнело, на лбу обильно выступил пот. Ольга Игоревна прижала руку к горлу, и в глазах ее возник страх.

Сергей вскочил. Надо было вызывать врача.

Ольгу Игоревну на машине отправили домой. Перед этим ей сделали укол, принесли кислородные подушки. Врач, измерив кровяное давление, озабоченно покачал головой.

Сергей после этого долго еще ходил по кабинету, стараясь успокоиться.

Потом вызвал на допрос Чуприна.

Тот вошел, все так же сутулясь, заложив за спину руки, шаркая спадавшими, без шнурков, ботинками. Подойдя к столу, он с усилием, опираясь руками о худые, острые колени, опустился на стул.

Сергей некоторое время молча смотрел на него.

Чуприн сидел, безвольно опустив голову, морщинистое, измученное лицо его с впалыми щеками ничего не выражало, тусклые глаза неподвижно и равнодушно уставились в какую-то точку на полу.

— Ну что, Леонид, будем говорить? — спросил наконец Сергей.

Тот, не меняя позы, молча передернул плечами.

— Я должен тебе сказать, — продолжал Сергей. — Ты не убивал Гусева. Понял? Не убивал.

— Убил… — тихо произнес Чуприн, не поднимая головы.

— Нет, Леонид. Все было не так.

— Убил, — уже твердо повторил Чуприн.

— Нет. Это доказано. В тот вечер, на Цветочной, ты вылез из машины и пошел домой. А в нее сел другой человек. Вот он-то…

Чуприн вдруг поднял голову и пристально посмотрел на Сергея.

— Кто этот человек? — спросил Сергей. — Скажи, кто он.

Но Чуприн только молча покачал головой и отвел глаза.

— Он дал тебе гашиш, — продолжал Сергей. — Он целый день возил тебя на машине по городу. А вечером велел сесть к Гусеву и ехать домой. Он ведь так и сказал: «Теперь поезжай домой». Сказал?

Чуприн слабо кивнул головой, но тут же, словно спохватившись, снова поднял измученные глаза на Сергея и тускло, устало произнес:

— Хватит… я убил… и все тут… Я…

— Кто был этот человек? — повторил Сергей, чувствуя, что не в силах пробиться сквозь эту чугунную усталость и безмерную, смертельную апатию.

Чуприн молчал.

Сергей достал из папки с делом записку, найденную в машине Гусева, и показал ее Чуприну.

— Смотри. Ну, смотри же.

Чуприн с усилием поднял голову, взглянул на записку. На лице его ничего не отразилось.

— Тебе известна эта записка?

— Не знаю… Не моя…

— Ну, а кто такая Дина, ты знаешь? — снова спросил Сергей.

— Кто ее знает… — равнодушно ответил Чуприн.

— Вот погляди. Может, вспомнишь?

Сергей достал фотографию девушки, обнаруженную вбумажнике у Гусева.

Нет, Чуприн ничего не вспомнил. Скорее всего, он действительно не знал эту девушку.

— Ну что ж, Леонид, — сказал Сергей. — Тогда все. Не хочешь ты нам помочь, не надо. Того человека мы все равно найдем. А тебя будем лечить. Обязательно лечить; Гусева ты не убивал. Ты только себя убиваешь. И еще Олю…

Чуприн поднял голову. Впервые в глазах его мелькнула какая-то мысль, тревожная, взволновавшая его мысль.

— А ей-то чего? — хрипло спросил он.

— Она же тебя любит. Брат ведь ты ей. Родной брат. — Сергей досадливо нахмурился. — Она была у меня. Если бы ты видел, как она плакала…

Чуприн отвернулся. Губы у него вдруг задрожали.

— Ты хочешь вылечиться? — спросил Сергей. — Ну, отвечай же!

Чуприн безнадежно махнул рукой:

— Э-эх… Ладно уж…

— Если бы тебя видел отец, что бы он сказал? — стиснув зубы, процедил Сергей. — Он тоже был такой тряпкой?

— Ну! — крикнул вдруг Чуприн и вскинул голову. — Не трожь!

— Вот это уже другое дело, — улыбнулся Сергей. — Это вселяет надежду.

Когда Сергей остался один, он с усилием потянулся, закурил и только сейчас почувствовал, как устал.

Тяжелый разговор с Ольгой Игоревной и не менее тяжелый допрос Чуприна в общем ничего нового не дали и ни на шаг не приблизили к цели. А ведь Чуприн знает того человека. Неужели в его отравленном мозгу ничего не шевельнется?

