40

Векшё, понедельник 28 июля — понедельник 4 августа

На первой утренней встрече этой недели руководитель расследования со стороны полиции комиссар Бенгт Олссон имел удовольствие сообщить, что им удалось установить новый шведский рекорд. Затеянная Олссоном кампания по сбору проб ДНК в Векшё и его окрестностях развивалась, не сбавляя обороты. И уже в выходные число мужчин, добровольно предоставивших свой генетический материал, достигло пятисот. Сюда также следовало добавить несколько образцов более неясного происхождения, поскольку для их получения, помимо всего прочего, использовались порция жевательного табака, окровавленное бумажное полотенце и обычная яблочная кожура, а также теперь повторно направленное в Государственную криминалистическую лабораторию их старое заключение, где регистрационный номер теперь был замазан.

Будущего коллегу, стажера Лёфгрена, удалось отсеять с помощью обычной ватки на палочке, в то время как с их нынешним коллегой с психологическими проблемами того же результата, похоже, добились, использовав его пристрастие к здоровой пище, причем так, что он сам остался в полном неведении. По какой-то причине комиссар Левин также воспользовался случаем и рассказал, как все происходило, когда устанавливался старый рекорд. Он и Государственная комиссия по расследованию убийств поучаствовали и тогда тоже. Тогда дело касалось насильственной смерти женщины в Даларне, ее звали Петра, и в том случае взяли пробу ДНК едва ли не у пятисот человек, пусть со времени преступления минуло уже несколько лет. То преступление до сих пор оставалось нераскрытым, и на нем фактически поставили крест. Потом Левин, к сожалению, немного отклонился от темы и пустился в долгие личные рассуждения в связи с тем делом.

— Я помню мое первое расследование убийства молодой женщины, — сказал он с таким видом, что казалось, просто разговаривает вслух сам с собой. — С той поры минуло почти тридцать лет, и многие из сидящих здесь даже не родились тогда. В газетах это дело называли убийством Катарины. В те времена мы еще не слышали ни о какой ДНК, и все знали, что раскроем преступление, ведь это почти всегда удавалось нам обычными старыми способами, без помощи всевозможной криминалистической техники и научных методов. Криминалистическая техника относилась к прерогативе судов, когда мы, обычные полицейские, находили преступника.

— Извини, Левин, — перебил его Бекстрём и показал на свои часы. — Ты собираешься добраться до сути до обеда? А то у остальных еще хватает дел.

— Как раз перехожу, — заверил его Левин. — В те времена раскрываемость убийств у нас превышала семьдесят пять процентов. Теперь мы явно раскрываем меньше половины. Несмотря на новую технику и всё современные методы, и, по моему личному мнению, наше сегодняшнее преступление не намного запутаннее тех, которыми мы занимались раньше.

Левин кивнул задумчиво.

— И в чем же тогда дело? — спросила коллега Сандберг. — Ты же, наверное, размышлял над этим?

— Естественно, — подтвердил Левин. — Возьмем ДНК, например. По-хорошему, это, конечно, феноменальное вспомогательное средство. Если у нас есть качественный анализ ДНК, как в данном деле, например, и при условии, что мы найдем его обладателя.

— И в чем же тогда проблема? — не унималась Сандберг.

— При наличии по-настоящему качественной ДНК есть опасность зациклиться только на ней, забыть обо всем другом и потерять четкие ориентиры в разыскной работе, — сказал Левин и вздохнул. — Старой доброй методичной полицейской работе, — добавил он, покачал головой и грустно улыбнулся.

— При целенаправленных поисках отпадает необходимость метаться из стороны в сторону, — заметила коллега Сандберг.

— Да, пожалуй, так можно выразить суть дела, — согласился Левин и откашлялся.

В качестве последнего пункта утренней программы коллега Сандберг доложила обо всем, что на сегодняшний день было известно о нападении на женщину в ночь на воскресенье.

— Там слишком много неясностей, поэтому у меня создается впечатление, что она могла все придумать, — сказала Сандберг.

— Но ради чего, — возразил Олссон. — Подобное ведь не придумывают?

— Я перехожу к этому, — сказала Сандберг и в этот момент тоном и манерой говорить сильно напомнила Левина, хотя он и был на двадцать лет ее старше.

Не существовало свидетелей, видевших само нападение или даже тень злодея. Экспертам также не удалось ничего обнаружить, несмотря на то что Энокссон и его коллеги в буквальном смысле по крупинкам просеяли всю пыль с места преступления и вокруг него. Единственная зацепка — рассказ жертвы о том, как на нее набросились и как она сумела отбиться, оказав отчаянное сопротивление, и помимо всего прочего, якобы укусить и поцарапать преступника, а также ее описание насильника.

