ГЛАВА 16
Поначалу этот поцелуй был сладким и нежным, но вскоре рот Эймоса стал жадно и трепетно впиваться в губы Джульетты, словно стремясь глубже окунуться в их желанную сладость и насытиться легким и пьянящим напитком женской красоты.
Джульетта обвила его за шею руками и с силой прильнула к нему, отвечая пылким и страстным поцелуем, воспламенившим все ее существо и наполнившим ее невыразимо восхитительной дрожью восторга. Руки и ноги Джульетты внезапно стали наливаться жаром и тяжестью, их охватила странная расслабляющая истома, хотя внутренне Джульетта продолжала испытывать все тот же нервный и клокочущий трепет. Их тела тесно сплелись и, осыпая друг друга поцелуями, они полностью отдались подхватившему их потоку одурманивающего блаженства. Джульетта сознавала только, что ее груди сильно прижаты к крепкому мужскому торсу, и только необычайно затвердевшие соски еще сдерживали навалившуюся на ее тело тяжесть и словно пытались пронзить ее ответными уколами. Одежда у обоих как будто куда-то исчезла — так отчетливы стали вдруг ощущения прижавшихся друг к другу разгоряченных тел, как тесно переплелись все их изгибы.
Губы Эймоса коснулись уха Джульетты, и от его дыхания по ее телу вновь пробежала приятная дрожь. Эймос осторожно сдавил зубами нежную мочку уха и стал ласково играть с ней. От этого нового ощущения у Джульетты закружилась голова. Живот ее окутала божественная теплая волна, а на бедрах неожиданно почувствовалась влага. Не удержавшись, Джульетта издала легкий стон. От этого звука по телу Эймоса прокатился трепет, и он стал руками ласкать нежное женское тело: он жадно гладил ее ноги, ягодицы и спину, страстно сжимая особенно соблазнительные выпуклости. Но ему уже было мало и этого. Эймос крепко прижал к себе бедра Джульетты и стал тереться животом об ее живот, продолжая играть зубами и языком с ее ухом.
Джульетта чувствовала, что совсем тает от охватывающей ее слабости и сильнее прижалась к нему, послушно отдаваясь исходившей от него силе. Дыхание Эймоса становилось все более судорожным, он прижался губами к нежной коже ее горла и стал целовать, спускаясь к плечу, затем осыпал и его поцелуями, пока не остановился у оборки ночной рубашки.
Он застонал и едва не стал срывать с ее тела мешавшую ему ткань, однако тут же опомнился, освободил Джульетту из объятий и даже отодвинулся от нее. Он помнил, что должен взять ее без грубости, и не хотел, чтобы их близость походила на торопливое бездумное спаривание возбудившихся животных. Джульетта заслуживала того, чтобы он подарил ей гораздо более утонченные наслаждения, сдерживая свои разгоряченные желания, как бы трудно ему это не давалось.
Эймос начал раздеваться, не сводя с нее глаз, и его горящий взгляд не давал остыть закипевшему в крови Джульетты желанию. Он смотрел так, словно готов был вобрать ее в себя целиком, и сердце у Джульетты сильно и часто колотилось от мысли, что она сумела довести этого спокойного и невозмутимого мужчину до такого лихорадочного возбуждения. Если бы она знала, как поддерживать в нем пыл желания, она бы начала это делать, но Джульетте еще не были известны подобные тайны любви и она просто стояла, давая Эймосу смотреть на нее. Но она и не подозревала, что именно то, что она стоит, не пытаясь прикрыться под его взглядом, еще больше усиливало желание Эймоса. Его глаза жадно вглядывались в округлости ее грудей под рубашкой, в темные выпирающие соски, хорошо просматривающиеся сквозь тонкую белую ткань.
Наконец Эймос полностью сбросил одежду и стоял перед ней обнаженный. Взгляд Джульетты скользнул по его телу, отмечая крупные мышцы на груди и руках, темные курчавые волосы, покрывавшие торс, и длинные сильные ноги. Но дольше всего ее зачарованный взгляд задержался на его мужском органе, тяжелом на вид и остро направленном к ней. Никогда еще она не видела обнаженного мужчину и, тем более, в состоянии такого возбуждения. Весь его облик производил впечатление чего-то огромного и первобытного, однако от этого зрелища у Джульетты возникло чувство не испуга, Но сильной пульсирующей боли в пояснице.