Зазвонил телефон. Сергей снял трубку и услышал спокойный голос Нуриманова.

— Тюрьма сообщает: доставлен Рожков. Кто будет им заниматься?

— Я буду.

— Хорошо. Леров достал лекарство. Уже отвез.

— Молодец. Где он сейчас?

— Работает согласно плану. По почтовым отделениям.

— Ну, там ему работы хватит. Подписчиков искать. А где Вальков? С утра его сегодня не видел.

— Связи Гусева, — коротко ответил Нуриманов и в свою очередь спросил: — Тебе что-нибудь надо?

— Пока нет. Позвоню.

Сергей повесил трубку и задумался.

Из Борска доставлен Рожков. Но допрашивать его сейчас бесполезна. Никаких новых фактов у Сергея пока нет. Связи Рожкова в Ташкенте еще не установлены. Вот только Трофимов. Но это связь случайная. Их соединил тоже пока неведомый Юсуф. Неужели он не встретится с Трофимовым? Ведь. Рожков не вернулся, Семенов молчит. Единственный человек, который может сообщить о том, что произошло в Борске, — это Трофимов. Юсуф должен с ним встретиться. У него нет другого выхода: Вот только где и когда произойдет эта встреча? Удастся ли ее зафиксировать? И как поведет себя Трофимов?

Сергей снял трубку одного из телефонов и набрал короткий номер.

Ответил Нуриманов.

— Мне нужен Трофимов, — сказал Сергей. — Пошли кого-нибудь за ним. Он, наверное, еще на занятиях.

— Пошлю. Обедать собираешься?

— Спасибо. Я еще твоим пловом сыт.

— Ну-ну, слабо ел. Помню.

— Все равно. Обед потом. Жду Трофимова.

— Хорошо. Жди.

Они простились.

Да, Трофимов пока единственная известная связь Рожковав Ташкенте. А в Борске? Там Семенов, Стукова и кто-то еще, чей адрес потерял Рожков. Чей же это адрес? Это должен узнать Лобанов, обязательно должен узнать. Как там вообще у него дела, интересно.

Сергей посмотрел на часы и торопливо вышел из кабинета.

В дежурной части его мгновенно связали с Борском.

К телефону подошел Храмов.

— Николай Григорьевич, привет. Коршунов говорит.

— Здравия желаю, товарищ полковник.

— А где Лобанов? — усмехнувшись, спросил Сергей.

— Выехал, товарищ полковник… в городскую больницу.

— Что случилось? Ах, да…

Сергей засмеялся.

— Как себя чувствуете, товарищ полковник? — участливо спросил Храмов.

— Нормально. Даже зарядку делаю. Вы мне вот что скажите. Установили связи Рожкова?

— Так точно, товарищ полковник. Семенов и Стукова.

— Их адрес он знает. Бывал у обоих.

— Так точно.

— А других его знакомых в Борске не нашли?

— Пока нет, товарищ полковник. Занимаемся.

— Как здоровье Жаткина?

— Все в порядке. Вышел на работу.

— Ну ладно. Привет Лобанову и всем товарищам.

— Слушаюсь. Желаем удачи, товарищ полковник.

Сергей досадливо повесил трубку.

В кабинете его поджидал маленький черноволосый Ибадов. Узкие глаза его весело блестели.

— Чего это вы такой довольный? — улыбнулся Сергей.

— Суббота, товарищ полковник.

— Ну и что? С утра отдыхаете?

— Никак нет. Но Алексей Макарович приказ вам велел передать, — хитро прищурился Ибадов.

— Ишь ты. Какой же?

— Прибыть сегодня вечером к нему, пожалуйста. И нам с Гошей тоже. А сейчас… — Ибадов прищурился еще хитрее. — Сама Полина Осиповна звонила. Уточняла.

Сергей засмеялся:

— А плов будет? Я теперь только на плов хожу.

— Все будет. И Нина будет, пожалуйста. Самая красивая девушка в Ташкенте. Так Гоша говорит. Он это точно знает.

Ибадов неожиданно вздохнул.

— И вы так полагаете? — с улыбкой спросил Сергей.

— Обязательно! Очень хорошая девушка, — снова загорелся Ибадов. — Сами увидите, пожалуйста.

В этот, момент в кабинет заглянул один из сотрудников и доложил, что приехал вместе с Трофимовым.

— Пусть заходит, — распорядился Сергей и кивнул Ибадову: — Ну, до вечера.

