25. ДЕНЬ ЮБИЛЕЯ

Первое января 1990 года пришлось на понедельник. В колледже Святого Игнатия этот день был юбилейным, поскольку миссия вступила в свой 126-ой год работы. На чаепитие получили приглашения представители высшего света, желавшие поздравить миссию, и это мероприятие полагали перевести в легкий ужин. По плану после него предусматривалась поздняя месса, где решено было представить Мартина Миллса католической общине Бомбея. Нужно ли говорить, что отец Джулиан и отец Сесил очень расстроились, увидев своего будущего священника в таком ужасном состоянии. Предыдущей ночью Мартин испугал брата Габриэля, который принял его, с размотавшимися и окровавленными бинтами, за блуждающего призрака убитого в прошлом иезуита, за какую-то бедную душу, которую вначале пытали, а затем уничтожили.

Немного раньше в эту же самую ночь фанатик потребовал от отца Сесила, чтобы тот принял его исповедь. Отец Сесил так устал от хлопот, что заснул прежде, чем дал Мартину отпущение грехов. Исповеди Миллса конца не было, и отец Сесил, сонно клюя носом, даже не осознал ее сути. Старый священник успел только удивиться тому, что Мартин Миллс собрался вместить в исповедь всю свою жизнь.

Он начал со своих разочарований времен первых курсов колледжа Святого Алоиза в штате Массачусетс. Голос будущего священника звучал настойчиво, и отец Сесил постарался слушать внимательно. Однако Миллс обнаружил горячее стремление винить во всем самого себя, и несчастный священник вскоре почувствовал ненужность собственного участия в выслушивании исповеди. Например, Мартин рассказывал, что во время пребывания в колледже Святого Алоиза его нисколько не поразило, что в массачусетский колледж привезли священную руку святого Франциска Ксавьера. А это ведь значительное событие в духовной жизни. Впрочем, отец Сесил полагал, что подобная реакция не настолько уж плоха.

Известный в церковном мире отец Терри Финни был тем человеком, который носил отрубленную руку святого. Он самоотверженно осуществлял перевозку золотого ящика с этой реликвией по всему миру. Мартин признался, что ему священная рука показалась всего лишь костями чьей-то конечности под стеклом. Мартин заметил, что она была похожа на частично обглоданные объедки, кем-то оставленные на тарелке. Будущий священник лишь теперь осмелился признаться в таких богохульных мыслях, однако к этому моменту отец Сесил окончательно уснул.

На этом исповедь не окончилась. Мартина тяготило, что понадобились годы, чтобы решилась проблема обращения на него милости Господней. Будущий священник иногда чувствовал, что он старается не думать об этой милости. Престарелому отцу Сесилу хорошо было бы послушать эти мысли, поскольку Мартин Миллс в опасной степени преисполнялся сомнениями. И эта исповедь в конце концов приведет к тому, что у Мартина сохранится такое же недовольство самим собой, какое одолело его во время поездки в цирк и возвращения оттуда.

Будущий священник признался еще в одной вине: он больше любил мальчика-калеку, чем девочку-проститутку. Отвращение к проституции вызвало его отстраненность от того, какой станет будущая судьба девочки. Кроме того, доктор Дарувалла спровоцировал иезуита на опасную тему о гомосексуализме Мартину было стыдно за то, как он отвечал доктору — с интеллектуальным превосходством и высокомерием. На этом признании отец Сесил заснул настолько крепко, что не проснулся, даже склонившись вперед в исповедальной комнатке. Нос его провалился сквозь материал перегородки, и Мартин Миллс неожиданно его увидел.

Осознав, что стоит за позой старого пастора, он понял: отец Сесил потерян для этого мира. Он не хотел тревожить беднягу, но и не мог оставить спящего в таком неудобном положении. Миссионер на цыпочках пошел искать брата Габриэля. Тогда-то бедный брат Габриэль принял перебинтованного Мартина за подвергшегося гонениям христианина из далекого прошлого. Когда страх его несколько поутих, брат Габриэль пошел будить отца Сесила, который остаток ночи промучился без сна. Священник не смог вспомнить, что ему рассказывал Мартин Миллс, и отпустил ли он грехи этому фанатику.

Зато Мартин почивал с ощущением блаженства, поскольку ему было хорошо, когда он говорил о себе всякие неприятные веши. Завтра еще не поздно, кто-нибудь услышит его полную исповедь. Может быть, на этот раз он попросит отца Джулиана. Хотя отец-ректор более пуглив по сравнению с отцом Сесилом, однако он немного помоложе его. Так, с ясным сознанием и без клопов в постели, Мартин проспит всю ночь, а днем он будет самим собой — человеком противоречивым, которого постоянно бросало то в сомнения, то в осуждение своих поступков.

Нэнси также проспала всю ночь. Нельзя сказать, что безмятежно, но по крайней мере она забылась во сне. Несомненно, этому помогло шампанское. Она даже не услышала телефонный звонок, на который детектив Пател отвечал на кухне. Было только четыре часа утра, первый день Нового года, и у заместителя комиссара полиции отлегло от сердца, когда он понял, что это звонит не офицер-наблюдатель, назначенный следить за домом супругов Догар на старой улице Ридж-роуд в районе Малабар-Хилл. Ему докладывали об убийстве в районе «красных фонарей» Каматипура. В одном из довольно приличных борделей убита проститутка. Обычно никто бы не потревожил заместителя комиссара полиции с подобным докладом, однако офицер, проводивший расследование, и медицинский эксперт выражали уверенность, что преступление связано с Инспектором Дхаром: на животе убитой потаскухи оказался нарисован слоник. На этот раз убийство сопровождалось новой деталью и звонивший выразил уверенность, что детектив Пател захочет увидеть все лично.

Что же касается офицера-наблюдателя, то младший инспектор, следивший за домом супругов Догар, должно быть, также проспал всю ночь. Во всяком случае он клялся в том, что миссис Догар не выходила из дома, а дом покидал только мистер Догар. Этот младший инспектор, которого впоследствии заместитель комиссара полиции переведет на другую работу, где можно принести меньше вреда (что-нибудь вроде сочинения ответов на жалобы потерпевших), этот молодой человек клялся, что он видел именно мистера Догара. Прежде всего старичок характерно шаркал ногами, кроме того он был сутулый, в сером, мешковато висевшем костюме. В мужском, излишне свободном костюме. Совсем не он был на мистере Догаре в новогоднюю ночь. Вдобавок старик надел белую рубашку без галстука. Он сел в такси около двух часов ночи, а домой возвратился в другом такси в 3.45 утра. Этот офицер-наблюдатель, которого позже заместитель комиссара полиции разжалует из младшего инспектора в констебли, поспешно сделал вывод о том, что мистер Догар ездил либо к любовнице, либо к проститутке.

Можно не сомневаться в том, подумал детектив Пател, что поездка была к проститутке, однако ездил к ней совсем не мистер Догар.

Мадам в борделе района Каматипура пояснила заместителю комиссара полиции, что обычно свет в борделе администрация выключает с часу до двух часов ночи, в зависимости от наличия или отсутствия клиентов. После выключения света клиента принимали, если он платил таксу за целую ночь. В этом случае за девочку мадам требовала сто и более рупий. «Пожилой человек», который приехал к ним после двух часов ночи, когда свет уже был выключен, предложил триста рупий и попросил самую маленькую девочку в борделе.

Детектив Пател сначала подумал, что мадам имела в виду молодую девочку, однако эта сводня повторила, что джентльмен требовал для себя «самую маленькую». Именно такую он и получил. Эйша оказалась маленькой, даже миниатюрной девочкой лет пятнадцати. Так утверждала мадам, однако заместитель комиссара полиции предположил, что ей могло быть около тринадцати лет.

Из-за того, что свет оказался выключенным и в холле отсутствовали другие девочки, кроме мадам и Эйши никто не увидел «пожилого мужчину». Сама мадам полагала, что клиент вряд ли был стар. Женщина вспомнила, что он и не сутулился. Как и намеченный к снятию с должности офицер-наблюдатель, мадам заметила, как свободно болтался на мужчине костюм серого цвета. Был он хорошо выбрит и носил тонкие усики, о которых детектив Пател подумал, что они фальшивые. Рассказывая о необычной прическе, мадам подняла вверх руки надо лбом.