Эймос увидел, как у Джульетты слегка задрожали губы и в глазах загорелся огонь желания. Новый, сильный толчок страсти испытал Эймос, когда понял, что при виде его тела возбуждение Джульетты увеличивается. Он подошел к ней, чтобы снять с нее ночную рубашку, но Джульетта опередила его. Она проворно сбросила ее и оказалась перед Эймосом голой. Эймос замер и завороженным взглядом медленно стал осматривать каждую частичку ее нежного волнующего белого тела. У Джульетты были полные высоко поднятые груди с набухшими розовыми сосками. Изящная стройная талия плавно переходила в соблазнительные округлые бедра. Джульетта была невысокого роста с хорошей фигурой и красивыми ногами. Взгляд Эймоса остановился там, где выделялся яркий треугольник золотисто-рыжих волос, которые выглядели немного темнее волос на голове.
Эймос с большим трудом проглотил подступивший к горлу комок и потянулся к Джульетте рукой. Словно загипнотизированный, он прикоснулся рукой к ее груди и медленно провел вниз по ее телу. Одними кончиками пальцев дотрагивался он до ее кожи, то лаская, то пробегая по мягким холмикам груди, задерживаясь у неожиданно твердых сосков. Затем его рука спустилась по ровной плоскости живота и, наконец, пальцы замерли на самом краю золотистого островка волос.
Джульетта наслаждалась прикосновением его руки к обнаженной коже своего тела. Дрожь неизвестного ранее удовольствия пробегала по ее телу, но Джульетте хотелось большего — чувствовать его руки повсюду. Быть может, это было неприлично, но ей было все равно: неудержимое желание оказалось сильнее ее благоразумия. Джульетта шагнула вперед, чтобы рука Эймоса сильнее прижалась к ее телу. Эймос вздрогнул, закрыл глаза, словно теряя сознание от наслаждения. Теперь Джульетта была совсем рядом и тоже могла дотронуться до него. Ее руки без всякой робости легли на его плечи, стали гладить руки и грудь. Пальцы Джульетты зарылись в завитки волос на груди Эймоса и натолкнулись на маленькие соски. Джульетта опустила руки ниже, изучая твердые мускулы на его животе и даже ощупав одним пальчиком углубление пупка.
Из груди Эймоса вырвался стон. Он был уже не в силах сдерживаться. Быстрым движением Эймос подхватил Джульетту на руки и понес к постели. Бережно опустив ее на высокую и широкую кровать, Эймос наклонился и поцеловал обе ягодки ее сосков. Джульетта улыбнулась, прикрыв глаза, и выжидающе замерла.
— Пожалуйста, — прошептала она.
Это слово как будто прорвало последние барьеры, сдерживавшие напор его страсти. Эймос захватил своим ртом ее сосок. Его рот был влажный и горячий, каждое движение его губ вызывало волну острого удовольствия, пронизывавшего Джульетту. Она совсем ослабела под этим натиском и бессознательно раздвинула ноги. Эймос вытянулся на кровати рядом с ней и приник ртом к другой груди, а рука его скользнула по телу вниз, туда, где она была сейчас так нужна Джульетте.
Рука наткнулась на влажное и горячее место, и Эймос начал поглаживать его пальцами. От неожиданного прикосновения Джульетта приподняла бедра вверх, и Эймос замер. Но она сразу же начала нетерпеливо двигаться под ним и его пальцы вновь продолжили свое дразнящее и изучающее поглаживание. Эймос приоткрыл шелковистые складки и погрузился пальцами в тайную область горячего женского тела. Он отыскал гнездившийся там небольшой бугорок и стал с бесконечной лаской поглаживать его.
