…
Кейт Маколифф вернулась 17 февраля. Я сидел в моем номере в «Континентале» и печатал на машинке очередное сообщение в редакцию, когда в дверь постучали.
— Войдите, — сказал я по-французски.
Повернул голову — и увидел на пороге ее.
— Хэлло, Жак.
Я встал и пошел ей навстречу. Она протянула руку, которую я пожал излишне торопливо.
— Садитесь в кресло, — предложил я, показав на скверный вертящийся стул с подлокотниками.
Кейт гибким движением опустилась в это «кресло». Она была в камуфляжной форме оливкового цвета и высоких солдатских ботинках. Гимнастерка без пояса болталась на ней как балахон. Волосы были стянуты в конский хвост.
— Ну как? — спросил я.
Она пожала плечами.
— Я была в дельте.
— Знаю. Ну и как там?
Кейт не спешила с ответом. Я всмотрелся в ее лицо: казалось, что-то ослепило ее и сбило с толку, как будто на нее направили мощный прожектор.
— Об этом сложно рассказать. Они устроили для меня грандиозное шоу: полет над рукавами Меконга, прогулка на патрульном катере, полковники, утверждающие, что ситуация под контролем.
— Вы видели боевые действия?
— Нет. Один раз я заметила поднимающиеся вдалеке столбы дыма, но тут вертолет повернул в другую сторону. Я собираюсь об этом написать… У вас не найдется капельки виски?
Я взял бутылку, горделиво стоявшую возле пишущей машинки.
— Что же вы напишете? — спросил я, ища стакан.
— Расскажу о том, как штаб командования старается вовсю, чтобы не дать журналистке из Нью-Йорка увидеть настоящую войну. Они хотят убедить меня, что все происходящее мало чем отличается от охоты на аллигаторов в Южной Флориде. Я напишу об этом.
— Вы не правы, — заметил я.
Кейт изумленно взглянула на меня.
— Почему?
Голос у нее звенел от напряжения.
— Потому что сердиться вам надо на себя. Здесь работают французские журналистки, и они умеют добывать нужную информацию. Мишель Ре, как вы знаете, поступает по своему усмотрению. Кати Леруа делает фоторепортажи там, где ей вздумается, главным образом — у самой линии огня. Вы ведь можете разъезжать повсюду, кроме тех мест, где проводятся специальные операции.
— Вы считаете, что я не на высоте? Да?
Я нашел в ящике тумбочки второй стакан и налил ей виски. Похоже, она очень обиделась.
— Я так не говорил. Я считаю, что в ваших силах повернуть общественное мнение в нужную вам сторону. Ведь «Нью-Йорк таймc» делает погоду в мире информации. Кроме того, я считаю, что штаб обязан обеспечить свободной прессе возможность выполнять свою работу. Французские корреспонденты пятнадцать лет назад об этом и мечтать не могли, вы уж мне поверьте.
Наступило молчание. Было слышно, как на улице Ту До стрекотали моторы мотоциклов.
— И что же, по-вашему, я должна делать?
Она достала из кармана пачку «Мальборо», щелкнула зажигалкой.
— Послать к чертям ваших ангелов-хранителей из армейского пресс-центра и летать на тех самолетах или вертолетах, на каких сами захотите. А каждому, кто станет чинить препятствия, совать под нос корреспондентское удостоверение «Нью-Йорк таймc».
Кейт затянулась сигаретой. Она размышляла.
— Наверно, вы правы, Жак. А сами вы собираетесь куда-нибудь?
— Да, хочу побывать в одном интересном для меня районе. Но это не дельта Меконга. Есть и другие районы, где могут произойти важные события.
— Вы имеете в виду ДМЗ?
— Совершенно верно. А вы, значит, в курсе?
— Да, — ответила Кейт, и лицо у нее помрачнело. — Мои коллеги из корпункта проинформировали меня сегодня утром. Вообще-то могли бы и пораньше, но, в конце концов, я в курсе, и это главное.
Коллеги, очевидно, страховали ее, дожидаясь за поворотом. Наверно, это было что-то вроде испытания для новичка.
— Когда вы летите? — в упор спросила Кейт.
— Как можно раньше, — ответил я. — Надо еще делать пересадку в Дананге.
Она тряхнула головой.
— Отлично, Жак. Я готова.
Дымок от «Мальборо» поднимался к потолку. Семь лет назад, во время нашей первой встречи, Кейт тоже курила. Казалось, с тех пор прошло целое столетие.
Кейт как будто хотела что-то сказать, но не решалась. Наконец она произнесла:
— Вы… вы не жалеете, что уехали из Нью-Йорка?
Вдали зарокотал вертолет. Воздух был насыщен влагой.
— Нет, — ответил я. — Я не жалею о Нью-Йорке. Я вообще ни о чем не жалею, Кейт. Ни о чем.
