2
Норико сказала, что не простит его. Так ли это? После возвращения в Токио Исияма постоянно размышлял об этом. Норико вернулась к обычному образу жизни, будто ничего между ними не произошло. Из-за следствия по делу Юки они вернулись в Токио на неделю позже, чем планировали. Норико постоянно с беспокойством интересовалась, как продвигается следствие. Время шло, и она перестала задавать вопросы. Как-то незаметно они перестали обсуждать дела семьи Мориваки. Из детской памяти Рурико и Рюхэя несчастье, происшедшее с Юкой, постепенно стиралось. К началу осеннего сезона Норико назаказывала себе новых нарядов и вышла на работу. Исияма, извинившись за длительный летний отдых, тоже вернулся в компанию.
Когда Исияма думал о Касуми, оставшейся в одиночестве на Сикоцу, чтобы разыскивать Юку, глаза его наполнялись слезами. Это случалось с ним на работе, когда он, сидя на стуле в своем рекламном отделе, рассеянно смотрел на паутину электрических проводов над Гиндзой. Почему-то провода ассоциировались у него с прерванными отношениями. Иногда Исияма специально проходил мимо дешевого love-отеля, в котором они встречались с Касуми, задирал голову и смотрел на задраенные изнутри окна. Когда он вспоминал время, проведенное с ней в этом отеле, на душе становилось тяжело, а желание встретиться с ней — нестерпимым. Но ничего не происходило. Не происходило по его вине. Боясь, что он может разрушить обе семьи, Исияма предпочитал скрываться. Что будет, если и без того подавленный Митихиро узнает о них с Касуми? Не потеряет ли он голову? Исияма был уверен, что поступает так ради блага Касуми, но в конечном счете это было не чем иным, как попыткой уйти от ответственности. Его трясло от одной мысли о том, что в исчезновении Юки виноваты его иллюзии. При этом сам он никак не пострадал. Однажды он даже подумал: Норико, вероятно, не может простить того, что ему все так легко сошло с рук. Но спросить ее об этом у него не хватило духу.
Его несколько раз вызывали для дачи показаний в Эниву. Следователь Асанума пытался немного копать под Касуми, но Исияме не показалось, что полиция что-то подозревает, и с Норико тоже все обошлось. Факт остается фактом: Исияма, запретив Норико рассказывать о его отношениях с Касуми, смог защитить всех. Правда, получалось, что он защитил не себя и Касуми, а тонкую пленку, скрывавшую их связь. Будь под оболочкой то, что нуждалось в защите, тогда это, возможно, было бы необходимой мерой. Но так как они с Касуми расстались, смысла в этом никакого не было. Более того, ирония заключалась в том, что он в конечном итоге так и остался в пустоте, созданной им самим. Исияма стал думать, что, возможно, лучше бы он внял мольбам Касуми и остался вместе с ней искать Юку, до основания разрушив обе семьи.
В сентябре в Токио было пекло. Погода напоминала ту, что стояла в сентябре двенадцать лет назад, когда он впервые встретился с Касуми. В офисе «Мориваки-сэй-хан» было душно — сломался кондиционер. Изнемогающая от жары Касуми — в пупке скопился пот. Детский профиль. Та случайная встреча стала прологом этой жестокой повести. Продолжать работать стало казаться Исияме пустой тратой времени, и он твердо решил уйти из компании.
Одиннадцатого сентября Исияма набрал номер телефона дачи. Касуми взяла трубку. В образовавшейся тишине Исияма подумал о том, как печально осенью на Хоккайдо. Интересно, с какими мыслями проводит свои дни в одиночестве Касуми. Голос у нее был тихим и подавленным.
— Ровно месяц прошел. Как с поиском? Появились какие-нибудь зацепки?
— Никаких. Даже удивительно, насколько никаких. Сначала были слухи, что кто-то видел девочку, похожую на Юку, но в последнее время совсем ничего.
— А что с этими слухами?
— Асанума-сан проверил, оказались ложными.
— Понятно. Плохо.
— В Сикоцу водолазы ныряли. Ничего не нашли.
