ГЛАВА 17
Итан, который все это время стоял, глядя то на Эймоса, то на Джульетту, проводил удивленным взглядом торопливый уход отца и озадаченно повернулся к Джульетте.
— В чем дело?
— Не имею ни малейшего представления, — Джульетта не знала, то ли ей сердиться, то ли бояться чего-то. — Какая-то женщина приехала к нам и, похоже, собирается остаться.
Итан взглянул с недоумением.
— Разве папа знаком с этой женщиной?
— Сначала мне казалось, что нет, но неожиданно он побледнел и помчался, чтобы увидеть ее. А ты когда-нибудь слышал о женщине по имени Элен?
Итан пожал плечами.
— Ну, в городе есть Элен Шоу, она живет со своей сестрой Дороти Джильберн и ее мужем.
— Нет. Я думаю, это женщина, которую ты знал раньше. Может быть, она уехала отсюда. Она спрашивала о тебе.
В глазах Итана появилось любопытство.
— А зачем она приехала?
— Я не знаю, — медленно ответила Джульетта и пошла рядом с Итаном к дому. — Но мне кажется, она собирается пробыть у нас какое-то время. — И она рассказала об утренней встрече. Перебирая все это в памяти — и учитывая странную реакцию Эймоса — поведение этой женщины казалось Джульетте поистине эксцентричным.
Пока Джульетта накрывала на стол, а Итан умывался, оба они сгорали от любопытства. Даже в кухне они слышали порой громкий гневный голос Эймоса, доносившийся из коридора, и возражающий ему звонкий женский, однако и Эймос и Элен находились в комнате для гостей за плотно закрытой дверью и слов было не разобрать.
Наконец, когда Джульетта уже начала подумывать, то ли ей выкладывать еду обратно в кастрюли и разогревать ее вновь попозже, то ли им с Итаном начинать есть без Эймоса, в коридоре с грохотом распахнулась дверь и из нее, широко шагая, вышел Эймос. Он проследовал прямо на кухню, мрачный, как туча, резко выхватил свой стул и плюхнулся на него. Вслед за ним из коридора гораздо спокойнее прошествовала Элен Бангстон. Она остановилась на несколько мгновений в дверном проеме с величавым видом. Джульетте показалось, что стоять в такой позе было для этой женщины привычно. Затем гостья прошествовала к единственному свободному стулу за столом. При появлении Элен Итан вежливо вскочил со стула и смотрел, как она идет к столу. Джульетте казалось, что она видит, как Итан подрагивает от любопытства. Она сама была заинтригована ничуть не меньше, и ей очень хотелось узнать, какой разговор состоялся за закрытой дверью. Но о чем бы ни был этот разговор, верх в нем явно одержала миссис Бангстон. На ее лице было написано умиротворение и в глазах сиял самодовольный блеск, в то время как Эймос, казалось, готов был испепелить взглядом любого.
— Эймос, — произнесла Элен с иронией в голосе, — разве ты не хочешь представить нас друг другу?
Джульетта подумала, что поскольку она была уже с ней знакома, по-видимому, Элен имела в виду Итана. И тут Эймос впервые, с тех пор как пришел на кухню, взглянул прямо в лицо миссис Бангстон; направленный на нее взгляд был настолько ужасен, что Джульетта даже похолодела. Не хотелось бы ей испытать такой взгляд на себе.
— Итан, — процедил Эймос сквозь зубы, — это — Элен Бангстон. Миссис Бангстон — это мой сын Итан. Она поживет у нас несколько дней.
Джульетта с трудом подавила вздох. Несомненно, миссис Бангстон победила в споре! Поведение Эймоса говорило о том, что он хотел бы послать эту женщину как можно дальше отсюда, однако, вне всякого сомнения, согласился на ее присутствие. Что же такого сказала она ему, что Эймос был вынужден уступить?
— Как поживаете? — вежливо обратился Итан к гостье.
— Я так счастлива видеть тебя, Итан. Долгие годы я хотела этого.
— В самом деле?
— Да, конечно. Я часто думала об этом.
