Четверг, 6 ноября

На самом деле единственный способ передать, что творилось на Эльсинор-лейн, 307, ранним утром 6 ноября, – просто изложить факты.

Работу эту хотел выполнить писатель, но я его отговорил. Нижеследующее не нуждается в украшательстве, на котором настаивал бы писатель.

Около 2:15 Робби пробудился от кошмара.

В 2:25 Робби услышал в доме какие-то «звуки».

Робби решил, что это я, пока не расслышал, как кто-то скребется в его дверь, и тогда подумал, что это Виктор. (Впоследствии Робби признается: хоть он и «надеялся», что это Виктор, на самом деле он почему-то знал, что это «не он».) Робби решил пройти через ванную в комнату сестры (которой, по его словам, очевидно, самой снился кошмар), где он открыл дверь в коридор, чтобы посмотреть, кто это скребется в его дверь, оставляя глубокие царапины в правом нижнем углу. (Временами, говорил Робби, он боялся, что все это ему снится.) Робби выглянул из комнаты сестры в коридор, но ничего не увидел. (Примечание: бра в коридоре мерцали, и, по словам Робби, он замечал это и раньше, как и я, хотя ни Джейн, ни Сара – как и Роза с Мартой – этого не видели.) Тем не менее, выйдя из комнаты Сары в мерцающий коридор, Робби что-то расслышал. Из конца коридора доносился какой-то «хруст».

Тут Робби понял, что по лестнице кто-то поднимается.

«Нечто» неровно дышало и, по словам Робби, «хлипало» – слово, ранее мне не встречавшееся. (Словарное определение: «плакать, как младенец, щенок и т. п., хныкать».) «Нечто» заметило Робби, вследствие чего перестало подниматься.

Робби отвернулся – в панике – и тихо пошел в противоположном направлении к нашей спальне в конце коридора.

Что же случилось, когда он открыл дверь и зашел в комнату?

В комнате было темно. Я лежал в кровати на спине. Был уверен, что сплю.

Я отрубился, выпив половину бутылки, возникшей у меня на столе, пока я разговаривал с тем, кого считал Клейтоном, с парнем, который хотел стать Патриком Бэйтменом. Постепенно ко мне пришло осознание того, что я уже не сплю, глаза, однако, оставались закрытыми, и что-то давило на грудь.

Меня потихоньку вытягивало из водоворота сна, в котором вороны превращались в чаек.

– Папа? – прозвучало как эхо.

Я не мог раскрыть глаза. (А если б открыл, увидел бы темный силуэт Робби в дверном проеме на фоне мерцающего коридора.)

– Что такое? – проскрипел я.

– Пап, мне кажется, в дом кто-то забрался.

Робби старался не хныкать, но даже сквозь алкогольный туман в его голосе распознавался испуг.

Я прочистил горло, но глаза так и не открыл.

– Что ты имеешь в виду?

– По-моему, там кто-то поднимается по лестнице, – сказал он. – А еще кто-то скребется в мою дверь.

По словам Робби, я сказал следующее:

– Ничего там нету. Иди спать.

– Я не могу, пап, мне страшно, – возразил на это Робби.

Первая реакция: Ну так мне тоже. Что ж, нашего полку прибыло. Привыкай.

Это уже навсегда.

Я слышал, как Робби подходит ближе, ступая по темной спальне. Я слышал, как он приближался к черной бесформенной фигуре – то есть ко мне.

Тяжесть на груди снова переместилась.

– Папа, мне кажется, в доме кто-то есть, – проговорил Робби в темноту.

Он потянулся к ночнику.

Включил лампу.

За веками забрезжил оранжевый свет.

Что-то заставило Робби замолчать.

Он разглядывал представшее ему зрелище.

Зрелище это на время вытеснило страх, заменив его отвращением и любопытством.

Его молчание вытягивало меня из пьяного омута.

Тяжесть на груди снова переместилась.

– Папа, – спокойно сказал Робби.

– Да, Робби, – вздохнул я.

– Папа, что это на тебе?

Я открыл глаза, но сфокусироваться не смог.

Последующее произошло очень быстро.

