Монсеньор Рикардо Баллестра внезапно просыпается и садится на кровати. Ему только что приснилось, что по миру распространяется смертельная болезнь, которая полностью уничтожает население целых городов. Этот кошмар был таким ужасным и таким правдоподобным, что Баллестре казалось, будто все происходит на самом деле.

Он вдыхает воздух через нос, медленно и осторожно: так советовал делать его кардиолог, чтобы понизить артериальное давление. В его памяти еще держатся обрывки кошмара.

Сначала болезнь напала на перелетных птиц. Тысячи аистов и пепельных гусей покинули Африку и полетели заражать страны с умеренным климатом. Некоторые из них не вынесли перелета и упали мертвыми в океан, убитые болезнью, которую несли в себе. Некоторые задохнулись, застряв в огромных сетях, которые власти стран Северного полушария поставили в воздухе, чтобы остановить это нашествие. Но основная часть этой армии добралась до побережья, и болезнь стала быстро распространяться по городам и сельским местностям.

Больницы быстро оказались переполнены, и пришлось срочно объявить в нескольких местах карантин, чтобы остановить продвижение эпидемии. Потом были вызваны в качестве подкрепления армейские части. Они окружили города и стреляли по беглецам, которые пытались перебраться через заграждения. В последние дни этого великого несчастья люди даже видели в небе над Парижем, Лондоном и Нью-Йорком истребители, которые обстреливали ракетами и бомбили твердотопливными бомбами обезлюдевшие кварталы, чтобы сровнять их с землей. Утверждали даже, что азиатские правительства приказали эвакуировать свои столицы, а потом стерли их с лица земли ядерными взрывами. Потом все слухи вдруг затихли, и в мире настала мертвая тишина.

Баллестра вспомнил, что в конце его сна Рим был одной гигантской безмолвной могилой, над которой летали тысячи луней. Площадь Святого Петра и купола собора были покрыты птичьим пометом, проспекты Вечного города завалены гниющими трупами. Именно в этот момент в город явился Зверь. Он имел облик монаха и шел в сторону папского дворца по улице Кончилиационе. А над его головой летела огромная стая воронов.

Монсеньор Баллестра во сне смотрел из окон своего кабинета, как приближается Зверь. Когда тот шагнул за ограду из цепей и оказался на святой площади, на Ватикан обрушился ледяной ветер. Воды Тибра, который Баллестра видел вдали, выступили из берегов и превратились в красную липкую жидкость. Она стала стекаться к собору, проникая между колоннами и заливая мостовые. Казалось, что весь город истекает кровью. Монах остановился в центре площади, и колокола собора Святого Петра зазвонили во всю свою мощь.

Баллестра смотрит на свой будильник. Циферблат показывает 1:02. Прошло чуть меньше тринадцати часов с тех пор, как его святейшество был найден мертвым в своей кровати — глаза широко открыты, дыхания нет. Такой печальный день! Конечно, этим горем и объясняется кошмарный сон, который он сейчас увидел.

Ужас еще сжимает ему горло. Теперь Баллестра дышит полной грудью, чтобы прогнать страх. Он вспоминает, какая суматоха началась в Ватикане, когда в полдень зазвонили колокола, призывая верующих на молитву Богородице. Понемногу тяжелая, как мраморная плита, тишина, обычно накрывающая Ватикан, наполнилась шепотом прелатов и шуршанием сутан. Фигуры в рясах прошли по площади во все стороны, тихо сообщая скорбную новость. Только посвященные поняли, что происходит. А вот журналисты были заперты в зале для прессы, и кардинал Камано рассказывал им свой любимый вздор про излучения, которые можно увидеть исходящими от тел медиумов, и про паранормальные явления. Так что репортеры ничего не услышали и не увидели. Только когда толпа римлян начала собираться на площади Святого Петра, застрекотали телексы в агентствах прессы всего мира.

Монсеньор Баллестра незаметно встал в длинную очередь прелатов, желавших отдать последние почести покойному. Она еле-еле ползла по коридорам апостольского дворца.

Целуя лоб мертвеца, он удивился: кожа покойного была теплой. Дело, конечно, в обогревателях, которые были там включены: из-за их тепла труп еще не окоченел, решил Баллестра. Но, уже готовясь выпрямиться, он почувствовал прикосновение тонкой струйки воздуха к своей шее — там, где рядом с ней были полуоткрытые неподвижные губы мертвеца. Он какое-то время смотрел на рот покойного, ожидая знака. Но знак не появился. Конечно, это был просто сквозняк. И все же… Хотя его святейшество выглядел действительно мертвым, Баллестра чувствовал, что эта телесная оболочка не пустая. Душа еще находится в ней, хотя покинет ее через несколько секунд. Между телом только что умершего человека и трупом, который несут в могилу, есть едва заметная разница. Именно ее Баллестра почувствовал, целуя старика в лоб. Как будто папа был еще жив — вернее, как будто ему никак не удавалось умереть.

Медленно выпрямляясь, он заметил странный слой пепла на ноздрях его святейшества. Таким же пеплом чертят верующим кресты на лбу в начале поста.

В этот момент на его плечо легла рука камерлинга, и Баллестра быстро отошел от гроба, спрашивая себя, не было ли то, что он видел, просто игрой его воображения. В тот момент, когда он выходил из покоев папы, туда входили бальзамировщики. Они должны были вынуть внутренности из тела его святейшества перед тем, как оно будет выставлено на бархатном катафалке в центре собора. Хочет того Баллестра или нет, папа мертв. Начинает открываться новая страница в великой книге истории Церкви. И это будет мрачная страница: она открывается в те часы, когда буйствуют силы Зла.

Прелат думает обо всем этом и пытается прогнать из своего ума остатки кошмара. Он уже готовится снова лечь в кровать и урвать у ночи еще несколько часов сна, но тишину разрывает звонок телефона. Баллестра нащупывает его на своем ночном столике и, ворча, нажимает кнопку приема:

— Префектура архивов Ватикана. Монсеньор Баллестра у аппарата.

Треск. Затем прерывающийся далекий голос:

— Монсеньор, говорит отец Альфонсо Карцо.