Джульетта вздрагивала и стонала, почти теряя рассудок от этих божественно утонченных прикосновений. Она уперлась пятками в постель и изогнулась дугой под Эймосом, желая, чтобы он быстрее переходил к тому, чего она еще не знала, но уже хотела, и чувствуя, что ее нестерпимо влечет к нему. Но Эймос не торопился, он куда лучше, Чем Джульетта, понимал, насколько сильнее можно поднять накал ее страсти и насколько больше наслаждения она сможет получить. Сам он чувствовал сейчас невыносимо сильное напряжение и, казалось, был готов взорваться. Однако он решил обязательно дать ей почувствовать все, на что способен.
В конце концов, Эймос, не в силах ждать большего, лег между ногами Джульетты и начал мягко входить в нее. Когда же он почувствовал преграду, то стиснул рукой простыни и одним сильным движением резко нырнул вглубь, заботясь, чтобы боль ее была краткой. Легкий, приглушенный вскрик Джульетты, даже сквозь окутавший Эймоса дурман желания, быстро вернул его к действительности, и он замер. Джульетта оказалась настолько активной и пылкой, что Эймос только так мог удержаться до того момента, когда почувствовал, что тело ее расслабляется.
Тогда он начал гладить ее тело внутри нее ровными, медленными Движениями, доводя пламя своего желания до нестерпимого предела. Джульетта стонала и изгибаясь, обхватывала его ногами. Ее пальцы впивались в руки и спину Эймоса. Вскоре она двигалась с ним в одном ритме и едва слышные всхлипывающие звуки, вырывавшиеся с ее губ, доводили его до настоящего экстаза. Неожиданно ее ногти больно врезались в тело Эймоса и из уст Джульетты вырвался стон от внезапного удовольствия. Тело ее снова напряглось под ним и от этого движения Эймоса пронзило чувство необычайного облегчения. Он вздрогнул и застонал, чувствуя, как его жизненное семя устремилось в Джульетту.
Они оба погрузились в состояние экстаза, тесно сплетясь руками и ногами. Усталые, они молча лежали, все еще переживая поразившее их волшебное ощущение и продолжая чувствовать сладостную прелесть того мига, когда они соединились и слились в одно целое. Эймос и Джульетта лежали без сил и без слов, окутанные чувством единства и гармонии, и с этим ощущением заснули.
Если когда-нибудь какая-либо пара и была счастлива, то это, несомненно, были Эймос и Джульетта тем летом. Каждый день они работали, не покладая рук, однако любая работа казалась легкой, так как они постоянно чувствовали переполнявшую их радость. Они были одни в доме и могли проводить вечера, болтая, смеясь и занимаясь любовью. Свободные от каких-либо запретов или стеснения, они пробовали все, что приходило им в голову, даже однажды вечером занялись любовью в комнате для гостей, разложив покрывало на полу и посмеиваясь над своим неприличным поведением.
Они ходили собирать ежевику, продираясь вдоль ручья, срывая с кустов огромные сочные ягоды и бросая их в ведра. Иногда они ели ягоды прямо на месте или, играя, кормили друг друга до тех пор, пока губы не становились липкими и перепачканными темно-красным соком. Они брали с собой корзинку с провизией и расстилали одеяло под тополем, где и завтракали. Потом они спали, разомлев под полуденной жарой, а проснувшись, занимались любовью не спеша и чувствуя, как сквозь листья на их тела падают лучи солнца, а в ушах звенит шум бегущего поблизости ручья.
Иногда Джульетта после дел на кухне приходила в сарай и усаживалась смотреть, как Эймос работает над деревянными фигурками. Он показал ей, немного смущаясь, фигурку нимфы. Джульетта сразу заметила, что она напоминает ее. Она бросилась Эймосу на шею стала обнимать и целовать его. Джульетта пришла в восторг от этой поделки Эймоса. Ее переполняла гордость от того, что ей была посвящена такая прекрасная работа. Затем Эймос вытащил другую деревянную фигурку, изображавшую карлика с хмурым лицом, выбирающегося откуда-то из-под земли. Эймос сказал, что эти две фигурки составляют пару, и Джульетта поняла, что в виде мрачного гнома Эймос изобразил самого себя, стоящего рядом с легкой и прелестной нимфой. Джульетта почувствовала уважение к его таланту и попросила взять эти две фигурки с собой, чтобы поставить на комод. Всякий раз, когда она смотрела на эти фигурки, Джульетте они представлялись подтверждением того, что они с Эймосом будут всегда вместе.