— Прическа была очень короткой на затылке и над ушами, — объяснила женщина.

— Да, я знаю. Это «Помпадур», — ответил Пател. Детектив был уверен, что цвет волос не окажется серебристым с белыми прядями, однако все равно задал такой вопрос.

— Нет, волосы были черные с серебряными локонами, — ответила мадам.

Никто не заметил, как «старик» ушел. Проснулась мадам оттого, что услышала какой-то шум, напоминающий звук двери, когда ее открывают снаружи. Когда она пошла посмотреть, то увидела за дверью монахиню. Было, должно быть, уже часа три утра.

— Вы когда-нибудь видели монахинь на улицах в такой ранний час? — спросил ее заместитель комиссара полиции.

— Разумеется нет! — воскликнула мадам. Сводня спросила монахиню, что ей надо, и она сказала, что ищет девочку-христианку из штата Керала. Мадам сообщила, что в ее доме нет никаких девочек-христианок из Кералы.

— А какого цвета был капюшон у монахини? — Пател заранее знал, какой это был цвет, это он и услышал: серый.

Для капюшона из легкой, для тропического климата ткани цвет не был необычным, однако одеяние монахини наверняка сделано из серого костюма миссис Догар, в котором она пришла в бордель. Мешковатый костюм с изнанки являлся капюшоном, а когда нужно, из капюшона снова делали костюм. А может, части костюма и капюшона были одинаковыми, по крайней мере, из одинакового материала. Белую рубашку тоже можно использовать по-разному. Если ее свернуть, получится высокий стоячий воротник. Можно из нее сделать капюшон сутаны, чтобы покрыть голову. Детектив сделал предположение, что так называемая монахиня не носила усов.

— Разумеется нет! — удивленно подтвердила мадам. Вследствие того, что монахиня покрыла голову, сводня не заметила у нее прическу «помпадур».

Так быстро обнаружила она убитую девочку по той единственной причине, что не смогла снова заснуть. Во-первых, один из посетителей кричал, а во-вторых, она услышала звук кипящей воды, хотя для приготовления чая было еще рано. Оказывается в комнате мертвой девочки на плите закипела кастрюля воды. Так она и обнаружила тело убитой. В ином случае отсутствие Эйши другие проститутки заметили бы не раньше восьми-девяти утра.

Заместитель комиссара полиции спросил мадам о дверном звуке, который ее разбудил. Не стала бы дверь так шуметь, если бы ее открыли изнутри, а затем закрыли вслед за уходящей монахиней? Мадам согласилась, что это мог быть такой звук. Короче говоря, если бы мадам не услышала шум открываемой двери, она никогда бы не увидела монахиню. К тому времени, когда миссис Догар взяла такси, чтобы ехать домой, она уже не выглядела как монахиня.

Детектив Пател очень вежливо задал мадам самый очевидный вопрос.

— Вы никогда не думали над такой возможностью: что не очень старый мужчина и эта монахиня являлись одним и тем же человеком?

Мадам вздрогнула и стала сомневаться в том, что смогла бы опознать мужчину или монахиню. Когда заместитель комиссара полиции захотел получить более определенный ответ на свой вопрос, мадам добавила, что в тот момент была сонной. Именно в таком состоянии ее будили не очень старый мужчина и монахиня.

Возвратившись домой, Пател застал Нэнси еще спящей. К тому времени он отпечатал предварительный доклад о происшествии, снял с должности офицера-наблюдателя и перевел его на работу в отдел писем полицейского управления. Он хотел быть дома, когда жена уже встанет. Пател также не хотел звонить Инспектору Дхару и доктору Дарувалле из полицейского участка, давая им возможность подольше поспать.

Заместитель комиссара полиции представлял, что Эйше сломали шею без труда по двум причинам. Во-первых, она была маленькой. Во-вторых, в этот момент девочка оказалась полностью расслабленной. Рахул, наверное, попросил ее лечь на живот, как будто хотел заняться сексом в этой позиции. Разумеется, никакого секса не последовало. Глубокие раны от ногтей на веках девушки, а также чуть ниже подбородка давали основание предположить, что голову маленькой девочки Рахул крутил назад и в сторону до тех пор, пока не сломал шею.

После этого он перевернул Эйшу на спину, чтобы нарисовать на животе рисунок. Сам рисунок оказался совершенно обычным, но менее качественным. Преступник делал его с необъяснимой торопливостью. Это казалось странным, поскольку ничто не заставляло миссис Догар быстрее покинуть бордель. Однако Рахул торопился. Что же касается ужасающей новой отличительной черты убийства, то при виде ее детектива затошнило. Нижняя губа убитой была насквозь прокушенной. Живую Эйшу нельзя было укусить так жестоко, иначе ее крики разбудили бы весь бордель. Разумеется, это произошло после убийства и завершения рисунка. Минимальное кровотечение свидетельствовало о том же: Эйшу укусили после того, как ее сердце остановилось. Полицейский подумал, что именно желание укусить жертву подгоняло миссис Догар. Она не могла закончить рисунок, поскольку губа Эйши вводила преступницу в сильное искушение.

Даже слабая кровь на губе нарушила привычный ритуал убийства. Должно быть, миссис Догар и поставила кастрюлю воды на плиту, поскольку лицо ее или рот оказались в крови проститутки. Когда вода согрелась, Рахул обмакнул в нее какие-то вещи убитой, чтобы смыть кровь. Потом он ушел, переодевшись монахиней, однако забыл выключить плиту. Кипящая вода и привлекла внимание мадам. Хотя идея переодеться монахиней была очень удачной, однако реализована она оказалась неаккуратно.

Нэнси встала примерно в восемь утра с сильным похмельем, однако детектив Пател рассказал ей о случившемся, после чего услышал, как жену вырвало в ванной. Затем он позвонил вначале актеру, а затем — сценаристу. О губе он сообщил актеру, но не доктору. Заместитель комиссара полиции хотел при встрече с Даруваллой подчеркнуть необходимость подготовки хорошего сценария для Дхара на время его ленча с миссис Догар. Пател сказал обоим, что должен арестовать преступницу сегодня, для этого у него немало доказательств. Но вот оснований содержать ее под стражей у него недостаточно, поэтому актер и сценарист должны сделать так, чтобы за ленчем что-нибудь произошло.

Заместитель комиссара полиции с одобрением отнесся к информации, сообщенной ему виновным офицером-наблюдателем. После того, как переодетая миссис Догар прошла из такси в дом, свет появился не в спальне, а на первом этаже, и горел там до позднего утра. Детектив Пател представлял, что Рахул занимался рисованием.

За последние пять суток первая спокойная ночь Даруваллы окончилась довольно рано, хотя на этот день он не планировал ни операций, ни встреч в офисе. Он надеялся хорошо отоспаться. Но позвонил Пател, и сценарист включился в работу. Перед ленчем Дхара в клубе Дакуорт ему предстояло много сделать. Хуже всего, что в репетициях будет участвовать не только Джон Д, но и мистер Сетна, о чем заместитель комиссара полиции уже уведомил пожилого старшего официанта.

От Джона Д Фарук услышал новость о нижней губе убитой Эйши.

— Рахул, должно быть, думал о тебе! — воскликнул доктор.

— Ну, теперь мы знаем, что он помешен на кусании. По всей видимости, это началось с тебя, — сказал Дхар.

— Что ты имеешь в виду? — всполошился доктор.

— Все началось с тебя, с большого пальца на твоей правой ноге. В Гоа именно Рахул укусил тебя. Все это время ты был прав: это была не обезьяна.