Ибадов торопливо вышел, пропустив в кабинет высокого плотного паренька в мятом пиджаке, под которым виднелась клетчатая рубашка, ворот ее был расстегнут. Это был Трофимов.

Остановившись у порога, он хмуро и настороженно посмотрел на Сергея. Лицо у него было скуластое, упрямое, на выпуклый лоб падала темная челка.

— Долго меня таскать будете? — спросил он. — Ни в чем я не виноватый. Подумаешь, чемодан с барахлом вез.

— Проходи и садись, — строго сказал Сергей. — Поговорить надо.

Он уже прочел протоколы допросов Трофимова и кое-что знал о нем еще со слов Лобанова.

— Ну так вот, — продолжал Сергей, когда Трофимов опустился на стул возле его стола. — Тебе, Борис, семнадцать лет, это, как ты понимаешь, вполне достаточно, чтобы понимать, что хорошо и что плохо. А вот впутался ты в очень плохую историю.

— Уже выпутался, — все так же хмуро, но не очень твердо возразил Трофимов.

— Верно, выпутался. Хотя и не по своей воле, заметь.

— Майор хороший попался.

— Тоже верно. Фамилия его, кстати, Лобанов, — улыбнулся Сергей. — Большой мой друг. Он мне про тебя рассказывал.

Улыбка у Сергея была удивительно располагающей. Живое смуглое лицо со шрамом на щеке и голубыми глазами в лучинках морщинок у седоватых висков становилось в такой момент вдруг простым и добрым, каким-то даже домашним. И люди невольно улыбались ему в ответ. Улыбнулся и Трофимов, застенчиво и чуть виновато, сам словно стесняясь своей улыбки.

— Главное сейчас, Боря, в другом, — покачал головой Сергей. — Ты-то выпутался и, надеюсь, никогда больше не впутаешься.

— Да уж. Будьте спокойны.

— Вот-вот. Но преетупление-то осталось пока не рас крытым. И мы должны его раскрыть. Нельзя позволить отравлять людей, губить их. Нельзя, понимаешь? Закон и совесть не позволяют.

— Еще бы не понимать. Ясное дело, не позволяют.

— Между прочим, чемодан мы тот нашли. Вот он, гляди.

Сергей подошел к шкафу и, достав оттуда чемодан, протянул его Трофимову.

— Узнаешь?

— Точно, он, — кивнул тот. — Я на нем колбасу резал. Вон, видите? Знал бы, что там, нипочем не резал. И вообще… не полез бы. Я уж майору говорил. Это точно.

— Он тебе поверил. И я верю.

Сергей видел, как паренек постепенно словно оттаивает. Исчезла настороженность, в голосе появились какие-то новые, доверчивые, искренние нотки.

— Придется, Боря, нам помочь, — вздохнув, сказал Сергей. — Без тебя трудно нам будет.

— Чем помочь-то? — Трофимов удивленно и чуть испуганно посмотрел на Сергея.

— Ты больше не видел этого… Юсуфа?

— А-а… Видел.

«Ну вот, — пронеслось в голове у Сергея. — Так я и знал».

— Где ты его видел?

— На улице. Он в машине проехал. За рулем. — И насмешливо прибавил: — Говорил, жить ему негде. А сам на машине разъезжает.

— Какая же у него машина?

— «Москвич». Четыреста восьмой. Новый совсем. Красного цвета, как пожарный.

— А номер не заметил?

— Не. На номер я не посмотрел. — Трофимов усмехнулся: — Сыщик из меня неважный.

— Зато человек ты, кажется, стоящий. И если Юсуф к тебе придет…

— Он мне монеты обещал.

— Ну, монет не жди. Поручение его ты, слава богу, не выполнил. Но он придет узнать, что случилось в Борске. Ведь Рожков оттуда не вернулся.

— Иван? А вы почем знаете?

— Задержан он.

— Ну да?

Трофимов с изумлением посмотрел на Сергея.

— Что ж тут удивительного? — усмехнулся Сергей. — И не таких задерживали.

— Он говорил, у него там знакомая баба есть. Всегда спрячет, если что.

— А тебе, если что, куда велел прятаться?

— Мне-то? — неуверенно переспросил Трофимов. — А никуда. Чего мне прятаться? Его, он говорил, искать могут. А меня кто будет искать?

— А его, значила могут искать, — задумчиво повторил Сергей и, взглянув на Трофимова, неожиданно спросил: — Что бы ты, Боря, делал, если бы Семенов не встретил тебя на вокзале, куда бы ты пошел?

— Домой к нему, куда же еще? — пожал плечами Трофимов. — У меня же вон чего было. — Он брезгливо кивнул на чемодан.