— Да не может быть, чтобы она утонула.
— Я по-прежнему надеюсь, но спать от тревоги не могу. Послушай! Неужели где-то кто-то ходит по этой земле с Юкой?!
— Юка-тян такая милая.
— Или ее уже убили?
— Не вздумай сдаваться.
— В глубине души все так считают. Мне соседи сказали, что жена Идзуми-сан говорила: «Интересно, где ее закопали?» Все так думают.
— Я так не думаю. И даже в глубине души так не думаю.
— Ну, этого я не знаю, — бросила в ответ Касуми.
Этого Исияма не ожидал от нее услышать.
— Я приеду и буду искать Юку вместе с тобой, — решительно произнес Исияма; Касуми молчала. — Ты почему молчишь? Я работу брошу.
— Не надо, уже не надо! — Голос Касуми доносился откуда-то издалека. — Я весь этот месяц думала, что умру. Юку было ужасно жалко, спать не могла. Как подумаю, что она где-то одна-одинешенька, так станет на душе тяжело, что хочется сорваться с места и бежать, бежать. Но не знаю, в какую сторону бежать. Поэтому сердце все время так и бьется, так и бьется. Тук-тук-тук-тук. А еще в груди твердый, тяжелый ком: сгусток печали и тревоги. И никак от него не могу избавиться. Такого со мной никогда в жизни не было. Боялась, что сойду с ума. Это тебе понятно?
— Понятно.
— Нет, тебе этого не понять. Тот, кто не спит со мною рядом, не прижимает меня к своей груди, — тому не понять.
— У тебя есть Митихиро.
— Ему надо деньги зарабатывать. А ты чужой муж. Ничего уж тут не поделаешь. Поэтому я и должна искать Юку в одиночку. Но…
— Что «но»?
— Мне было так тяжело. Я больше не могу.
— Мне тоже было тяжело.
— Я сломлена. Легче было бы умереть, но как подумаю, что Юка вернется, так и не могу умереть.
— Я приеду. Прямо сейчас.
— Нет, не надо. Я завтра возвращаюсь.
Оставив Исияму не столько в унынии, сколько в глубоком разочаровании, Касуми повесила трубку. Неужели на то, чтобы отказаться от нее, ему потребовался всего лишь месяц? Этот месяц был для нее сплошным адом, в котором она была одна. И с этим ничего нельзя было поделать. Он отправил свою любимую женщину в этот ад. Исияма оглянулся в прошлое. Что же было между ними? Они, взявшись за руки, смотрели нескончаемый сон. Любовь сделала их пленниками друг друга, сделала свободными. Свободными в мире, где они были вдвоем. Когда же пришло время разногласий и борьбы с внешним миром, любви оказалось недостаточно, чтобы сделать их сильнее. Требовалось что-то еще. Касуми протянула ему руку, собираясь бороться, но он струсил. Исияма, еще принадлежащий внешнему миру, был не в силах порвать с былыми привязанностями. Мир, который они создали в поисках того, чего не могли получить от своих супругов, оказался иллюзорным и хрупким. Протяни он тогда руку Касуми, вдвоем они могли бы укрепить свой мир, но Исияма эту возможность упустил. Он остался один. Впервые в жизни он понял, что значит, когда твой мир рушится у тебя на глазах.
Через год Исияма наконец-то подал заявление об уходе с работы. Казалось бы, он просто осуществил давно принятое решение, но в глубине души Исияма знал, что сделал это, стремясь порвать тяготившие его отношения с «Мориваки-сэйхан». Он ощутил разочарование, когда до него дошли слухи, что Касуми увлеклась каким-то подозрительным религиозным деятелем. С одной стороны, Исияме было все равно, как именно Касуми в погоне за бесследно исчезнувшей Юкой старается найти душевный покой, но с другой — ему казалось, что это как-то не вяжется с той Касуми, которую он знал. Касуми тем самым ясно давала ему понять, что больше не рассчитывает на него. Он ощутил пропасть, лежащую между ними, и ему стало грустно.
