6
Камни
Вот я и дома, въезжаю обратно в пригород. Солнце уже показалось над краем горизонта. Дороги пусты. Оставив машину на стоянке «Свободного такси», как всегда, плетусь в свою хибарку.
Швейцар радуется моему приходу.
Мы пьем кофе — а как же без него. Я вынимаю карту из ящика комода. И смотрю на нее внимательно: а вдруг зазевается и что-то такое в ней промелькнет — нечто, проливающее свет на хранимую тузом треф тайну.
Эта ночная смена почему-то придала мне решимости. Неважно, сколько я заработал и как себя чувствую. Принято твердое решение — все, хватит увиливать, надо браться за дело. Сорвать с лица и выкинуть дурацкое, вечно жалующееся и бормочущее оправдания ротовое отверстие. И приступать к работе. Я зажал себя в угол гостиной, которую постепенно наполняет дневной свет.
«Эд, не вини окружающий мир в своих бедах. Прими его таким, какой он есть», — говорю я себе.
После этого я выхожу на крыльцо и оглядываю доступную моему зрению часть обитаемого мира. И надо же, он мне симпатичен! Впервые я готов принять его! В конце концов, пережил ведь я предыдущие задания. Вот, стою на пороге, здоровый и невредимый. Нет, конечно, крыльцо — убогое, и дом — развалина, и кто я такой, чтобы утверждать: «Моя деятельность изменила этот мир»? Но истина в том, что мир изменил меня. Бог свидетель — я сделал все, что мог. Вот, Швейцар, к примеру, сидит и смотрит на меня, ожидая команды, — ну или просто симулирует преданность и внимание. Во всяком случае, на морде у него написано, что он без меня не может и готов слушаться и все такое. А я смотрю на него и говорю: «Время пришло».
В конце концов, разве многим выпадает подобный шанс?
А из этих немногих сколько человек решают этим шансом воспользоваться?
Я сажусь на корточки и кладу руку на плечо Швейцару (наверное, у собаки плеч как таковых нет, но на что-то же я руку положил?). А потом мы встаем и идем. Вперед, на поиски камней дома.
Но, не дойдя и до середины улицы, останавливаемся.
Потому что есть одна маленькая проблема.
Мы совершенно не знаем, где эти камни искать.
Неделя пролетает быстро, дни до отказа заполнены игрой в карты, работой и прогулками со Швейцаром. С Марвом, опять же, нужно было погонять мяч в четверг вечером, а потом наблюдать, как после тренировки он напивается у себя дома.
— До игры всего ничего — месяц, — выговаривает он, потягивая пиво, которое стащил у отца.
Марв никогда не покупает выпивку на свои деньги. Никогда.
Да, мой друг до сих пор живет с родителями. И надо сказать, что внутри дом выглядит очень прилично. Деревянные полы. Чистые окна. Естественно, всю эту красоту поддерживают мама и Марисса. Сам-то Марв — да и его папаша — пальцем о палец не ударят. Да уж, друг мой — настоящий ленивый засранец, задницу от дивана не оторвет. Марв вносит в семейный бюджет небольшую сумму, типа на еду, а остальное кладет на счет в банке. Иногда я даже удивляюсь, на что ему такая прорва денег. Марв недавно обмолвился, что в банке уже под тридцать тысяч лежит.
— Эд, а ты на какой позиции хочешь играть?
— Да мне все равно, вообще-то.
— А я бы хотел центральным полузащитником. Но ведь опять на край поставят, как пить дать. Тебя, кстати, полузащитником определят без вопросов. Хоть ты и заморыш.
— Огромное спасибо за комплимент.
— А что, не так, что ли? — (Да уж, тут Марв меня уел.) — Но ты, если выкладываешься, ничего так играешь, — снисходительно бросает он.
Тут я должен ответить любезностью на любезность и сказать, что Марв вообще игрок хоть куда. Но я молчу.
