Аллен без устали мерил шагами собственную гостиную. Василия, своего старого слугу, он отослал спать. Его тихая квартира располагалась в тупике, на задах Ковентри-стрит. От этой комнаты он был без ума. Вся она дышала нарочитостью монастырского комфорта, который, осознай он это, полностью соответствовал его характеру. Молитвенно сложенные руки Дюрера взмыли над его камином. В противоположном конце комнаты висела картина Трой «Набережная в Суве» — простое, посредством стремительных холодных мазков выражение красоты. Он купил этот пейзаж втайне на одной из ее выставок, и Трой не знала, что картина висит у него в комнате. Три уютных старинных кресла, перевезенных из дома его матери в Босикоте, отцовский письменный стол и полки с любимыми книгами, опоясывающие комнату одной полутораметровой ступенькой. Но этой июньской ночью в комнате было промозгло. Он зажег огонь в камине и сдвинул кресла возле камина полукругом. В тупик заехало такси и остановилось: приехали эти двое. В дверь постучали. Услышав голос Бриджет, он пошел открывать дверь.

Они живо напомнили ему двух детей, входящих в приемную к зубному врачу. Доналду предстояло лечиться, а Бриджет не слишком уверенно его сопровождала. Аллен попытался рассеять это ощущение: он усадил их перед камином, достал сигареты и, вспомнив, что оба уже взрослые, предложил выпить. Бриджет отказалась. Доналд с аристократическим видом согласился на виски с содовой.

— Ну-с, — заговорил Аллен, — что произошло? — и почувствовал, что обязан добавить: — Давайте откровеннее, — затем, подавая Доналду его бокал: — Взболтайте, пожалуйста!

— Произошло с Доналдом, — заявила Бриджет необыкновенно решительным тоном. — Он пообещал, что разрешит мне все рассказать вам. Ему это не понравится, но я заявляю, что не выйду за него, пока он сидит в этом во всем, так что как хочет. И кроме того, он действительно полагает, что должен что-то сделать.

— Чертовски глупая история, — сказал Доналд. — Непонятно вообще, почему я влип в это. Решение я уже принял, но все дело в том, что я не понимаю…

— Все дело в том, что ты влип, дорогой, поэтому, какая разница, понимаешь ты, как может повернуться дело, или не понимаешь?

— Ладно, пусть. Но ведь как-то это разрешится, правда? О чем мы спорим? Пусть говорит мистер Аллен.

— Хорошо. Могу я еще добавить?

— Если хочешь.

Бриджет повернулась к Аллену.

— Когда мы сегодня вечером встретились, — начала она, — я спросила Доналда относительно капитана Уитерса, потому что то, как вы сегодня говорили о нем, заставило меня усомниться в том, что у него разумное предложение. Я уговорила Доналда рассказать мне, что конкретно известно ему о Уитсе.

— Да?

— Да. Прежде всего, Уитс проходимец. Это так, Доналд?

— Думаю, да.

— Он проходимец, потому что организовал игорный бизнес в Лисерхеде. Дон говорит, что вам это или известно или вы догадываетесь об этом. Вот что он сделал.

И Дон сказал, что пошел с ним только потому, что не знал, каким проходимцем оказался Уитс. А затем Дон проиграл Уитсу деньги и не смог их вернуть, и Уитс сказал, что Дону лучше держаться его, потому что иначе Уитс устроит ему веселенькую жизнь. Ну, насчет Банчи и всего прочего.

— Но Банчи же оплатил ваши долги Уитерсу, — сказал Аллен.

— Не все, — ответил Доналд. Он покраснел, но был преисполнен отчаянной решимости. («Исключение номер один». — подумал Аллен.) — Обо всех я ему не сказал.

— Понимаю.

— Потому Доналд и сказал, что он в деле с Уитсом. А затем, когда, поссорившись с Банчи, он пошел жить к Уитсу, он понял, что таких проходимцев, как Уитс, еще надо поискать. Дон выяснил, что Уитс тянул деньги с одной женщины. Мне сказать вам, с кого?