Джульетта заметила, что рука Эймоса, лежавшая на столе, сжалась в кулак. Она глянула на его лицо, Эймос смотрел на нее страшным взглядом. Джульетта проглотила подступивший комок к горлу, не сомневаясь, что Эймос сейчас выйдет из себя. Однако он только произнес:
— Вряд ли Итан хочет слушать об этих стародавних делах.
— Но почему же, па? Даже очень хочу, — весело откликнулся Итан. Он не сводил глаз с гостьи и не заметил сурового выражения отца. — Так откуда вы знаете меня?
— Мы с твоим отцом знаем друг друга очень давно, — Элен улыбнулась и глянула на Эймоса с надменным видом, который ясно говорил, что ей известно, до какой степени подобный разговор выводит его из себя, и что ей это доставляет большое удовольствие.
— Правда? Так вы жили в этих местах?
Элен рассмеялась.
— Слава Богу, нет. Я жила в Омахе, когда познакомилась с твоим отцом. — Она замолчала и потом повернулась к Джульетте. — Будь добра, гм… Джулия, так, кажется? Передай мне, пожалуйста, картофель.
— Джульетта, — спокойно поправила Джульетта, думая, что надо бы заставить эту женщину обращаться к ней «миссис Морган».
— Ах, да, конечно. Джульетта. Такое непривычное имя.
Джульетта молча передала ей блюдо с картофелем.
— Я и не знал, что ты жил когда-то в Омахе, папа. — Итан повернулся к отцу.
— Это было недолго. Я был на несколько лет старше, чем ты сейчас. Я хотел там заработать немного денег на упаковочной фабрике в течение осени и зимы.
— О, черт возьми, вот это уже интересно. Почему ты никогда не рассказывал мне об этом?
Эймос пожал плечами.
— Как-то не думал, что это так важно.
— Но Эймос, дорогой, — сладким голосом вмешалась Элен, — ты ведь именно там познакомился с матерью Итана.
Все сидевшие за столом замерли, за исключением Элен, которая спокойно принялась за картофель. Лицо Итана побледнело, затем вновь приняло привычную окраску. Джульетта взглянула на него, затем перевела взгляд на Эймоса. Тот уставился в стоявшую перед ним тарелку, стараясь избегать смотреть в глаза другим.
Джульетта начала понемногу понимать происходящее. Все это имеет какое-то отношение к матери Итана. Вот почему Эймос позволил этой бесцеремонной женщине остаться здесь. Джульетта взглянула на Элен. Она чувствовала все возрастающую неприязнь к ней.
— Вы… знали мою мать? — сдавленным голосом спросил Итан.
Элен ответила таинственной улыбкой.
— Да, я знала твою мать. И даже очень близко.
Джульетта ясно видела, что Итан страстно хотел поговорить о своей матери, но одного взгляда на отца было достаточно, чтобы он немедленно умерил свое любопытство.
Когда Итан прекратил дальнейшие расспросы, уже сама Элен продолжила:
— Как-нибудь надо будет поговорить об этом.
— Хорошо, — в голосе Итана отчетливо прозвучал интерес к такому разговору.
Джульетта схватила первое, что оказалось у нее под рукой на столе — это оказалась масленка — и пододвинула ее к Элен.
— Не желаете ли масла, миссис Бангстон? — спросила она притворно сладким голосом. В этот момент больше всего на свете ей хотелось запихнуть масленку прямо в горло этой противной женщины. Элен бросила испуганный взгляд на масленку, оказавшуюся чуть ли не под самым носом. Однако затем весело взглянула на Джульетту, как бы говоря, что угадала ход ее мысли.
— О, да. Благодарю. Боже мой, ты сама делаешь это масло?
— Да.
— И все, что на этом столе, тоже? Ну, надо же, какие способности!
В ее голосе звучала ирония, и Джульетте стало понятно, что Элен думает о ней совсем не то, что произносит вслух.
