Вторжение
Когда они с Кэт расстались, он хотел примкнуть к движению «Бродяги», но этот шаг слишком явно выдал бы его тоску. Сразу пошла бы волна:
— Привет, Джефф. Слышал я про ваши дела. Жаль, конечно. Сам-то как?
— Да все нормально. Вот, записался в «Бродяги».
— И правильно сделал.
Он знал, что будет дальше: получаешь очередной номер журнала, смотришь рубрику «Приглашаются все желающие»: сбор в субботу, 12-го, на парковке у методистской церкви (с юго-вост. стороны) в 10.30; с вечера чистишь туристские ботинки, готовишь сэндвич, потом еще один — на всякий случай, прихватываешь заодно второй мандарин и едешь к месту сбора (приказав себе не раскатывать губу) с душевным трепетом. Душа трепещет в ожидании оплеухи. Потом совершаешь однодневный поход, бодро прощаешься с попутчиками, едешь домой и за ужином приканчиваешь невостребованный сэндвич и мандарин. Тоска смертная.
Конечно, он не собирался отказываться от горных прогулок. Почти каждые выходные, почти в любую погоду он выбирался на природу в туристских ботинках, с рюкзаком за спиной, не забывая фляжку с питьевой водой и карту местности. Обходить стороной их общие маршруты он тоже не собирался. Да и потом, что значит «их общие»: это же не собственность; а хоть бы и так — раз пройдя этими путями в одиночку, он мог застолбить их для себя. Она ведь не купила окружную дорогу из Калвера: берегом Дервента, через лесной массив Фроггатт — в Гриндлфорд, по желанию — небольшой крюк до Грауз-Инн с остановкой на обед, потом дальше, мимо круга больших камней, летом скрытого папоротниками, и, наконец, к потрясающему горному ущелью Кербар-Эдж. Все это ей не принадлежало, равно как и никому другому.
Потом он делал запись в блокноте: «2 ч. 45 мин.». Они с Кэт еле-еле укладывались в «3 ч. 30 мин.», а когда сворачивали перекусить в «Грауз», теряли еще полчаса. С возвратом к холостяцкой жизни получаешь, кроме всего прочего, и такое преимущество, как выигрыш во времени. Быстрее ходишь, быстрее добираешься до дому и выпиваешь банку пива, быстрее съедаешь ужин. Секс в режиме самообслуживания тоже заканчивается быстрее. Высвобождается уйма времени — для одиночества. Гони прочь эти мысли, твердил он себе. Не будь слюнтяем; самое большее, что тебе дозволено, — это легкая грусть.
— Я думал, мы поженимся.
— Поэтому мы до сих пор не женаты.
— Не понял.
— То-то и оно.
— Может, объяснишь?
— Нет.
— Почему?
— Потому. Если ты не понимаешь, если я должна тебе объяснять, значит, мы никогда не поженимся.
— Не вижу логики.
— А я не вижу смысла выходить замуж.
Забей, забей, теперь это все в прошлом. С одной стороны, она всегда перекладывала решения на тебя; с другой — считала, что ты ею помыкаешь. С одной стороны, жила с тобой душа в душу, с другой — не желала больше с тобой жить. С одной стороны, верила, что ты будешь хорошим отцом; с другой — не хотела от тебя детей. Это называется «логика»? Забей.
— Добрый день.
Он сам себе удивился. Не в его правилах было здороваться с незнакомыми женщинами в кафетерии. С незнакомыми женщинами он здоровался только на горных тропах, где тебе отвечают улыбкой, кивком или приветственным поднятием альпенштока. На самом-то деле она была ему слегка знакома.
— Вы работаете в банке.
— Точно.
— Линн.
— Верно.
Краткий миг озарения: вспомнился ее пластиковый беджик, виденный за пуленепробиваемым стеклом. Ага, взяла то же, что и он — вегетарианскую лазанью. Не возражаете?.. Конечно, пожалуйста. Свободный столик был только один. И вообще все получилось как бы само собой. Он знал, что она работает в банке; она знала, что он учительствует в школе. Она переехала в этот город всего лишь пару месяцев назад; нет, на Тор еще не поднималась. Интересно, хотя бы кроссовки есть у нее?