На груди моей обозначились очертания Терби, он сидел мордой ко мне, и ротовое отверстие теперь делило его голову почти пополам, а клыки, которые я заметил только утром, были в запекшейся крови (ну конечно, он же «расчленил» лошадь в поле у шоссе.) Когтями он впился в халат, в котором я заснул, и расправлял крылья, размах которых (крылья выросли, и я сразу принял это как должное) поразил меня меньше, чем сетка черных вен, вздувшихся под кожей игрушки (ага, кожа игрушки, расскажи об этом нормальному человеку, посмотрим, как он отреагирует), и пульсирующая по ним кровь.

По словам Робби, когда он включил свет, Терби сидел без движения. Потом игрушка резко повернулась к нему – крылья расправлены, пасть раскрыта, – а когда Робби заговорил, снова сосредоточилась на мне.

Я вскрикнул и, вскочив, сбил нечисть с груди.

Терби упал на пол и быстренько забрался под кровать.

Тяжело дыша, я бешено отряхивал свой разорванный халат.

Если не считать звуков, исходивших от меня, в доме было совершенно тихо.

Но тут я тоже услышал. Хлипанье.

– Пап?

Ответом ему было молчание, прерванное шумом с лестницы; шум быстро приближался.

Мы с Робби стояли, вглядываясь в дверной проем спальни, освещенный тусклым мерцанием коридорных ламп, когда в коридоре показалась тень около метра высотой; нечто неуклюже волочилось по стеночке в нашу сторону, и чем ближе оно продвигалось, тем больше хлипанье походило на шипение.

– Виктор? – спросил я, не веря сам себе. – Это Виктор, Робби. Это всего лишь Виктор.

– Это не Виктор, пап.

Тогда, по словам Робби, я сказал:

– Что ж это тогда за чертовщина?

Нечто притормозило, словно задумавшись.

В 2:30 вырубилось электричество.

Весь дом погрузился во мрак.

Я потянулся к выключателю – без толку. Меня пошатывало.

– У мамы в тумбочке фонарик, – быстро сказал Робби.

– Стой спокойно. Не двигайся. – Я постарался произнести это спокойным голосом.

Прыгнув на кровать, я дотянулся до тумбочки. Открыл ящик. Нащупал фонарь. Вытащил его и тут же включил, направив луч на пол, надеясь высветить Терби.

– Пойдем-ка отсюда, – сказал я.

Робби пошел за мной, я же шарил фонариком по коридору в поисках затаившегося там нечто. (Однако делал я это непреднамеренно – так как за те секунды, пока искал фонарик в темной комнате, уже успел позабыть, что нечто поджидает нас в коридоре.) Тут-то мы его и засветили.

Робби так и не смог сказать с уверенностью, что именно он увидел в свете фонаря. Он «прятался» за мной, зажмурившись, а штука эта выскочила из луча, словно свет ее раздражал – как будто тьма была единственно возможной средой, где она чувствовала себя уверенно.

Водка обостряла восприятие.

– Виктор? – снова прошептал я, пытаясь убедить себя, чувствуя, как дрожит Робби. – Все в порядке, Робби. Это собака.

Стоило мне это сказать – и мы оба услышали, как Виктор лает на улице.

По словам Робби, тут он расплакался, убедившись, что в коридоре совсем не собака.

Я же настаивал.

– Виктор, ко мне. Иди сюда, Вик. – Эдакое алкоголическое допущение.

По словам Робби, после этого он услышал, как я пробурчал:

– Хуй там было.

Тварь была с метр ростом и покрыта длинной черной, со светлыми прожилками, шерстью, скрывавшей конечности. Когда луч света выхватил ее из тьмы, нечто снова зашипело и спешно поковыляло на другую сторону коридора. Но с каждым движением оно продвигалось в нашу сторону.

Когда луч поймал ее снова, тварь замерла. Понять, откуда идет шипение, было невозможно. Нечто перестало шипеть и затряслось всем телом.

По словам Робби, я запричитал:

– О черт, черт, черт побери.