— Конечно, куда же еще с ним идти, — подтвердил Сергей и снова спросил: — А где живет Семенов, ты знал?

— Не. Иван обещал сказать, и… не знаю… не успел, что ли. Еще в поезде должен был.

«Не успел, — подумал Сергей. — Так-таки не успел? Ну, Рожков, теперь есть о чем с тобой поговорить. Кажется, есть». Он почувствовал нетерпение. «Погоди, погоди, — сказал он себе. — Только не торопись. Надо еще кое-что сделать и кое-что выяснить».

…Ибадов оказался на месте, когда ему позвонил Сергей, и тотчас зашел к нему в кабинет. Живой, энергичный, он словно ждал этого звонка и заранее уже был полон желания выполнить любое поручение.

Мурат не только помнил слова Валькова, сказанные им накануне прилета Коршунова: «Это не просто знающий, опытный работник, это — талант, каких мало». Теперь Мурат сам убедился в справедливости этих слов. Как Коршунов перевернул, как опроверг их, казалось бы, неопровержимые выводы! Это было сделано так ювелирно и точно, так психологически тонко, что не только обижаться или сердиться, но даже огорчаться было невозможно. Только помогать, помогать изо всех сил идти дальше. Ведь Коршунов теперь взвалил на свои плечи всю ответственность за успешное раскрытие дела по убийству Гусева. И уже что-то нащупывает, безусловно, нащупывает! А ведь на нем лежит и другое не менее серьезное дело, ради которого он прилетел в Ташкент.

— Послушайте, Мурат, — сказал Сергей, когда молодой оперативник вошел к нему в кабинет. — Вы помните людей, которые видели Чуприна в закусочной и около аэропорта?

— Помню, конечно! — воскликнул Ибадов. — Могу их найти хоть сейчас, пожалуйста.

— Их надо будет найти. И пригласить сюда. Но сначала надо будет сделать вот что…

Сергей говорил спокойно, неторопливо, стараясь умерить горячность свого молодого помощника. Ему хорошо было известно это состояние, когда начинаешь вдруг явственно ощущать плохо пока различимый, но кажущийся совсем близко финиш, конец большого, запутанного дела. И нервы уже не выдерживают размеренного, последовательного хода событий, медленного, осмотрительного движения вперед. Хочется все ускорить и сократить, и невыносимы остановки и петли. Но раскрытие преступления не беговая дорожка, и спурт на финише ему больше всего противопоказан. Один слепой рывок, один слишком поспешный шаг — и все может полететь. Ведь борьба тут идет не с секундами и метрами, а с живым, совсем не глупым, порой очень хитрым врагом, который, чем ближе к концу, тем все яростнее, все изобретательнее обороняется. Поэтому тут надо в кулак зажать нервы, ни в коем случае не торопиться и все предусмотреть. Ох, как трудно это было когда-то самому Сергею, как он спешил и как расшибался! А сейчас так же трудно взять себя в руки вот этому парню. И надо ему помочь, надо, чтобы он не нервничал и не спешил.

— Вы все поняли, Мурат? — спросил Сергей. — И не спешите. Людей надо выбрать точно, чтобы у нас не было тут осечки.

— Понял! Конечно, понял!

— И приготовьте фотографии еще нескольких человек, близких ему по возрасту, по цвету волос, и без усов, бороды, очков, словом, без особых примет, которых нет у него. Вы понимаете?

— Ну, конечно, Сергей Павлович!

— Завтра воскресенье, но придется поработать.

— Что за разговор! Конечно поработаем, пожалуйста.

— Хорошо. Начинайте сейчас же.

Ибадов, кивнув, пулей выскочил из кабинета, но тут же с виноватым видом вернулся и взял забытую на столе кепку.

Сергей с улыбкой посмотрел ему вслед и позвонил Валькову. Тот оказался на месте.

— Зайду сейчас, — сказал Сергей. — Хочу тебя попросить кое о чем.

Разговор с Вальковым был совсем другой, чем с Ибадовым. Валькова не надо было сдерживать и успокаивать, он сам мог кого угодно успокоить, и осмотрительности у него хватало на двоих. Да и видел он куда дальше; чем Ибадов, и скорого финиша не ждал.

— Есть один подонок, — неторопливо и задумчиво сказал Вальков, крутя в руках очки. — Некий Замков по кличке Кат. Окружение и связи Чуприна знает как свои пять пальцев.

— Такой именно человек и нужен, — подтвердил Сергей.