В следующее воскресенье она пришла в джинсах и в свитере; когда он достал из багажника туристские ботинки и надел ярко-красную ветровку «гортекс» на сетчатой подкладке, она слегка растерялась и слегка встревожилась.
— Вам понадобится вода.
— В самом деле?
— Иначе придется пить из одной фляжки. Она кивнула; они отправились в путь. Дорога сразу шла в гору; панорама ширилась, открывая взгляду и ее банк, и его школу. Он предоставил ей задавать темп. Шла она легко. Его так и подмывало спросить, сколько ей лет, посещает ли она спортзал, и сказать, что она, оказывается, гораздо выше ростом, чем он представлял, видя ее за стеклом. Вместо этого он указывал на развалины старого шиферного завода, на породистых овец (джейкобы, что ли?), которых стал разводить Джим Хендерсон, когда на юге страны появился спрос на баранину без привкуса баранины: покупатели готовы были платить любую цену.
На полпути к вершине их накрыло мелким дождиком; ему не давало покоя, что в своих кроссовках она могла поскользнуться на мокрой глине. Расстегнув рюкзак, он достал для нее непромокаемую накидку. Она приняла ее как должное, будто ничего другого и не ожидала. Его это подкупило. Тем более что она даже не стала выяснять, чья это вещь и кто ее носил.
Он протянул ей фляжку с водой; она сделала несколько глотков и вытерла горловину.
— А что еще у вас припасено?
— Сэндвичи, мандарины. Можем, кстати, повернуть назад.
— Пожалуй. Но у вас, наверное, есть и непромокаемые штаны, жуткие такие.
— Чего нет, того нет.
Естественно, они лежали у него в рюкзаке. Причем две пары — его собственные и те, что остались от Кэт. Внутренний голос, наглый и робкий одновременно, порывался сказать: «Вообще-то я предпочитаю трусы-боксеры с ширинкой на одной пуговице».
Когда они несколько раз переспали, он повел ее в магазин походного снаряжения. Выбрали ей ботинки, «Брэшер суперлайтс», она примерила, походила перед зеркалом, изобразила чечетку, и он подумал: как обалденно сексапильны женские ножки в туристских ботинках. Еще взяли три пары эргономических носков для активного отдыха, амортизирующих давление на стопу, и она вытаращила глаза, узнав, что носки бывают на правую и на левую ногу — как обувь. К ним требовались три пары простых тонких носков. Подобрали небольшой рюкзак (каркасный, уточнил здоровяк-продавец), но тут Джефф почувствовал, что его дружок потерял всякое терпение. Линн уже была проинструктирована, как подгонять по фигуре поясник, регулировать лямки, затягивать верхнюю стропу; теперь качок-продавец фамильярно поглаживал на ней рюкзак и без нужды поддергивал его вверх-вниз.
— И еще фляжку для воды, — сурово потребовал Джефф, чтобы положить этому конец.
Они нашли темно-зеленую штормовку, которая оттеняла ее полыхающие волосы; он специально выждал, чтобы Качок предложил еще непромокаемые штаны и был осмеян. У кассы Джефф достал кредитку.
— Нет, ни в коем случае.
— Почему? Мне будет приятно.
— С какой стати?
— Мне приятно. Наверняка у тебя скоро день рождения. Подозреваю, что в ближайшие двенадцать месяцев.
— Ну, спасибо, — выговорила Линн, но он заметил, что ей не по себе. — Тогда к моему дню рождения ты все это упакуешь заново, договорились?
— Больше того. Я особым образом начищу твои «брэшеры». Да, кстати, — сказал он кассиру, — мы еще возьмем крем для обуви. «Классический» коричневый, пожалуйста.
Перед следующей вылазкой он обработал ее ботинки кремом, чтобы оживить цвет и улучшить водоотталкивающие свойства. Засунув руки в пахнущие новенькой кожей «брэшеры», он еще раз отметил, как и тогда, в магазине, что нога у нее на полразмера меньше, чем у Кэт. На полразмера? По ощущениям, он бы сказал, что на целый.