— Спасибо, — резко бросила Джульетта. Ее не волновало желание этой женщины уколоть ее, сейчас ее главной заботой было увести разговор подальше от рассказов о матери Итана и этим немного уменьшить гнев Эймоса. — Скажите, миссис Бангстон, вы все еще живете в Омахе?
— Нет. Я давно переехала в Чикаго.
— Да что вы говорите! Как интересно. Я несколько раз бывала в Чикаго, — и Джульетта принялась рассказывать об этом городе, стараясь удерживать разговор на этом безопасном, хотя и скучноватом направлении.
Оставшаяся часть обеда прошла более спокойно, без острых моментов. В течение всего этого времени Эймос хранил абсолютное молчание. Он ел торопливо и, как только закончил, сразу же поднялся и произнес:
— Пора идти работать, Итан.
— Но, папа, я еще не доел, — протестующе посмотрел на отца Итан.
— Ну так поторопись! У ручья еще много упавших сучьев и надо их распилить.
— Слушаюсь! — Итан достаточно хорошо знал своего отца и чувствовал, когда с ним бесполезно спорить. Он залпом допил свое молоко, схватил два куска хлеба, чтобы доесть его на ходу и поспешил за отцом. У двери, снимая шляпу с крючка, он обернулся к столу и застенчиво улыбнулся: — Всего доброго, миссис Бангстон. Увидимся сегодня вечером. Пока, Джули.
— До свидания, Итан. — Джульетта проводила его ласковым взглядом.
Элен тоже поднялась.
— Боюсь, что я уже не так голодна после того, как поела утром. Может быть, попозже мне и захочется еще чего-нибудь перекусить.
Она вышла из кухни и прошла по коридору к своей комнате. Джульетта удивленно покачала головой. Эта дама не предложила свою помощь и даже не поблагодарила! Джульетта, кажется, никогда в жизни не сталкивалась с такой невежливой женщиной. Как это можно, поесть за столом, накрытым другой женщиной, и оставить на нее же всю работу по уборке и мытью посуды, даже не предложив помочь. И уж самая элементарная учтивость требовала поблагодарить за еду. Скорчив удивленную гримасу, Джульетта встала и начала убирать со стола.
Элен Бангстон больше не появилась до конца дня. Джульетта занималась хозяйственными делами, но даже во время выполнения привычной работы она не переставала думать о последних событиях. Она думала об Элен, об Эймосе и его реакции на эту женщину, о том, что Элен говорила Итану. Джульетте еще не было до конца понятно происходящее, но она решила для себя непременно во всем разобраться. Как только она останется наедине с Эймосом, заставит его рассказать обо всем.
Получилось так, что у Джульетты почти до самой ночи, когда они пошли в свою комнату ложиться спать, не было возможности поговорить с мужем наедине. Но как только Эймос закрыл за ними дверь спальни, Джульетта начала его расспрашивать:
— Эймос, так кто же эта женщина? И зачем она приехала к нам? Ты, несомненно, знаешь ее, но очевидно также и то, что никакой ты ей не приятель. Почему ты не отправил ее отсюда?
Эймос только устало покачал головой.
— Не надо, Джульетта. Я не хочу об этом разговаривать.
— Не хочешь разговаривать об этом? — недоверчиво посмотрела на него Джульетта, поднявшая руки, чтобы вытащить шпильки из волос. — Как ты можешь молчать об этом? Тебе не кажется, что я имею право знать, кто гостит в моем доме? Для кого я готовлю еду и за кем убираю — и ради чего все это?
Он потер лицо ладонями, затем отвернулся и присел на край постели, чтобы расшнуровать ботинки.
— Я понимаю, что из-за нее тебе только прибавляется работы. Извини. Но прогнать ее я не могу. Потерпи всего несколько дней. Она уедет. Я знаю ее. Для нее здесь слишком скучно. Скоро она захочет вернуться обратно, где много огней, танцев и мужчин.
— Я очень на это надеюсь, — пылко воскликнула Джульетта.
Эймос справился с одним ботинком, а затем раздраженно швырнул его на пол и сердито пробурчал:
— Черт бы ее побрал! После стольких лет ей вздумалось свалиться на мою голову, и именно теперь!