— Эд?
А я все молчу.
И думаю о трефовом тузе и камнях дома моего. Что это? И где?
— Э-эд?.. — хлопает Марв в ладоши перед моим носом. — Очнись!
На краткий миг меня искушает желание спросить друга про камни дома. Мало ли, может, он о таких слышал. Но я пересиливаю себя. Марву не понять. Да и весь прошлый опыт доказывает: посланник всегда одинок. Никто не может ему помочь.
— А? Да все в порядке, Марв, — отвечаю я. — Просто задумался.
— Думать — дело опасное, — предупреждает он. — Никогда не знаешь, куда заведет. Лучше не думать вообще.
«Это точно», — соглашаюсь я в ответ.
Жаль, что у меня так не выходит. А что? Живешь себе припеваючи, и плевать на всех. И ведь такие люди счастливы, хотя их радость убогая и недоделанная. Прямо как у нашего друга Ричи: тебе все пофиг, и всем пофиг на тебя.
— Ты за меня, Марв, не волнуйся, — отрезаю я. — Как-нибудь справлюсь, не маленький.
А друга моего явно пробило на разговоры. Ибо он тут же задает вопрос:
— Слушай, а ты помнишь, я с девушкой встречался?
— Сьюзен, что ли?
Марв выговаривает — словно выписывает — ее полное имя:
— Сьюзен Бойд. — И тут же пожимает плечами: — Они же съехали. И Сьюзен мне вообще ничего не сказала. Не предупредила даже. Три года назад пропала. С концами… Я все думал об этом, думал. Чуть с ума не сошел.
Тут Марв говорит, словно мои мысли подслушал:
— Ричи бы вообще не морочился. Обозвал бы девку шлюхой, выпил пива и пошел, как всегда, к букмекеру. — Марв грустно улыбается и смотрит в пол. — И типа все дела.
Мне хочется поговорить с ним. Ну, про все. Расспросить о девушке. Любил ли он ее. Скучает ли по ней до сих пор.
Но мой язык остается за зубами. Я молчу. Насколько хорошо мы позволяем друг другу узнать себя?
Молчание затягивается, и я наконец беру на себя смелость его нарушить. Ломаю тишину — с хрустом, как ломают хлеб и раздают нуждающимся. Вот так и я выдаю другу вопрос.
— Марв? — спрашиваю.
— Что? — впивается он в меня глазами.
— Как ты поступишь, если тебе, вот прямо сейчас, нужно оказаться в одном месте, а ты не знаешь, где это находится?
Марв надолго задумывается. Похоже, он все еще размышлял о девушке, когда я огорошил его своим вопросом.
— Ну… типа как если бы нужно было попасть на «Ежегодный беспредел»? — выдает Марв.
Что ж, сделаем скидку на возможности воображения моего друга.
— Ну, типа того.
— Хм… — Марв задумывается не на шутку и долго трет белесую щетину загрубевшей ладонью. Сразу видно, футбол для него крайне важен. — Я бы мозги вывихнул, представляя себе, как проходит матч без меня. И зная, что не могу ничего изменить. Потому что меня-то там нет!
— Короче, ты бы чувствовал разочарование.
— О! Точно.
Я перелопатил все городские планы. Перерыл старые, принадлежавшие еще отцу книги. Перечитал всякие местные истории. И ничего не нашел. Ни одной подсказки, где могли бы находиться пресловутые камни дома моего.
Дни и ночи распадаются. Ржавчина разъедает сутки по швам между тьмой и светом. Каждая минута стучит в голову напоминанием: что-то происходит. То неведомое, что я должен изменить или поправить. Или вообще остановить.
Мы продолжаем играть в карты.
Я ходил на Эдгар-стрит — все по-прежнему. Мужик так и не вернулся. Похоже, он навсегда забыл дорогу.
Мать с дочерью выглядят счастливыми. Во всяком случае, когда попадаются мне на глаза. Ну и слава богу.