В тот понедельник мальчик-калека проснется от покашливания львов задолго до того, когда в цирке «Большой Голубой Нил» в Джунагаде наступает время кормления хищников. Глухое урчание львов усиливалось и затихало в унисон с ритмом дыхания. Для этого места в штате Гуджарат утро выдалось холодным. Первый раз в жизни Ганеша смог увидеть пар от своего дыхания. У львов оно напоминало взрывы парового котла — так пар вырывался из их клеток.

Рабочие-мусульмане развозили мясо в деревянном вагончике, покрытом мухами Пол вагончика сняли с тележки и опустили между палаткой поваров и клетками со львами. На эти неструганные доски укладывали свежую говядину кусками величиной примерно с двойную дверь. Хотя воздух был холодным, мухи пикировали на мясо, которое сортировал повар Чандра. Иногда между кусками говядины попадались куски баранины, их повар откладывал, так как кормить бараниной львов и тигров было слишком накладно.

Огромные кошки рычали. Они чувствовали мясо, а некоторые видели манипуляции повара с кусками баранины. Калеку напугало, как жестоко львы и тигры разрывали свежее мясо, однако доктор Дарувалла об этом никогда не узнает, как и то, опечалил ли его вид львов в клетках, скользящих лапами по жиру от мяса. Именно это немногое и расстраивало доктора в цирке.

В тот же самый понедельник кто-то решил жениться на Мадху. Как и полагается в подобных случаях, сначала предложение довели до сведения мистера и миссис Дас, чему инспектор манежа и его жена очень удивились. Они не только еще не начали тренировать Мадху, поскольку та совершенно ничего не умела, но никто из артистов еще не знал ее. Предложение руки и сердца сделал джентльмен, заявивший, что он присутствовал в воскресенье на вечерних выступлениях цирка и влюбился в Мадху с первого взгляда. Утром он прибыл, чтобы засвидетельствовать серьезность намерений.

Инспектор манежа и его жена происходили из этнических бенгальцев. У них были дети, но они отказались от карьеры цирковых артистов, и мистер и миссис Дас учили чужих детей ремеслу цирковых акробатов. Они по-доброму относились к таким приемным детям и особенно оберегали девочек. Ведь после цирковой подготовки те начинали представлять какую-то ценность не только для самого цирка — приобретали внешний лоск, зарабатывали немножко денег, при этом не тратя их, так как инспектор манежа и его жена обычно собирали для них приданое.

Супруги Дас мудро советовали девочкам, стоит ли принять или отвергнуть то или иное предложение. Как правило, приемных дочерей они выдавали замуж за достойных кандидатов и зачастую сами вносили определенный вклад в приданое девочек. Инспектор манежа и его жена, бывало, настолько сильно привязывались к детям, что очень тяжело расставались с ними. Почти все девочки в конце концов покидали цирк, а немногие оставшиеся сами становились тренерами.

Мадху была слишком молода, не имела ни циркового опыта, ни приданого. Однако перед ними стоял обеспеченный господин, хорошо одетый и по виду явно городской житель. У него имелась собственность — увеселительное заведение в Бомбее. Супруги Дас нашли, что Мадху повезло, поскольку он мог взять бедняжку в жены без всякого приданого. Несомненно, в этих предварительных обсуждениях серьезно рассматривался также вопрос о компенсациях инспектору манежа и его жене, поскольку не исключалась возможность того, что Мадху может стать звездой «Большого Голубого Нила». С точки зрения мистера и миссис Дас, им предложили значительную сумму за девчонку, из которой вообще могло не получиться акробатки. Их ведь не просили расстаться с молодой девушкой, которую они любили — с Мадху супруги едва ли перекинулись двумя-тремя словами.

Может быть, они и подумали о том, что следует известить доктора или миссионера, а также обговорить вопрос о замужестве с Диной, поскольку та рассчитывала, что Мадху в будущем станет выступать в номере «Девочка без костей». Однако жена карлика все еще болела в своей палатке. К тому же инспектор манежа был зол на Вайнода, поскольку завидовал его таксомоторной компании. Ведь, оставив цирк, карлик неизменно преувеличивал свои успехи в предпринимательском деле. Кроме того, жена инспектора манежа считала, что по социальному положению она намного выше жены карлика и полагала недостойным консультироваться с Дипой, даже если бы та и была совершенно здорова. Миссис Дас быстро убедила мужа в том, что замужество Мадху — это хорошая сделка. Разумеется, для них это оказалось выгодной сделкой.

Если Мадху не проявит интереса, они оставят глупую девчонку в цирке, однако, если эта недостойная особа найдет в себе достаточно мудрости осознать то счастье, которое ей привалило, — инспектор манежа и его жена благословят ее и отпустят.

Джентльмен из Бомбея ничего не знал о калеке-брате, поэтому мистер и миссис Дас чувствовали определенную ответственность за то, что калека останется один. Они предусмотрительно обещали доктору Дарувалле и Мартину Миллсу, что предоставят Ганеше возможность реализовать себя. Инспектор манежа и его жена не видели необходимости обсуждать судьбу Ганеши с Дипой, поскольку этот калека не являлся ее находкой. Жена карлика заявляла лишь о том, что нашла девочку на цирковой номер. Теперь она болеет. А вдруг у нее какая-нибудь заразная болезнь?

Телефонный звонок доктору или миссионеру был бы лишь выражением вежливости и ничем другим. Однако в цирке телефоны отсутствовали, требовалось идти либо на почту, либо на телеграф. Мадху удивила инспектора манежа и его жену тем, что немедленно и без раздумий приняла предложение выйти замуж. Ее не испугало то, что для нее этот джентльмен слишком стар, чего боялся мистер Дас. Жену инспектора манежа неприятно поразил бесформенный шрам на лице джентльмена. Она предположила, что это, должно быть, какой-то ожог. Однако Мадху даже не обратила на шрам внимания, может быть, она относилась к такому явному дефекту внешности как-то по-своему.

Видимо, предвосхищая отрицательное отношение доктора Даруваллы, инспектор манежа поступил мудро, послав телеграмму Мартину Миллсу. Из них двоих миссионер показался супругам более непосредственным человеком. Они предполагали, что к этой новости он отнесется с большей легкостью, тем более что иезуита явно меньше заботила перспектива жизни Мадху, чем доктора, чья привязанность к девочке была очевидна. В связи с юбилеем офис колледжа Святого Игнатия окажется закрытым, и наступит уже вторник. когда кто-нибудь вручит Мартину эту телеграмму. Мистер Гарг сможет уже возвратить молодую жену обратно в «Мокрое кабаре».

В интересах дела нужно привести телеграмму, составляя которую, бенгальская семья приложила немало усилий, чтобы сделать ее безобидной.

СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ ДЕВУШКИ МАДХУ ОЧЕНЬ ЗАМАНЧИВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ВСТУПИТЬ БРАК ПРЕУСПЕВАЮЩИМ БИЗНЕСМЕНОМ СРЕДНИХ ЛЕТ/ ОНА СОГЛАСНА НО НЕ ДО КОНЦА РАЗОБРАЛАСЬ СВОИХ ЧУВСТВАХ У НЕГО ШРАМ /КАЛЕКЕ ПРЕДОСТАВЛЕНА ВОЗМОЖНОСТЬ ЗДЕСЬ ИНТЕНСИВНО РАБОТАТЬ / ГАРАНТИРУЮ ДАЛЬНЕЙШУЮ ОБЕСПЕЧЕННОСТЬ РАБОТОЙ/ ДАС.

К тому времени, когда доктор узнает эту новость, ему останется только кусать локти. Как он этого не предусмотрел? Ведь для чего-то мистер Гарг просил Ранджита дать ему адрес цирка «Большой Голубой Нил»? Разумеется, мистер Гарг, как и доктор, знал, что Мадху неграмотна. Кислотный человек и не собирался посылать девочке письмо. К тому же, уведомляя Фарука о том, что Гарг просил адрес цирка, верный секретарь забыл сообщить доктору о том, что Гарг интересовался, когда он планировал возвратиться из Джунагада. В то воскресенье, когда Дарувалла покидал цирк, и прибыл мистер Гарг.

