Глупо улыбаясь, Марта и Энди Блу наблюдали, как отец неумело орудует у плиты.

— Вот уже третий день, как мы едим яйца, — прошептал мальчик, толкая локтем свою сестру. — Если сверху на них положить виноградное варенье, они станут зелеными. Терпеть не могу зеленые яйца, а ты?

— А я люблю их, как, впрочем, и приготовленный папой черный тост. Папа сказал, что я уже должна накрывать на стол, — с важным видом заявила Марта.

— Глупость! До отъезда мамы ты никогда не любила накрывать на стол, а только хныкала, пытаясь добиться своего.

Марта лишь пожала плечами и снова впилась глазами в отца, который последние несколько дней уделял ей гораздо больше внимания, чем брату.

На самом деле Энди обожал свою сестру. Ему было приятно видеть ее улыбку и возню с папой. А сегодня она даже поцеловала его в щеку и показала отличную оценку по математике. Марта слыла умницей и считалась в классе лучшей ученицей.

— Так держать! — похвалил ее отец. — Возможно, когда-нибудь тебе дадут стипендию Гарварда или Принстона.

Марта просияла от похвалы отца, а Энди надеялся, что этого не произойдет, потому что тогда она уедет отсюда и у него больше не будет сестры.

— Иди умываться, Энди, — приказал Андрей.

Мальчик послушно отправился в ванную и, считая до шестидесяти пяти, принялся намыливать и тереть свои руки. Именно так всегда учил его делать отец. Если он вернется на кухню секундой раньше, то получит замечание. Энди тщательно вытер руки, затем поочередно поскакал на одной ноге двадцать раз подряд на тот случай, если вдруг случайно сбился со счета.

Усевшись за стол, он сложил руки, терпеливо ожидая, пока отец закончит читать молитву. На тарелке перед ним лежали ненавистные яйца с бугорками виноградного желе. Не было ни бекона, ни колбасы, а Энди любил и то, и другое. Тост больше походил на вымазанную дегтем бумагу, наподобие той, которую они с мальчишками сбрасывали с крыши на улицу. Да и весь ужин вызывал у него отвращение.

Набрав в легкие побольше воздуха, Энди выпалил:

— Я не хочу это есть. Мамины яйца гораздо лучше. Если тосты мазать маслом, они не похожи на пропитанную дегтем бумагу.

Отложив вилку, Андрей через стол уставился на сына.

— Я правильно все расслышал? — спросил он вполголоса тоном, каким прежде разговаривал с Мартой.

— Да, сэр, — с вызовом ответил Энди.

— Если это нравится твоей сестре, значит, должно нравиться и тебе. Что-то не так с яйцами и поджаренным хлебом, Марта?

— Все хорошо, сэр, — торопливо ответила дочь, запихивая в рот большие куски. — Мне нравится. Даже лучше, чем у мамы.

Ей вдруг захотелось придавить своего братика, которого она вообще-то любила. Надо же сказать такое теперь, когда отец вдруг стал таким добрым, нежным, слащавым!

— Энди просто перед ужином съел печенье, — наябедничала Марта, ненавидя себя за это и стараясь не замечать упрека в глазах брата. — Впрочем, возможно, он не съел его, а только посмотрел. Но я точно не съела ни одной печенины.

— Энди, ты ел печенье перед ужином? — строго спросил Андрей.

— Да, четыре штуки, — честно признался Энди. — И очень доволен этим, потому что ты собираешься отправить меня в мою комнату без ужина. Если бы я не сделал этого, то остался бы голодным. Все равно мне противно есть это, — оправдывался он, постукивая вилкой по уже остывшим яйцам.

— Объясни, чем же так плох ужин? — спокойно спросил Андрей.

— Мама всегда подает бекон или колбасу, а поджаренный хлеб обычно бывает коричневым и желтым, да и в молоке не плавают черные крапинки. Я не люблю виноградное желе. Кроме того, нет никакого десерта.

— Почему же ты ничего не сказал раньше, когда я только начал готовить ужин? Я ведь не знаю, как это делает мама. — Андрей внимательно посмотрел на пустую тарелку дочери. — Думаю, ты соврала мне, Марта.