— Наверное, с миссис Хэлкет-Хэккет?

— Да.

— Много? — обратился Аллен к Доналду.

— Много, сэр, — ответил Доналд. — Я не знаю, сколько, но она… Он сказал мне, что у нее есть свои интересы в лисерхедском клубе. Сначала мне показалось, что тут ничего особенного нет. Правда, я так подумал. Это трудно объяснить. Я просто привык к тому, как это объяснял Уитс. Все это называется сейчас вымогательством — рэкетом. Так говорил Уитс, и так же и я начал думать. Наверное, я просто прошляпил. Бриджет считает именно так.

— Мне кажется, она права, не так ли?

— Наверное. Но… не знаю. Как бы то ни было, все шло путем до… ну, до сегодня.

— Вы хотите сказать, до того, когда убили Банчи?

— Да, именно. Но, видите ли…

— Дай я, — вмешалась Бриджет. — Видите ли, мистер Аллен, Доналд оказался в отчаянном положении. Позвонил Уитс и предложил ему держаться подальше. Это было утром.

— Знаю. Это по моему настоянию, — сказал Аллен. — Я был у него.

— О! — только и сказал Доналд.

— Ну, все равно, — продолжала Бриджет, — Доналд был потрясен. Что же до ваших вопросов, то Уитс всегда говорит, что теперь, когда его дядя умер, с Доналдом все будет в порядке.

— Часто ли говорил это капитан Уитерс?

Бриджет взяла Доналда за руку.

— Да, — сказала она, — часто. Не так ли, Доналд?

— Можно подумать, Бриджет, что кого-то из нас ты хочешь непременно повесить, меня или Уитса, — заметил Доналд, прижимая к щеке ее руку.

— Я хочу рассказать все, — сказала Бриджет. — Все. Ты невиновен, а раз невиновен, то и спасен. Моя мать так сказала. Да ведь и вы, мистер Аллен, говорите то же, правда?

— Правда, — ответил Аллен.

— Дальше, сегодня днем, — продолжила Бриджет, — с квартиры Уитса возвращены все вещи Доналда; одежда, книги. Когда он распаковал их, то обнаружил, что одной книги нет.

— Первого тома «Судебной медицины» Тэйлора?

Облизав губы, Доналд кивнул.

— Доналд был ужасно расстроен, — продолжала побледневшая Бриджет, — из-за одной главы в этой книге. Прочитав сегодня утренние газеты, Доналд и Уитс заспорили о том, сколько времени требуется, чтобы… чтобы…

— Господи! — вдруг сказал Доналд.

— Задушить человека? — подсказал Аллен.

— Да. И Доналд заглянул в книгу.

— Капитан Уитерс имел касательство к этой книге?

— Имел, — ответил Доналд и быстро взглянул на Бриджет. — Он некоторое время читал ее, а потом потерял интерес.

— Доналда озадачило, — продолжала Бриджет, — то, что не оказалось этой книги, и то, что Уитс сказал ему больше не приходить к нему на квартиру. Он думал об этом весь день, и чем больше он думал, тем меньше ему это нравилось. Тогда он позвонил. Трубку снял Уитс, но, услышав голос Доналда, он, не говоря ни слова, просто положил ее. Дорогой, все так?

— Да, — сказал Доналд. — Я позвонил еще раз, но он не ответил. Я… Я просто не в состоянии думать об этом. У меня все холодеет внутри. Просто чудовищно, когда тебя так игнорируют. Почему бы ему не ответить мне? Почему? Почему он не отправил мне книгу? Еще утром мы как свои люди находились у него дома. Затем пришли новости, и я уже не слушал, что говорил Уитс. Как только я узнал, что дядю Банчи убили, я уже не мог больше ни о чем думать. Когда принесли газеты, я еще был не одет. Мать уже несколько часов знала об этом, но у нас отключили телефон, и она не могла связаться со мной. Да и я не сказал ей адреса. Уитс продолжал что-то говорить. Я не слушал. А затем, вернувшись домой, я обнаружил там вас, и вы подозревали меня. Подозревали меня. А потом слезы матери, цветы, ну и прочее. А помимо всего прочего еще и Уитс не хотел разговаривать со мной. Я так больше не мог. Я просто должен был увидеть Бриджет.