Они посетили достопримечательности горной деревушки Хэзерсейдж и часовню пятнадцатого века в Пэдли; историческую усадьбу Колк-Эбби и старинное имение Стонтон-Хэролд; отмахали вверх по реке Дав до каменных домиков Миллдейла и вдоль реки Лэткилл от мельничного пруда в Олпорте до каменоломни Риклоу, вдоль русла Кромфордского канала и по высокогорной тропе «Хай-пик». Из курортного городка Хоуп они поднялись на Луз-Хилл, прошли, как он объяснил, по самой живописной гряде всего Скалистого края до вершины холма Мэм-Тор, облюбованного парапланеристами: эти здоровенные мужики лезли в гору с необъятными рюкзаками, а там раскладывали свои цветные полотна, как простыни, на травянистом склоне и ловили восходящий поток, чтобы оторваться от земли и воспарить к небесам.
— Здорово, правда? — сказала она. — Не хочешь попробовать?
Джефф подумал, что в больницах полно людей с переломом позвоночника — частично или полностью парализованных. Подумал о столкновениях с легкими спортивными самолетами. О том, что, не справившись с ветром, недолго улететь в облака, приземлиться где-нибудь у черта на рогах и с перепугу обделаться. Что надежней все-таки ступать ботинками по твердой земле, сверяясь с картой.
— Да как-то так, — промямлил он.
В его понимании, свобода не требовала отрыва от земли. Он рассказал ей о массовой акции тридцатых годов прошлого века, когда из Манчестера в Киндер-Скаут приехали сотни туристов и скалолазов, которые вторглись в охотничьи угодья герцога Девонширского в знак протеста против ограничения доступа к местам отдыха; выступление проходило без эксцессов, пока пьяный егерь не застрелился из собственного ружья; результатом этого вторжения стало создание национальных парков и открытие дорог для прохода по частным владениям; организатор акции не так давно умер, но в доме престарелых при методистской церкви до сих пор жил один из активистов, которому стукнуло сто три года. Джефф считал, что эта акция принесла несравнимо больше пользы, чем отрыв от земли какого-нибудь чокнутого парапланериста.
— Почему же власти не пресекли такое вторжение?
— Вернее будет сказать, не просекли. — Джефф был доволен этой маленькой поправкой.
— Но ведь это была частная территория?
— Номинально — да. Исторически — наверное, нет.
— Ты, случайно, не социалист?
— Я поддерживаю право на свободу передвижения, — ответил он уклончиво.
Ему не хотелось лезть на рожон.
— Понятно. Я, в принципе, не возражаю. Мне без разницы.
— А сама ты за кого?
— Я на выборы не хожу.
Собравшись с духом, он признался:
— А я — за лейбористов.
— Заметно.
В своем походном блокноте он отмечал каждый пройденный ими маршрут, число, погодные условия, время, а в конце красным цветом выводил «Л» — Линн. В противоположность синему «К» — Кэт. Хронометраж оказывался примерно одинаковым, независимо от инициалов.
Не подарить ли ей альпеншток? Ему не хотелось быть навязчивым: она отвечала отказом на все его предложения купить ей нормальную походную шляпу с полями, хотя он растолковал ей все плюсы и минусы. Минусов, собственно, не было. Уж лучше ходить с непокрытой головой, чем в бейсболке. Он вообще не воспринимал туристов в бейсболках — хоть мужчин, хоть женщин.
Он бы охотно купил ей компас. Правда, у него был свой, да и тот практически ни разу не понадобился. Если бы его угораздило сломать ногу, он бы, превозмогая боль, наметил ей в качестве ориентира полуразрушенную овчарню, показал, как ориентировать инструмент и прокладывать курс, чтобы все время двигаться через вересковую пустошь на северо-северо-восток, и она вполне обошлась бы его компасом. Да, один компас на двоих — это правильно. Даже, можно сказать, символично.
Круговой маршрут на Киндер-Даунфолл начинался от парковки в Боуден-Бридж: они миновали водохранилище и Пеннинской тропой поднялись к ущелью Даунфолл; дойдя до развилки, свернули в сторону Ред-Брук, а на спуске прошли мимо Танстед-Хауса и карьера Киндерстоунз. Он сообщил ей, что здесь очень высока среднегодовая норма осадков, а потому в морозную погоду ущелье превращается в каскад сосулек. Одна из красот зимнего маршрута.