Марта съела бы что угодно, если бы отец попросил ее об этом, подумал Энди, переживая за сестру.

Неожиданно Андрей громко рассмеялся.

— Ладно, дети. Давайте попробуем приготовить ужин так, как это делает ваша мать. Марта, тебе поручается бекон. Энди, счищаешь скорлупу с яиц. Марта, ты сможешь запихнуть в себя еще что-нибудь или уже сыта?

Марта с обожанием посмотрела на отца.

— Я смогла бы съесть бекон, но у меня хватит места и для десерта, если он, конечно, есть.

— Хорошо, отправляемся за беконом. Итак, становись!

«Мама права, — думал Энди, очищая яйца и бросая в миску скорлупу. — Если говорить правду, никто не будет наказывать тебя. Дай бог, чтобы она поскорее вернулась домой».

— Когда приезжает мама?

— Поздно ночью, — ответил отец. — Вы, вероятно, уже уснете. Утром уже она сама приготовит завтрак.

— Надеюсь, это будут не яйца, — пробормотал Энди.

Андрей расхохотался, подталкивая локтем Марту и подмигивая ей.

— Папочка, я люблю тебя, — выпалила Марта, обнимая отца.

Андрей еще не успел снять форму, однако не сделал дочери ни одного замечания, хотя руки ее были жирными от бекона.

— Эй ты, тупица, я тоже люблю тебя. А ты меня любишь? — спросил Энди у сестры, накалывая яйца на вилку.

Отец и на этот раз не вышел из себя.

— Вы не должны обзывать друг друга. Это твоя сестра, а не какая-то «тупица». Я люблю тебя, Марта, я люблю тебя, Энди. Я слишком долго не занимался вами, но теперь все пойдет по-другому. Как вы на это смотрите?

— Мы очень рады этому, папа, — отозвался Энди.

Впрочем, он не слишком доверял словам отца, который никогда не сдерживал своих обещаний. Однажды, например, отец сказал, что придет пораньше, чтобы посмотреть футбольный матч, но, как всегда, задержался на работе и пропустил половину игры. В этом он был очень похож на отца его друга, Била. А эта глупышка Марта верила каждому слову и вся светилась от счастья, так что Энди даже захотелось отшлепать ее.

Андрей уже три часа вертел в руках бутылку шлитцовского пива. За это время пиво стало теплым и безвкусным. Можно было достать из холодильника другую бутылку, но он поленился подняться. Руби наверняка удивится, увидев его бодрствующим. Это будет ему только на руку. Андрей стремился использовать любую возможность, чтобы добиться желаемого результата и помириться с женой. Самым главным было склонить на свою сторону детей. Кажется, ему это вполне удалось. За последние три часа Марта уже трижды бегала в туалет, но это лучше, чем просыпаться в мокрой постели.

По голове Андрея словно били огромным молотом. Он знал: чтобы выйти из такого состояния, нужно было выпить, и это начинало не на шутку тревожить его. Создавалось впечатление, что алкоголь заменяет ему аспирин. «Алкоголик» — вертелось в голове Андрея. Это слово пугало его. Четыре дня он не употреблял крепких напитков. Одна-две бутылки пива в день были не в счет. Все-таки Андрей — морской пехотинец, а морские пехотинцы — не алкоголики. Корпус не потерпел бы этого.

Андрей откинулся на спинку дивана. Последнее время ходили упорные слухи о том, что генерал Франкель получает третью звезду и подает в отставку. Это не сулило ничего хорошего, так как вместо него могли назначить полковника Ландерса, старого недруга Андрея, который, все по тем же слухам, собирался отправиться во Вьетнам. Вполне возможно, что он потащит за собой и его, Андрея, в этот азиатский очаг заразы, и ему придется всю дорогу целовать зад этому дерьму.

Именно тогда Андрей решил использовать связи жены, ведь Руби была на самой дружеской ноге с Арлин Франкель. Что стоит той замолвить словечко-другое перед мужем-генералом? А если подключить супругов Квиери, то Андрей наверняка бы отделался от этой кампании и остался бы в Штатах. Нужно как-то подкатиться к Руби, что-нибудь пообещать. Марта — вот самый подходящий ключ. Руби все сделает ради счастья дочери.