Фарука не убедило мнение Вайнода на этот счет. Карлик предполагал, что Гарг настолько увлекся Мадху, что не захотел ее терять. Может быть, сам Гарг не ожидал, как сильно он будет скучать по девочке, говорил карлик. Дипа подчеркивала, что Кислотный человек по-настоящему женился на Мадху. Несомненно, он не намерен отсылать девочку обратно в бордель. Жена карлика добавила, что, вероятно, это действительно «счастливый день» для Мадху.

Эта новость не найдет доктора Даруваллу в день юбилея, ей придется подождать. Зато плохой новостью станет то, что и другая информация придет к нему с опозданием. Первым узнает о ней Ранджит, но медицинский секретарь решит не сообщать доктору столь неприятные подробности, малоподходящие для празднования Нового года.

Учреждение доктора Тата и в новогодний день работало с полной нагрузкой. Престарелый секретарь мистер Сабхаш сообщил Ранджиту о проблеме. Два старых секретаря вели разговор в манере враждебных, но беззубых кобелей.

— У меня информация только для доктора, — начал мистер Сабхаш, не потрудившись даже представиться.

— В таком случае вам придется ждать до завтра, — остановил Ранджит этого дурака.

— Это мистер Сабхаш из офиса доктора Тата, — важно произнес секретарь.

— Все равно вам придется ждать до завтра. Доктора Даруваллы сегодня здесь нет, — с удовольствием сообщил ему Ранджит.

— Это очень важная информация. Доктор обязательно захочет узнать ее как можно раньше, — сказал Сабхаш.

— Тогда передайте ее мне, — отозвался Ранджит.

— Ну… у нее нашли это … Мистер Сабхаш перешел на драматический шепот.

— Вам придется объяснить поподробней.

— У этой девочки Мадху, — сказал мистер Сабхаш, — оказался положительный тест на СПИД.

В документах Мадху Ранджит видел противоположную информацию. Второй Тата сообщал доктору Дарувалле, что тест на СПИД у Мадху оказался отрицательным. Если бы девочка болела СПИДом, то доктор Дарувалла не разрешил бы ей поехать в цирк.

— Тест ELISA оказался положительным и это подтвердилось проверкой по западным методикам, — говорил мистер Сабхаш.

— Но доктор Тата сообщил доктору Дарувалле, что тест был отрицательным, — упорствовал Ранджит.

— Это оказалась не та Мадху. Ваша Мадху дала положительную реакцию теста на СПИД, — подвел итог обсуждению Сабхаш.

— Это — серьезная ошибка, — заметил Ранджит.

— Никакая это не ошибка. Дело в том, что были две Мадху, — разгневался Сабхаш. — Всего лишь.

Однако Ранджит подозревал, что не было никаких «всего лишь». Преобразовав телефонный разговор с мистером Сабхашем в аккуратно отпечатанный доклад, который он положил на стол доктора Даруваллы, из имеющихся фактов медицинский секретарь сделал свой вывод: у Мадху и мистера Гарга что-то более серьезное, чем хламидиоз. Ранджит знал, что Гарг уезжал в Джунагад, желая забрать Мадху из цирка. Может быть, Гарг решил вернуть девочку в Бомбей только после того, как ему сообщили, что тест на СПИД не подтвердился. А может быть, это и не так. В мире людей из круга «Мокрого кабаре» и борделей в Каматипура определенный фатализм был нормой жизни.

Новость «не о той Мадху» также подождет до прихода Даруваллы. К чему торопить неблагоприятную информацию. В конце концов, как полагал Ранджит, Мадху все еще в Джунагаде с цирком. Кислотный человек, верно, еще не покидал Бомбея.

Когда Мартин Миллс позвонил в офис доктора Даруваллы, Ранджит не нашел нужным сообщить миссионеру о такой новости. Фанатик хотел, чтобы ему сменили бинты. Отец-ректор посоветовал ему и в этом соответствовать празднованию юбилея. Ранджит предложил Мартину позвонить доктору домой. Вследствие того, что Фарук отрабатывал реплики и поведение Джона Д и пожилого мистера Сетны с Рахулом, с Мартином разговаривала Джулия. Ее поразило, что брата-близнеца Дхара укусил шимпанзе, который, вероятно, болел бешенством, а Мартина неприятно задело то, что доктор не рассказал жене о досадном эпизоде.

Джулия любезно приняла приглашение иезуита на церемонию чаепития по случаю юбилея и пообещала доставить Фарука в колледж Святого Игнатия еще до начала мероприятий, чтобы доктор успел сменить повязки Мартину. Будущий священник поблагодарил Джулию, однако, когда он повесил трубку, то внезапно все малопонятное, что случилось с ним в Индии за неделю, загудело, как погребальный звон.

Начать с реакции отца Джулиана на его исповедь. Его отпущение грехов, скупое и резкое, закончилось торопливым советом сменить замусоленные и окровавленные бинты. Пастор и будущий священник явно не поняли друг друга. Когда Мартин Миллс признался, что любил мальчика-калеку больше, чем мог любить девочку-проститутку, отец Джулиан, прервав его, сказал, что ему следует меньше обращать внимание на свою способность любить. Эти слова отца-ректора означали, что Мартин должен быть более озабочен любовью Всевышнего и волей Бога и с большей скромностью относиться к своей всего лишь человеческой любви. Мартин является членом общества иезуитов, поэтому ему следует вести себя подобающим образом, а вовсе не как погруженному в самолюбование социальному работнику, который творит добрые дела и при этом оценивает, критикует и поздравляет себя.

— Судьба этих детей не в твоих руках. Ни один из них не станет больше или меньше страдать из-за твоей любви к ним или по причине отсутствия твоей любви. Перестань так много думать о себе. Ты — инструмент воли Всевышнего, а не собственное создание, — сказал отец Джулиан будущему священнику.

Такой ответ не просто поразил фанатика своей тупостью — Мартин Миллс почувствовал смятение. Такой подход отца-ректора показался иезуиту явно кальвинистским: ведь он считал, что дети уже имеют предопределенную судьбу. Не испытывал ли отец Джулиан воздействия индуизма, поскольку замечание о «судьбе» детей отдавало кармическим законом? А разве плохо быть социальным работником? Разве Игнатий Лойола сам не был социальным работником и не отдавался этому с неослабевающим рвением? Или отец-ректор только подразумевал, что Мартин не должен принимать слишком близко к сердцу судьбу детей из цирка и то, что будущий священник сделал для них, вовсе не означало, что он ответственен за все, что может с ними случиться?

В состоянии такой озабоченности Мартин Миллс вышел прогуляться. Но отойдя далеко от миссии, он наткнулся на трущобы, которые уже показывал ему доктор Дарувалла. При виде бывших кинодекораций трущоб, где его грешная матушка упала без сознания, когда корова лизнула ее языком, Мартин вспомнил, как его вырвало из движущейся машины.

Трущобы бурлили в эти утренние часы понедельника. Миссионер подумал, что лучше взирать на это убожество, наблюдая лишь мелкие детали. Вместо того, чтобы смотреть вдаль по дороге во всю ее длину. Мартин опустил глаза на свои неспешно передвигающиеся ноги, не позволяя им оторваться от земли. Таким образом, большинство обитателей трущоб оказались отрезанными от него на уровне лодыжек. Он видел детей, которые, вполне естественно, просили милостыню, видел также лапы и любопытствующие носы копавшихся в мусоре собак, мопед, который упал или врезался в канаву. Гирлянда из цветов увивала его руль, будто мопед уже приготовили к кремации. Затем Мартин увидел корову целиком. Не просто копыта, а всю тушу, поскольку корова лежала. Обойти ее было непросто и когда миссионер задержался, он быстро обнаружил, что его тут же окружили. В каждом путеводителе для туристов должно быть ясно сказано, что в трущобах никогда нельзя останавливаться!

Длинная, печальная и полная достоинства коровья морда уставилась на него. Глаза ее по краям были обсижены мухами. Кусок кожи на рыжевато-коричневом боку коровы величиной с кулак был поврежден и тоже облеплен мухами. На самом деле видимая рана вела в глубокую дыру, сделанную корабельной мачтой, когда ее перевозил грузовик. Мартин не видел момента столкновения, а беспорядочная толпа закрывала от него смертельную рану коровы.