Она не отвечала. Ну, все равно, если зимой подниматься на высоту две тысячи футов, нужно будет купить для нее флисовую куртку. Дома у него сохранился журнал «Пешие походы», где были опубликованы сравнительные характеристики флисовых курток.
На стоянке он посмотрел на часы.
— Мы куда-то опаздываем?
— Нет, просто веду хронометраж. Четыре с четвертью.
— Это хорошо или плохо?
— Хорошо, потому что я с тобой.
И еще потому, что за четыре с четвертью они проходили этот маршрут с Кэт, а она, что ни говори, была в отличной спортивной форме.
Линн закурила «Силк кат» — после каждого восхождения повторялось одно и то же. Курила она мало, и он ее не одергивал, хотя считал, что это дурацкая привычка. Сначала укрепляешь сердечно-сосудистую систему, а потом… Но педагогический опыт подсказывал ему, когда нужно проявлять твердость, а когда лучше действовать исподволь.
— Можем после Рождества опять туда наведаться. Под Новый год.
Да, как раз будет повод сделать ей подарок — флисовую куртку.
Покосившись на него, она только затянулась сигаретой.
— Если установится морозная погода. Чтобы сосульки были.
— Джефф, — сказала она. — Это нарушение моего личного пространства.
— Я просто…
— Ты вторгаешься в мое личное пространство.
— Прошу прощения, мисс герцог Девонширский.
Юмор она не оценила, и на обратном пути они почти не разговаривали. Наверное, в этот раз он взял слишком высокий темп. Подъем был нешуточный, на тысячу футов, если не выше.
Он поставил в духовку две пиццы, накрыл на стол, взял банку пива и уже поддел язычок, когда она заговорила:
— Сейчас у нас июнь. А познакомились мы когда… в феврале?
— Двадцать девятого января, — машинально выдал он, как будто поправлял ученика, ляпнувшего наобум, что битва при Гастингсе произошла в тысяча семьдесят девятом году.
— Двадцать девятого января, — повторила она. — Послушай, я, видимо, не буду встречать с тобой Рождество.
— Конечно. У тебя же есть родня.
— Не в этом дело. Родня у меня, конечно, есть. Дело в том, что Рождество может меня подкосить.
Когда Джефф, не склонный к предвзятым суждениям, сталкивался с откровенно женской логикой, он умолкал. Только что ты шагал по горной тропе, не чувствуя веса рюкзака, — и вдруг заплутал в дебрях, утратил ориентиры, растерялся в тумане, увяз в болоте.
Но она больше ничего не сказала, и он решил прийти ей на помощь.
— Я и сам Рождество не особенно люблю. Сплошное обжорство и пьянство. Но все же…
— Как знать, что со мной станется к Рождеству.
— Опасаешься, что тебя переведут в другой филиал?
— Джефф, послушай меня. Мы с тобой познакомились в январе, ты правильно сказал. Пока все… очень мило. Мне хорошо, ну, неплохо…
— Понял. Ясно. — Опять та же история, опять тупик. — Ясно, что ничего не ясно. Надо жар посильнее включить. Для хрустящей корочки. — Он глотнул пива.
— Все дело в том…
— Не говори. Сам знаю. Я понял. — Он хотел добавить «мисс герцог Девонширский», но сдержался, а потом, обдумывая этот разговор, подумал, что это вряд ли смогло бы разрядить обстановку.
В сентябре по его настоянию она на один день отпросилась с работы, чтобы вместе с ним пройти маршрут из Калвера. По выходным на эскарпе Кербар-Эдж яблоку негде упасть — повсюду толпы туристов и скалолазов.
Оставив машину в тупике у Бридж-Инн, они двинулись в путь, и вскоре на другом берегу Дервента показался городок Калвер-Милл.
— Считается, что здешнюю фабрику построил Ричард Аркрайт, — сообщил он. — Если не ошибаюсь, в тысяча семьсот восемьдесят пятом.