Джульетта смотрела на него с участием и жалостью. Он выглядел таким удрученным, что у нее сердце сжалось. Она подошла к кровати, взобралась на нее, села на колени позади Эймоса и стала растирать ему плечи.
— А-а… — он громко вздохнул от удовольствия и расслабленно свесил голову на грудь. — Как ты добра ко мне.
Джульетта усмехнулась:
— Стараюсь изо всех сил, чтобы ты так думал.
— Я знаю. — Он потянулся, взял ее руку и поднес к губам. Затем нежно поцеловал ладонь.
На сердце Джульетты нахлынула теплая волна, она наклонилась и прижалась щекой к голове Эймоса.
— О, Эймос… я догадываюсь, как тебе трудно сейчас.
— Меня больше всего беспокоит Итан.
— Она его мать, верно?
Джульетта почувствовала, как Эймос вздрогнул, затем отпустил ее руку и, резко обернувшись, посмотрел на нее.
— Откуда ты знаешь? Неужели эта ведьма рассказала тебе?
Джульетта покачала головой.
— Нет. Я догадалась. Я думала об этом весь день, не понимая, почему ты позволяешь ей оставаться у нас, если тебе самому это неприятно. И мне стало ясно, что Причина может быть только одна: у нее, должно быть, имеются веские требования.
Джульетта перевела дыхание. К концу фразы голос у нее стал дрожать. Ей не хотелось, чтобы Эймос узнал о ее беспокойстве и досаде. Но она не могла прогнать легкий холодок страха от мысли, что Элен имеет давние права на Эймоса. Джульетта достаточно хорошо помнила все, что Эймос рассказал ей о матери Итана в тот день, когда Джон Сандерсон запретил Итану навещать свою дочь Элли. Эймос был безумно влюблен в эту женщину, боготворил ее, говоря его собственными словами. Он хотел на ней жениться и единственная причина, почему это не случилось, — ее отказ.
Сейчас Эймос был, конечно, зол на нее. Но какие другие чувства к ней еще скрывались в нем под волной этого гнева? Горечь, обида… А в истоке всего этого — страстная любовь к ней. Джульетта не могла не беспокоиться о том, что может случиться, если Эймос каждый день будет сталкиваться с этой женщиной. Конечно, Элен заметно старше ее, но она все-таки очень красивая. И Джульетта готова была поспорить на что угодно, что эта женщина знает всевозможные дамские уловки и хитрости, о которых Джульетта не имеет ни малейшего представления.
Джульетта была уверена, что Элен возвратилась, чтобы попытаться возвратить любовь Эймоса. Она, видимо, почувствовала, что начинает стареть и, скорее всего, забеспокоилась о том, как она будет жить через несколько лет, когда потеряет свою привлекательность. Она, возможно, даже сожалеет о решении, принятом много лет назад, когда Эймос предлагал ей стать его женой. Вот и вздумалось ей теперь вернуться и выйти за него замуж. Потому она так переменилась в лице, услышав, что Джульетта назвала себя миссис Морган.
Может ли расчетливый брак без любви, на который Эймос решился в зрелом возрасте, быть для него важнее сладостных воспоминаний о пылком юношеском увлечении? Джульетта не хотела обманывать себя. Эймос испытывал привязанность и желание к ней; он это вполне достаточно проявил с первых дней их семейной жизни. Но все же это не выдерживает сравнения с той любовью, которая бушевала в ней, словно пожар.
Джульетта представила, как ее семейная жизнь, сладкая и счастливая жизнь, которая только недавно начала так хорошо устраиваться, рушится и рассыпается обломками у ее ног. Ей захотелось расплакаться. Но она не могла допустить, чтобы Эймос это увидел.
Эймос презрительно фыркнул.
— Требования! У этой женщины не может быть ко мне никаких требований. Она для меня никто. Что за черт, какие еще такие требования могут быть у нее? Я предлагал ей выйти за меня, но она не согласилась. Он скривил рот. — Даже на Итана у нее нет никаких прав. Она бросила его. Ей важнее было тогда умчаться в Чикаго с каким-то новым дружком, она хотела только развлечений, а на ребенка ей было наплевать.
