Книга: А если это был Он?
Назад: 12
Дальше: 14

13

Орвил Уайтмен, американский госсекретарь по иностранным делам, утопавший в кожаном диване Овального кабинета, выглядел подавленным: он недосыпал уже несколько дней. Рядом с ним расположился его заместитель Эбби Болтуайз. Оба озадаченно переглядывались с советником президента по иностранным делам Саем Берманом. Арчи Баррингтон, посол Соединенных Штатов в Исламабаде, тоже приглашенный на совещание, уже в третий раз за пять минут скрещивал, а потом распрямлял ноги. Директор ЦРУ Нед В. Форт оглядывал присутствующих из-под полуопущенных век. Уайтмен прикидывался, будто не замечает пронырливого взгляда Бермана; советник знал, что госсекретарь считает его незадачливым кретином, совершенно не разбирающимся во внешнем мире. Подумать только, советник президента по иностранным делам получил свой первый паспорт только восемь месяцев назад, и что еще хуже — чтобы провести отпуск в Мексике!
Министр обороны, генерал Уильям Уильямсон, казалось, не замечал никого из этого административного сброда: для него Государственный департамент иностранных дел был клубом пустомель, чем-то вроде сборища коммивояжеров, продающих холодильники эскимосам. Настоящие мировые дела вершатся при помощи ракет, истребителей, авианосцев, наступательного оружия и военных средств, все прочее — пустое сотрясание воздуха.
Президент Соединенных Штатов Джон Ф. Уэсли отставил кофейную чашку и встал. Он всегда испытывал потребность стоять, чтобы говорить. Наверняка между его высказываниями и ногами существовала какая-то прямая связь, согласно теории, выдвинутой некоторыми невропатологами.
В свои пятьдесят, благодаря атлетическому сложению бывшего хоккеиста, поддерживающего форму каждые выходные двумя-тремя часами софтбола, он заполнял собой все психологическое пространство в кругу присутствующих. Вся его личность излучала оптимизм и решимость. Светло-русая прядь, умело приклеенная ко лбу (мазком лака, каждый это знал), придавала ему вдобавок юношеский задор.
— Господа, — объявил он, — я созвал вас потому, что, как мне кажется, мы теряем позиции на Востоке. Весь регион, от Египта до Индонезии, все сильнее и сильнее сопротивляется любой форме сотрудничества с нами во всех областях. Сегодня утром Индонезия свернула программу взаимопомощи в борьбе с терроризмом под тем предлогом, что его, дескать, уже не существует. Вчера Египет отказался подписать соглашение с мировым банком о новом займе, потому что одна из его статей показалась ему неприемлемой. Еще раньше Саудовская Аравия отложила на неопределенный срок закупку истребителей F-16 и двух морских катеров. Судан только что закрыл свою территорию для американских банков. Турция требует пересмотреть наши военные договоренности. И это всего лишь примеры.
Он умолк и обвел присутствующих взглядом.
— Так продолжаться не может, — заключил он энергично. — Мы убеждены, что исламские страны оказывают сегодня наибольшее сопротивление политике Соединенных Штатов. Однако это все откровеннее ставит под угрозу наши стратегические и экономические интересы в этом регионе. Что происходит и что мы можем сделать? Я хочу, чтобы мы разработали план действий. Орвил, что скажете?
— Все началось с появления этого человека, — устало ответил госсекретарь, — который называет себя наби Эманаллой. Ему удалось сделать то, чего Запад всегда опасался: он сплотил исламские страны в однородную массу. Он дал им самосознание. Все страны региона чувствуют свою общность, они обрели новую силу и больше в нас не нуждаются. Они отвергают нашу систему, нашу культуру, нашу экономику, все.
— Но как же такое стало возможным?
— Потому что это глубоко верующие народы, господин президент. Припоминаете? По этой причине мой предшественник, Генри Киссинджер, и решил вооружить повстанцев Афганистана, когда Советский Союз оккупировал эту страну. Мы предчувствовали, что вера сделает их непримиримыми и что они до смерти будут сражаться против атеистического материализма Советов. Так мы в тысяча девятьсот девяносто первом году сами создали воинство бен Ладена. Продолжение мы тоже видели.
— И все началось с этого человека, этого… наби?
— Да.
— Но он же смутьян! Еще один бен Ладен!
— Возможно, но после чуда с кинжалом в Исламабаде все мусульмане убеждены, что он — посланец Божий.
— А сами-то вы верите в эту историю с чудом?