— Только фабрики уже нет.
— Да, как видишь. Из нее сделали бизнес-центр. Или жилой дом. А может, и то и другое.
Они прошагали вдоль реки, миновали плотину, прошли через деревню Фроггатт, потом через лес и добрались до Гриндлфорда. На опушке леса их встретило солнце, хотя и по-осеннему неяркое, и он порадовался, что защищен туристской шляпой с полями. Линн по-прежнему не желала обзавестись такой же, и он решил отложить этот вопрос до весны. За лето ее лицо покрылось загаром, и веснушки проступили еще ярче, чем во время их первой встречи.
Из Гриндлфорда тропа шла круто вверх; Линн не роптала; затем он повел ее полем в «Грауз-Инн». Они присели за стойку и заказали по сэндвичу. Потом бармен пробормотал себе под нос: «Кофе?» Она ответила «да», а он — «нет». На маршруте пить кофе не рекомендуется. Можно только глотнуть воды, чтобы не допустить обезвоживания организма. Кофе — тонизирующий напиток; какого же ч… какого же человека не бодрит горный воздух, без всяких стимуляторов. Спиртное — просто идиотизм. А ведь ему доводилось видеть туристов, которые на маршруте даже забивали косяк.
Он рассказал ей пару таких случаев, но, видимо, напрасно, потому что она выговорила: «Надеюсь, кофе я могу выпить?» — и закурила «Силк кат». Не дожидаясь конца прогулки. И подняла на него глаза.
— Что?
— Я ничего не сказал.
— И не надо.
Джефф вздохнул.
— Забыл показать тебе дорожный указатель на подходе к Гриндлфорду. Памятник старины. Ему почти сто лет. На весь Скалистый край таких раз-два и обчелся.
Она выпустила дым прямо ему в лицо; похоже, нарочно.
— Да, кстати, я где-то читал, что сигареты с низким содержанием никотина вредят здоровью не меньше крепких, так как человек затягивается глубже обычного, чтобы вдохнуть никотин, а потому в организм попадает больше токсинов.
— Что ж, тогда вернусь к легким «Мальборо».
Они продолжили путь, вышли на ту же тропу, пересекли какую-то проезжую дорогу и возле указателя «Истерн-Мурс» повернули налево.
— Это здесь находится кромлех бронзового века?
— Очевидно.
— Как это понимать?
Упрек справедливый. Но с другой стороны, зачем переламывать свои речевые привычки? Ему тридцать один год; у него есть свои мнения, есть кругозор.
— Кромлех вот-вот появится слева. Но сейчас, по-моему, не лучшее время для осмотра.
— Не лучшее время?
— Он весь в зарослях папоротника.
— То есть плохо видно?
— Нет, я не о том. Понимаешь, лучше осмотреть его в другое время года. Тут дело такое: с августа по октябрь в папоротники заходить не рекомендуется. Даже с наветренной стороны лучше к ним не приближаться.
— Сейчас последует лекция, да?
— Ну, раз уж ты сама спросила. За десять минут нахождения в зарослях папоротника в организм попадает до пятидесяти тысяч спор. Из-за своей величины они не проникают в легкие, а оседают в желудке. Опыты на животных показали, что это может стать причиной онкологических заболеваний.
— Коровам здорово повезло, что они при этом не курят.
— А кроме того, в папоротниках водятся клещи, которые переносят болезнь Лайма, вызывающую…
— При чем тут это?
— Да при том, что если уж тебя так тянет в папоротники, надо заправить брюки в ботинки, раскатать рукава, застегнуть манжеты и надеть маску.
— Маску?
— Специальную, производства фирмы «Респро». — Ну в самом деле, задала вопрос — получи ответ. — Так называемую «бандитскую».
Убедившись, что объяснения закончены, она сказала:
— Спасибо. Дай-ка мне носовой платок.
Она заправила брюки в ботинки, раскатала рукава, застегнула манжеты, по-бандитски завязала ниже глаз носовой платок и шагнула в заросли. Он остался ждать с подветренной стороны. Другой способ себя обезопасить — купить средство от клещей и опрыскать брюки и носки. От прямого контакта клещи погибают. Сам он, правда, не проверял. Не было случая.