Тварь повернулась ко мне, и теперь уже с вызовом. Она была мне по пояс и представляла собой бесформенную кучу. В покрывавшей ее шерсти запутались хворостинки, опавшие листья и перья. Морда отсутствовала. Над верхней частью кружила туча мошек, метнувшаяся за ней, когда тварь прильнула к стене. Луч замер на ней.

Промеж шерсти обозначилась красная окружность, блеснули зубы.

Скалится, тварь, понял я с тошнотворной, мгновенно протрезвившей меня ясностью; предупреждает.

Тут она двинула на нас вслепую.

Я замер на месте. Робби держался за меня, обхватив за талию. Его трясло.

Я не спускал с нее фонарика и, когда тварь приблизилась, ощутил сырой, гнилостный запах мертвечины.

С открытой пастью нечто ковыляло прямо к нам.

Чтобы увернуться, мы вжались в стену.

Тварь прошаркала мимо. (Поскольку зрение у нее отсутствовало и ориентировалась она по запаху – я уже знал это.) Я резко обернулся. Робби бешено вцепился в меня. Я стал пятиться подальше от твари.

Она снова затряслась.

Хуже всего, что я заметил большой глаз, криво расположенный на макушке и бессмысленно болтающийся в неглубокой округлой впадине.

Робби:

– Пап, что это что это что это?

Тварь остановилась в проеме спальни – мы поменялись местами – и снова начала хлипать.

Я изо всех сил старался не паниковать, но дышал слишком часто, и рука, сжимавшая фонарь, тряслась так сильно, что ее пришлось придерживать второй, направляя луч на тварь.

Наконец я ее высветил.

Тварь не двигалась. Но что-то пульсировало внутри ее. Она открыла пасть, уже покрытую пеной, и снова двинула на нас.

Уворачиваясь, я выронил фонарь, отчего Робби охватила паника, он закричал.

Я поднял фонарь и направил луч на тварь, которая остановилась, явно сбитая с толку.

Виктор на улице уже бился в истерике.

Тварь возобновила преследование.

Тут я снова выронил фонарь. Лампочка разбилась, и мы погрузились во тьму. Тварь все приближалась.

Я схватил вспотевшую ручку Робби, побежал к его комнате и открыл дверь.

Оступившись, я ввалился в комнату, ударился лицом об пол и раскроил губу.

Робби захлопнул дверь, щелкнул замок.

Я встал, пошатываясь в темноте, и вытер кровь со рта.

Когда Робби прильнул ко мне со страху, я вскрикнул как ошпаренный.

Я прислушался. В комнате было так темно, что нам оставалось только сосредоточиться на скрежете.

Вдруг скрежет стих. Робби ослабил объятия. Я выдохнул.

Однако расслабляться было некогда – послышался треск. Тварь билась в дверь.

Я подошел к двери. Робби не отходил от меня ни на секунду.

– Робби, – прошептал я, – у тебя здесь есть фонарик? Что-нибудь?

Я почувствовал, как Робби тут же отцепился и направился к шкафу.

Во тьме забрезжил зеленый джедайский меч. Он подплыл ко мне. Я принял у Робби игрушку. Светил меч слабенько. Я поднес его к двери.

– Папа, – прошептал Роби, – что это было?

– Не знаю. – (Но уже тогда я знал, что это.)

Тварь снова стала скрести.

Я спросил себя: чем это она скребется?

И тогда я понял, что она совсем даже не скребется. (Я кое-что припомнил.) И не скреблась никогда.

Она вгрызалась в дверь. Ртом. Зубами.

Тут она остановилась.

Мы с Робби уставились на подсвеченную зеленым дверь.

В ужасе мы смотрели, как дверная ручка стала ходить туда-сюда.

До меня дошло, что и это оно делает с помощью рта.

Ручка бешено забилась, и мне пришлось напомнить себе, что нужно дышать.

Тварь зарычала. Этот рык выражал недовольство, разочарование. Тварь оголодала.

– Что это? Что ему нужно? Я не понимаю. Как оно сюда забралось? – Это был Робби.

– Понятия не имею, что за чертовщина, – сморозил я.

– Что это, папа?

– Не знаю, не знаю, я не… (Примечание: формально это было не совсем так.)

Причитания наши оборвал крик Сары:

– Мамочки! Мамочки! Оно подбирается!