Деньги, которые он получил при уходе с работы, плюс деньги, вырученные от продажи дачи, плюс накопления, — все это сложилось в значительную сумму. Никаких особых планов в отношении этой суммы у него не было. Несколько месяцев он пробездельничал дома. Однажды заявился отец Норико. Тесть был серьезным человеком, служил в банке, и потому, видимо, переживал за зятя.
— Ты собираешься работать как независимый дизайнер?
— Да нет, — промямлил Исияма. — Хочу попробовать что-то новое.
— Сейчас?
Тесть был в явном недоумении. Исияма на это ничего не сказал, но ответом своим был удовлетворен. На самом деле ему было все равно, чем заниматься, лишь бы не тем, что он делал до сих пор. Подойдет любое занятие. Исияма чувствовал себя свободным. Когда тесть ушел, Норико, убирая поднос и не глядя ему в глаза, поинтересовалась:
— Ну как прошел ваш прощальный разговор?
— Прощальный с кем?
— Ну ты даешь! Со мной, конечно! — засмеялась Норико, поглядев ему в глаза. Взгляд был торжествующим. — Ты что, забыл? Сам же говорил.
— А, ты про тот разговор на даче? Когда я сказал, что все равно собираюсь расстаться с тобой, чтобы быть вместе с Касуми-сан?
Исияма понизил голос, беспокоясь, что в соседней комнате его могут услышать дети.
— Ну да. Я не забыла.
Исияма тоже не забыл. Он обходил эту тему, думая, что Норико не хочет говорить, ведь она ни разу об этом не заикнулась. К тому же он больше не встречался с Касуми, так что проблема потеряла остроту. Возможно, именно потому Норико и завела этот разговор. Исияма был раздосадован.
— Вот оно как. Что будем делать?
Норико гордо приосанилась, делая вид, что размышляет. Ее немного отросшие волосы блестели в электрическом освещении. Она смотрелась красавицей.
— Я хочу расстаться с тобой. Я ведь сказала, что не прощу. Поэтому все это время просто ждала.
— Ждала, когда я уйду с работы?
— Да. Скажем так, я ждала, когда твое положение станет более шатким, непрочным. Я не собираюсь тебя в этой ситуации поддерживать, давать тебе советы и не хочу никаких обнадеживающих совместных решений.
— Ненавидишь меня?
— Не сказала бы, что ненавижу, просто никак не возьму в толк, что может чувствовать человек, решивший пригласить на дачу, где находится его семья, свою любовницу. У меня когда-то был однокурсник Ёхэй, близкий мне человек, а теперь передо мной кто-то совершенно посторонний. И я не могу ему доверять. И Касуми-сан не могу. Я ее презираю. Я ведь тебе это тогда сказала. Это правда. И я никак не могу избавиться от этого чувства. Наверняка мои слова покажутся тебе жестокими, но я скажу то, что думаю. Это вы виноваты в том, что случилось с Юкой.
«Вот оно как! Обвинитель нашелся!» Его не столько задел разговор о разводе, сколько эти слова, сказанные женой напоследок.
— Я знаю, мне нет прощения за то, что я сделал по отношению к Касуми-сан и тебе.
— И по отношению к Юке-тян тоже, — добавила Норико. — Касуми-сан страдает потому, что ты поступил так по отношению к Юке-тян. И ты это как-то упускаешь из виду.
Естественно, что Касуми, как мать, думала о своей дочери. Значило ли это, что она совсем не думала о нем? Значило ли это, что она не страдала от расставания с ним? Он знал, что рассуждает как эгоист, но от слов Норико ему неожиданно стало ужасно грустно. Глотая слезы, он с трудом выдавил:
— Понял. Давай расстанемся. Какие условия тебя устроят?
— Я буду воспитывать детей. И я бы хотела получить этот дом.
— Хорошо. У меня ничего, кроме этого дома, все равно нет.
— С наличными деньгами что будем делать?
— Буду признателен, если разрешишь мне взять хотя бы небольшую часть.
— Хорошо. Не спеши с уходом. На подготовку давай отведем полгода. И о ежемесячном пособии на детей не забывай.
— Конечно, конечно. Сколько ты хочешь?