Андрей обмозговал все это еще пять дней тому назад, когда жена, обругав его последними словами, пригрозила уйти от него. Это были отнюдь не праздные угрозы, и он понял что действительно задел ее за живое. Впрочем, все образуется, успокаивал себя Андрей, намеченный план будет претворен в жизнь. Марта — вот главный его козырь.

Руби вернулась около полуночи. Дом был погружен в темноту, только в столовой горел свет. Очевидно, все уже спали. Она очень устала, но чувствовала себя лучше, чем когда прибыла в Вашингтон. Теперь, слава богу, все волнения остались позади. Единственное, что еще тревожило ее, — это предстоящий разговор с мужем.

Перед тем как принять горячий душ, Руби решила взглянуть на детей, по которым успела соскучиться за это время. Она уже дошла до середины коридора, когда из столовой ее окликнул Андрей. Значит, он все-таки ждал. Что ж, сейчас самое время откровенно поговорить обо всем, подумала Руби, решительно поворачивая обратно.

— Тебя не затруднит приготовить мне чашку чая?

— Лишь бы ты осталась довольна. Хочешь чего-нибудь поесть?

— Разве что печенья, — бросила она через плечо, зная, что муж не силен в кулинарии, и направилась в детскую.

Энди крепко спал, вытянувшись на постели. Руби укрыла сына простыней и поцеловала в щеку. Он даже не пошевелился.

— Я люблю тебя, — нежно прошептала Руби.

А вот Марта сразу же открыла глаза.

— Мама, мама, я так рада, что ты дома, — захлебываясь, говорила дочь. — Папа такой прекрасный! Он целовал меня, обнимал, извинялся. Я знаю, папа любит меня. Он сказал, что у него сейчас трудное время, но мы, как его дети, должны знать об этом. Папа станет также лучше и нежнее относиться к тебе. Ты ведь веришь в это? — Руби с улыбкой погладила дочь по голове, несколько ошеломленная таким натиском. — Это самый лучший день в моей жизни, мама. Это дороже, чем два Рождества и Пасха. Все будет хорошо, правда?

— Конечно, милочка, а теперь ложись спать. Завтра учебный день. Мы еще поговорим об этом за завтраком.

— Только, пожалуйста, не вари яйца, хорошо? Приготовь овсяную кашу, а для Энди — манную. И не жарь хлеб, — попросила Марта, забираясь под одеяло и обеими руками обнимая подушку. — Папа укрывал меня, целовал и говорил: «Спокойной ночи». Вот увидишь, сегодня ночью моя постель останется сухой. Правда.

— Я тоже уверена в этом, моя крошка.

Руби на негнущихся ногах вышла из детской. Все это казалось ей каким-то волшебством. Она еще никогда не видела Марту такой счастливой. Интересно, что задумал Андрей? Какую цену ей придется заплатить за это чудо?

— Привет, голубушка. Как поездка? Ты выглядишь усталой, — спокойно сказал Андрей, протягивая чашку чая. — Это сразу взбодрит тебя. Извини, печенья нет. Все съели дети.

— Я действительно очень устала, но поездка прошла успешно. Надеюсь, ты хорошо справился здесь без меня.

— Мы ели одни яйца. Дети не слишком охотно поглощали их, но никто не голодал. Между прочим, мы с Мартой словно заново узнали друг друга. Она чудесный ребенок. Я собираюсь теперь относиться к ней помягче, да и к Энди тоже. Готов поспорить с тобой на пятьдесят центов, наша дочь скоро перестанет мочиться в постель, — игривым тоном заметил Андрей. — Ты слишком балуешь их, Руби. Давай договоримся: ты частично отступаешь от своей методики, а я — от своей. По рукам? Как ты на это смотришь? — Он потерся носом о шею жены.

— Я постараюсь. Правда, ты немного опоздал с этим. А где гарантия, что ты и впредь будешь так же ласково обращаться с дочерью?

— Ты меня обижаешь, — сокрушенно покачал головой Андрей. — Я строг, согласен, но детям нужна дисциплина. Ты же слишком нежишь их. Как же они станут самостоятельными людьми?