Я рванул через ванную к Саре в комнату. За мгновение до того, как я схватил ее с кровати, меч осветил такую сцену: Сара прижалась к спинке кровати, а нечто пыталось заползти на кровать. Зацепившись зубами за столбик кровати, тварь бешено елозила и визжала.

– Что происходит? – кричал Робби из ванной.

Я вскрикнул от отвращения, схватил Сару с кровати и побежал к ванной.

Тварь замерла, потом спрыгнула на пол и поспешила за нами.

Я захлопнул дверь ванной, а Робби запер ее на замок. В руках у меня была Сара и светящийся меч. Мы уставились на дверь и ждали.

– Где твой мобильный, Робби? – спокойно спросил я.

– В моей комнате, – указал он через плечо.

Я стал соображать. Можно открыть дверь в комнату Робби, найти там телефон, забежать обратно в ванную и позвонить 911. Такая мысль оформилась в моей голове.

Виктор продолжал безумствовать на заднем дворе.

Тут нечто обрушилось на дверь из комнаты Сары с такой силой, что она аж вдавилась внутрь.

Робби и Сара закричали.

– Все будет в порядке, Робби, открой свою дверь. Мы выскочим через твою комнату.

– Папа, я не могу, – заплакал он.

– Все обойдется.

Тварь снова шарахнула по двери.

Дверь дала небольшую трещину посередине. От следующего удара дверь слетела с петель.

Это подвигло Робби тут же открыть другую дверь и выбежать в свою комнату.

Я с джедайским мечом и Сарой на руках последовал за ним.

Мы пробежали комнату Робби, он отпер дверь, и, не раздумывая, мы рванули вниз по лестнице. Из окна лился лунный свет, и видимость была получше. С полпути я оглянулся и увидел тварь на верхней площадке.

Она погналась за нами вниз. Я слышал, как открывается и захлопывается ее пасть, влажно клацая.

Сара обернулась и, увидев погоню, закричала.

Ближе всего был мой кабинет. Дверь его открыта. В отличие от входной.

В кабинете в сейфе – пистолет.

В кабинете мы заперли дверь на замок, я поставил Сару на кушетку. Дети плакали, а я бессмысленно твердил, что все будет «нормально».

Я поднес меч к замку, набрал код, открыл сейф, и вытащил пистолет.

Я поводил мечом по столу, пока не нашел мобильный.

Я попросил Робби подержать меч, пока я буду набирать 911.

Робби уставился на пистолет в моей руке. Потом он крепко зажмурился и зажал уши ладошками.

Тварь принялась биться в дверь.

– Господи Иисусе! – прокричал я.

Удары становились все чаще. Дверь прогибалась в раме. Я оглядывал комнату безумным взглядом. Потом подбежал и открыл окно. (Примечание: краска облезала с дома с такой скоростью, что казалось, будто Эльсинор-лейн накрыло снежным бураном.) Тут дверь треснула и отвалилась, повиснув на верхней петле.

Тварь стояла в проеме.

Даже в слабом свете меча, которым я махал перед тварью, видно было, как вспенилась ее пасть.

– Пристрели ее, пристрели! – кричал Робби.

Тварь двинулась к нам, я навел на нее пистолет.

И нажал курок.

По нулям.

Пистолет был разряжен. (Примечание: Джейн вынула из пистолета все пули после той ночи, когда решила, что мне «привиделось», будто в наш дом забрался злоумышленник.) Мы с трудом различали приближающуюся к нам чавкающую тварь.

Электричество включилось так неожиданно, что на мгновение мы ослепли.

Завыла дымовая сигнализация. Все, что было выключено, теперь включилось.

В доме загорелись все лампочки. Заорал телевизор. Стереосистема затрубила «Какими мы были». Включился компьютер.

Света было так много, что у дома мог случиться солнечный удар.

Из-за света мы не увидели, куда испарилась тварь.

– Папа, у тебя кровь идет. – Это была Сара.

Я потрогал губы. Пальцы были в крови.

Тут я заметил время, которое показывали электронные часы на батарейках, стоящие на моем столе.

Электричество включилось ровно в 2:40.