Единственное, чего не хватало в этой жизни Джульетте, так это признаний Эймоса в любви к ней, но она сказала себе, что и это тоже придет в свое время. Он хотел ее и пока этого было достаточно. Потом у них пойдут дети и семья будет скреплена сильной любовью, которая не иссякнет до самой смерти. От этих мыслей Джульетта улыбалась и благодарила судьбу, которая преподнесла ей такой неожиданный поворот.
Спустя три недели вернулся домой Итан. Лето близилось к концу и подходило время уборки урожая. Почти все овощи уже созрели, и Джульетта с Эймосом занялись их уборкой. Основное время Джульетты после возвращения на ферму уходило на консервирование и заготовки. В этой работе она следовала подробным записям Франсэз, сделанным за несколько недель до ее смерти. Иногда, занимаясь с банками и овощами в окутанной паром кухне, Джульетта заглядывала в записанные для нее рецепты и, всматриваясь в неровные строчки, начинала думать о Франсэз, о том, как та сидела за этим столом и делала эти записи, невзирая на приступы боли. В такие минуты глаза Джульетты наполнялись слезами и часто она начинала плакать об утраченной подруге.
Кладовая и все полки на стене большого погреба были вскоре уставлены банками с вареньем, желе, соленьями, консервированной морковью, злаками и тыквой. На полу погреба стояла огромная бочка с залитой рассолом капустой. Весь урожай гороха и бобов был тщательно высушен, засыпан в мешки и уложен на хранение. С низких стропил погреба свисали связки лука. Вскоре Эймосу и Итану предстояло выкопать картофель, который должен был занять большую часть свободного места в погребе, за исключением тех углов, куда обычно складывали поздние сорта тыквы.
Осматривая свое хозяйство, Джульетта чувствовала себя образцовой женой. Сильно побаиваясь, как бы не испортить по незнанию приготовляемые на зиму припасы, она старалась изо всех сил, но результаты стоили таких трудов. Джульетте нравилась ее нынешняя жизнь и казалось даже, что с каждым днем становится все лучше.
Вскоре появились наемные рабочие для уборки урожая. Они расположились на земле Моргана и продвигались постепенно по полям пшеницы со своими огромными молотилками. Джульетта несказанно удивилась, обнаружив, что среди них были и женщины, а также заметила, что одна из них окликнула Эймоса и помахала ему рукой. Он неохотно махнул рукой в ответ, но тем же вечером Джульетта выглянула из окна кухни и увидела, что Эймос стоит во дворе и разговаривает с той же самой женщиной. Спустя некоторое время женщина ушла, напоследок взглянув на Эймоса с улыбкой, которая Джульетте показалась довольно унылой. Эта женщина выглядела весьма привлекательно, хотя и была заметно старше Джульетты и имела, в отличие от ее небольшой и изящной фигурки, плотное тело и массивную грудь. Джульетта сразу поняла, что раньше эта женщина и Эймос были любовниками. Она хотела расспросить его об этом, однако решила, что лучше будет не ворошить прошлое.
Джульетта больше никогда не видела их вместе и была уверена, что ее мужу вполне хватает удовольствия в постели с ней, чтобы еще интересоваться или просто посматривать на других женщин. Она часто тайком улыбалась, с гордостью думая, что каких бы женщин ни знал Эймос в прошлом, женой его стала именно она, и теперь все свое внимание он обращает к ней.
Дни постепенно становились холоднее. Остатки урожая были убраны в главный погреб, в том числе и огромные яркие тыквы, правда некоторые из них пришлось размещать прямо на кухне, так как в погребе не хватило места для них. Рано утром и поздно вечером уже было приятно погреться у кухонной плиты. Выходя во двор, чтобы покормить птиц и собрать яйца, Джульетта должна была надевать накидку. В октябре наступило время для убоя свиней. Эймос с Итаном закололи и разделали одну свинью и повесили мясо в коптильне. Итан частенько стращал Джульетту рассказами о суровых зимах в Небраске, стараясь удивить ее историями о необычайно глубоких сугробах и яростных метелях. В результате Джульетта уже и не знала, какие из его рассказов были просто выдумками, а какие соответствовали действительности.