Однажды вечером я прихожу к Милле — почитать.
Она в восторге, и, должен вам сказать, я не против снова побыть Джимми. Мы пьем чай, и на прощание я целую Миллу в морщинистую щеку.
В субботу иду на стадион — посмотреть, как там Софи. Она снова приходит второй, но, верная своему обычаю, бежит босиком. Софи замечает меня в толпе зрителей и кивает. Просто кивает — ей не до слов, она бежит, причем последний круг. Я стою за оградой, напротив финишной прямой — там-то она меня и замечает. Софи узнает меня, я узнаю ее — что ж, этого достаточно.
«Я скучаю по тебе, Эд», — сказала она тогда вечером в парке. А сегодня она бежит мимо, я смотрю на ее лицо, и на нем написано: «Я рада, что ты пришел».
Я тоже рад. Но как только забег кончается, я ухожу.
Это случается ночью, во время работы.
Я нахожу камни моего дома.
Точнее, все происходит строго наоборот.
Камни моего дома находят меня.
Приезжая в город, я всегда надеюсь снова встретить Элис. Особенно внимательно разглядываю людей у «Квэй» и «Кросса». Но она как сквозь землю провалилась — обидно даже. Да, время от времени ко мне садятся знакомые клиенты, но это пожилые дядьки, которые всегда лучше знают, как ехать, или молодые бизнесмены с мобильниками, вечно поглядывающие на часы.
Уже поздно, где-то в четыре утра, по дороге к пригороду ко мне садится молодой человек. Он поднимает руку, и я торможу. Парень уверенно стоит на ногах и блевать вроде не собирается. Я, знаете ли, этого не люблю, тем более под конец смены. Стошнит такого придурка — и все, подтирай потом за ним целое утро.
Итак, я останавливаюсь, и он садится.
— Куда едем? — спрашиваю.
— Прямо. — А надо сказать, голос его звучит угрожающе с первых слов. — Отвези меня домой, понял?
Я, конечно, занервничал, но все равно спросил:
— Домой — это куда?
Тут он поворачивается и смотрит на меня. Многообещающе так и неприятно.
— А туда, где ты живешь.
Глаза у парня желтые, как у кошки. Волосы короткие и черные. И одет он в черное.
Парень роняет еще два слова:
— Поехали, Эд.
Как вы понимаете, это предложение, от которого я не могу отказаться.
Он знает мое имя, а я знаю, что он везет меня туда, куда нужно трефовому тузу.
Некоторое время мы едем молча. Мимо пролетают огни, бледнеющие в свете утра. Парень сидит рядом, и я все хочу рассмотреть его — но ничего не получается. Каждый раз я физически ощущаю его взгляд. Эти желтые глаза готовы меня расцарапать.
Пробую разговорить странного пассажира:
— Ну…
М-да, хорошее начало разговора. Я бы сказал — безнадежное.
— Чего «ну»?
Так, попробуем зайти с другой стороны. Авось получится.
— Ты знаешь Кейта и Дэрила?
— Кого?!
Он выплевывает это с такой насмешкой, что мне не становится неловко, а сразу делается страшно. Но сдаваться не в моих правилах.
— Ну как — кого? Дэрила и…
— Я не глухой, между прочим, — отвечает он жестко. — Будешь еще трепаться и именами сыпать, не доедешь до дому. Понял?
«Почему, черт побери, мне все время попадаются либо бандиты, либо спорщики, — думаю я, — либо бандиты и спорщики в одном лице? Что угодно могу делать, но кончается все одинаково — бандиты и спорщики, спорщики и бандиты. Либо в дом ко мне припрутся, либо в такси сядут».
По ряду очевидных причин я молчу до самого конца. Знай себе рулю и пытаюсь рассмотреть клиента, все так же безуспешно.
— Вниз до упора, — командует он, когда мы выезжаем на Мэйн-стрит.
