Я иду к дому Бекки, и тут откуда ни возьмись на моем пути возникает мама. С каких пор она пропалывает тыквы в восемь утра?
– Зак! Ты куда в такую рань?
– Да я так… ужасно приятное утро, решил размяться, – отвечаю я и потягиваюсь. Получается слегка фальшиво, и мама щурится с подозрением.
– Как там «Гордость и предубеждение»?
Такие допросы похуже некоторых медицинских процедур.
– Ну… я пока в процессе.
– То есть, до сих пор не дочитал? Чем же ты вчера весь день занимался?
Капец. Мама принялась засекать мои занятия и передвижения. Поход к Мии придется отложить.
– Я на восьмой главе. Там до сих пор ничего не происходит.
Мама смеется.
– Хочешь динамики – давай возьмем в прокате фильм по книге?
– И что, ты будешь его смотреть вместе со мной?
– Почему нет? Мальчики заняты урожаем, Бекки собирается красить детскую… А мы засядем смотреть кино. Я попкорн сделаю.
Подозрительная мама – это полбеды. Настоящая беда – это мама, которой скучно.
Мы смотрим чертово кино, но я даже на нем не могу сосредоточиться. Какое мне дело до Киры Найтли и чувака из «Призраков»? Как изобразить интерес к великосветским сплетням, если Мия где-то в пятидесяти метрах от меня? Если, конечно, она не сбежала. Под предлогом, что мне надо в туалет, я запираюсь там и звоню Бекки, но она не отвечает. У Мии врубается автоответчик.
Если она сбежала, то я ее уже не найду.
Входная дверь Бекки, вопреки обычному, заперта. Я даже не знал, что у нее есть замок! Приходится обогнуть веранду и зайти за угол, чтобы заглянуть в гостиную через окно. Бекки сидит там, забравшись на диван с ногами и водрузив на живот ноутбук.
Я стучу в стекло, она лениво поднимает взгляд и несколько секунд не может меня разглядеть, а потом подскакивает и восклицает:
– Мать моя женщина!
Затем она открывает мне окно и шипит:
– Ты дурак – пугать женщину на третьем триместре?
– А зачем ты дверь запираешь?
– Ну… мало ли какой бабайка приблудится.
– И как, я похож на бабайку?
– Я тебя не ждала. Ты же вроде как занят внеклассным чтением.
Ее бойфренд, Антон, машет мне из окошка скайпа. Я перевешиваюсь через подоконник и машу ему в ответ.
– Так, все, иди домой, – говорит мне Бекки.
– Может, хотя бы скажешь, как дела?
– Отлично, отлично! Давай не сейчас.
– Я про Мию спрашиваю, если ты не поняла.
– Да все я поняла. Давай не сейчас, правда.
– Бекки, ну что ты в самом деле!
Она опускает экран ноутбука и снова шипит:
– Ты сам просил держать ее в секрете!
– Не от меня же! Где она?
– Ты боишься, что я ее съем? Она слишком костлявая.
– Она там, в комнате? Ты к ней заглядывала?
– Сегодня еще нет.
– А зря! Мия существует в двух режимах: башку в песок или ноги в руки. Если решит свалить, то свалит так, чтобы мы не заметили.
– Девочка еле ходит, куда она может «свалить»?
– Она в этом смысле фокусница. Короче, зайди к ней, а?
– Оставь ее в покое, – говорит Бекки. – И вообще кыш, а то мы с Антоном зря тратим трафик, – с этими словами она посылает мне воздушный поцелуй и захлопывает окно. Ничего себе.
Я доверился сестре, надеясь на помощь, но никак не рассчитывал, что она начнет командовать положением.
Оставь ее в покое. Ну ладно, вроде бы это подразумевает, что Мия все-таки у нее. Или уже нет?
Я мучаюсь этим вопросом целый день: ни Мия, ни сестра не отвечают на звонки; входная дверь остается запертой, а когда я стучусь, то слышу: «Уймись и читай свою книжку». Только к вечеру удается получить что-то вроде ответа на мои страхи: в гостевой задернуты шторы, но там горит свет. Значит, она еще здесь. Значит, все хорошо.
Джей крутится вокруг меня на тыквенных грядках, лупя меня хвостом. Я сижу на земле и смотрю на этот свет в окне, пока он не гаснет. Потом какое-то время сижу и смотрю в темноту.
Бекки протягивает мне ведро и розовые перчатки.
– Доброе утречко!
– Ну что?
– Ну, что-что…
Я протягиваю малышам соски.
– Ты заглядывала к Мии?
Она неопределенно пожимает плечами. Вот зараза.
– Мама что-нибудь знает?
– Маме не все нужно знать.
Мне, по-видимому, тоже: она опять целый день игнорирует мои вопросы. Ее дом превратился в неприступную крепость. Когда я стучусь в окно кухни в обед, Бекки требует, чтобы я ушел, потому что Мия спит.
– В четыре часа дня?!
– Она вообще много спит, – шепчет Бекки, словно боясь разбудить ребенка. – Наверное, ей важно отоспаться.
Я крадусь вокруг дома к окну гостевой, но не чтобы постучать, а чтобы просунуть записку сквозь створки рамы.
Привет, соседка!
Может, тебе что-нибудь нужно?
Бекки готовит не очень, так что, если хочешь, могу принести тостов или какао. Только скажи.
Если сестра тобой пользуется как рабской силой, тоже свисти, и я тебя спасу.
Короче, я тут рядом.
Зак.
Прошло два дня. Почему она не отвечает?
Молчание не на шутку действует мне на нервы. Следующие два дня я не вылезаю из сарая: занять руки – хороший способ опустошить голову.
Мастерю детали для колыбельки. Пилю и шкурю доски. До конца отвлечься не получается: не могу понять, что за бойкот мне объявили.
На пятый день я не выдерживаю. Бросаю инструменты и направляюсь к дому Бекки с твердым намерением брать его штурмом, если меня опять прогонят.
Бекки стоит на веранде и мажет руку антисептиком.
– Представляешь, эта стерва меня укусила.
– Как это укусила?
– Не приближайся к ней больше. Может, она бешеная.
– А что случилось-то?
– Хотела проверить ее на блох…
– Мию?
– Да нет, альпаку! Твою любимую дуру Дейзи.
Я растерян. Бекки цокает языком.
– Ты чего вообще? Я думала, вы с Мией друзья.
Вот это уже нечестно.
– Я тоже так думал! Бекки, что за издевательство, пять дней прошло, черт возьми!
– Зак, успокойся.
– Успокоиться? Как мне успокоиться? Она, может, уже полстраны пересекла…
– Не выдумывай. Она все это время здесь.
– Ты так думаешь или знаешь наверняка? Мия! – кричу я.
– Тише ты! Она в ванной. Зак, не надо… – Бекки хватает меня за плечо, но я вырываюсь и бегу вокруг дома. Стучу в окно ванной, но звук получается слишком глухой, поэтому я снова зову ее.
– Мия!
Я дергаю окно.
– Мия?
– Я здесь, – отвечает тихий голос, затем слышен всплеск воды. Это она.
Я закрываю глаза и кладу руки на стекло. Оно шершавое и холодное.
– С тобой там все хорошо?
– Я в порядке.
Теперь я чувствую себя идиотом-паникером, но зато я больше не мучаюсь неизвестностью. Пусть избегает общения. Главное, пусть не убегает от меня.
А она до сих пор не убежала. И это очень круто.