— Сумма небольшая. Думаю, пятьдесят тысяч на каждого будет достаточно.
Норико засмеялась. Ей показалось забавным, что говорили они о серьезных вещах, но звучало это как официальное обсуждение какой-то сделки.
— Так и сделаем. Позаботься о детях. Я на тебя полагаюсь.
Расставание с Норико, его подругой со студенческих времен, которой он привык во всем доверять, прошло как-то чересчур просто и гладко. Развод, насчет которого он так сомневался и страдал, плюс тот факт, что состоялся он после расставания с Касуми, Исияма посчитал наказанием за свое предательство обеих женщин. Кроме того, он боялся, что нанес еще одну травму Норико — до основания разрушил ее жизненные принципы. Но теперь было поздно что-либо исправлять.
Произошло это через несколько недель после разговора с Норико о разводе. Приятель по студенческим временам некий Такахаси, прознав, что Исияма уволился и ничем не занимается, захотел встретиться с ним. Такахаси прошел путь от художника до иллюстратора, а потом стал продюсером торжеств. Чем теперь, во время экономического спада, занимался Такахаси, с его работой, ориентированной на богатых клиентов, Исияма не знал.
На встречу Такахаси пришел с опозданием. Исияма с трудом узнал приятеля, настолько тот растолстел. Такахаси, по всей видимости, пил. Аккуратно положив на барную стойку коричневую ковбойскую шляпу — видимо, предмет особой гордости, — он посмотрел на Исияму и улыбнулся.
— Вид у тебя беззаботный.
«Это оттого, что уладил некоторые проблемы», — подумал про себя Исияма, но говорить ничего не стал.
— А почему с работы ушел?
— Хочу себя в чем-нибудь новом попробовать.
— Понимаю. Дизайнерам вроде тебя сейчас выжить трудно, — рассуждал Такахаси, хотя мнения его никто не спрашивал. — Сейчас ведь как: и дизайнеры, и копирайтеры — все должны заниматься еще и организационными и административными вопросами. Нужно думать о проектах, которые приносят деньги. Ты у нас по натуре ремесленник. Поди тяжело тебе было?
— Ну, типа того, — неопределенно кивнул Исияма, потягивая виски.
— Молодец, что уволился. Теперь будешь сам себе хозяин? Может, свой офис откроешь?
— Не думаю, — покачал головой Исияма.
Такахаси придвинулся к нему своим толстым телом.
— Не хочешь со мной поработать? Я тобой давно интересуюсь.
Такахаси спросил, не хочет ли Исияма заняться разработкой и продвижением товаров для активного отдыха, в первую очередь для рыбалки. Он знал, что Исияма любит рыбалку, вот и решил его пригласить. Вдобавок дело это, по словам Такахаси, было многообещающим, так что он предложил Исияме вложиться в бизнес, если средства позволяют. Исияме было все равно, чем заниматься, вот только рыбалку он после случая с Юкой бросил. Так что это была единственная причина, по которой он колебался. Ему не хотелось снова начинать рыбачить, потому что этого требовала работа. Такахаси рассмеялся:
— Чтобы продавать рыболовные снасти, не обязательно быть рыбаком.
Бизнес развалился, не продержавшись и года. Исияма неожиданно оказался в ситуации, когда он сам был должен, да еще на нем оказались кредиты, которые набрал и растратил не по назначению Такахаси. Исияма представлял, как люди в его окружении смеются над ним: бизнесмен никакой, да еще и доверчивый дурак. Одно радовало Исияму, что он развелся с Норико и все происшедшее с ним никак не могло повредить его семье. Вместе с тем он поймал себя на мысли, что уже во время первой встречи с этим скользким типом, Такахаси, сам втайне, возможно, рассчитывал на такой конец. У Исиямы и в мыслях не было возвращать долги.