— Это где речка?
— Не умничай. Дуй вперед.
И мы едем.
Мимо моего дома.
Мимо дома Одри.
К реке.
— Вот здесь.
Я останавливаю машину.
— Ага, спасибо.
— С тебя двадцать семь пятьдесят.
— Чего?!
Открыть рот и повторить не так-то просто, потому что страшно. Парень смотрит, словно еще чуть-чуть — и он меня убьет. Но я повторяю:
— Двадцать семь пятьдесят с тебя.
— Платить не буду.
И знаете, я ему верю.
Потому что он просто сидит и смотрит на меня своими здоровенными желтыми глазищами с расширившимися черными зрачками. Этот парень платить не будет. Спор бесполезен. Любая попытка дискуссии тщетна. Но я ее предпринимаю:
— А почему, интересно, не будешь?
— У меня нет денег.
— Тогда я твою куртку заберу!
Парень придвигается ближе, в голосе неожиданно звучат дружеские нотки:
— Слушай, а ведь они правду сказали — ты упрямый сукин сын!
— Кто это «они»?
Ответа я так и не получаю.
Желтые глазищи хищно вспыхивают, парень распахивает дверь и кошкой выпрыгивает из такси.
На секунду я замираю.
Застываю внутри этого мгновения, без движения. А потом выпрыгиваю из машины и бегу следом. Прямо к реке.
Под ногами мокрая трава.
— А ну стой! — ору я.
В голове вертятся странные мысли: «А ну стой! Так ты кричишь? „А ну стой“ — какая банальность. Так орут все таксисты, когда сбегает клиент. Ты бы что-нибудь посвежее придумал, что ли. Странно, что ты обошелся без традиционного „говнюк“ в его адрес…»
Ноги деревенеют.
Воздух пролетает мимо рта и совершенно не желает попадать внутрь.
Но я все равно бегу!
Бегу и понимаю, что это чувство мне очень знакомо. Отвратительное чувство, надо сказать.
Оно возникало всякий раз, когда я гнался за Томми, младшим братом. Ну, вы помните, он живет в городе, у него перспективная работа, и в журнальных столиках Томми разбирается лучше моего. Так вот, даже тогда, в детстве, он во всем был первым. Даже бегал быстрее. Я этого, конечно, стеснялся. Стыдно, когда младший брат быстрее, сильнее, умнее и вообще лучше тебя. Во всем. И ведь это чистая правда. Неприятная и горькая, но тут уж ничего не попишешь.
Мы рыбачили на берегу реки, чуть выше по течению. И бегали наперегонки: кто первый окажется на месте. Я ни разу не выиграл. И естественно, успокаивал себя мурой из серии: «Стоит мне захотеть, как я…», ну и так далее.
И вот однажды я захотел.
Не на шутку.
И проиграл.
У Томми в тот день прямо второе дыхание открылось, и он обогнал меня на пять ярдов минимум.
Мне было одиннадцать.
А ему десять.
И вот прошло десять лет, но ничего не изменилось: я по-прежнему безуспешно пытаюсь догнать кого-то, кто быстрее, сильнее и лучше меня.
Мы пробежали уже около километра, и мое дыхание сбилось окончательно.
Парень оборачивается.
Ноги мои подгибаются.
И я останавливаюсь.
Все, отбегался.
Метрах в двадцати слышно, как парень смеется:
— Эх ты…
Отворачивается и исчезает.
Я стою и бессильно наблюдаю, как мелькают и растворяются в темноте его кроссовки. И безуспешно роюсь в памяти.
Ночной ветер перебирает ветви деревьев.
По небу нервно бегут облака. Черные на синем.
Удары сердца отдаются в моих ушах аплодисментами — сначала бурными, как у ревущей толпы, потом публика расходится, рукоплескания становятся все реже, реже, и под конец лишь мое сердце с издевательской иронией продолжает хлопать в ладоши.