— Но как она могла? — потрясенно спросила Джульетта. Хотя она уже знала раньше эту историю, ей все же трудно было поверить, что все было именно так. — Это мне вообще непонятно. Разве женщина способна спокойно уйти и оставить своего собственного ребенка?
— У нее нет сердца. Она думает только о себе и судит обо всем с одной позиции: дает это удовольствие или нет. Ребенок не дает удовольствия. А вот моряк из Чикаго с денежками в кармане обещает доставить ей удовольствие потратить эти деньги. Она мне тогда сказала, что вообще не хочет приковывать себя цепями на всю оставшуюся жизнь и уж тем более к моему сыну-бастарду.
— О, Эймос! — Сердце Джульетты заныло от жалости к нему.
Эймос пожал плечами.
— К этому времени мне уже было все равно. Я уже переболел ею. И счастлив был, что она уехала. Но, конечно, оставался еще мальчик. Я даже не был уверен, что это мой сын.
— Что? — Джульетта застыла от удивления. — Ты полагаешь, что Итан, может быть, не твой ребенок?
— Все возможно. Я не знаю. Он сразу мне показался слишком уж большим для того возраста, который она назвала. И я не обнаружил в его чертах ничего похожего на меня или на кого-то из наших. Но это было неважно. Я должен был принять его. Не мог же я его оставить такой женщине, так ведь?
— Нет, конечно. Но, Эймос, как же можно выдавать ребенка за своего сына, если на самом деле он не твой? Откуда в ней такая жестокость?
— Не думаю, чтобы Элен вообще понимала, что такое жестокость. Она не задумывается о подобных вещах, ей интересно только то, чего ей хочется и то, что поможет ей осуществить свои желания. Хорошо или плохо, жестокость или доброта — ничто подобное при этом не учитывается. Впрочем, теперь это уже не имеет значения. Сейчас Итан мой настоящий сын. Я его вырастил. Я его кормил и ухаживал за ним, когда он болел, и пытался научить его всему, что нужно в жизни. Он теперь намного больше мой сын, чем ее. И я сделаю все, чтобы защитить его от обид и неприятностей. И она это хорошо знает.
— Ты что имеешь в виду?
— Именно для того она и явилась сюда — угрожать, что расскажет Итану, кто она для него. По ее словам, она надеется, что он обрадуется встрече со своей матерью и, возможно, даже захочет поехать пожить у нее какое-то время.
— Нет! Никогда Итан не сделает этого!
— Не сделает? Я не уверен в этом. Если он узнает, что я его обманывал, уверял в том, что его мать умерла, тогда как все эти годы она была жива, он может возненавидеть меня. Ты не знаешь, как Элен умеет все представлять в нужном свете, как она может заставить других поверить во что угодно. Если она сообщит ему, что я заставил ее отдать ребенка мне и живописно расскажет ему какую-нибудь жалостливую историю о себе, если она откроет ему, что он вовсе не мой сын… — Эймос покачал головой, — я не могу рисковать. Я хочу, чтобы она убиралась из моей жизни. И она это знает! Она хочет, чтобы я заплатил ей за то, что она будет держать все это в тайне.
— Ты хочешь сказать, что она потребовала у тебя денег? И угрожала рассказать Итану всю правду, если не дашь?
— Конечно, именно так. А зачем еще ей нужно было приезжать? Она нигде, кроме города, не может жить. Она все время жила в Чикаго с тех пор, как бросила Итана. Никогда бы она не приехала сюда на ферму, если бы не алчность.
— О, а я то думала, что просто она с годами поняла, какую совершила ошибку и надеялась приехать сюда и выйти замуж за тебя.
Эймос расхохотался.
— Непохоже. Могу поспорить, что она просто лишилась последнего своего мужчины-защитника и пока не может найти другого. Она уже слишком стара: вокруг много других, более молодых женщин, охотящихся за богатыми старичками. У нее кончились деньги и она пришла в отчаяние, вот тут она и вспомнила обо мне и Итане и решила отдохнуть тут несколько дней и получить деньги для новых попыток в Чикаго.