Внезапно толпа расступилась — шла какая-то процессия. Мартин смог увидеть всего лишь сумасшедших, швырявших цветы. Когда молящиеся прошли, корова осталась лежать, усыпанная лепестками роз. Некоторые прилипли к ране вместе с мухами. Одна нога коровы оказалась вытянутой: животное лежало на боку, почти касаясь рогом канавы. Там, в нескольких сантиметрах от рога, лежало целехонькое человеческое испражнение. За этим непотревоженным рогом куском дерьма находились палатки торговцев. Продавалось нечто, в чем Мартин Миллс не был заинтересован — розовая пудра, о которой миссионер подумал, что это что-то съедобное или какие-то специи. Немного пудры просыпалось в канаву, там розовые частички накрыли и коровий рог, и лепешки дерьма.

Вот каким оказался для Мартина микрокосмос Индии: смертельно раненое животное, религиозное шествие, бесконечные мухи, невероятно яркие краски, человеческое испражнение и, разумеется, дикое смешение запахов. Словно миссионер получил предупреждение свыше о том, что если он не увидит нечто большее, чем это убожество, он едва ли понадобится миссии Святого Игнатия или любой другой миссии в подобных странах. Будущий священник в смятении подумал, сможет ли он удержать блевоту, чтобы сохранить достоинство пастора. Пребывая в таком болезненном состоянии сознания, Мартин Миллс даже не подозревал, как ему повезло, что известие о Мадху он получил лишь на следующий день.

В Дамском саду клуба Дакуорт полуденное солнце пыталось пробиться сквозь беседку. Из-за плотных бугенвиллей лучи света яркими бусинками проникали в просветы между растениями и словно драгоценными камнями усыпали скатерть на столе. Нэнси подставила руки под эти лучики-иголочки и играла ими, стараясь, чтобы солнце отразилось от ее обручального кольца, когда с ней заговорил муж.

— Тебе не следует быть здесь, моя сладенькая. Лучше тебе пойти домой, — сказал ей детектив Пател.

— Я хочу быть здесь.

— Тогда должен предупредить тебя: не жди никакого удовлетворения. Так получается — даже когда их ловишь, то никогда до конца не бываешь доволен. — Заместитель комиссара полиции пожал плечами.

— Она опаздывает, — заметил доктор Дарувалла, который все время смотрел на часы.

— Они оба опаздывают, — произнесла Нэнси.

— Мы предполагали, что Дхар задержится, — напомнил ей полицейский.

Дхар ждал на кухне. Когда появится вторая миссис Догар, мистер Сетна будет за ней наблюдать и, увидев, что она явно выходит из себя от раздражения, он позовет Дхара. Задумав это, доктор Дарувалла исходил из теории о том, что нетерпение толкнет Рахула на необдуманные поступки.

Когда он появился, его почти никто не узнал. Рахул надел то, что западные женщины называют маленьким черным платьем. Юбка у него оказалась короткой, постепенно расширяющейся к краям, а талия очень высокой, плотно облегающей. Платье хорошо выделяло маленькие острые груди миссис Догар. Если бы она надела к нему темный жакет, то выглядела бы, сотрудницей в преуспевающем офисе. Дарувалла подумал, что без жакета платье было бы уместно на вечеринке с коктейлем в Торонто. Словно для того, чтобы нанести оскорбление членам клуба, рукава у платья отсутствовали, а верхняя часть, выполненная в виде полосок-спагетти, прекрасно оттеняла загорелые голые плечи Рахула не говоря уже о груди. Фарук нашел, что он слишком мускулист для такого платья. Потом до него дошло: Рахул полагал, будто оно понравится Дхару.

Миссис Догар двигалась не как сильная и крупная женщина. Ее появление в обеденном зале клуба Дакуорт меньше всего было агрессивным. Она вела себя скромно, как девочка. Вместо того, чтобы самой пройти к столику, она позволила пожилому мистеру Сетне провести себя, поддерживая за руку. Доктор Дарувалла никогда не видел, чтобы она так ходила. Это была женщина, не способная взять ложку или вилку, чтобы постучать по стакану для воды. Исключительно женственная особа, она лучше умрет с голоду за столиком, но не привлечет к себе ненужного внимания. Она будет сидеть, улыбаясь и ожидая Дхара, пока клуб не закроется и кто-нибудь не пошлет ее домой. Детектива Патела не застало врасплох такое перевоплощение. Заместитель комиссара полиции сказал сценаристу, едва только миссис Догар села за стол:

— Не стоит заставлять ее ждать. Сегодня это другая женщина, — произнес полицейский.

Фарук подозвал мистера Сетну — пусть Джон Д «появится». Все это время заместитель комиссара полиции наблюдал за тем, что миссис Догар делает со своей сумочкой. Сегодня они поступили так, как подсказала им Джулия — усадили Рахула за столик на четыре персоны. Джулия утверждала, что когда за столиком на четверых сидят только двое, то женщина обычно кладет сумочку на один из пустых стульев, а не ставит ее на пол. Фарук же хотел, чтобы сумочка лежала на стуле.

— Все равно она поставила ее на пол, — заметил детектив Пател.

Джулия, которой Фарук не смог помешать присутствовать на этом ленче, высказала свое мнение:

— Это потому, что она не настоящая женщина, — заметила жена доктора.

— Придется Дхару позаботиться о сумочке, — сказал заместитель комиссара полиции.

— Это из-за убийства, не так ли? — спросил его доктор. — Я имею в виду то, что убийство ее совершенно утихомирило, произвело такой успокаивающий эффект. Правда?

— Выглядит так, будто сегодня она чувствует себя, как молоденькая девочка, — ответил Пател.

— Ей требуются большие усилия, чтобы чувствовать себя молоденькой. Однако как много надо совершить для этого, — заметила Нэнси.

За столом миссис Догар появился Дхар. Он подошел сзади, Рахул его не видел, и положил руки на его голые плечи. Может быть, он на него облокотился, поскольку Рахул весь сжался, однако актер при этом пытался ногой свалить его сумочку. Маневр у него получился, Рахул поднял сумочку и положил ее на пустой стул.

— Мы забываем разговаривать, — упрекнул собеседников заместитель комиссара полиции, — а нам нельзя просто глазеть на них и молчать.

— Пожалуйста, убей ее, Вайджей, — взмолилась

Нэнси.

— У меня с собой нет пистолета, дорогая, — солгал заместитель комиссара полиции.

— Что ей присудят по закону? — спросила Джулия полицейского.

— В Индии существует высшая мера наказания, однако приговор редко приводят в исполнение, — ответил детектив.

— Смерть через повешение, — сказал доктор Дарувалла.

— Точно, однако в Индии нет суда с несколькими судьями. Единственный судья решает судьбу заключенного. Гораздо более распространены пожизненные заключения и тяжелые принудительные работы. Ее не повесят.

— Тебе нужно убить ее сейчас, — повторила Нэнси. Мистер Сетна склонился над столиком миссис Догар, подобно взвинченному привидению. Левой руки Дхара они не видели, поскольку она находилась под столом. Возможно, она лежала на бедре Рахула или на его колене.

— Будем просто разговаривать, — оживленно предложил всем Пател.

— Я е…ла этого Рахула, е…ла Дхара, — сказала Нэнси мужу.

— Тебя я тоже е…ла, — обратилась она к Фаруку. — Тебя — нет, так как ты мне нравишься, — сообщила она Джулии.

— Спасибо тебе, дорогая, — ответила Джулия.

— Е…ла, е…ла, е…ла, — повторяла Нэнси.

— Бедная твоя губа, — говорила в это время миссис Догар Дхару.

Эти слова мистер Сетна понял. И не только он. Сидевшие в Дамском саду поняли это тоже, поскольку они увидели, как Рахул потрогал нижнюю губу Дхара своим длинным указательным пальцем. Это легкое, мимолетное касание было похоже на прикосновение пера птицы. Нижняя губа Дхара отливала темно-синим цветом.