Однажды утром, проснувшись, они увидели, что на земле лежит тонкий слой снега, но к концу дня он растаял под лучами солнца. После этого дни стояли холодные, хоть и солнечные. Джульетта, улыбаясь, думала, что она-то уж точно не будет скучать зимой, даже если придется из-за снегопада подолгу отсиживаться в доме. Если оправдаются ее догадки, то работы у нее будет немало: вязать маленькие одеяльца и носочки, шить крошечные детские одежонки. Опасаясь ошибиться, Джульетта пока хранила эту новость в тайне. Она думала, что ее жизнь могла бы быть совсем идеальной, если бы Эймос сказал о своей любви.
Уже много раз Джульетта хотела сказать Эймосу, как сильно она его любит, но всегда что-то удерживало ее в последний миг, и слова застывали у нее на губах. Она говорила себе, что не хочет заставлять Эймоса говорить вынужденные слова любви только для того, чтобы ответить на ее признания, Но в глубине души знала, что просто боится вместо желанного ответа столкнуться с непонимающим молчанием Эймоса.
Все-таки даже и такая ее жизнь была восхитительна, словно мечта, но… так было лишь до тех пор, пока в доме не появилось новое действующее лицо.
Однажды ясным морозным ноябрьским утром Джульетта услышала звон лошадиной упряжи во дворе и поняла, что к ним кто-то приехал. Она выглянула в окно над раковиной, но ничего не увидела. Что-то произнес мужской голос, потом послышалось ржание лошади. Поставив стакан, который она только что прополоскала, Джульетта вытерла руки о фартук и поспешила на крыльцо дома.
Еще на середине коридора она услышала короткий громкий стук молоточка, прикрепленного к двери. Гадая, кто это может быть, она испытывала смешанное чувство любопытства и беспокойства, неизбежное при любом появлении гостей на одинокой ферме. Джульетта надеялась, что приехала Генриетта.
Она открыла дверь, уже улыбаясь. На маленьком крыльце перед ней стояла какая-то совершенно незнакомая женщина.
— Ой, — заговорила Джульетта в замешательстве, — я… Здравствуйте, чем могу помочь вам?
Джульетта с любопытством глянула мимо женщины в сторону стоявшего во дворе кабриолета, загруженного чемоданами. На месте возницы восседал пожилой человек, который показался Джульетте знакомым. Он приподнял шляпу, приветствуя ее:
— Доброе утро.
Джульетта кивнула в ответ:
— Доброе утро.
Она вновь перевела взгляд на гостью. Незнакомка была, что называется, шикарной женщиной, высокой, с величественным видом, с белокурыми волосами, убранными под широкополую шляпу, богато украшенную цветами. На плечи ее был накинут плотный длиннополый черный плащ, скрепленный спереди плетеными застежками. Широкая шляпа затеняла ее лицо и не позволяла определить цвет глаз, смягчая также цвет кожи, однако Джульетта могла достаточно хорошо рассмотреть ее, чтобы сразу узнать, что эта женщина старше ее и довольно красива.
Женщина оценивающе смотрела на Джульетту. Затем она произнесла:
— Я хочу видеть Эймоса Моргана.
Значит, ее догадка оказалась верной, сразу же подумала Джульетта.
— Это его дом. Но, к сожалению, его сейчас нет. Он работает в поле возле ручья и вернется только после полудня.
— О, — женщина огляделась по сторонам, — понимаю. Ну, ничего.