— Да, — подтвердила Бриджет, — он должен был увидеть меня. Но ты путаник, Доналд. События нам следует излагать так, как они шли на самом деле. Значит, мы остановились на полдне, мистер Аллен. Доналд был так потрясен телефонным звонком и отсутствующей книгой, что, несмотря на слова Уитса, он понял, что обязан поехать к нему. После обеда он взял такси и отправился к дому Уитса; из-за шторы был виден свет, и он догадался, что Уитс дома. У него еще оставался свой ключ, поэтому он вошел и направился прямо наверх. Теперь продолжай ты, Доналд.

Доналд допил свое виски с содовой и дрожащими пальцами зажег новую сигарету.

— Ладно, — сказал он, — расскажу вам. Когда я вошел в гостиную, он лежал на диван-кровати. Я смотрел на него, стоя посреди комнаты. Он лежал без движения и говорил очень тихо. Он грязно обозвал меня и сказал, чтобы я убирался. Я ответил, что хочу знать, почему он себя так ведет. Но он ничего не сказал, а только глядел на меня. Я что-то сказал ему о вас, сэр, не помню что, — и он в мгновение ока оказался на ногах. Я думал, он начнет драться. Он спросил, за каким чертом я рассказал вам о нем. Я сказал, что сколько возможно избегал делать это. Но он начал задавать всякие… вопросики. Боже, как он был грязен. Часто читаешь о том, как на лице от ярости набухают сосуды. Вот так было и с ним. Он сидел на краю стола, покачивал ногой, и лицо его шло темными пятнами.

— Да, — сказал Аллен, — капитана Уитерса я могу представить. Продолжайте.

— Он сказал, — Доналд перевел дыхание, и Аллен заметил, как его пальцы крепко обхватили руку Бриджет, — он сказал, что, если я не стану вести себя тихо и держать язык за зубами, он заговорит сам. Он сказал, что в конце концов это я поссорился с дядей Банчи, что это я был у него в долгу и что я стал наследником дяди Банчи. Он сказал, что если он оказался здесь в дерьме по колено, то я влез в него по шею. Он вынул руку из кармана и провел своим сплющенным пальцем мне по шее. Затем он посоветовал мне, если я не намерен совершить самоубийство, вспомнить, что, выйдя из Марздон-Хаус, он сел в свою машину и уехал в «Матадор». Мне следовало еще сказать, будто я видел, как он уехал с партнершей.

— А вы видели это?

— Нет. Я ушел позже, чем он. Мне кажется, я видел, как он шел передо мной к своей машине. Она была припаркована на Белгрэйв-Роуд.

— Как вы думаете, почему Уитерс занял столь странную позицию, если вы и без того видели его ночью?

— Он полагал, что я его выдал вам. Он так и сказал мне.

— Насчет Лисерхеда?

— Да. Вы что-то говорили о… мм… о…

— О стриженых овечках, — сказала Бриджет.

— Да, говорил, — охотно согласился Аллен.

— Он решил, что я потерял голову и слишком много рассказал.

— Но сейчас-то вы готовы говорить?

— Да.

— Почему?

— Мы же сказали, — начала было Бриджет.

— Да, знаю. Вы сказали мне, что убедили Доналда прийти ко мне, полагая, что для него лучше самому объяснить свою близость к Уитерсу. Но я склонен думать, что за этим есть еще что-то. Доналд, прав я или нет, полагая, что решились на это вы из страха, что Уитерс может опередить вас, заявив, что это вы убили своего дядю?

— Нет! Нет! — закричала Бриджет. — Почему вы такой жестокий? Как вы можете так думать о Доналде? О Доналде!

Но Доналд взглянул на Аллена совершенно спокойно, и, заговорив, он был серьезен и исполнен некоего достоинства, что очень шло ему.