— Надеюсь, сегодня ты не расположена кусаться, — мрачно пошутил Джон Д.

— Сегодня у меня хорошее настроение. Хочется знать, куда ты меня отвезешь и что будешь со мной делать, — кокетливо отозвалась миссис Догар.

Удивительно, какой молодой и хорошенькой она себя считала. Губы у нее сжались, что только подчеркивало глубокие морщины в уголках кровожадного рта, чуть раздвинувшегося в застенчивой улыбке, словно она улыбалась, покрывая губы помадой перед зеркалом. Хотя макияж удачно скрывал ранку, однако над подведенным зеленым веком одного глаза виднелся маленький воспалившийся шрам, отчего она моргала, как будто у нее щипало в глазу. Порез был невелик, это все, что смогла сделать проститутка по имени Эйша, когда она потянулась назад рукой, чтобы вцепиться в глаз Рахула, быть может, за секунду до того, как тот свернул ей шею.

— Ты поцарапала себе глаз, правда? — заметил Инспектор Дхар.

Актер не почувствовал, как напряглись бедра миссис Догар. Под столом она мягко обхватила коленями его руку.

— Я видела тебя во сне, — задумчиво протянула она. Когда Рахул прикрывал глаза, его веки мерцали серебристо-зеленым светом, как кожа ящерицы. Он приоткрыл губы, показав длинные сверкающие зубы и мокрые десны цвета чайной заварки.

При взгляде на женщину губа Джона Д отозвалась болью, однако он не снимал ладони с внутренней стороны ее бедра, хотя ему очень не нравился этот эпизод сценария.

— Ты нарисовала мне картинку того, чего бы хотела? — внезапно спросил Дхар.

Актер почувствовал, как мускулы бедер сжали его руку. Губы у него плотно сжались. Глаза Рахула сверкнули, и он уставился на его губу.

— Ты же не думаешь, что я покажу тебе это здесь? — спросила миссис Догар.

— Я только мельком взгляну. Иначе я не смогу нормально поесть, — попросил ее Джон Д.

Если бы мистера Сетну не раздражало их вульгарное поведение, он бы чувствовал себя на седьмом небе от счастья, столь успешно подсматривая. Однако старшего официанта просто трясло — и от осуждения, и от ответственности. Старому члену клана Парси пришло в голову, что вовсе не к месту нести им меню именно в такой момент, однако он понимал, что ему следовало быть рядом с ее сумочкой.

— Отвратительно, как много люди едят. Я это ненавижу, — пробормотала миссис Догар.

Дхар ощутил, что колени ее разжались. Казалось, она, как ребенок, долго не может сконцентрироваться на одной мысли. Рахул терял к нему сексуальный интерес при одном лишь упоминании о еде.

— Можно и не есть, мы же еще ничего не заказывали, — напомнил Дхар. — Давай уйдем сейчас, — предложил он.

Но произнося эти слова, актер был готов в случае необходимости удержать ее на стуле левой рукой. Одна мысль о том, что он может остаться с ней наедине в номере отеля «Оберой» или «Тадж», страшила Джона Д, хотя он и знал: детектив Пател не позволит Рахулу покинуть клуб Дакуорт. Миссис Догар встала, несмотря на то, что рука Дхара толкала ее вниз. Она все-таки была очень сильна.

— Лишь одну картинку. Просто покажи мне что-нибудь, — просил ее актер.

Рахул тихо выдохнул через нос.

— У меня слишком хорошее настроение, чтобы злиться на тебя. Но ты очень гадкий мальчишка, — сказала она ему.

— Покажи мне, — настаивал Дхар.

Рука его ощутила какую-то непроизвольную дрожь, напомнившую ему сокращение мышц на боку у лошади. Когда она обернулась к своей сумочке, Джон Д поднял глаза на мистера Сетну, однако старый дурак от страха остолбенел, как неопытный актер на сцене. Старший официант одной рукой схватился за меню, а другой — за серебряный поднос. Как же этот болван перевернет сумочку миссис Догар, если обе его руки заняты?

Пока Джон Д горестно недоумевал по этому поводу, Рахул взял сумочку на колени. Дхар смог почувствовать ее дно, поскольку на краткий миг сумочка очутилась у него в руке. Картинок было несколько, и миссис Догар раздумывала некоторое время, прежде чем вытащить все три картинки. Как бы защищая свои творения, Рахул держал их в правой руке. Левой он возвратил сумочку на свободный стул. Именно в этот момент мистер Сетна начал действовать. Он уронил серебряный поднос на каменный пол, отчего по обеденному залу эхом пронесся звон серебра. Потом старший официант наступил на поднос, даже чуть-чуть проехался на нем, а меню вылетело из его руки прямо на колени миссис Догар. Инстинктивно она поймала листочки, в то время как старый перс проковылял мимо нее и столкнулся с важным для него стулом. Ее сумочка упала на пол, однако ничего из нее не высыпалось, пока мистер Сетна не попытался неуклюже ее поднять. Тут все содержимое сумочки рассыпалось по полу. Из трех картинок, которые Рахул оставил без присмотра на столе, Джон Д смог увидеть лишь верхнюю. Однако и этого оказалось достаточно.

Женщина на картинке сильно напоминала то, как выглядела бы миссис Догар, если бы она была маленькой девочкой. Рахул никогда не был девочкой, однако такую Рахул Джон Д двадцать лет назад видел в Гоа. Ее оседлал слон, однако у этого животного было два бивня. Первый находился в обычном месте, где и должен был быть, однако он проникал в рот молодой женщины так глубоко, что фактически выходил насквозь через ее затылок. Второй бивень, оказавшийся абсурдно выглядевшим половым членом слона, врезался во влагалище женщины и выходил у нее между лопаток. Примерно на уровне шеи женщины оба бивня соединялись. Актер заметил, что слон подмигивал. Он никогда не увидит две другие картинки, поскольку никогда не захочет сделать этого.

Известный актер быстро шагнул за стул миссис Догар и оттолкнул неуклюжего мистера Сетну.

— Лучше я сделаю это, — произнес Дхар, склоняясь к содержимому сумочки.

Миссис Догар настолько хорошо чувствовала себя после ночного убийства, что ее мало тронул случившийся инцидент.

— О, эти сумочки! Они доставляют столько хлопот! — сказал Рахул.

Флиртуя, он позволил своей руке коснуться шеи Инспектора Дхара, стоявшего на коленях между его и свободным стулом. То, что рассыпалось, актер собирал и выкладывал на поверхность стола. Как бы случайно он направил свой палец на колпачок серебряной шариковой ручки, положив ее между зеркальцем и баночкой с увлажняющим кремом.

— Что-то не видно самой ручки. Может, она лежит в твоей сумочке.

Дхар передал женщине ее сумочку, еще заполненную наполовину, и притворился, что ищет под столом нижнюю часть серебряной шариковой ручки, ту самую, которую Нэнси так тщательно начищала все эти — двадцать лет.

Когда Джон Д поднял глаза, он все еще стоял на коленях, и его лицо оказалось вровень с маленькими красивыми грудями Рахула. Миссис Догар держала в руке колпачок ручки.

— Плачу одну рупию, чтобы узнать твои мысли, — произнес Инспектор Дхар то, что он говорил во всех своих фильмах.

Губы Рахула дрогнули и раскрылись. Он вопросительно посмотрел вниз на Дхара, поцарапанный глаз его подмигнул раз, затем мигнул снова. Женщина сомкнула губы, опять тихо выдохнула через нос, будто такое контролируемое дыхание помогало ей думать.

— Я думала, что потеряла это, — медленно произнесла миссис Догар.

— Оказалось, что ты потеряла вторую часть, — ответил Джон Д.

Актер все еще стоял на коленях, думая, что женщине нравится смотреть на него сверху вниз.

— У меня всегда была только эта часть, — объяснил Рахул.