Шел декабрь месяц. День выдался холодным, сыпал снег с дождем. К Исияме на его съемную квартиру в Йокогаме нагрянули коллекторы, грубые парни, которых обычно засылают кредиторы. Исияма выбросил из окна сумку с личными вещами, а затем спрыгнул вслед за ней в расщелину между зданиями. Упал коленями в холодную лужу. Увидел свои промокшие брюки и почему-то вспомнил о Касуми. Еще в те времена, когда Касуми была на практике в «Мориваки-сэйхан», она, разнося чай, случайно облила им Исияму — на брюках появилось пятно. Касуми поспешно стала вытирать его своим носовым платком. Интересно, почему он тогда не влюбился в нее? Возможно, потому, что он по-настоящему еще себя не знал. От этой мысли ему стало легче. Исияме показалось, что теперь он наконец-то освободился. Некоторое время он скрывался в городе, пытаясь раздобыть средства на побег. Все знакомые уже были в курсе, что произошло, и никто не стремился с ним встретиться. «Вот так оно и бывает», — размышлял Исияма, в одиночестве приятно проводя время в бизнес-отеле, выходящем окнами на Сумидагаву. С семьей расстался, потерял работу и доверие, с друзьями порвал. Исияма достал мобильный телефон и выбросил его прямо в реку. Однако про себя решил, что с Норико и детьми он обязательно должен попрощаться. Исияма позвонил Норико, и она назначила ему встречу на платформе станции «Такаданобаба». Он стоял и ждал ее на платформе, среди декабрьской предпраздничной суматохи, когда сзади раздался шепот: «Ёхэй!»
Так его называли в студенческие годы. Обрадованный, Исияма обернулся. Детей с Норико не было, она невозмутимо стояла одна на фоне темнеющего неба. Они давно не виделись, на ней было незнакомое ему, новое дизайнерское пальто.
— Извини, что попросил тебя прийти.
— Ты, наверное, это забыл? Нашла в моих вещах.
Она проворно сунула ему что-то в руки. Пятьсот тысяч иен и старый отцовский «Ролекс».
— Это разве мое? Отдай Рюхэю.
— Оставь себе. Продашь, если потребуются деньги.
К платформе кольцевой линии «Яманотэ» подъехал поезд. Исияма догадался: Норико не хочет, чтобы у сына остался подарок на память от деда, и усмехнулся. Перед глазами пробежала его семейная жизнь. Норико не была плохим человеком. В том, что они выстроили свои отношения именно так, была и его вина. Он знал, что Норико продала их дом в Комабе и готовится переезжать, но желания спросить куда у Исиямы не возникло. Будь у него хотя бы хорошая работа, Норико могла бы не волноваться, зная, что он сумеет выполнять свои отцовские обязательства, но после всех его неудач ей только и оставалось, что полностью порвать с ним отношения. Исияму грызла совесть из-за того, что он так подвел Норико, и все же он испытал своего рода облегчение, ныряя в пришедшую электричку.
— Ну пока. Я звонить некоторое время не буду.
— Будь осторожен.
— Извини, что доставил тебе столько хлопот.
— И ты тоже. Вот уж удивительная жизнь!
Двери закрылись, Норико украдкой утирала слезы. Он сделал вид, что ничего не заметил, и начал пробираться в глубь вагона. Отбросить все, встретиться с незнакомыми людьми в незнакомом городе. Он не знал еще, что это значит, но в душе у него царило некое странное возбуждение — смесь беспокойства и надежды. Исияма и не догадывался, что в его-то возрасте может испытывать такие чувства. Прислонившись к двери тамбура, он думал о Касуми. Токио — город, который любила Касуми. Может быть, Касуми испытывала то же, что и он, когда, сбежав от родителей, приехала в Токио. Исияма думал о ней как о старом боевом товарище.
Ему стало казаться, что он сможет забыть Касуми. Случилось это, как ни странно, в самый разгар его жизни в бегах. С того момента, когда ему показалось, будто он чувствует то же, что чувствовала Касуми, будто он понял, что творилось в ее душе, Касуми словно бы тихонечко поселилась в глубине его души. Он больше не страдал при мысли о ней — женщине из плоти и крови. Каждый раз, когда попадал в новый, незнакомый город, он чувствовал внутри себя Касуми. Сначала Исияма напрягался, гадая, удастся ли ему выжить в этом незнакомом месте, но затем, пока оглядывался с надеждой по сторонам, его постепенно начинало переполнять любопытство, и он приободрялся. Касуми наверняка именно так и жила. В конечном итоге он стал таким же, как она. Исияма был рад этому.