Хлоп. Хлоп.
Хлоп.
«Отлично, Эд. Молодец, ничего не скажешь. Поздравляю с проигрышем».
А я стою в высокой траве и впервые за ночь вслушиваюсь в шум реки. Она журчит, словно кто-то пьет. В темной воде отражаются звезды. Они будто нарисованы на ее поверхности.
«Машина! — спохватываюсь я. — Она же открыта!»
Более того, ключи остались в замке зажигания. Каждый таксист знает: забыть ключи в зажигании — грех незамолимый! За клиентом гоняйся, а ключи вынимай! И запри машину! Обязательно запри машину! Все нормальные люди делают это! Но то нормальные, а то — я.
Я живо представляю брошенную машину.
Одну-одинешеньку на дороге.
С распахнутыми дверями.
«Нужно возвращаться», — шепчу я себе. Но не двигаюсь с места.
И остаюсь на берегу реки до рассвета. Занимается утро, и мы с братом снова бежим наперегонки.
Я отстаю.
А потом мы ловим рыбу — сначала с берега, а затем идем вверх по течению, все выше и выше, туда, где нет домов. Там уже нужно карабкаться — мы удим, сидя на скалах.
На скалах.
Гладких таких.
Похожих на…
Постойте-ка.
Я медленно, а потом все быстрее и быстрее иду вверх по течению.
Забираюсь высоко, как мы с братом в детстве.
Вода журчит, разбиваясь о камни, а я цепляюсь руками и ногами и лезу дальше. Светает, мир наливается красками и обретает форму. Его словно прорисовывают вокруг меня.
Ноги зудят.
И наливаются теплом.
Теперь я вижу это место.
И нас — с удочками.
«Вот они, — показываю я. — Вон те скалы. Огромные камни».
И мы на них — закидываем леску, пересмеиваемся, смотрим на поплавки. Это был наш секрет, мы поклялись никому не рассказывать об этом месте.
Я уже почти дошел до скал.
Где-то далеко стоит сиротливо, с распахнутыми дверями, моя машина.
Солнце уже вылезло из-за горизонта — оранжевый шар, нарисованный на театральном заднике в виде неба.
Я взбираюсь на самый верх и опускаюсь на колени.
Ощупываю холодный камень.
Выдыхаю с облегчением.
Вслушиваюсь в шум реки, смотрю вверх и понимаю: а ведь я на месте. Я стою на коленях у камней дома моего.
На скале вырезаны три имени.
Они не сразу попадаются мне на глаза. Я их увидел, лишь снова поглядев вверх.
Подойдя поближе, читаю:
Некоторое время я слышу только шум реки в ушах. Подмышки мокрые от пота. Он стекает со стороны сердца, по ребрам вниз, и верхняя часть брюк становится влажной.
Напрасно я шарю в карманах в поисках ручки и бумаги. Понятно, что их нет, но я как тот человек, что выдает заведомо неправильный ответ и глупо надеется на чудо: а вдруг угадал!
Поиски, естественно, ничего не дают, ручки с собой нет, так что я записываю имена в уме. Сначала начерно, карандашом, потом мысленно обвожу чернилами. Наконец процарапываю в памяти — так надежнее.
Томас О’Райли.
Энджи Каруссо.
Гейвин Роуз.
Ни одного знакомого имени — оно и к лучшему. Не знаю, мне кажется, если б я кого-то знал, было бы еще труднее.
Окинув камни прощальным взглядом, иду обратно, распевая вслух имена, чтобы точно не забыть их.
До машины я шел почти сорок пять минут.
Однако.
Двери закрыты, но не заперты. А вот ключей в зажигании нет. Я сажусь за руль, некоторое время смотрю сквозь лобовое стекло, потом опускаю шторку от солнца, и ключи падают мне на колени.
Назад: 5 Такси, шлюхи и Элис
Дальше: 7 Священник