— Раньше ты не обращал на Марту никакого внимания. Чего ты добиваешься, Андрей? Выкладывай лучше все начистоту, прежде чем ты разобьешь сердце дочери.

Почувствовав себя окончательно припертым к стенке, Андрей неохотно проговорил:

— Ходят слухи, что генерал Франкель собирается подать в отставку. Если такое на самом деле произойдет, для меня закрывается продвижение по службе. Кроме того, моим командиром, вероятнее всего, станет полковник Ландерс, который давно уже сидит у меня в печенках. Он увлекается молоденькими девочками вроде нашей Марты. Я не могу снова служить под его началом. В конце концов я когда-нибудь пришибу этого сукина сына. Помоги мне. Поговори с Арлин Франкель, потом нажми на супругов Квиери. Конечно, я мог все это сделать и сам, но у тебя получится лучше. Они тебя любят и уважают. Вы старые друзья. Кроме того, у них большие связи. В противном случае, мне придется отправиться во Вьетнам вместе с этим негодяем. Вспомни Корею и свои мытарства. Теперь у тебя уже двое детей. Подумай, легко ли тебе будет одной?

— Любит девочек, таких как Марта? — потрясенно прошептала Руби. — Почему же ты никому не сообщил об этом? И ты еще называешь себя мужчиной?! Ты знал и ничего не сделал?! В таком случае я сама разоблачу этого подонка, — возмутилась она, вырываясь из рук мужа.

— Не волнуйся, я все устрою, — поспешил успокоить ее Андрей. — Не суй свой нос в это дело. Разве тебе мало Хьюго и Дикси? Именно по милости Ландерса я вынужден был отправиться в Корею.

— Я ничего не предпринимала против Хьюго и Дикси, и ты прекрасно знаешь об этом, — возмутилась Руби. — То, что ты рассказал, так мерзко и невероятно, что я просто не могу сидеть сложа руки.

— Повторяю, я сам разберусь с этим, обязательно разберусь. Пожалуйста, поговори с женой генерала Франкеля и с супругами Квиери. Ты это сделаешь?

— Я не могу. Миссис Франкель запретила женщинам обращаться к ней с подобными просьбами. Она считает, что это только повредит репутации наших мужей. Генерал Франкель и так много сделал для тебя. Адмирал Квиери сейчас находится в госпитале. Он очень болен, и я не собираюсь беспокоить его своими проблемами. Почему бы тебе не уладить все самому? — раздраженно спросила Руби.

— Неужели ты хочешь, чтобы я отправился во Вьетнам с этим извращенцем? — взорвался Андрей.

— Нет, не хочу. Ступай к своему вышестоящему начальству и обо всем доложи. Если Корпус действительно дорожит своей честью, Ландерса непременно уберут.

Андрею ужасно хотелось выпить чего-нибудь крепкого. У него больше не было сил спорить с женой. Оставался только последний аргумент.

— Мне ничего не добиться без твоей помощи. Руби. В конце концов, это приказ. Ты должна помочь мне или… — он выразительно посмотрел на дверь спальни Марты.

— Ты не пожалеешь даже собственную дочь? Как ты можешь, Андрей?! Тебе придется выкручиваться одному. Мне не нравятся эти игры. С меня достаточно. Я уезжаю.

— В таком случае ты никогда больше не увидишь своих детей. Я всем расскажу, что ты плохая мать и спишь с кем попало. На этой базе найдется сотня парней, готовых солгать за пять баксов. Я предлагаю тебе заключить сделку: ты в чем-то уступаешь мне, а я — тебе.

— Ты болен, Андрей. Господи, какой же я была дурой, поверив в тебя. Ты был таким…

— …красивым парнем? — закончил за нее Андрей. — Я и остался им. Спроси любого.

— Кого? Твоих друзей или их жен?

— Характеристики будут блестящими, — самодовольно ухмыльнулся Андрей.

И Руби в конце концов сдалась. Три дня она пыталась связаться с Арлин Франкель, но ей вежливо отвечали, что мадам уехала в город. В доме Квиери на Чейпел Хил телефон вообще молчал. Руби не осмелилась позвонить в местный госпиталь, где адмирал проходил реабилитацию.