— Человек… — усмехнулся Вальков. — Это, милый мой, не человек, а, как бы тебе сказать?… Словом, мать родную продаст, друга, кого хочешь. И наговорит на них такого, чего свет не видывал. Вернее, чего ты хочешь, то он и наговорит.

— Опасная порода, — заметил Сергей.

— Куда там. Опаснее не придумаешь. И главное, носом чует, чего тебе надо. Вот ведь что. Чуприна он сразу в убийцы записал.

— И все-таки с ним придется потолковать, — вздохнул Сергей. — Выбора у нас нет и времени тоже. При этом запутать, чтобы ничего не учуял, и все, что можно, узнать. Не мне тебя учить.

— Это понятно, — кивнул Вальков и посмотрел на часы. — Теперь уж только завтра.

— Да, конечно, — согласился Сергей. — Но завтра обязательно. Прямо с утра. Поэтому сейчас надо все подготовить.

— И еще, — продолжал Сергей. — Пусть ГАИ проверит по своим учетам. Красный «Москвич» четыреста восьмой. Это тоже путь к Юсуфу.

— Не простой. Ведь тысячи машин. И каждого владельца такого «Москвича» надо еще проверить. А этот Юсуф, может быть, вообще не живет в Ташкенте.

— И все-таки по этой линии надо тоже идти. Сам понимаешь.

— Пойдем, конечно. Но Рожков может нам дать Юсуфа быстрее.

Да, с Вальковым все было по-другому. Его не надо было учить и призывать к осмотрительности. Его надо было поторапливать.

Но прежде чем встретиться с Рожковым, прежде чем провести новый, может быть решающий его допрос, надо было осуществить еще одно мероприятие, попробовать раздобыть еще одну улику.

Важная эта улика таилась в гашише, который был конфискован в Борске и который привезли туда Трофимов и Рожков.

Сергей долго еще размышлял, чертя какие-то кружки и квадратики на бумаге, потом снял трубку, нашел нужный номер в длинном списке под стеклом и позвонил.

Ему ответил женский голос.

— Добрый вечер. Говорит Коршунов, — сказал Сергей. — Это Зара Халиковна? Мы с вами вчера уже познакомились. Вы успели что-нибудь сделать?… Успели? Вот спасибо! Ну и как?… Совпало? Значит, одна партия?… Отлично. Огромное вам спасибо: Можно получить письменное заключение?… Не надо. Я сам сейчас зайду.

Сергей неторопливо убрал со стола бумаги и вышел из кабинета.

«Ну что ж, — думал он, шагая по длин нежу коридору. — Кажется, завтра мы все закончим. И в понедельник мы с тобой поговорим, Рожков. Как следует поговорим. Деться тебе будет некуда».

Но в то же время Сергей прекрасно понимал, что деться Рожкову будет куда. И на том пути, который мог избрать Рожков, Сергея ждала только половина победы, причем наименее важная. А половина победы для Сергея равносильна поражению, временному, конечно, но поражению.

Мысль о Рожкове не покидала Сергея и на следующий день, когда он готовился к допросу.

Да, конечно, думал Сергей, Рожков человек опасный, очень опасный, он способен отравить жизнь многим людям, даже отнять ее у кого-то. На совести именно таких, как Рожков, искалеченные судьбы совсем молодых, неопытных ребят вроде Чуприна или Трофимова. Только Трофимов — это начало такой судьбы, а Чуприн — ее конец. И бороться с такими, как Рожков, дело необходимое. А для этого надо обшарить все темные углы, все выгребные ямы. Что и говорить, грязная работа, конечно, и небезопасная, кстати. А погибнуть от бандитского ножа совсем не то, что на фронте или испытывая новый самолет, покоряя горную вершину, прививая себе вирус неведомой болезни. Но разве дело в том, где драться и от чего погибнуть? Главное все-таки, за что драться и погибать.