— Не надо, Бриджет, — сказал он. — Мистер Аллен полагает, что я опасаюсь обвинений Уитса, и это совершенно естественно. Я действительно боюсь этого. Я не убивал дядю Банчи. Я любил его больше, чем кто-либо еще, исключая тебя, Бриджи. Но я с ним поссорился. Я бы много отдал, чтобы это было не так. И я не убивал его. Причина, по которой я согласился на разговор с вами и совершенно готов теперь ответить на любые вопросы об Уитсе, даже если это бросит тень на меня же… — он остановился и глубоко вздохнул.

— Да? — подтолкнул его Аллен.

— Эта причина состоит в том, что, увидев сегодня вечером Уитса, я был уверен, что это он убил моего дядю.

Последовало долгое молчание.

— Мотив? — спросил наконец Аллен.

— Он думал, что обладает достаточной информацией обо мне, чтобы контролировать перешедшие ко мне деньги.

— Доказательства?

— У меня их нет. Только тон, каким он разговаривал сегодня ночью. Он опасается, что я поверю в то, что он в состоянии кого-либо убить, если подвернется настоящий стимул.

— Это не доказательство, ничего похожего на него.

— Нет. Но этого достаточно, — возразил Доналд, — для того, чтобы мне, когда я успокоюсь, оказаться здесь.

Зазвонил телефон. Аллен подошел к столу и взял трубку.

— Алло?

— Родерик, это вы?

— Да, а кто это?

— Ивлин Каррадос.

Аллен бросил взгляд в сторону камина. Бриджет наклонилась к Доналду и поцеловала его.

— Алло, — повторил он, — что-то произошло?

— Родерик, я в панике. Я не знаю, что делать. Бриджи ушла, не сказав никому ни слова. Я обзвонила всех, кого только могла, и не имею ни малейшего представления, где она. Меня пугает то, что она в состоянии сотворить что-нибудь дикое и глупое. Я подумала, что она могла пойти к Доналду Поттеру, и хочу узнать, не могли бы вы сообщить мне номер его телефона. Герберт, слава Богу, на полковом обеде в Тэнбридже, а я умираю от беспокойства.

— Ивлин, все в порядке. Бриджет здесь, у меня.

— У вас?!

— Да. Ей надо было поговорить со мной. С ней все в порядке. Я привезу ее обратно…

— Доналд тоже у вас?

— Да.

— Но зачем? Почему они это сделали? Родерик, я хочу видеть вас. Могу я прийти и забрать Бриджет?

— Можете, — сказал Аллен и продиктовал ей адрес.

Положив трубку и повернувшись к Бриджет и Доналду, он увидел, что они крайне встревожены.

— Донна! — прошептала Бриджет. — О, черт возьми!

— Мне лучше уйти? — спросил Доналд.

— Возможно, да, — заметил Аллен.

— Если Бриджи будет выволочка, я лучше останусь.

— Нет, дорогой, — сказала Бриджет, — честное слово, лучше не надо. Пока это не дойдет до Барта, мне ничего не грозит.

— Ваша мать будет здесь через десять минут, — сказал Аллен. — Доналд, послушайте, мне нужен полный отчет об этом игорном бизнесе в Лисерхеде. Если я отведу вас в другую комнату, вы мне его напишете? Это избавит нас от огромной потери времени и от лишних хлопот. Это должно быть изложено предельно ясно, без приукрашиваний и со всеми данными, какие только сможете вспомнить. Надеюсь, это приведет капитана Уитерса на скамью подсудимых.

Доналд почувствовал себя неловко.

— Но делать такие вещи… Я хочу сказать…

— Боже правый, да ведь вы только что сказали мне, что убеждены, что этот человек — убийца, и что вы ясно осознаете, что он мерзавец. Он же использовал вас, и идея его, как я понимаю, состояла в том, чтобы выманить у вас ваши деньги!

— Ладно, — сказал Доналд, — я напишу это.

Аллен отвел его в столовую и усадил там с пером и бумагой.

— Позже я приду посмотреть, как у вас получается. Это должно быть свидетельством, которое вы подпишете.