В это время Андрей тоже не терял времени даром, стремясь еще больше расположить к себе детей. Он даже подарил Марте роликовые коньки за то, что четыре дня подряд ее постель оставалась сухой. Девочка буквально расцветала от таких знаков внимания со стороны отца, но Энди относился ко всему происходящему с большой настороженностью. Ночью, уткнувшись в подушку, он бормотал:

— Все это закончится чем-то ужасным.

На четвертый день терпение Андрея иссякло.

— Ты специально ставишь мне палки в колеса. Я хочу сам услышать, как ты будешь разговаривать с миссис Франкель.

Когда Руби снова ответили, что жены генерала нет дома, Андрей демонстративно вышел из комнаты.

На шестой день Руби сделала вывод, что Арлин Франкель и Жанет Квиери просто избегают ее, но ничего не сказала об этом мужу. Щадя Марту, она продолжала крутить диск телефона.

— Жена генерала находится на этой проклятой базе. Я сам видел ее, — взорвался Андрей на одиннадцатый день.

— Неужели это тебе ни о чем не говорит? Миссис Франкель прекрасно понимает, зачем я звоню. Она не желает вмешиваться в служебные дела мужа. Зачем ставить нас в дурацкое положение?

— Звони еще раз адмиралу, — приказал Андрей.

Руби молча подчинилась. Телефон прозвенел двадцать три раза, прежде чем она повесила трубку.

Дни медленно тянулись за днями. Так прошел почти месяц. Однажды Андрей ворвался на кухню вне себя от гнева.

— Эта сволочь сказала «до свидания» и даже нагло заявила, что надеется на мое дальнейшее продвижение по службе. Франкель даже не собирался хлопотать за меня.

Руби в это время чистила овощи и внешне довольно спокойно отнеслась к этому сообщению, хотя в душе у нее все пело.

— Жаль, что из твоей затеи ничего не вышло. Адмирал тоже ничем не сумеет помочь тебе: он тяжело болен.

— Будь прокляты твои друзья, — огрызнулся Андрей.

— Я не осуждаю их, они и так многое для нас сделали. Если бы не помощь этих друзей, ты бы долгие годы ожидал очередного звания. Не нужно быть неблагодарным.

— Тебе это очень легко говорить. Ты не поедешь во Вьетнам. Тебе на это наплевать! — хлопнув дверью, Андрей выскочил из дома.

Руби в отчаянии закрыла руками лицо. Господи, что же ей делать? Уехать прямо сейчас или дождаться, пока Андрей сядет на пароход и отправится во Вьетнам? В любом случае расплата будет одна. Руби засиделась далеко за полночь, обдумывая предстоящий план сражения с мужем. Она воображала себя маршалом, который должен непременно одержать победу над врагом. Главной целью этой борьбы было благополучие Марты.

Мысли о дочери терзали Руби день и ночь. За эти три недели она почти ничего не ела и заметно похудела, под глазами залегли темные круги. Руби старалась не смотреть на себя в зеркало, зная, что выглядит крайне изможденной и больше напоминает ходячий скелет. Чем же она так прогневала бога? За что ей такое наказание? Когда ее жизнь пошла наперекосяк? Может быть, когда Андрей вернулся из Кореи? Единственным светлым воспоминанием последних лет стало время, проведенное среди друзей, в приходе Святого Андрея. Руби часто тосковала по тем счастливым незабываемым дням.

Теперь же ей хотелось только одного: чтобы Андрей поскорее уехал и оставил Марту в покое. Желая как-то разрядить обстановку, Руби организовала для дочери поездку с группой девочек-скаутов, а Энди отправила на соревнования по плаванию. Это оказалось очень кстати. Марта болезненно переживала внезапное отчуждение отца, снова начала мочиться в постель, а большую часть времени проводила в своей комнате, уставившись в пустоту.

Руби решила попытаться еще раз урезонить мужа. Ей не хотелось, чтобы он уезжал озлобленным. Однако Андрей избегал всяких разговоров, без конца повторяя, что она отказала ему в помощи, в которой он так нуждался.

Господи, сколько лет прожито впустую, печально думала Руби. Неужели Андрей совсем не любит ее, хоть самую малость? Может, разлука что-то изменит в их отношениях. Во всяком случае, у них будет время обо всем хорошенько подумать.

