ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
НЕБЕСАМИ ПОБЕЖДЕННЫЕ
1. ПОСЛЕ БУРИ
Страшная буря ревела с рассвета и далеко за полдень.
Было нечто ужасное, несокрушимо-стихийное, в этом подавлявшем своим величием страшном явлении природы.
Весь Константинополь видел в нем чудо Пресвятой Девы, и хотя буря ревела и бесновалась, но все так и застыли на берегу в молитвенном экстазе.
То, что творилось в заливе, не поддавалось никакому описанию.
В тот момент, когда началась буря, большинство людей было на судах. Славяне, которых среди варягов было большинство, мало были знакомы с морем.
Для них маленькая тучка на горизонте не сказала ничего…
Они не заботились даже укрепить или укрыть свои легкие струги, и налетевший шторм застал их врасплох.
Несчастные не поняли даже, что случилось с ними в эти минуты…
Они слышали рев, вой, стон, свист, видели громадные надвигавшиеся валы, чувствовали, что какая-то страшная, неведомая, непреодолимая сила поднимает их струги, кидает на прибрежные камни, разбивает их в мелкие щепки и самих их бьет, крутит, вертит и, лишив сил в непосильной борьбе, влечет в пучину, где царит смерть, откуда нет возврата.
Открытая местность не давала несчастным даже возможности думать о спасении, каждый потерял всякую нравственную связь с другими, заботился только о себе, думал только о своем спасении и погибал…
Крики отчаяния, проклятия, стоны смешивались с ревом бури.
Зато Константинополь торжествовал.
Все чувствовали, что всякая опасность теперь надолго миновала. Патриарх с драгоценной одеждой Пресвятой Девы, духовенство, заместители императора и двор поспешили удалиться с берега во Влахернский храм в самом начале бури, но народ не расходился.
Все были под впечатлением только что виденного…
Народ был достаточно защищен и мог безопасно держаться на берегу; издали доносился грохот срываемых крыш с домов, треск падавших ветхих построек, но что до этого, когда чудо Пресвятой Девы было так очевидно?… Во Влахернском храме пережидали бурю Фотий и заместители императора.
Эпарх и Василий Македонянин были с ними.
— Святейший! — воскликнул Македонянин, обращаясь к Фотию. — Это чудо! — Ты сам видишь, Василий, — ответил кротко улыбаясь, патриарх.
В искренних слезах радости, в смиренном преклонении выразилась благодарность этих людей Богу за так очевидно чудесно посланную с выси небес помощь.
Богослужение длилось до тех пор, пока не начала утихать буря.
Снова, наконец, прояснился небосвод, засияло солнце, залив начал успокаиваться…
Бури на юге всегда ужасны по своей силе, но, вместе с тем, большею частью кратковременны…
Больной Вардас ничего не знал о происходившем в эти часы.
Дворец весь казался вымершим.
Ушла даже прислуга, которая должна была безотлучно находиться при больном правителе.
Правитель оставался совершенно один, беспомощный, бессильный, и не знал, что и подумать о всем происходившем.
Он жалобно звал прислугу, врача — никто не откликнулся на зов больного.
Шли нескончаемо долгие часы.
Старик прислушивался к реву бури, доносившемуся до его слуха, к грохоту срываемых ветром крыш и рушившихся построек и приписывал весь неестественный этот шум ни чему иному, как неистовству ворвавшихся в городские стены норманнов, ожидая с мига на миг их появления и в своем покое.
Мучительные мгновенья переживал теперь этот человек, так еще недавно считавший себя всесильным…
Он считал свою смерть неизбежною…
Вардас удивлялся только одному, что окна его палат не озарены пламенем.
Он по многим примерам знал, что варвары при нападении прежде всего поджигают занятые им города и потом уже начинают грабеж.
Вдруг шум поспешных шагов раздался совсем близко от больного. «Варяги… Конец!» — подумал он и, впервые ощутив страх, зажмурился. Но вместо страшных варваров, забывая все требования этикета, в покой старого правителя вбежал запыхавшийся от скорой ходьбы и волнения Василий, только что вернувшийся из Влахернского храма.
Македонянин был бледен и восторжен.
— Вардас, Вардас! — громко кричал он. — Слышишь ли ты меня? Чудо! Чудо!
Услыхав этот знакомый голос, старик широко открыл глаза.
— Это ты, Василий? — произнес он. — Мне казалось, что я уже умер! Но я жив! О каком чуде ты говоришь мне?…
Василий отвечал еле переводя дыхание:
— Пресвятая Дева спасла Константинополь: страшной бурей, рев которой ты слышал, разметаны суда варваров, опасности более нет!
— Слава Владычице! — прошептал Вардас. — Но расскажи мне, Василий, все подробно… Я ведь ничего не знаю…
Македонянин поспешно передал все, что ему самому было известно.
Чем дальше к концу шел рассказ, тем все более прояснялось лицо Вардаса, а когда Василий умолк, в больном проснулся прежде всего прежний умный и тонкий политик.
— Небеса и в самом деле не отступились еще от Византии, — воскликнул он, — но теперь следует с большею для нас выгодою воспользоваться последствиями этого чуда. Это так ясно, и мы не должны упускать случая. Что ты скажешь на это, Василий?