Сергей неожиданно вспомнил, как знакомый журналист, тот самый, который потом написал о нем в газете, однажды пригласил его к себе в клуб на диспут: «Героическая тема в литературе». «Писатели придут, — сказал он. — О вашей работе тоже, наверное, будут говорить». Сергеи усмехнулся, но пошел. Диспут оказался интересным. Говорили о военных романах, о книгах, посвященных разведчикам, путешественникам, морякам, летчикам. Сергею запомнилось одно выступление. Говорил писатель, Сергей не расслышал его фамилии. Это был пожилой человек, высокий, с впалыми щеками, в очках, говорил хорошо поставленным голосом, свободно, с горячим пафосом, сурово и убежденно. «Нечего писать о преступниках, — сказал он. — Оставим это Агате Кристи. Эта кровавая дама любит убивать. Я не принимаю этой темы. Она не воспитывает благородные, высокие чувства, она соблазняет юные души ложной романтикой преступлений. Подобные книги могут нанести только вред». С ним заспорили. Но Сергей видел, что этого человека никто не переубедил, он твердо остался при своем мнении, писатель, который ничего не увидел в его, Сергея, работе. «Не расстраивайся, — сказал на обратном пути тот самый журналист, — Златов не прав. Знаешь что? — Он остановился. — Вот я возьму и напишу о тебе, бывшем солдате. А? Ручаюсь — получится отличный материал!» Кажется, именно тогда ему и пришла в голову эта мысль. «Глупости», — сердито ответил Сергей. Как будто он нуждался в чьей-то поддержке, как будто он не был убежден в полезности и важности своей работы.

Почему Сергей вдруг вспомнил сейчас этот случай? Сейчас некогда было заниматься воспоминаниями. Сергею предстоял сложный и очень важный допрос. И надо было к нему готовиться.

В понедельник утром в кабинет к Сергею ввели Рожкова. Длинный, худой, обросший черной щетиной, он, прихрамывая и заложив за спину руки, прошел к столу. На губах у него застыла насмешливая ухмылка. Всем своим видом Рожков словно говорил: «Ничего я не боюсь. Плевал я на тебя». Но Сергея не обманула эта игра, некоторые играли и получше. Он чувствовал: Рожков напряжен, все у него внутри натянуто, как струна, и он готов к схватке.

— Вот мы с вами и в Ташкенте, Рожков, — спокойно сказал Сергей. — Можем продолжить разговор.

— Вы куда хошь приволокете.

— Куда надо, — поправил Сергей. — Здесь у вас, оказывается, много знакомых. Ката, например, знаете?

— Кто его не знает, вошь эту, — презрительно ответил Рожков.

— Он и других ваших знакомых назвал.

— Мало ему морду били.

Сергей пожал плечами.

— Кажется, не мало.

Он назвал еще несколько имен, и Рожков не очень охотно подтвердил знакомство. Никакой опасности эти люди для него не представляли.

— Ну, вот еще Ленька Чума, тоже знаете? — спросил Сергей.

Впервые Рожков задумался, потом безразлично пожал плечами:

— Этого не помню. Может, и встречал где.

— Ну что ж, — сказал Сергей. — Давайте тогда сперва займемся Борском. И условимся заранее. Человек вы опытный. Волынку не тянуть. То, что доказано, не отрицать. Глупо будет. И не в ваших это интересах. Договорились?

— Не фрайер. Знаю.

— Вот и хорошо. Итак, в Борек вы приезжали дважды. Один раз с Каримом, второй раз с Трофимовым. Правильно?

— Ну, правильно. Чего там?

— Карим тоже вор?

Рожков усмехнулся:

— Мне когда-то один умный мужик сказал: «Все воруют, сколько смелости хватит. Один гвоздь украдет, другой квартиру возьмет. А у кого ее совсем нет, тот воров ловит». Или не так?

— Конечно, смелости большой не надо, чтобы воров ловить. Это он прав. А насчет того, что умный, не сказал бы. Только и хватило ума из вас вора сделать. Он и Кариму это говорил?

— Карима, начальник, оставь, — нахмурился Рожков. — Вы его не знаете, и я его не знаю.

— Ну что ж, оставим пока, — согласился Сергей. — А не скажите, почему второй раз с вами поехал не Карим, а Трофимов?

— Почем я знаю? — отрывисто произнес Рожков. — Поехал, и все.

— Допустим пока, что не знаете. Но ведь Трофимов не знал Семенова. Так?

— Ну, так.

— А теперь скажите: что бы делал Трофимов, если Семенов не встретил бы вас на вокзале?

— К нему потопал. Что же еще?

— Ну да, конечно. Вы же бывали у Семенова, адрес его знаете. Он, кстати, на какой улице живет?

— На… Полевой, что ли. Или Луговой…

— А дом?

— Дом?… Не помню, в общем. Записан у меня адрес был.

— Потеряли?

— Ага. Да я и так бы его нашел.

— Зачем же записывали?

— Для Борьки. Зачем же еще?

— Где же вы этот адрес потеряли?

— В поезде. Все карманы обшарил, не нашел.

— Да. Мне пассажиры рассказывали, как вы его искали. Не надо было столько пить с Сенькой.