Джульетта заколебалась. Было бы вполне естественным пригласить гостью в дом, чтобы та подождала Эймоса. Но Джульетта почувствовала в этой женщине что-то неприятное. Во всем ее облике преобладали кричащие тона и детали, вся она была какая-то чрезмерная и нарочитая. Джульетта заподозрила, что цветущий румянец на щеках незнакомки был не вполне натуральным. Она немало повидала в своей жизни и сейчас могла поклясться, что эта дама была отнюдь не настоящая леди. И ей никак не удавалось найти подходящее объяснение этому странному визиту к Эймосу. Джульетта ничуть не удивилась бы, если бы Эймос рассердился на нее за то, что она вообще впустила эту женщину в дом. Но, с другой стороны, ей невозможно было и оставить незнакомку ждать возвращения Эймоса на улице в этот холодный ноябрьский день. Это было бы откровенно грубо.
— Не хотите ли зайти в дом и подождать его? — вымолвила Джульетта наконец, решив предоставить Эймосу самому разбираться с этим делом. Не могла же она просто прогнать эту даму прочь.
— Хочу, — и незнакомка устремилась в дом.
Джульетта посмотрела на стоящий во дворе кабриолет.
— А ваш, гм, супруг разве не зайдет?
Женщина разразилась смехом.
— Мой супруг! О, Боже мой, да нет же. Милочка моя, это ведь просто возница, доставивший меня сюда из города. Такое дрянное место, этот Стэдмен. — Она повернулась и крикнула мужчине, сидевшему в кабриолете: — Снимите мои чемоданы. Просто поставьте их тут в коридоре.
Джульетта едва не лишилась чувств. Так она еще и намеревается остаться здесь! Джульетта мучительно пыталась что-то придумать, но не могла. Ей хотелось пресечь бесцеремонную уверенность незнакомки в том, что ей можно остаться в этом доме. Такое поведение было поистине возмутительным, и Джульетта была уверена, что Эймос будет разгневан. Но Джульетта не могла забыть и о том, что здесь, на Западе, где городские дома были разбросаны на значительном удалении друг от друга, гостеприимство считалось безусловным законом. Друзья и близкие часто наезжали на несколько дней, а то и недель, и случалось, что кров и ночлег без колебаний предоставлялись совершенно незнакомым людям, которых или застигла непогода, или они неверно рассчитали время пути к своему месту назначения, или же просто пострадавшим от поломки оси или колеса в дороге.
А вдруг окажется, что эта дама родственница Эймоса или, например, жена его близкого друга? Джульетте совсем не хотелось, чтобы Эймос думал о ней как о грубой и невежливой с людьми или… да, и такое нужно допустить, просто ревнивой. Она вынуждена была признать, что не последнее место в охватившем ее ворохе самых разных чувств занимала ревность от мысли, что такая шикарная женщина приехала жить у них, пусть даже ненадолго.
В результате Джульетта никак не прореагировала на прозвучавшую уверенность незнакомки и только вежливо осведомилась:
— Могу я предложить вам что-нибудь? Кофе?
— Да. Прекрасно. Откровенно говоря, — произнесла она, прижимая к животу затянутую в перчатку руку, — я ужасно проголодалась. Найдется у вас что-нибудь поесть?
— Да, конечно. Как это я сразу не подумала. Вы ведь, конечно, встали сегодня рано и завтракали уже давно.
— Я вообще сегодня ничего не ела, — выразительно скривилась гостья. — Я никогда не ем рано утром.
Женщина расстегнула свою накидку и сбросила ее в руки Джульетты. Под накидкой на ней было надето ярко-зеленое платье, украшенное черной вышивкой и бахромой. На шее висело несколько блестящих ниток черного янтаря и такие же серьги были у нее в ушах. Несомненно, она была одета дорого и красиво, однако, одежда, как и все в ее внешности, выглядела вызывающе и нарочито.
Незнакомка отколола свою широкополую шляпу и также передала ее Джульетте. Терпение Джульетты было на исходе. Эта дама обращается с ней, как со служанкой! Тем не менее, она сдержала свое возмущение и повесила шляпу на дубовую вешалку в коридоре. Затем она провела гостью в переднюю гостиную и заторопилась в столовую, чтобы достать несколько самых лучших тарелок из буфета с фарфором. Неожиданно Джульетте захотелось показать этой женщине их жизнь в самом лучшем виде. На кухне она нарезала в вазочку яблоко и грушу и добавила к ней тарелочку с куском слоеного пирога, приготовленного вчера. Джульетта поставила все это на самый красивый сервировочный поднос из серебра и наполнила серебряный кофейник. Затем поставила на поднос также две чашки, сливочник и сахарницу. Покончив с этим, она развязала свой фартук и положила его на спинку стула. Подхватив поднос, Джульетта вернулась с ним в переднюю гостиную.