Исияма выживал, занимаясь непривычным для него делом: работал в ночных питейных заведениях, выполнял поденную работу. Чтобы никто не смог установить его местожительство, он старался нигде не задерживаться подолгу. В его жизни не было места покою, ему все время казалось, что за ним гонятся. Если к нему приближался незнакомый мужчина, сердце Исиямы учащенно колотилось — уж не погоня ли это. Он постоянно оглядывался, ни при каких обстоятельствах не ходил по темным улицам. «Наверняка то же самое было в первое время после побега и с Касуми», — думал Исияма. Сначала, беспокоясь, что родители заставят ее вернуться домой, она не выходила с ними на связь, а кончилось все полным разрывом с семьей. И оттого, что была в ней эта печаль и эта тревога, жизнь в одиночестве стала ее целью. А он, любивший эту женщину, ничего не замечал. Во время своего странствия Исияма неоднократно пытался заново понять Касуми.
Исияма продвигался все дальше на север по району Тохоку. Он осознавал, что двигаться в холодный район в преддверии зимы глупо, и все же почему-то постепенно приближался к тому месту, где исчезла Юка. И где была родина Касуми. В Аомори, когда карманы у него совсем опустели, он умудрился пожить в бараке строительной артели. Сначала это даже виделось ему забавным — первый опыт как-никак, но потом он захандрил. Уж больно суровыми выдались условия труда в артели. Когда ему казалось, что еще немного, и здоровье его будет подорвано, к счастью или к несчастью, но из-за экономического спада работа на стройке и та исчезла. На одной из торговых улиц Исияма — чьи карманы были пусты — продал старшекласснику, одетому в спортивный костюм «Найк», отцовский «Ролекс» за сто пятьдесят тысяч иен. «Не прогадаешь, винтажный “Ролекс”, стоит раза в три дороже», — сказал Исияма и почувствовал угрызения совести. Но с другой стороны, обрадовался, что этих денег, полученных от обманутого школьника, ему хватит надолго. Похоже, мало-помалу душа его черствела. Исияма решительно направился в Саппоро с намерением посетить Тоёкаву. Шел май месяц.
В одном из заведений сети «Хоккэ-я» ему сказали, что супругов Тоёкава всегда можно застать в их новом баре «Hockey». Заведение называлось баром, но, увидев роскошно оформленное здание, Исияма заколебался, стоит ли ему заходить внутрь. В нерешительности он стоял у входа. С тех пор как он ударился в бега, Исияма ни с кем не выходил на связь, опасаясь, что кто-то может напасть на его след. Но о его отношениях с Тоёкавой никому известно не было. Тоёкава был его последней надеждой. Он решительно толкнул дверь и увидел молодую девицу в коротком платье. На ее лице на мгновение застыла улыбка, сменившаяся удивлением. Видимо, она решила, что человек ошибся дверью. Исияма смутился. К счастью, в баре было немноголюдно: сидела только одна компания, смешанная.
— Я могу увидеть Тоёкаву-сан?
Из-за стойки раздался голос. Это был сам Тоёкава. Коренастый, в белой рубашке с воротником-стойкой, черный фартук. Разглядывая Исияму, он окликнул жену, которая была где-то в глубине, за стойкой.
— Эй, Кадзуко, подойди-ка сюда.
Высокая мужеподобная Кадзуко — без макияжа, с плохим цветом лица — была одета в костюм, напоминающий наряд артисток Такарадзука, исполняющих мужские роли.
— Это вы, Исияма-сан?! — вскрикнула она пронзительным голосом, видимо не веря своим глазам — так сильно изменился Исияма.
— Я. Давно не виделись. Вы меня, похоже, сразу узнали. Хотя мы с вами и знакомы-то были только неделю.
— Узнала. Какое ведь несчастье случилось! Такое забыть невозможно. И сейчас иногда думаю, куда же бедняжка подевалась. Вам тоже нелегко пришлось.