— Меня привлекут как соучастника?

— Едва ли. Сколько вам лет?

— В августе исполнится двадцать один. Я не о себе думаю. Хотя влипну я, конечно, по уши, да? Но я же сказал, что пройду через все это.

— Да, вы сказали. Но не делайте из себя уж слишком большого мученика, — добродушно заметил Аллен.

Доналд поднял на него взгляд, и неожиданно дух лорда Роберта мелькнул в его глазах.

— Хорошо, — сказал он, — не буду.

Аллен возвратился к Бриджет и нашел ее сидящей на коврике перед камином. Вид у нее был перепуганный.

— Барт знает?

— Нет, но ваша мать крайне обеспокоена.

— Ну, не насчет меня. Это Барт ее довел. Передать вам не могу, что это за тип. Случись у Барта апоплексический удар или рехнись он, я бы нисколечки не удивилась.

— Ну-ну!

— Нет, честное слово! Не знаю уж, что он говорил вам, когда вы его допрашивали, но, думаю, вы распознали эту знаменитую осанку Каррадоса? Не могли не распознать. А вот что у него за характер, вы могли и не понять. Долго и я не могла его понять. Во всяком случае, пока мне не исполнилось пятнадцати.

— То есть два года назад? — улыбнулся Аллен. — Ну-ка, расскажите мне об этом.

— Это было просто чудовищно. Донна болела и очень плохо спала, и Барта попросили переехать в его гардеробную. Я тогда не поняла, но теперь знаю, что его это раздражало. Он неизменно раздражается, когда Донна заболевает. Он воспринимает это как личный выпад и полагает, что его, омерзительного старого викторианского турка, специально законопачивают в эту гардеробную, да еще готовы жестью ее обить, чтоб не вылез. Вы шокированы?

— Думаю, нет, — осторожно выбирая слова, сказал Аллен. — Впрочем, продолжайте.

— Значит, не шокированы. Словом, он переехал в эту гардеробную, а затем Донна и в самом деле заболела, и я сказала, что следует вызвать сэра Дэниела, потому что она очень больна, а он ангел. Барт ему позвонил. Ну, и я хотела перехватить сэра Дэниела первой, чтобы рассказать ему о состоянии Донны прежде, чем это сделает Барт. Вот, и я спустилась вниз, в кабинет Барта, потому что сказала дворецкому, чтобы он провел сэра Дэниела прямо туда. С Донной сидел Барт и рассказывал ей, как плохо он себя чувствует, и ему было плевать, что она его не слушает. А затем пришел сэр Дэн — он был такой душка, и я рассказала ему о Донне. Вы заметили на столе в кабинете французский секретерчик?

— Да.

— Ну так вот, сэр Дэн обожает старинные вещи, и когда он увидел секретер, он был без ума от него, сказал, что это великолепная вещь, объяснил мне, когда она была сделана и как ею пользовались, как устроены потайные ящички — достаточно прикоснуться к кнопке, и они открываются. Он сказал, что эта вещь музейная, и спросил, не кажется ли мне, что какие-нибудь призрачные леди могут возвратиться сюда и своими призрачными пальчиками открыть потайной ящик. Про себя я подумала, что я на это не прочь посмотреть, и, когда сэр Дэн поднялся к Донне, я принялась нажимать на все кнопки карандашом, и в конце концов один из ящичков, похожий на треугольник, открылся. В нем было письмо. Естественно, я к нему не притронулась, но пока я возилась с ящиком, вошел Барт. Что вы сказали?

— Ничего, — сказал Аллен, — продолжайте.

— Передать вам не могу, что это за тип. Честное слово, он иногда самым натуральным образом бредит.