— Ну вот, все готово, — приветливо произнесла она, входя в комнату, и улыбнулась гостье одной из лучших своих улыбок. Джульетта поставила поднос на низенький столик перед диваном, где сидела незнакомка.
Сама Джульетта уселась на стул сбоку и взялась за кофейник.
— Может быть, хотите сливок или сахара?
— Да. И сливок, и сахара. — Женщина испытывающе наблюдала за Джульеттой, пока та наливала чашку и подавала ей.
Джульетта налила и себе кофе и добавила сливок. Она отпила немного и смотрела, как незнакомка ест, не переставая все время размышлять над тем, как бы повежливее узнать у гостьи цель ее приезда.
— Надеюсь, вы не очень устали в дороге? — начала она.
Гостья пожала плечами.
— Конечно, устала. Было чертовски холодно. Но, слава Богу, все позади.
— Ну и отлично, — Джульетта умолкла. Она никак не находила подходящую тему для разговора, не говоря уже о хитром вопросе, который позволил бы открыть причину приезда незнакомки. Джульетта откашлялась.
— Надо было мне и вашему кучеру предложить что-нибудь поесть и выпить. Пожалуй, ему стоит обождать вас на кухне; слишком уж холодно на улице. — И Джульетта собралась встать.
Однако женщина лениво махнула ей рукой, предлагая остаться.
— Не беспокойтесь. Я отпустила его. Мне он больше не нужен.
Джульетта в удивлении посмотрела на нее. Значит, она отпустила кабриолет? Но ведь никто еще не пригласил ее оставаться здесь! У Джульетты в голове не укладывалась подобная наглость. А может быть, эта дама прислала Эймосу письмо, в котором сообщила, что намеревается приехать, а он ничего не рассказал ей об этом?
— Гм… гм… я прошу меня извинить, но, кажется, я не знаю, как вас зовут.
— Элен Бангстон, — представилась гостья.
— Приятно познакомиться с вами. А я — Джульетта Морган, жена Эймоса.
Гостья широко раскрыла глаза, и у нее на лице появилось такое выражение, будто ее застигли врасплох.
— О… гм, да, рада познакомиться с вами.
— Мы поженились недавно, — пояснила Джульетта, заметив на лице гостьи изумление.
— Понятно. Поздравляю. — Она отставила тарелочку с пирогом и сделала глоток кофе. Когда Элен Бангстон вновь подняла глаза, ей удалось изобразить улыбку. — Вы прямо ошеломили меня. Дело в том, что я давно уже решила, что Эймос никогда не женится. Он ведь был такой закоренелый холостяк.
Джульетта кивнула.
— Думаю, многие удивились этому. — Ее лицо осветила улыбка. — Быть может, сам Эймос удивился.
Элен ответила ей почти мрачным взглядом и внезапно Джульетта почувствовала, что сказала что-то лишнее. Кровь прилила к ее щекам и она отвернулась.
— А как поживает… сын Эймоса? — спросила Элен.
— Итан? — вновь просветлело лицо Джульетты. — Вы знаете его?
— Да, разумеется. Я… давняя приятельница Эймоса.
— Понимаю. — Как хорошо, что она все-таки пригласила ее в дом и не ответила ей грубостью на бесцеремонное вторжение. — У Итана все в порядке. По крайней мере, чаще всего. Совсем недавно у него были какие-то проблемы с девушками. Вы же знаете эту молодежь. Он — хороший мальчик, добрый и внимательный. Но вам это, должно быть, хорошо известно, если вы знаете Итана.
— Знаю, — Элен машинально и без всякого интереса повторила произнесенное Джульеттой слово. — Может быть… вы бы не показали мне мою комнату, а то, кажется, я хочу немного отдохнуть. Что-то я начинаю чувствовать какую-то усталость от этой поездки.