Дхар поднялся с колен и прошел за его стулом. Он не хотел, чтобы Рахул схватил картинки. Когда Джон Д занял свое место, Рахул продолжал рассматривать половину ручки.

— Ты можешь потерять и эту часть. Ее нельзя ни к чему приспособить, — сказал ей Джон Д.

— Ошибаешься! Она очень удобна как зажим для денежных купюр! — воскликнула миссис Догар.

— Зажим для купюр, — повторил актер.

— Смотри сюда, — начал пояснять Рахул. Среди разложенных на столе вещей денег не оказалось, поэтому она заглянула в сумочку. — Обычно зажимы предназначены для больших денежных сумм, для таких пачек, которые мужчины всегда вытаскивают из карманов. Ты же знаешь об этом, — сказал ему Рахул.

— Да, знаю, — подтвердил Инспектор Дхар.

Он смотрел, как женщина ищет в сумочке денежные купюры мелкого достоинства. Она вытащила банкноту в десять рупий, потом две бумажки по пять. Когда актер увидел заветные банкноты с напечатанными на них надписями, он поднял глаза на мистера Сетну, и пожилой старший официант начал перемещаться через обеденный зал в Дамский сад.

— Посмотри сюда, — сказал Рахул. — Когда у тебя несколько банкнот, которые большинство женщин носят для того, чтобы давать чаевые, подавать нищим, это — наилучший зажим для них. Он удерживает только несколько банкнот, но очень удобен…

Ее голос постепенно затих, поскольку она увидела, что Дхар накрыл три картинки своей рукой. Он пододвигал их к себе по скатерти, когда Рахул дернулся, схватил его палец, потянул вверх и сломал его. Палец правой руки указывал прямо вверх, будто вырос из тыльной стороны ладони. Он был выдернут из сустава. Левой рукой Дхар старался удержать картинки. Миссис Догар старалась их отобрать и уже схватила. Она хотела выхватить их у него, когда детектив Пател зажал горло Рахула и заломил его руку за спинку стула.

— Вы арестованы, — сказал заместитель комиссара полиции.

— Колпачок ручки — зажим для денег. Она использует его для маленьких банкнот. Когда она проталкивала банкноту в рот мистеру Лалу, зажим, должно быть, упал рядом с телом. Остальное вам известно. На этих двухрупиевых банкнотах что-то напечатано, — сообщил Дхар настоящему полицейскому.

— Прочитайте, что там, — попросил Пател.

Миссис Догар вела себя очень смирно. Рука, которой она боролась с Джоном Д за рисунки, медленно перемещалась невысоко от скатерти, будто она собиралась дать всем благословение.

— «Больше не член клуба», — прочитал Дхар.

— Это предназначалось вам, — сказал ему заместитель комиссара полиции.

— «Потому что Дхар все еще член клуба».

— А это для кого? — спросил полицейский Рахула, однако миссис Догар застыла на стуле, а ее рука все еще управляла воображаемым оркестром над скатертью.

Глаза Рахула не отрывались от Инспектора Дхара. Верхняя картинка в стопке измялась, и Джон Д разгладил все три рисунка. Он старался на них не смотреть.

— Вы настоящая художница, — сказал Рахулу заместитель комиссара полиции, однако миссис Догар продолжала смотреть на Инспектора Дхара.

Доктор Дарувалла сожалел, что посмотрел рисунки. Второй оказался хуже первого, а от третьего у него остановилось дыхание. Он знал, что, даже умирая, не забудет о них.

Одна Джулия поступила благоразумно, оставшись в Дамском саду. Ей вовсе незачем было подходить ближе. Однако Нэнси чувствовала, что обязана подойти к дьяволице. Потом ей станет плохо от последних слов, которыми обменялись Дхар и Рахул.

— Я тебя по-настоящему хотела. Я тебя не обманывала, — сказала миссис Догар актеру.

— Я тоже не обманывал, — сказал Джон Д миссис Догар, что сильно удивило доктора Даруваллу.

Нэнси, должно быть, стало неприятно, что фокус обвинений сдвинулся так далеко от того, что когда-то произошло с ней. Ее все еще преследовала мысль о том, что Рахул не помнит, кто она.

— Я была в Гоа, — объявила убийце Нэнси.

— Ничего не говори, моя сладенькая, — потребовал муж.

— Говори все, что тебе хочется, моя сладенькая, — сказал Рахул.

Миссис Догар уставилась на Нэнси так, как вначале она глазела на колпачок шариковой ручки. Ее мысли устремились сквозь время назад, в прошлое.

— Ого, неужели это действительно ты, дорогая? Но что с тобой случилось? — спросил Рахул.

— Вы должны были меня убить, у вас была такая возможность, — сказала ей Нэнси.

— Ты мне казалась уже мертвой, — пожала плечами миссис Догар.

— Пожалуйста, убей ее, Вайджей, — попросила Нэнси мужа.

— Я же говорил, что ты не получишь большого удовольствия, моя сладенькая, — только и ответил ей заместитель комиссара полиции.

Когда к ним подошли констебли и младшие инспектора полиции в форме, детектив Пател приказал им убрать оружие. Рахул не сопротивлялся при аресте. Миссис Догар, казалось, еще не покидало глубочайшее и непознаваемое удовлетворение, полученное от убийства предыдущей ночью. Она не была агрессивна в этот понедельник нового года, если не считать краткого импульса жестокости, когда она сломала палец Джону Д. На лице убийцы со стажем блуждала безмятежная улыбка.

Заместитель комиссара полиции, который переживал за жену, сообщил ей, что должен ехать прямо в полицейское управление, однако может завести ее домой. Водитель Дхара тоже нетерпеливо прогуливался по фойе клуба Дакуорт и детектив Пател попросил Дхара отвезти Нэнси домой на его личном такси.

— Это — плохая идея, — не одобрила она поступка мужа.

Тогда Джулия сказала, что вместе с доктором Даруваллой они доставят Нэнси домой. Дхар предложил другой вариант: Вайнод отвезет Нэнси домой один и ей ни с кем не придется говорить. Нэнси предпочла этот план.

— Среди карликов я в безопасности. Мне они нравятся, — сказала она.

Когда жена уехала с Вайнодом, детектив Пател спросил Инспектора Дхара, как ему нравится роль настоящего полицейского.

— В фильмах гораздо лучше. Там все случается так, как это должно случиться, — ответил актер.

После того, как заместитель комиссара полиции уехал вместе с Рахулом, Джон Д позволил доктору Дарувалле поставить на место выбитый из сустава палец.

— Смотри куда-нибудь в сторону. Смотри на Джулию, — посоветовал доктор, дернув палец так, чтобы тот возвратился на прежнее место. — Завтра мы сделаем рентген. Может быть, придется поставить шину, но только тогда, когда опухоль спадет, а пока держи здесь лед, — добавил Дарувалла.

За столом в Дамском саду Джон Д отреагировал на этот совет тем, что опустил палец в стакан. Большая часть льда в стакане уже растаяла, и Дарувалла попросил мистера Сетну принести еще льда. Старый перс был очень недоволен тем, что никто не поздравил его с удачным исполнением роли.

— Мистер Сетна, все было просто замечательно. Например, то, как вы упали на свой серебряный поднос. И отвлекающий шум, и ваша продуманная и грациозная неуклюжесть… просто замечательно! — наконец похвалил его Дхар.

— Спасибо. Я не был уверен, что делать с меню, — ответил мистер Сетна.

— Это тоже замечательно! Меню у нее на коленях! Исключительно! — сказал Инспектор Дхар.

— Спасибо, — повторил старший официант и ушел, настолько довольный собой, что забыл принести лед.

Оказывается, никто не ел во время ленча. Доктор Дарувалла первым признался в том, что очень голоден. Джулия, счастливая оттого, что миссис Догар уже увезли, поддержала мужа. Джон Д ел вместе с ними, хотя все казалось ему безвкусным.

Фарук напомнил мистеру Сетне о его забывчивости, после чего старший официант наконец принес требуемое в серебряном бочонке. В этой посуде обычно охлаждали тигровые креветки, поэтому известный актер засунул в нее палец с отсутствующим и мрачным выражением лица. Хотя опухоль еще не спадала, палец Дхара не изменил цвета в такой степени, как его губа.

