Пол

В пятницу утром я ждал Шона возле его мотоцикла на студенческой парковке. Было еще половина одиннадцатого, а от кампуса до автовокзала в городе ехать минут пять от силы, но мне хотелось попасть туда заранее. Когда мне было шестнадцать, я должен был встретиться с родителями в Мексике. Они прилетели неделей раньше, а мне сказали, что если я хочу с ними встретиться, то могу купить билет и приехать в Лас-Крусес. Добравшись до аэропорта О’Хара, я понял, что опоздал на самолет до Мехико. А когда вернулся к машине, обнаружил на лобовом стекле штрафной талон за неправильную парковку. Я остался дома, закатил вечеринку, загубил дизайнерский диван от Слоун, посмотрел одиннадцать фильмов и всю неделю не ходил в школу. Наверное, поэтому на меня находит паранойя всякий раз, как я собираюсь куда-то отправиться. С тех самых пор я приезжаю в аэропорты и на вокзалы гораздо раньше, чем нужно. Хотя было без двадцати одиннадцать и я знал, что наверняка успею на автобус до Бостона, тем не менее ни на книге «Источник», которую читал, ни на чем-либо другом сконцентрироваться я не мог. Прошлым летом Митчелл сказал мне, что я безграмотный и должен больше читать. Поэтому он дал мне «Источник», и я за него принялся довольно неохотно. Когда однажды, сидя в кафе, я сказал Митчеллу, что мне не понравился Говард Рорк, он сказал, что ему надо в туалет, и так и не вернулся. Я расплатился по счету. Помню, родители купили мне чучело игуаны и провезли его для меня контрабандой через таможню. Зачем?

Пришел Шон и, заигрывая как сука, подметил, что я побрился. Мотоцикл не завелся, поэтому на автовокзал я решил доехать на такси. Шон был смущен, и мне было жалко, что его мотик не завелся, и он выглядел так, будто действительно будет скучать по мне, и я решил, что позвоню ему, когда доеду до Бостона. Затем вспомнил про «Приоденься и присунь» и понял, что он с кем-нибудь переспит – все так делают. Пока такси везло меня до автобуса, я безостановочно курил и замусолил «Источник» настолько, что на книге появились неразглаживаемые складки. В любом случае автобус опоздал и приехал только без четверти двенадцать, так что мне совсем не стоило переживать. Единственными, кто сел в Кэмдене, были я, молодая жирная особа в голубой куртке с ромбиками на спине, ее белобрысый мальчуган с грязным лицом и хорошо одетый слепой. Потому как никого больше не было, я занял место в секции для курящих в конце автобуса. Толстуха со своим сыном сели вперед. Прошло некоторое время, пока слепой поднялся в автобус и водитель медленно отвел его на место. Я надеялся, что слепой не сядет рядом со мной. Не сел. Мне полегчало.

Автобус выехал из Кэмдена и поехал по шоссе № 9. Я радовался, что сегодня на автобусе до Бостона никого больше нет. Предстояла приятная, спокойная поездка. Открывая книгу, я уставился в окно и подумал, что, может, выходные в Бостоне и не будут такими уж ужасными. Все-таки там будет Ричард. Мне даже было немного интересно, о чем это мать хотела поговорить. О своем угнанном «кадиллаке»? В любом случае, скорей всего, это была машина компании. Несложно поменять, беспокоиться не о чем. Хотя в Массачусетс ради этого, конечно, отправляться не стоило. Я снял темные очки, потому что было облачно, и закурил еще одну сигарету, попробовал почитать. Но слишком уж красиво было снаружи, чтоб не любоваться проплывающими за окном октябрьскими пейзажами, повсюду подмечая тихие приметы осени. Мелькали цвета – красные, темно-зеленые, оранжевые, желтые. Я почитал еще какое-то время, выкурил еще несколько сигарет и пожалел, что не взял с собой плеер.

Примерно через час автобус въехал в какой-то город и сделал остановку на небольшом терминале, где зашла пожилая пара и села впереди. Автобус вырулил и, проехав дальше по шоссе пару километров, остановился перед огромной толпой чуваков из ближайшего колледжа, стоявших возле двух зеленых скамеек. Пока автобус тормозил и съезжал на обочину, я напрягся и понял, что эти стьюденты в самом деле собираются сесть в автобус. Я запаниковал на мгновение и быстро пересел на сиденье у прохода.