— Разумеется. — И опять Джульетта ощутила волну глухого раздражения, слыша такую спокойную уверенность этой женщины в том, что она остается здесь на ночлег. Элен Бангстон вела себя так, словно была у себя дома. Она и не подумала спросить Джульетту, как та относится к ее приезду. Ей даже и в голову не пришло поблагодарить за то, что ей позволили остаться в доме. Почему же Эймос не предупредил о приезде миссис Бангстон? Сейчас Джульетта не могла сказать точно, на кого она сердилась больше — на эту бесцеремонную женщину с ее напыщенным шикарным видом или на своего мужа. Джульетта уже представляла себе, как она выскажет все это Эймосу, когда он приедет домой. Она выглядит последней дурочкой в глазах этой дамы, оказавшись в совершенном неведении ни о ее приезде, ни о том, кто она такая.
Джульетта провела Элен по коридору в комнату, в которой жила до своего замужества, радуясь, что там заправлены чистые простыни и сделана уборка всего несколько дней назад. Джульетте было бы просто стыдно, если бы пришлось вести гостью в неубранную комнату, пусть даже и нежилую.
Оставив Элен в комнате, Джульетта вернулась на кухню и приготовила обед. Когда она навела в кухне порядок и чистоту и управилась с обедом, Джульетта села за стол в ожидании Эймоса и Итана.
Наконец она заметила через южное окно, как во дворе появился Эймос, шедший впереди Итана. Джульетта вскочила и поспешила к двери. Эймос поднял голову и при виде Джульетты улыбнулся.
Джульетта очень хотела улыбнуться в ответ, но сурово приказала себе не поддаваться очарованию улыбки Эймоса. Схватив плащ, висевший на крючке у двери, она набросила его на плечи и выбежала навстречу мужу. Эймос замедлил шаги и обеспокоено взглянул на нее, заметив непривычное выражение ее лица.
— Почему же ты меня не предупредил? — воскликнула Джульетта на ходу.
— О чем предупредил? — Эймос остановился, глядя на Джульетту в недоумении. Он привычно протянул к ней руки. — Что случилось?
— Что случилось? — переспросила Джульетта с иронией. — Твоя давняя приятельница появляется утром с чемоданами, явно рассчитывая на долгий визит, а я об этом не имею ни малейшего понятия! И ты еще спрашиваешь, что случилось?
— Минуточку! Подожди. Ты о чем говоришь? Какая давняя приятельница?
— Миссис Бангстон! — раздраженно бросила Джульетта. — Разве кто-то еще должен приехать?
— Миссис Бангстон… — Эймос смотрел, не понимая. — Может быть, я немного перегрелся сегодня на солнце, но что-то я никак не соображу, о чем ты ведешь речь. Кто эта миссис Бангстон?
Теперь настала очередь Джульетты удивляться.
— Не хочешь ли ты сказать, что не знаешь ее?
— Не знаю кого?
— Женщину, которая сейчас спит в моей постели! — воскликнула Джульетта, указав рукой в сторону дома.
— Что?!
— То есть в моей старой кровати, в спальне на первом этаже.
— У нас в комнате для гостей незнакомая женщина?
— Для меня она, ясное дело, незнакомая! Но тебя-то она знает, по ее словам, и она даже знает Итана.
Эймос нахмурил брови.
— Да кто же… ты говоришь, ее зовут Бабкок?
— Бангстон. Элен Бангстон. — Джульетте почему-то стало страшно. — Но если ты не знаешь ее, то кто же она такая? И что ей нужно здесь?
— Элен Бангстон? — задумчиво повторил Эймос. — Элен Бан…
Внезапно он сильно побледнел.
— О, Боже мой! Не может быть.
— Эймос! — Джульетта протянула к нему руку, но он отпрянул, слегка покачивая головой.
— Где она?
— Я же сказала, пошла отдохнуть в комнату для гостей.
Эймос повернулся и быстро, почти бегом, направился к дому, оставив позади удивленную Джульетту.