— Да уж.
— Юка-тян так и не нашлась ведь?
— Похоже на то. Вы, я вижу, в курсе.
— Я время от времени звоню супруге Идзуми-сан.
Кадзуко поставила перед Исиямой до блеска вытертый стакан. Присела рядом и налила ему пива. Исияма, поклонившись, пригубил.
— Интересно, как поживает супруга Мориваки-сан? Когда в последний раз видели ее, она так плакала. Жалко ее было ужасно, когда она одна-одинешенька осталась на той даче, так жалко, — делилась воспоминаниями Кадзуко, а Тоёкава кивал.
— Сын наш тоже сильно был опечален. Как же бедняжку жалко!
Исияма опустил взгляд, вспоминая разговор с Касуми и волну отчаяния, льющуюся из телефонной трубки.
— А вы изменились. Что-то случилось, Исияма-сан?
Кадзуко была из тех простодушных людей, которые говорят, что думают. Тоёкава молча подливал Исияме пиво.
— Бросил работу, ушел из дома.
— Ушли из дома — значит, расстались с женой?
— Да.
На лице Кадзуко читалось, что коли уж Исияма заявился к ним в таком виде, то, должно быть, есть и еще какие-то обстоятельства. Тоёкава, прихлебывая прозрачную жидкость, похожую на сётю, вставил:
— Но выглядите вы, Исияма-сан, еще лучше, чем прежде.
— Да неужели? — мрачно сказал Исияма.
На нем были выстиранная серая рубашка и рабочие брюки. Если прибавить к этому щетину да грязную сумку — прохожие начнут сторониться, подумал Исияма.
— Я не шучу, вид у вас грозный. Вы и физически окрепли, и взгляд стал таким бесстрашным. — Кадзуко прикурила — сигарета в уголке губ — и непринужденно рассмеялась.
Исияму ее слова ничуть не обрадовали. Уже собираясь возразить, что наверняка он выглядит подозрительно, Исияма подумал: возможно, ему передалось что-то от привлекательности Касуми. Ее необузданность и способность к действиям. Те качества, которые необходимы, чтобы выжить.
— А чем вы сейчас занимаетесь? — Кадзуко посмотрела на него, будто насквозь прощупала.
— Буду с вами откровенен. Нет ли у вас какой-нибудь работы? Мне все равно какой.
Супруги обменялись взглядами. Выражения типа «ну, вот тебе, пожалуйста!» на их лицах он не прочитал. У супругов в сознании крепко засело впечатление об Исияме времен их первой встречи, и теперь человек, которого они видели перед собой, и Исияма из прошлого никак не вязались друг с другом, что супругов, похоже, раздражало.
— Работенка-то кой-какая есть. Вы, Исияма-сан, чем хотите заняться? В Токио-то у вас хорошая работа была.
— Точно. Вы ведь работали дизайнером в… язык не поворачивается сказать каком крутом рекламном агентстве.
— Я ушел оттуда. Мне все равно, какая работа. Могу посуду мыть, все равно. Любую черную работу могу выполнять, если разрешите.
— Мы как работодатели на людей смотрим. Вас на черную работу трудно нанимать, — произнесла Кадзуко. — Уж больно вы по-городскому выглядите.
Исияма сидел, понуро опустив плечи. Такое с ним случалось не раз — люди недоумевали, с чего это такой человек, как он, хотел заполучить ту или иную работу.
— Вы во что-то вляпались? — прошептал Тоёкава.
— Меня коллекторы преследуют. Простите, что прошу вас о такой большой услуге.
Исияма опустил голову. Кадзуко закусила губу.
— Ну, хорошо. Я не могу доверять человеку, если он что-то скрывает. А предлагать работу тому, кому я не доверяю, не в моих правилах.
Выслушав рассказ Исиямы, Тоёкава остальное поручил жене, а сам притащил из-за стойки стул, уселся и начал по-настоящему выпивать. Девица, которая открыла Исияме дверь, была поглощена гостями и в их сторону даже не смотрела.