— И ты намерен заплатить ей?
— Нет. — Эймос решительно сжал губы. — Она ничего не получит от меня. Если бы я дал ей денег, она бы снова и снова возвращалась с теми же угрозами, как только почувствует нужду. Я придумал единственный способ избавиться от нее — позволить ей пожить здесь несколько дней, пока она не затоскует и не захочет уехать. На это не потребуется много времени.
— Надеюсь, что ты не ошибаешься.
— Я тоже надеюсь. — Эймос вздохнул и поднялся, расстегивая рубашку и вытаскивая ее из брюк. Вдруг он остановился и повернулся к Джульетте с встревоженным видом. — Джульетта…
— Что?
— Не сердись, что она осталась здесь. Не надо бы тебе общаться с такими женщинами. Я знаю, это, наверное, оскорбительно для тебя. Но я не смог придумать ничего другого.
Джульетта улыбнулась.
— Все нормально. Мне и раньше случалось встречать таких женщин, как Элен, и даже хуже. Меня вовсе не обижает, что ты вынужден терпеть ее присутствие несколько дней, я все понимаю. Но мне страшно делается, как подумаю, что она может причинить боль тебе и Итану, — ее улыбка превратилась в лукавую усмешку. — Кстати, насколько я помню, ты не раз говорил, что я похожа на эту женщину.
— Ах, ты так? Ну, ладно. — Эймос приподнял бровь, но начав говорить с притворной суровостью, он не удержался и заговорил с шутливой интонацией: — Не напоминай мне о моих ошибках. Нужно забыть все глупости, которые я натворил до нашей женитьбы.
— А нужно ли? Где это сказано, хотела бы я знать?
— Так будет честнее. Нельзя требовать безупречных поступков от мужчины, когда на пути у него встречается женщина, на которой он хочет жениться.
— Ха, как будто бы ты знал, что мы поженимся!
Лицо Эймоса медленно расплылось в сладкой улыбке, от которой сердце Джульетты всегда таяло.
— Получается, что знал. — Эймос ухватился большими пальцами за подтяжки и сбросил их с плеч, затем стал снимать рубашку, приближаясь к сидящей на постели Джульетте.
Она смотрела на Эймоса, наслаждаясь озорными огоньками желания, загоревшимися в обычно спокойных глазах мужа. Сердце ее застучало чаще от волнения. Восхитительно было видеть, как Эймос поддразнивает ее, как он выходит из жесткого кокона, в который он был загнан слишком суровым воспитанием.
— Могу поспорить, — возразила Джульетта, также шутя, в глазах ее искрилось веселье, губы при этом приоткрылись, неосознанно приглашая к поцелую.
— Разве тебе было не удивительно, что я так яростно сражался с тобой? — тихим голосом спросил Эймос, останавливаясь у постели. Его крепко сложенная фигура склонилась над Джульеттой и он горящим взглядом заглянул ей в глаза. От этого взгляда и от предвкушения его ласки, его поцелуя у Джульетты участилось дыхание. Эймос был так близко, что она уже не в силах была следить за разговором.
— Наверное, чтобы избавиться от меня.
Эймос покачал головой.
— Я боялся. Потому что знал, что ты можешь сделать со мной.
— Сделать с тобой? — притворилась непонимающей Джульетта, широко открыв глаза. — Ты имеешь в виду вот это?
Она прижала ладони к его животу и провела ими вверх по груди, приподнимаясь на колени.
— Ага, — с трепетом согласился Эймос.
— И еще это? — Джульетта расстегнула две верхние пуговицы его рубашки и прижалась губами к его обнаженной груди.
— О, да. Особенно это, — пробормотал он. Голова Джульетты откинулась назад и губы Эймоса слились с ее губами в долгом и страстном поцелуе. Они вместе упали на постель и сразу же забыли о существовании Элен Бангстон.