Актер выпил гораздо больше пива, чем позволял себе для этого времени дня, и говорил он только о том, когда сможет покинуть Индию. Хорошо бы сделать это до конца месяца. Затем он спросил, нужно ли ему заниматься рекламой в печатных изданиях по поводу фильма «Инспектор Дхар и Башни Безмолвия». Теперь, когда настоящий прототип убийцы «девочек в клетке» пойман, Дхар мог надеяться, что единственный раз появятся благоприятные статьи в прессе по поводу его краткого пребывания в Бомбее. Чем больше он обсуждал эту тему, тем сильнее убеждался в том, что по-настоящему в Индии его ничего не держало. По мнению Джона Д, чем быстрее он вернется в Швейцарию, тем лучше.

Доктор тоже предположил, что они с Джулией могут уехать в Канаду раньше, чем планировали. Трудно себе представить, чтобы в ближайшем будущем он вернулся в Бомбей. А чем дольше человек живет в другом месте, тем труднее для него возвращаться обратно. Джулия позволила им поговорить. Она знала: мужчины не любят, чтобы их переполняли какие-нибудь чувства. Они становятся сущими детьми, когда не могут контролировать то, что их окружает, и когда чувствуют, что они здесь ни к месту. Джулия частенько слышала от Фарука, что больше он не вернется в Индию. Она-то знала — он всегда возвращался.

Послеполуденное солнце пробивалось сквозь решетки для вьющихся растений в Дамском саду. Лучи его длинными пятнами ложились на скатерть, а популярный актер кино Бомбея забавлялся, передвигая по ней крошки своей вилкой. Лед в бочонке для креветок уже растаял. Время шло, и Джулия напомнила мужу, что пора ехать на празднование юбилея в миссию Святого Игнатия. Они ведь обещали Мартину Миллсу не опаздывать. Ему нужно сменить бинты, чтобы будущий священник достойно выглядел во время юбилейного чаепития и представления его католической общине.

— Какие бинты? Что, сейчас с ним не все в порядке? — спросил Джон Д.

— Твоего брата-близнеца укусил шимпанзе. Вероятно, он был сумасшедший, — меланхолично проинформировал Фарук актера.

Дхар подумал было, не много ли в этом мире укусов, однако события этого дня поуменьшили его склонность к саркастическим выводам. Палец у него болел, и он понимал, что губа тоже выглядит не лучшим образом. Инспектор Дхар воздержался от комментариев.

Когда чета Дарувалла оставила его в Дамском саду, известный киноактер закрыл глаза и вроде бы уснул. Наблюдательный мистер Сетна сделал вывод, что было выпито слишком много пива. После такого умозаключения старший официант вспомнил, наконец, о болезни Дхара, передающейся сексуальным путем. Старый перс задумался и решил, что он страдает одновременно и от пива, и от этой болезни. Сетна приказал обслуживающим мальчикам, чтобы они не тревожили актера за его столом в Дамском саду. Он уже меньше осуждал Дхара. Подумать только! Ведь его второстепенную роль в сегодняшних событиях знаменитый актер индийского кинематографа назвал замечательной и исключительной!

Джон Д не спал, он пытался сосредоточиться и понять, что же в действительности произошло. Прошли многие годы с того времени, когда у него было хотя бы малейшее половое влечение к какой-либо женщине. Но тут Нэнси вывела его из себя. Он подумал, сколь привлекательным для него оказалось ее негодование. А ко второй миссис Догар он даже почувствовал более сильное влечение. Не открывая глаз, актер представил свое лицо с его ироничным выражением, не только с обычной усмешкой. Ему уже тридцать девять лет. В этом возрасте трудно изменить принадлежность человека к определенному полу. Не будет ли правильным то, что его влечение вызвала не миссис Догар, а тот Рахул времен Гоа, прежний Рахул, когда он являлся чем-то вроде мужчины. Эта мысль успокоила Джона Д. Мистер Сетна увидел нечто, что он принял за усмешку спящего актера. Затем что-то его успокоило, поскольку усмешка сменилась улыбкой. Старший официант представил, что Дхар вспоминает о прошлом… до того, как заразился этой ужасной болезнью. Знал бы он, что Дхар развлекал себя более радикальной идеей.

«Черт возьми! Надеюсь, в будущем вообще не стану интересоваться женщинами! От этого только одни неприятности», — подумал про себя актер.

В это самое время доктора Даруваллу тоже терзали ироничные мысли, но по другому поводу. После сообщения о том, кто укусил его за палец, он впервые появлялся в обществе христиан. Оказывается, выбор религии, переход в христианство был следствием любовного укуса убийцы, переменившего свой пол. Это открытие не давало ему покоя. Фарук не мог избавиться от мысли, что укусил его за палец ноги вовсе не призрак паломницы, лишившей пальца Святого Франциска Ксавьера. Отец Джулиан нанес ему еще большую рану своим приветствием.

— О, доктор Дарувалла, наш почетный выпускник! С вами в последнее время случилось какое-нибудь чудо? — спросил его отец-ректор.

После такого издевательства доктор не смог преодолеть искушения и небольшую ранку на шее будущего священника перебинтовал так, словно повязка скрывала огромное разрастание щитовидной железы. Затем он сменил бинты на руке иезуита, после чего Мартин мог с трудом шевелить пальцами. Оставалась еще полусъеденная мочка уха — на нее доктор предпринял сущее наступление с тампоном и бинтом, замотав ухо целиком. Фанатик мог слышать лишь одним ухом.

Чистые, сверкающие бинты делали нового миссионера настоящим героем. Даже Джулия поддалась этому чувству. Что касается остальных, то в вечерней дымке по двору миссии распространился слух о том, что американский миссионер только что спас на улицах Бомбея двух беспризорников, доставил их в относительно спокойное место в цирке, но там его атаковало дикое животное. Изнывая от скуки на краю зала во время торжественного чаепития, доктор подслушал драматическую историю о том, что Мартина Миллса ранил лев. И только потому, что будущий священник по натуре своей был склонен к самоуничижению, он говорил, что его укусила обезьяна.

Оказывается, ведала фантастическими слухами игравшая на фортепиано мисс Тануя. Она сменила свои угловатые очки на контактные линзы розоватого оттенка, что заставило ее глаза вспыхнуть горящим красным огоньком, как глаза лабораторной крысы. Она по-прежнему плевать хотела на те ограничения, которые накладывала на нее одежда в западном стиле, и походила на сластену-ученицу, надевшую платье своей старенькой тетушки. Как и прежде, остроконечный бюстгальтер женщины приподнял и выпятил вперед ее груди, подобно острым шпилям падающего собора, как и раньше, распятие двигалось между ее готовыми к бою сиськами, усиливая агонию умиравшего Христа. Хотя, может быть, Дарувалле это только казалось в результате потери иллюзий о религии и оттого, что его укусил Рахул.

Совершенно очевидно, юбилей был не его праздником. Доктор почувствовал какую-то смутную неприязнь к сердечной встрече христиан в стране с другой основной религиозной конфессией. Соучастие в ней доставляло ему неудобство наподобие боязни замкнутого пространства. Джулия нашла, что муж ведет себя отстраненно и даже антисоциально. Она знала, почему он вдруг так заинтересовался списком выпускников и задержался в холле, где была установлена статуя Христа с больным ребенком, а рядом висел огнетушитель. Фарук болтался в этом месте, надеясь, что кто-нибудь заговорит с ним и ему удастся иронично прокомментировать такое соседство статуи и огнетушителя.

— Я собираюсь домой, — предупредила мужа Джулия. Потом она увидела, какой он усталый, потерянный и совершенно неуместный здесь. Христианство сыграло над ним шутку, но и Индия больше не являлась его родиной. Когда Джулия поцеловала его в щеку, она почувствовала, что муж плачет.

— Пожалуйста, забери меня домой, — попросил Фарук.