— Ишь ты, — уважительно произнес Рожков. — И в поезде моем, выходит, побывали?

Испуга в его голосе, однако, не было.

— Побывали. И между прочим, записку ту нашли.

Сергей небрежно достал из папки клочок бумаги и показал Рожкову.

— Она, — кивнул тот и поинтересовался: — Где ж она, зараза, валялась?

— Там, где вы ее потеряли, — медленно произнес Сергей.

Он с трудом подавил охватившее его волнение. Рожков, уловив что-то в его голосе, насторожился. Все так же медленно Сергей спросил:

— Ну, а кто такой Гусев, а? Зачем ты его убил, Рожков?

Секунду стояла звенящая тишина в кабинете. Рожков застыл на своем стуле, вперив в Сергея неподвижный, пристальный взгляд. Сдвинулись, почти слились густые, черные брови над хмурыми глазами, и взбухли каменные желваки на скулах, так стиснул зубы Рожков. Потом, шевеля непослушными губами, произнес:

— Никого… не убивал… Не знаю такого… Гусева…

Сергей вздохнул и покачал головой:

— Ведь мы условились. Что доказано, того не отрицать.

— Попробуй докажи сперва, начальник.

— Ну что ж. Слушай.

Раскрыв лежавшую на столе папку, Сергей вынул из нее стопку бумаг, йотом не спеша закурил и подвинул пачку сигарет к Рожкову:

— Закуривай, если хочешь. Слушать придется долго.

Рожков негнущимися пальцами вытянул сигарету, не сводя глаз с Сергея, словно сторожа каждое его движение. Потом чиркнул спичкой, сломал ее, достал другую, снова сломал и, наконец, прикрыл широкими, грязными ладонями вспыхнувший огонек.

«Сколько же на этих руках крови», — подумал Сергей.

— Ну что ж, теперь слушай, Рожков, — повторил он. — Слушай. Убийство ты совершил накануне отъезда и Борек. В тот день рано утром ты встретился с Ленькой Чуприным. Ты его хорошо знал. Это подтвердили многие. Сговорился ты с ним о встрече заранее. Обещал дать наркотик. И этот несчастный парень бежал к тебе сломя голову. Вы зашли с ним в закусочную около вокзала. Затем вы сели в машину, синюю «Волгу» с желтыми противотуманными фарами. Ты потом мне скажешь, чья это машина, потом, когда убедишься, что главное про тебя мы знаем. Ты же не будешь фрайером, Рожков. Так вот. На этой машине вы весь день следили за Гусевым. Он ничего не подозревал. Иначе, конечно, заметил бы вас. Вы были с ним у аэропорта, на улице Строителей. Вас там видели и тебя снова опознали, Рожков. Вот еще один протокол. Можешь посмотреть. Эти люди опознают тебя снова, если понадобится, уже не по фотографии. Поздно вечером, около одиннадцати, вы оказались около Шпильковского переулка. Ты решил, что пора действовать. Дал Чуприну обещанный наркотик, велел пересесть D машину Гусева и ехать домой, на Цветочную. Возле Шпильковскаго переулка вас снова видели. Вот протокол допроса водителя Сайыпова. Ты тоже видел его машину, к ней подходил Гусев. И вы поехали следом за ним на Цветочную. Там Гусев высадил Чуприна, а ты в это время вышел из своей машины. И когда Гусев развернулся, ты сел к нему, на заднее сиденье. И тут же, Гусев даже не успел включить счетчик, ударил его сзади рукояткой ножа. Ты все хитро рассчитал. Так хитро, что мне даже кажется, кто-то тебе помог. Нож-то был у Чуприна, ты его украл накануне. И этот нож ты потом подбросил к его дому. Здесь ты допустил ошибку, Рожков. Ты подбросил его очень неуклюже, около самой дорожки. Но, прежде чем подбросить нож, ты сунул в карман убитого Гусева горстку того же самого наркотика, который дал Чуприну. Ты правильно рассчитал. Вернее, правильно рассчитал тот, другой, что поиск начнется вокруг машины Гусева, вокруг места убийства. И Чуприн сразу попадает в поле нашего зрения. И у него найдут тот же самый наркотик. Одного вы не учли, Рожков, да, впрочем, и не могли учесть. Ведь тот самый наркотик, из той же партии, ты повез с Трофимовым в Борек. Тот же самый, понимаешь? Вот заключение экспертизы. Можешь посмотреть. Но главный твой промах, Рожков, заключается не в этом…

Сергей помедлил и затянулся сигаретой. Чем больше он волновался, тем внешне спокойнее и медленнее говорил. Сейчас он на секунду умолк. Предстояло нанести последний удар.