Он схватил меня за руку и так сдавил, что я не выдержала и закричала. Он был белым, как простыня, и назвал меня маленькой мерзавкой. Мне кажется, он и в самом деле ударил бы меня, если бы не спустился сэр Дэн. Я думаю, сэр Дэн услышал мой крик и, должно быть, догадался, что произошло, потому что он тут же взглянул на мою руку — у меня были короткие рукава — и произнес изумительно угрожающим голосом: «Каррадос, вы что, заботитесь, чтобы у меня еще один пациент появился?» Барт захлопнул ящик и, брызгая слюной, пустился в какие-то объяснения. Сэр Дэниел только внимательно посмотрел на него через очки — они у него на черной ленточке. Барт попытался представить дело так, будто я поскользнулась на полированном полу, а он схватил меня за руку. Сэр Дэниел сказал: «И правда, любопытно» — и осмотрел мою руку. Он выписал мне рецепты на некоторые лекарства для компресса, был невероятно мил со мной, не задавал никаких вопросов и полностью игнорировал Барта. Я прямо-таки сгорала от стыда, слушая, как Барт кичился своей солдатской простотой, чтобы снискать расположение сэра Дэна. Когда сэр Дэн ушел, Барт извинился передо мной, сказал, что он действительно сильно перенервничал, болен, ибо так и не смог оправиться после войны, что звучит довольно забавно — ведь войну он пересидел в Танбридж-Уэллз. Хуже ничего нет, чем слушать эти его извинения. Он сказал, что в ящике лежит письмо его матери и что оно ему очень дорого. И я почувствовала себя просто перепачканной. С тех пор он мне этого не простил, а я не забыла. Между нами говоря, в том письме, наверное, было что-то из его подлого прошлого.

Наконец Бриджет замолкла. Молчал и Аллен в своем кресле, причем так долго, что она отвернулась от огня и посмотрела ему в лицо.

— Странная история, да? — спросила она.

— И правда, очень странная, — сказал Аллен. — Вы еще кому-нибудь рассказывали ее?

— Нет. Ну, еще Доналду, — она изогнулась на коврике, потягиваясь, и сказала: — Забавно. Мне казалось, я должна вас бояться, а мне не страшно. Зачем придет Донна?

— Она хочет забрать вас и увидеться со мной, — рассеянно заметил Аллен.

— Все-то хотят с вами увидеться, — она обхватила колени и сцепила руки. — Не правда ли?

— Боюсь, мне не стоит обольщаться на сей счет.

— Мне кажется, вы больше походите на овечку, — сказала Бриджет.

— Скажите-ка, — проговорил Аллен, — как вы думаете, еще кто-нибудь знает о тайне этого французского секретера?

— Не думаю. Хотя это трудно утверждать, пока кто-нибудь не проявится.

— И никто из слуг?

— Наверняка нет. Барт захлопнул ящик, как только вошел сэр Дэниел.

— Оставался ли сэр Дэниел один в той комнате?

— Сэр Дэн? Боже правый, неужели вы думаете, что мой душка сэр Дэн имеет хоть какое-то отношение к этому чертовому письму Барта?

— Я просто хочу все выяснить.

— Ну, в принципе я не думаю, что он бывал в этом кабинете прежде и позже, но в тот день он один там не оставался. Когда сэр Дэн приходит, слуги проводят его прямо наверх. Барт терпеть не может, когда его комнату используют для приема посетителей.

— А Димитрий, поставщик, оставался один в той комнате?

— А при чем… Нет, не знаю. Вот вы упомянули сейчас об этом, и я вспомнила, что он действительно разговаривал там с Донной примерно за месяц до нашего бала. Когда я спустилась туда первой, он находился в комнате один.

— Когда это было? Числа не помните?

— Сейчас постараюсь вспомнить. Подождите. Да-да, это было десятого мая. Мы отправлялись на Ньюмаркет, и Димитрий поэтому прибыл к нам рано утром.

— Вы можете поклясться, что он был один в той комнате?

— Да. Могу. Но, ради Бога, что это означает?

— Слушайте, — сказал Аллен, — я хочу, чтобы вы забыли об этом. Ни с кем на эту тему не разговаривайте, даже с Доналдом. Поняли?

— Да, но…

— Я хочу, чтобы вы мне это обещали.

— Хорошо, я обещаю.

— Клянетесь?

— Клянусь.

Раздался звонок в дверь.

— Это ваша мать, — сказал Аллен.