Когда она вернулась, они молча пошли дальше по гравелитовой кромке ущелья, то ли Фроггатт-Эдж, то ли Кербар-Эдж, а может, это одно и то же, но сейчас мысли его были о другом. Дерн под ногами пружинил и подходил прямо к обрыву — высотой, похоже, более сотни метров. Удивительное дело: этот маршрут всегда преодолевается как-то незаметно — и вот ты уже стоишь на головокружительной высоте, за много миль от солнечной долины с игрушечными деревушками. Спрашивается, на кой черт нужен параплан, если сюда можно добраться на своих двоих? Раньше в этой местности были каменоломни, которые обеспечивали всю страну мельничными жерновами. Но он решил об этом не упоминать.
Это было его любимое место. В свое время, впервые поднявшись на вершину, он так же разглядывал протянувшуюся внизу долину и на многие мили вокруг не видел ни одной живой души, как вдруг у его ног возникла башка в шлеме, и откуда ни возьмись на кромку выполз бородатый скалолаз. Бывают в жизни злые шутки, верно? Скалолазы, спелеологи, планеристы. Люди почему-то считают, что в воздухе ты свободен, как птица. Ни фига. Там есть свои правила, как везде. Вот Линн, с его точки зрения, сейчас стояла в опасной близости от обрыва.
Но Джефф ничего не сказал. И даже, как ни странно, ничего не почувствовал. Разве что сбился с мысли, но это явление временное. Даже не оглянувшись в ее сторону, он продолжил путь. Еще полмили по каменистой кромке, потом довольно крутой спуск в Калвер. Мысли его были заняты учебными планами на следующую неделю, но тут до него донесся ее крик.
Он бросился назад; рюкзак толкал его в спину, во фляжке нетерпеливо булькала вода.
— Боже мой, ты цела? Ногу подвернула? Надо было тебя предупредить — тут полно кроличьих нор.
Но она уставилась на него без всякого выражения. Видимо, в шоке.
— Ушиблась?
— Нет.
— Лодыжку вывихнула?
— Нет.
Он посмотрел на ее «брэшеры»: отверстия для шнурков забиты папоротником, от утреннего глянца не осталось и следа.
— Извини, не понял.
— Чего?
— Почему ты кричала.
— Захотела — и все.
Ну вот, опять двадцать пять.
— Так… и почему же ты этого захотела?
— Потому.
Нет, как же так, он, должно быть, недослышал или недопонял.
— Ты прости, я, наверное, тебя загнал…
— Говорю же, со мной ничего не случилось.
— Тогда, может быть…
— Сколько раз повторять: захотела — и все.
Они свернули от кромки обрыва, в молчании продолжили спуск и наконец добрались до машины. Там он принялся расшнуровывать ботинки, а она закурила. Нет, простите, конечно, но такие случаи нельзя оставлять без внимания.
— Это было как-то связано со мной?
— Нет, это было связано только со мной. Ведь не ты закричал, а я.
— Тебе опять этого хочется? Вот прямо сейчас?
— Чего именно?
— Ну, если тебе опять захочется кричать, с чем это может быть связано?
— Джефф, это может быть связано с тем, что мне захочется кричать.
— И как ты думаешь, когда у тебя появится такое желание?
На этот вопрос она не ответила, чем не удивила ни себя, ни Джеффа. Она затоптала окурок подошвой «брэшера» и тоже стала развязывать шнурки, стряхивая на асфальт веточки папоротника.
«4 ч., вкл. обед в Гр., — записал он в походном блокноте. — Погода ясная». В правой колонке, под непрерывным столбцом красных «Л», прибавилась еще одна такая же буква. В ту ночь он засыпал, растянувшись на кровати по диагонали — и очень даже неплохо, подумалось ему. Наутро, во время завтрака, он полистал журнал «Пешие походы» и стал заполнять бланк для вступления в ассоциацию «Бродяги». Там говорилось, что вступительный взнос можно оплатить либо чеком, либо прямым списанием со счета. Немного поразмыслив, он выбрал прямое списание со счета.