— То, во что я верю, господин президент, не важно. Главное, что они в это верят. И это не единственное чудо. Касательно того, во что я верю, то я полагаюсь на службы Неда Форта, — заключил Уайтмен язвительно.
— Нед? — спросил президент.
— Лучшие специалисты из отдела аналитической обработки изображений исследовали каждый кадр видеозаписей из Исламабада, — ответил Форт. — Никаких следов подделки.
Президент внезапно выпрямился.
— Так вы все полагаете, что какой-то исламский Христос появился вдруг, чтобы объявить войну Соединенным Штатам — Божьей нации? — вскричал он с едва скрываемым гневом.
Вспышка удивила всех присутствующих. Глаза заместителя госсекретаря испуганно забегали.
— В том-то и дело, господин президент, что он объявил не войну, а как раз мир, — заметил Уайтмен. — И вот доказательство: он искоренил терроризм за несколько недель. По крайней мере, это уже кое-что!
Президент опять сел и налил себе кофе.
— Конец терроризма — это хорошо, но недостаточно. Что мы можем сделать?
Уайтмен промолчал. Заместитель госсекретаря тоже. Посол не проронил ни звука. Президент с раздражением повернулся к своему советнику.
— Сай?
Берман откинулся на спинку кресла и взял любезный тон.
— По моему мнению, надо метить в самое яблочко: Пакистан. Надо убедить тамошнего президента, что этот человек, наби Эманалла, представляет собой угрозу для мира в регионе, что он разрушает союзы и что его влияние пагубно для интересов страны. В общем, надо добиться его выдворения. И подкрепить эту уступку новыми кредитами, — заключил он с полуулыбкой.
Президент удовлетворенно кивнул головой.
— Да, я хочу, чтобы вы сделали именно это.
Директор ЦРУ все так же невозмутимо подал голос:
— Наши агенты в Исламабаде сообщили, что президент Пакистана провозглашен Повелителем правоверных…
— Это что такое? — спросил президент.
— Своего рода мусульманский Папа.
Казалось, Бермана это необычайно позабавило.
— Повелитель правоверных? Миленький титул, — сказал он.
— И что дальше? — спросил президент.
— Сомневаюсь, что Повелитель правоверных выдворит наби, — ответил Форт.
— Послушайте, нам сейчас не сомневаться нужно, а что-то предпринимать! Баррингтон, каково ваше мнение?
— Чтобы этот шаг имел как можно больше шансов на успех, полагаю, надо предпринять его на более высоком уровне, чем мой.
«Мерзавец! — подумал Уайтмен. — Подставить меня хочешь?»
— Хорошо, — заключил президент, вставая. — Уайтмен, поезжайте на встречу с президентом Фаттахом. Думаю, что план Бермана хорош. Он должен сработать. Надо добиться высылки этого бесноватого. Он — ядро пассивного сопротивления Соединенным Штатам. Возьмите самолет президента, чтобы произвести впечатление посильнее.
Сознавая, что был несколько резок со своими сотрудниками, Уэсли смягчил тон, спросив у госсекретаря:
— Орвил, что говорят другие страны об этой ситуации?
— Пока они выжидают, господин президент. Русские и китайцы удовлетворены больше других, поскольку окончание терроризма избавило их от большой обузы. Только индусы, похоже, оценили размах произошедшего и почувствовали себя несколько изолированными среди этого океана мусульман, пусть даже мирных, которые отныне сравнялись с ними по массе, если не превзошли. И, как вы знаете, в наибольшем замешательстве израильтяне: у них политическая ситуация очень нестабильна.
— Мы обдумаем все это, — заключил Уэсли уверенно.
Уайтмен кивнул.
Четверо других чиновников встали и направились к двери.

 

Как только самолет президента коснулся посадочной полосы исламабадского аэропорта, Орвил Уайтмен понял, что задача будет не из легких. О его прибытии на диспетчерском пункте знали за три часа, так что у президента Омара Абд эль-Фаттаха было достаточно времени, чтобы приготовиться к встрече высокого гостя. Однако ничего подобного. Пока подвозили трап, второй пилот справился о встречающих.
— Только министр иностранных дел Пакистана, это все, — объявил он.
Уайтмен и сопровождавший его посол Баррингтон переглянулись. Дурной знак. Когда президент Соединенных Штатов предоставляет свой самолет, это означает важность миссии. Но пакистанский президент решил строго придерживаться дипломатического протокола: поручил встретить американца должностному лицу того же ранга, не более.