Словно угадав эти мысли, Андрей однажды пришел на кухню, сел рядом с Руби и нежно взял в свои ладони ее лицо.

— Я вспоминаю более счастливые времена, пытаясь понять, что же все-таки произошло с нами? Почему мы так изменились? — спокойно сказала она.

— И к какому же ты пришла выводу?

— Ты очень изменился после Кореи. Я тоже вела себя не лучшим образом: злилась, раздражалась, обвиняя тебя во всех обрушившихся на меня бедах. Ты, в свою очередь, перестал обращать на меня внимание, совершенно не интересовался Мартой. Знаю, довольно трудно вот так, сразу, войти в роль отца. Наверно, я перегибала через край, защищая интересы дочери. Но я долгое время воспитывала ее одна и очень боялась потерять. Кроме того, тебе не нравились все эти пеленки, плач Марты, мои хлопоты вокруг нее. Я пыталась понять тебя, но ты противоречил мне буквально на каждом шагу. Почему, например, ты запрещал мне ездить в приход Святого Андрея? Посылать десятидолларовые пожертвования в рождественские праздники? Мне приходилось всячески изворачиваться, чтобы встречаться со своими друзьями, но я все равно умудрялась это делать. Я устала быть полем сражения в этом доме. Наши дети и их жизнь отошли куда-то на второй план. Мы только и заняты тем, что постоянно воюем друг с другом. Я вся издергана, у меня просто не осталось сил для сына и дочери. Нам нужно постараться понять друг друга, забыть все угрозы и обиды. Если же ты не хочешь ничего менять в нашей жизни, то единственный выход из этой ситуации — развод, — мрачно закончила Руби.

Андрей понуро опустил плечи, чувствуя справедливость слов жены. Сейчас его тревожило и другое. Он отправлялся во Вьетнам, и кто знает, удастся ли ему вернуться оттуда живым и здоровым? Впервые Андрею предстояло встретиться лицом к лицу со смертью. Кроме того, ему вовсе не хотелось терять жену и детей. Он не пил уже около двух недель и мыслил совершенно ясно. Руби была совершенно права, обвиняя его в несправедливом отношении к ней и к детям. Вряд ли здесь помогут запоздалые извинения и обещания, но что ему еще оставалось делать?

— Ты права, — хрипло проговорил Андрей. — Я оказался настоящей сволочью: никогда не думал о тебе, о детях, заботился только о себе. Искренне сожалею обо всем. Я действительно сильно изменился после Кореи. Но Корея не идет ни в какое сравнение с предстоящей поездкой во Вьетнам. Поверь, я еще никогда так не боялся за свою жизнь. Принято считать, что морские пехотинцы совершенно лишены чувства страха. Но тот, кто заявляет, будто не боится ехать во Вьетнам, — настоящий лжец. Есть еще одно, в чем я хотел бы признаться тебе. Это касается полковника Ландерса. Я соврал тебе, что он любит девочек вроде Марты. Он действительно любит молодых девушек, но лет шестнадцати, еще девственниц. Я сам не раз поставлял их ему, служа под его началом. Я не горжусь этим, мне очень стыдно. Теперь ты понимаешь, почему я не могу донести на него и почему не хочу служить с ним. Он сам боится меня больше, чем Вьетнама. Мы с ним крепко повязаны. Если я свалю его, он потащит меня за собой. Мне хочется спокойно отслужить положенные двадцать лет и выйти в запас. Если ты сумеешь простить меня, давай попробуем начать все сначала. Поселимся в приличном городе, купим дом, я найду себе работу, ты тоже можешь чем-нибудь заняться. Думаю, денег нам будет вполне достаточно. Что ты на это скажешь?

— А дети? — со слезами на глазах спросила Руби.

— Если я выберусь из этого ада, думаю, мы еще увидим, как Энди завоюет этот мир. — Андрей ласково коснулся ее руки.

Правильно это было или нет, но ради счастья детей Руби решила уступить мужу. Узнав об этом, Марта наверняка будет вне себя от радости. Энди ухмыльнется и шутливо погрозит кулаком. И все-таки даже такой непрочный мир лучше, чем ненависть друг к другу и нескончаемый поток взаимных обвинений.