— Но с последним ведь вроде бы все нормально, — настаивал Олссон. — Мне кажется, это очень хорошее описание. Преступник одиночка, примерно двадцати лет, рост где-то метр восемьдесят, черная бейсболка, черная футболка, мешковатые черные тренировочные штаны, белые кроссовки, кроме того, у него татуировки на руках. Что-то вроде широких черных полос, напоминающих змей или драконов, на обоих плечах, которые спускаются по предплечьям и заканчиваются у запястий. Он угрожал ей на английском, но со столь сильным акцентом, что, по ее глубокому убеждению, скорее всего, не был англичанином или американцем. Вероятно, югослав или кто-то вроде того. Опять же не является секретом для нас, сидящих здесь, что именно так они зачастую выглядят. И это начинает сильно беспокоить.

— Да, действительно, фантастически хорошее описание, — согласилась Сандберг. — Похоже, мы имеем дело с бойкой и наблюдательной девицей. При внезапности нападения, как она утверждает, у нее слишком уж хорошо со зрением.

— Я солидарен с тобой, — ухмыльнулся Бекстрём. — Девице явно не откажешь в наблюдательности. Ее данные один в один сходятся с психологическим портретом преступника, который мы получили. Вдобавок она явно подсуетилась и успела засветиться в вечерних газетах и на телевидении и рассказать, как ужасно все было. Скоро, наверное, будет читать прогноз погоды на ТВ-3 или красоваться в какой-то другой популярной передаче.

— Спасибо, Бекстрём, — сказала Сандберг. — Помимо всего прочего, мне тоже это приходило в голову. Обычно девушки, столкнувшись с подобными ситуациями, не в состоянии даже видеть себя в зеркале. Или разговаривать о случившемся с самыми близкими. Хотят только, чтобы их оставили в покое.

Бекстрём пришел в себя после истории со стажером Лёфгреном. Он уже наметил свою следующую жертву и без промедления снова бросился в бой. Сразу же после встречи он отвел в сторону молодого Торена, чтобы узнать, как обстоит дело с членом совета Карлссоном.

— Ты был абсолютно прав, Бекстрём. Господин Карлссон выглядит не самым приятным человеком, — констатировал Торен после того, как быстро доложил результаты своих изысканий.

— У этого дьявола надо взять образец ДНК, — сказал Бекстрём довольно.

— С ним уже полный порядок, — сообщил Торен, а потом столь же подробно рассказал о прежних заслугах коллег из Мальмё.

— Почему ты, черт возьми, не проинформировал меня об этом раньше? — спросил Бекстрём угрюмо. — Это тайна или?..

— Я просто не успел, — заверил его Торен. — Поэтому и делаю это сейчас.

«Чистый идиот, полный кретин, — подумал Бекстрём. — Мечется из стороны в сторону».

— Садись, Левин, садись, — сердечно произнес Бекстрём и показал на стул для посетителей, стоявший напротив его письменного стола. — Как дела с твоими изящными конструкциями? Ты начал наводить в них какой-то порядок?

— Там наверняка все будет нормально, — ответил Левин нейтральным тоном.

У него имелись два конкретных предложения, которые могли стать шагом в данном направлении. Во-первых, побеседовать с матерью Линды. Два прежних ее опроса, по мнению Левина, были слишком поверхностными. И если реально смотреть на вещи, фактически не дали ничего такого, чего не смогли бы узнать и без разговора с ней. Во-вторых, он хотел, чтобы была предпринята новая попытка поработать со стажером Лёфгреном.

— Ты же знаешь, я всегда слушаю тебя, — произнес Бекстрём дружелюбно.

«Хотя ты и исхитрился выставить на посмешище половину полицейского корпуса с чертовым негром».

— Я предлагаю поручить Рогерссону допросить мамашу, — сказал Левин. — Он крайне дотошный в таких делах.

— Как ни странно, — согласился Бекстрём. — Пусть и пьет за двоих, и бегает в сортир постоянно.

— Мне об это ничего не известно, — парировал Левин коротко. — Но ты, пожалуй, лучше меня проинформирован по данному вопросу, Бекстрём.

— Это уже стало притчей во языцех, скажем так, — в ответ ухмыльнулся Бекстрём. — Тогда негр? Кто займется им? — продолжил он.

— Если ты имеешь в виду стажера Лёфгрена, я планирую разобраться с ним сам, — сказал Левин. — Мне кажется, он легче пойдет на разговор сейчас, когда с него уже снято подозрение.

— Скорее всего. Теперь единственная проблема в расстоянии, — согласился Бекстрём.

«А ты, Левин, наверняка рано или поздно получишь Нобелевскую премию».