Официальный обед в президентской резиденции прошел суховато, наверняка из-за присутствия двух сановников духовного звания, поглядывавших на американцев слащаво, но при этом иронично.
Последовавшая за этим беседа была ничуть не более сердечной.
Уайтмен сначала попросил президента положить конец тому, что он называл «духовным терроризмом», который, дескать, препятствует всякому диалогу между Востоком и Западом и вредит миру во всем мире. И почти открыто потребовал удаления наби Эманаллы.
— То, что вы называете диалогом, больше похоже на вооруженное вторжение, — возразил президент. — Неужели вы страшитесь мира? Ведь на вас больше не нападают. Возблагодарите за это небо. Но чего же вы еще хотите? Я не удалю этого человека, поборника мира и веры.
Уайтмен, потеряв почву под ногами, напомнил о дружбе между Соединенными Штатами и Пакистаном.
— Мы смогли бы пересмотреть нашу программу экономической помощи — в сторону повышения, — заметил он, исчерпав прочие аргументы.
— Вы нуждаетесь в помощи больше, чем мы, господин государственный секретарь, — возразил Абд эль-Фаттах с улыбкой. — Ваш внешний долг составляет шесть тысяч миллиардов долларов и не перестает расти. Он становится даже опасен для экономического равновесия мира. Буду счастлив помочь вам сэкономить.
Американец улетел домой разобиженный и обескураженный.

 

Вдруг Эманалла пропал. Вскоре следствию удалось узнать, что он уехал на мотоцикле с сыном министра внутренних дел.
— На мотоцикле! — воскликнул министр ошеломленно. — Но куда?
— В Шринагар, ваше превосходительство. Наби захотел посетить могилу другого великого праведника, который погребен в Раузабале, христианского Христа.
Тогда следствие перекинулось в Шринагар. Там и в самом деле видели наби, которого с большим почтением приняли представители исламской секты ахмадьехов, хранителей гробницы Иисуса, Мессии христиан. После чего он исчез.
Сын же министра вернулся в Исламабад немного разочарованный и смущенный.
Потрясение было огромным. Неужели Эманалла вознесся на небо?
Несколько дней спустя какой-то неизвестный посыльный доставил адресованное президенту Пакистана письмо; оно было написано на урду.
Президент!
Да пребудет с тобой и с твоим народом благословение неба!
Моя миссия закончена, твоя — только начинается.
Правоверные, братья мои, вы не можете требовать, чтобы Всевышний, Всемилостивый все время держал вас за руку, словно малых детей. В мире много людей, читавших Книгу. Так что Слово Божье среди вас, да пребудет средь вас также и Дух Его. Читайте ее сердцем, а не только глазами. Не поддавайтесь спесивцам и нечестивцам, что затесались в ваши ряды.
Бог Милосердный будет вечным победителем мощью Духа Своего, а не силой человеческого оружия. Ибо нет мира, кроме как с верой в Господа, эта вера и созидает мир.
Но всякий народ нуждается в руководителе. Президент, стань же отныне Повелителем правоверных. Я видел тебя в деле. Ты сумеешь.
Письмо было опубликовано средствами массовой информации всего мира.
Как и все поступки наби, его послание изумляло, восхищало, но при этом и озадачивало. Ведь по существу оно представляло собой официальное признание президента Абд эль-Фаттаха Повелителем правоверных.
До этого ислам был лишь религией. Отныне он становился геостратегической силой.
И халифат был восстановлен.
По неизвестной причине (наверняка из-за страха, охватившего Мамону, когда ему почудилось, что он различил поступь Господа) на биржах всего мира, оцепеневших с началом событий, вдруг разом начался обвал.
Первой испытала удар московская, на следующий же день после того, как российское телевидение сообщило новость в подробностях. Если российское руководство радовалось прекращению терроризма, то обычные люди истолковали факты иначе. То был канун русской Пасхи, до нее оставалось всего три дня. В церквях было людно. И вот во время вечерней субботней службы, никто даже толком не понял почему, толпы людей вдруг пришли в возбуждение и осадили храмы. Красная площадь почернела от народа. И когда священники во всех церквях объявили: «Христос воскресе!», ответ верующих был оглушительным: «Воистину воскресе!»
Но курсы нефти, газа, автомобильной промышленности и прочего так и не воскресли.