— Вообще-то меня преследуют за обязательства, которые дал мой приятель.
— Можно заработать и вернуть.
— Этого я делать не намерен, — чистосердечно заявил Исияма.
Видимо, Кадзуко почувствовала, что в Исияме что-то сломалось. Она снова закурила.
— Людей порой не поймешь.
— Хм, так уж и не поймешь? — засмеялся Исияма.
Исияма только начинал понимать: в зависимости от того, есть ли у человека семья и работа, можно выбирать разные стили жизни.
— Как же нам поступить? — Кадзуко затушила сигарету и, обернувшись к мужу, посмотрела на него, будто спрашивая совета.
— Как насчет «Скотто»?
— Можно. Только Исияма-сан, думаю, откажется.
— А что за работа? — поинтересовался Исияма.
Кадзуко немного смущенно засмеялась.
— Мы владеем еще хост-клубом. Не хотите попробовать поработать хостом? Думаю, вы справитесь.
Исияма опешил.
— Мне уже сорок четыре исполнилось. Вряд ли у меня получится.
— Вы бизнеса этого не знаете. Если думаете, что хосты обязательно молодые, то это не так. У нас два клуба. Один — «Нью-Скотто», там хосты все молоденькие, смазливые мальчишки. А в «Скотто» большой разброс в возрасте: от двадцати до шестидесяти. Чем шире возрастной выбор, тем клуб лучше. Клиентура ведь тоже разновозрастная.
Исияма потерял дар речи, настолько предложение показалось ему неожиданным — стать хостом в клубе! Лицо у Кадзуко было серьезным.
— Исияма-сан, вы ведь пользовались популярностью у женщин, не так ли? После того как вы ударились в бега, женщины не раз, наверное, вас выручали?
Исияма никак не отреагировал на эту реплику, но Кадзуко была права. Исияма во время своего путешествия впервые в жизни понял, что женщины очень добры к одиноким, неустроенным мужчинам. У них, похоже, было на них какое-то особое чутье. «У тебя какие-то проблемы? Можешь остановиться у меня», — неоднократно приходилось ему слышать от женщин. Одинокие женщины были особенно добры. Они покупали ему одежду со своих небольших доходов, а на прощание давали деньги на карманные расходы. Когда он занимался уборкой помещений, то неделю жил у своей коллеги — одинокой бабульки. Были и такие женщины, у которых сердечность и забота по отношению к нему перерастали в любовь. Встретились случайно, понравились друг другу, упали в объятия, назавтра расстались — такой опыт был для Исиямы в новинку. Многие отношения, о которых он даже и помыслить не мог, живя тихо-спокойно в Токио, были действительно душевными, случалось и такое, что, расставаясь вечером с женщиной, он ненавидел сам себя, ему хотелось напиться и закутаться в одеяло. Странный это был жизненный опыт. Кадзуко засмеялась, глядя на молчащего Исияму.
— Видите, я права. Я-то знаю. У вас, Исияма-сан, явно есть талант.
— Можно ли это назвать талантом?
— Это талант. Редкий талант. — Вид у Тоёкавы был самодовольный. Во всем поддакивающий своей жене, он выглядел не как мужчина, а как какая-то тетка.
— Точно. Есть в вас, Исияма-сан, что-то такое, на что женщины западают. Вы, уверена, на удивление легко можете подстраиваться к женщинам.
— Так ли это? — Исияма серьезно задумался.
— Гляньте на себя, вы уже подстраиваетесь! — стала подтрунивать над ним Кадзуко. — Короче, познакомлю вас с менеджером. Только об одежде сами позаботьтесь.
Кадзуко достала из кассы тридцать купюр по десять тысяч иен и протянула их Исияме.
— Это на покупку гардероба.
— Мне как-то неловко, сумма большая.
— Я вам ее не дарю, а даю взаймы. Без процентов.
— Конечно, я верну, но все-таки…
— Купите хорошей одежды.
Исияма поблагодарил. Ему не верилось, как неожиданно повернулись события. Он с благодарностью сунул в карман пачку купюр. А ведь раньше такая сумма не показалась бы ему значительной.