Молчал и Рожков. Он молчал все время, не сводя хмурого, пристального взгляда с Сергея. Он даже не посмотрел на бумаги, которые тот выкладывал перед ним, он смотрел только на него, не отрываясь, стиснув зубы, забыв про сигарету, которая давно Погасла у него в руке.

— Вот эта самая записка, — Сергей сделал жест рукой, — которую ты искал в поезде. Но ты ее потерял не там, Рожков. Ты ее потерял раньше, в машине Гусева. Когда выхватил из кармана нож или доставал в темноте наркотик. Там ее и нашли, Рожков. Именно там, а вовсе не в поезде. Тебе нужны еще доказательства?

Рожков молчал и все так же пристально, стиснув зубы, глядел на Сергея. Рука его с погасшей сигаретой чуть заметно дрожала.

И снова звенящая тишина возникла в кабинете.

— Так вот, теперь я тебя спрашиваю, — глухо сказал Сергей. — За что ты его убил? Будешь отвечать?

— Девку не поделили, — произнес Рожков еле слышно.

Сергей покачал головой:

— Нет. Я даже думаю, что ты вообще не знаешь, почему убил. Тебе велели. Вот и все. И заплатили. Да, ты такой, Рожков. Ты можешь и так убить. Но вот кто тебе велел, это ты знаешь. Кто же это, а?

Рожков не отвечал. Он только смотрел, пристально и недобро смотрел в глаза Сергею.

— Не хочешь говорить? Ладно. А кто написал ту записку? — выждав, снова спросил Сергей. — Это не твой почерк. И ты не знаешь адреса Семенова.

Рожков не отвечал. И не двигался. Он вообще словно оцепенел.

— Молчишь? Тогда я тебе скажу. Это один и тот же человек. К нему тянется убийство. К нему тянется и гашиш. По-моему, тебе лучше его назвать.

Что-то дрогнуло в окаменевшем лице Рожкова, он отвел взгляд от Сергея, посмотрел на свои руки и шевельнул губами.

— Я не слышу, — медленно сказал Сергей.

Тут Рожков хрипло и резко произнес:

-^: И не услышишь.

— Вот как? Тогда я тебе скажу его фамилию. Борисов.

— Не знаю такой, — передернул плечами Рожков. Он постепенно словно просыпался, сбрасывая с себя оцепепение.

«Ведь он действительно не знает», — подумал Сергей.

— А Юсуфа ты знаешь?

— Не знаю. Никого, начальник, не знаю. Запомни! — со злостью произнес Рожков.

— Ну что ж, — ответил Сергей. — Тебе виднее, как себя вести сейчас. Только учти, именно сейчас многое решается в твоей судьбе.

Рожков откинулся на спинку стула и насмешливо сказал:

— Брось, начальник. Все равно все подохнем и на том свете встретимся. Тогда плевать будет, кто кем был.

— Ну, до этого я надеюсь поймать еще не одного такого, как ты, — ответил Сергей. — Чтобы людям спокойнее жилось.

— Спокойнее? Все равно война будет. Что я, не знаю?

— На войну не надейся, Рожков. Ты мал и глуп, чтобы о ней говорить, — строго произнес Сергей. — А вот твоя война с людьми кончена. Навсегда кончена. Все. На этом и мы с тобой пока кончим.

Он вызвал конвой.

Когда Рожкова увели, в кабинет зашел Вальков. Взглянув на Сергея, он покачал головой.

— Ну, брат, и вымотался же ты.

— Что поделаешь, — рассеянно ответил Сергей и, помолчав, сказал: — Ничего не получилось, Алексей Макарович. Рожков ничего не сказал.

— Следовало ждать, — спокойно ответил Вальков.

— Что же будем теперь делать?

— Искать, — пожал плечами Вальков. — Еще актив нее, еще продуманнее. У нас есть за что уцепиться. Что ни говори, а есть.

— Да, пожалуй…

Сергей только сейчас в полной мере ощутил, каким поражением обернулся успех в разоблачении Рожкова, какой неудачей. И, невольно вздохнув, с горечью спросил:

— Выходит, все сначала?

— Ну и что? Хотя бы и сначала. Хватка у нас бульдожья. Ты знаешь. За что уцепились, того не выпустим. — Вальков сердито посмотрел на Сергея. — Я твоей меланхолии не понимаю. И давай считать, что я ее вообще не заметил.