Брокеры же шанхайской биржи с сомнением качали головами. И уверяли, что падение курсов, по-видимому, никак не связано с событиями в Пакистане. Самые образованные из них многозначительно цитировали Лao-цзы: «Истина — наше собственное творение». А китайское телевидение посетовало, что в мире еще слишком живуч дух суеверий.
Индийский комментатор объявил по телевидению, что события в Пакистане приобретают все признаки махинации, устроенной политиканами и секретными службами страны, чтобы присвоить президенту титул столь же обветшалый, сколь и напыщенный.
Парадоксально, но комментаторы биржевых новостей с Уолл-стрит присоединились к скептицизму марксистов-материалистов Поднебесной. «Уолл-стрит джорнал» вышла под заголовком: «Religious fever in Asia perturbs world markets». Статья была довольно обстоятельной и еще более — обвинительной: дело наби Эманаллы, как его обозначали отныне агностики, подрывает мировое благосостояние.
Некоторых политических деятелей и наблюдателей, по сути не имевших заинтересованности в том, чтобы президент Абд эль-Фаттах стал халифом, весьма кстати посетило сомнение: а в самом ли деле письмо написано рукой Эманаллы? Никто ведь не был знаком с его почерком. Как же убедиться в его подлинности? Не следует ли заявить, что президент попросту узурпировал высокий титул?
Как раз в это время, почувствовав, куда поворачивает ветер, вмешались двенадцать мавлан, избранных самим наби. Они велели показать все свои заснятые на видеопленку беседы с ним. Включая и ту, во время которой он назвал президента Повелителем правоверных.
Через час их уже беспрерывно крутили по телевидению.
Опять ЦРУ, а с ним и британская МИ-6 затребовали копии, желая удостовериться, что речь не идет о монтаже. После тщательного анализа они признали, что это не подделка.
Потрясения, вызванные «делом Эманаллы», накатывали одно за другим, как концентрические волны на поверхности озера от брошенного камня.
На площади перед мечетью Шах Файсаль был воздвигнут монумент с заключенным в стеклянном футляре письмом. Правда, чтобы оно не выцвело на свету, туда поместили всего лишь копию.
Кроме того, каждое слово послания было рельефно запечатлено на литой бронзовой доске высотой шесть метров и шириной — три, а сама она закреплена на одной из мраморных граней памятника. По первоначальному замыслу мраморное подножие должно было увенчать пламя, но духовенство усмотрело, что этот символ слишком уж напоминает верования зороастрийцев, то есть парсов-огнепоклонников. Так что пламя заменили фонтаном, откуда в небо, подобно клинку, ударил световой луч.
Во время торжественного открытия на площади собралось пятьсот тысяч человек.
Письмо наби указывало на президента как продолжателя его дела; значит, он официально объявлен духовным вождем, то есть Повелителем правоверных. (Этот титул исчез в 1538 году с последним халифом, аль-Мутавакки III, хотя был ненадолго и без всякого блеска возрожден в конце XIX века турецким султаном Абд эль-Хамидом II.) Во время церемонии, ради которой он сменил военный мундир на мантию и тюрбан, президент объявил просто:
«Братья, мы пережили один из уникальных моментов истории человечества, подобных тем, когда Бог диктовал Закон Моисею или ангел Джебраил явился пророку. Будем же этим горды и счастливы. Мы удостоились неслыханного преимущества: стать современниками великих событий. На нас смотрят не только наши братья во всем мире, но также — и это главное — грядущие поколения. Покажем себя достойными посещения наби Эманаллы. Я же буду следить за тем, чтобы божественное послание, которое он нам передал, жило среди нас».
Письмо было растиражировано находчивыми издателями, отпечатавшими его сотней способов: черным по золоту, золотыми буквами на красной бархатной бумаге, светящимися буквами на черной бумаге — короче, во всех возможных вариациях, предложенных современной техникой. Было продано два миллиарда экземпляров, и ни один турист не упускал возможности привезти дюжину в свою страну. Не было ни одного очага в мусульманском мире, где на стене не висело бы письмо Эманаллы в рамке, пышность которой зависела от доходов владельца. Один азиатский султан заказал его себе с алмазными буквами на лазуритовом фоне.
Американцы, и особенно госсекретарь, никак не могли опомниться, видя, как человек, еще недавно обсуждавший программы экономической и военной помощи своей стране, стал Повелителем правоверных. Правда, у них имелась своя собственная разновидность «возрожденных христиан», но, видимо по их разумению, это не могло иметь ничего общего с обновлением веры в исламской стране.
Назад: 12
Дальше: 14