Когда чуваки из колледжа поднялись в автобус, я снял солнечные очки, затем снова надел и уткнулся в книжку, надеясь, что они не сообразят, что я из Кэмдена. Пятьдесят или шестьдесят человек забилось в автобус, и стало невыносимо громко. В основном девчонки в розовых и голубых майках «Эсприт» и «Бенетон», жуют резинку без сахара, все с плеерами, с банками диетической колы без кофеина, ручонки сжимают журналы «Вог» и «Гламур», и выглядят все так, словно сошли с рекламного ролика жевательных конфет «Стар-берст». Парни – человек восемь-девять, все красавцы, устроились позади меня в отделении для курящих. У них был огромный кассетник «Сони», из которого орали Talking Heads, направо и налево передавались журналы «Роллинг стоун» и «Бизнес-уик». Даже после того как эти отбросы поколения пепси сели в автобус, я по-прежнему сидел один. Я почувствовал себя неловко и думал, как же, господи, я вычурно выгляжу, сидя сзади в солнечных очках «Уэйфэрер», черном твидовом пальто с дыркой на плече, куря сигареты одну за одной, с выцветшим «Источником» на коленях. Всем своим видом я, должно быть, кричал: «Кэмден!» Но все ж мне было приятно, что никто не сел рядом.

Но только автобус отъехал, я заметил Парнишу, который был вылитый Шон, выглядел совсем потерянным, стоял впереди автобуса, пытаясь пройти в конец. У него были нерасчесанные длинные волосы и недельная щетина. На нем была футболка с Билли Сквайром (бог ты мой), а в руках набитая бесформенная сумка. Я плохо перенес это сходство, и сердце мое остановилось, затем некоторое время билось неровно, прежде чем вернулось к своему обычному ритму. Я осмотрел автобус, и меня посетила ужасная мысль, что этому двойнику Шона, державшему в заляпанных маслом руках помятый журнал «Автомобильная мода» (в Гэмгаиир, что ли, этот парень ехал?), придется сесть рядом со мной. Он прошел пустое место, рядом с которым я сидел, и осмотрел заднюю часть автобуса. Один из ребят из колледжа в клубной куртке с надписью «Только для членов», листая журнал «Спорте иллюстрейтед» и закинув высокие кроссовки на спинку сиденья, рассказывал, как он посеял плеер на паре по экономике для первогодок, и вдруг закрыл рот, и, когда он это сделал, все посмотрели на Парнишу Шона и, презрительно фыркнув, закатили глаза. Я подумал, пожалуйста, только не садись со мной… Он так похож на Шона.

Он понимал, что ребята из колледжа потешаются над ним, и продвинулся ко мне.

– Здесь занято? – спросил он.

С минуту мне хотелось сказать, что да – занято, но, конечно же, это было бы смешно, так что я помотал головой, с трудом сглотнул и поднялся, чтобы пропустить Парнишу. Сиденья находились рядом, и, чтобы поместиться, мне пришлось отодвинуться на край своего. Он был в рваных джинсах в обтяжку, у него были одинакового цвета волосы на голове и руках и только одна бровь. Совладать с этим было непросто.

Еще до того, как все расселись, автобус выехал с обочины и ринулся на хайвей. Я попытался читать, но не смог. Пошел дождь, блестящий кассетник играл Talking Heads, девушки передавали диетическое пепси и начос взад-вперед и пытались со мной заигрывать, парни сзади беспрестанно что-то лаяли, курили гвоздичные сигареты, время от времени передавали косяк и говорили про то, как шлюху по имени Урсула трахнул паренек по имени Фил на заднем сиденье «тойоты-ниссан», принадлежавшей некоему Марку, и как Урсула соврала Филу и сказала, что ребенок был не от него, но он все равно заплатил за аборт, и все это так раздражало, что я вообще не мог ни на чем сосредоточиться. К тому времени, когда мы подъехали к Бостону, меня уже настолько бесила эта затея матери с приездом, что я просто пялился на Парнишу Шона, который, в свою очередь, таращился в окно, разглаживая складки своего билета замасленными руками, на которых громко тикали часы «Свотч».