В ту же ночь мы зарыли двух убитых американцев в землю. И вот вам мерило, позволяющее судить о том, каким человеком был Артур Ремлингер: он заставил меня помогать Чарли Квотерсу и Олли Гединсу (сыну миссис Гединс, рослому мужчине в шерстяной шапочке и ветровке, которого я видел на парковке «Леонарда»), отвезшим трупы к окопчикам в прериях, из которых американцы, останься они в живых, стреляли бы на следующее утро по гусям, а я изображал бы при них «егеря». Второе же мерило таково: я его ни в малой степени не заботил, не интересовал совершенно, никаких планов на мой счет, кроме сложившегося у него под влиянием той минуты, Артур не строил и уж определенно не вынашивал тех, что касались бы моего образования, расширения кругозора, — хоть я и осознал с его помощью (не в первый раз, но в варианте намного худшем), как много на свете вещей, которые пятнадцатилетний мальчишка и вообразить-то не способен. Размышляя впоследствии об этих событиях, если он о них когда-нибудь размышлял, Артур Ремлингер отнюдь не лелеял мысль обо мне, а возможно, и напрочь забыл о том, что я там присутствовал: вот так, фотографируя какую-то вещь, рядом с ней кладут молоток — в качестве мерки, чтобы был понятен масштаб, — а после того, как фотография сделана, ценность молотка оказывается исчерпанной. В конце концов, сам Артур Ремлингер махнул рукой на любое мерило, по которому мог бы судить о себе, как махнул он рукой и на доводы разума. Он делал только то, что хотел, не выходя за пределы, одному лишь ему и известные. Вы можете сказать, что ему ни в коем случае не следовало тащить меня туда той ночью; что он изменил если не ход моей жизни, то, по меньшей мере, характер ее; что рисковал ею (сложись все иначе, меня легко могли подстрелить или убить), — можете, и будете правы. И не произведете на него ни малейшего впечатления. Серьезные события происходят как раз тогда, когда люди оказываются не на своем месте, именно этот принцип и управляет движением мира — что вперед, что назад. Однако другие люди были по большей части мертвы для Артура, — мертвы, как американцы, которых мы в ту ночь сваливали в кузов грузовичка Чарли, пока Ремлингер стоял в снежном сумраке, курил сигарету и наблюдал за нами. Сложите все это вместе — и вы получите почти полное представление о смысле происшедшего.