Глава 24
День их свадьбы выдался солнечным и ясным. Бонни встала, как только солнце лучами коснулось гор. Она высунулась из окна своей маленькой комнаты, расположенной в одной из башен замка. Роса, лежавшая на траве, переливалась под солнечными лучами. Коровы выходили на пастбище.
Бонни подумала о бабушке. Августина приехала и выглядела очень бледной и усталой, но уже через несколько дней она полностью оправилась от перелета. Втроем, вместе с Морой, они исследовали окрестности замка.
— Я чувствую историю, — сказала Августина, стоя у озера Лох-Несс, где Малькольм Фрейзер мечтал о дальних странствиях.
Бонни улыбнулась.
— Когда мы с Энгусом поженимся, то объединим две большие семьи.
Августина просто сияла.
— Знаю, дитя мое. Я так счастлива за тебя. Кто бы мог подумать, что тот дружеский поступок, совершенный много лет назад, отзовется через столько лет.
И сегодня, в день свадьбы, Бонни вспомнила ликующую улыбку на лице Августины. «Как хорошо, что бабушка всем довольна», — подумала она.
Лора, как Бонни и ожидала, приехала вместе с отцом Джоном.
— Он может зарегистрировать ваш брак, — сказала Лора.
— Нет, спасибо, — твердо ответила Бонни, — Это сделает отец Макбрайд.
Бонни нравился этот священник. Это был лысый маленького роста мужчина с приятными голубыми глазами. Он провел много времени, беседуя с Бонни об их с Энгусом будущем. Он был личным священником семьи Макфирсонов уже около сорока лет. Отец Макбрайд не очень хорошо знал Энгуса, так как тот провел свою юность в Лондоне.
Сейчас Энгус тоже редко посещал семейную часовню. Но отец Макбрайд хорошо знал лорда Макфирсона и ежедневно боролся за душу этого сумасшедшего и измучавшегося человека.
— Он хочет присутствовать на вашей свадьбе, — сказал Бонни отец Макбрайд после исповеди.
— Я не против, — Бонни не придала этому значения.
Энгус совсем этому не обрадовался.
— Старый ублюдок, — сказал он, узнав про эту просьбу.
Бонни расстроилась.
— Энгус, ну почему ты так отзываешься о своем отце?
Энгус посмотрел на нее.
— Ты не понимаешь?
— Нет, понимаю. Моя мать тоже была ужасна, но я ей все простила.
Энгус ядовито улыбнулся, а Бонни показалось, что он ее сейчас укусит.
— Я простил его, Бонни, — издевательски сказал он. — Почему бы мне не простить его, тот огромный корабль, севший на мель у острова боли и смятения.
Бонни чувствовала, как он напрягся. Она подошла к Энгусу и обняла его.
— Ничто не испортит наш праздник. Я не допущу этого.
Энгус прижался к Бонни, уткнулся лицом в ее волосы.
— Я люблю тебя, Бонни. Люблю больше, чем кого-либо в своей жизни.
Она поцеловала его в шею, ее губы прижались к мочке уха.
— Дорогой, мы соединяем наши жизни. Ничто никогда нас не разлучит.
Глаза Энгуса затуманились. Он хотел любить эту женщину до конца своих дней. Но одна половина его души знала: несмотря на то, что он признается в этой любви, существует другая половина души — темная, куда женщина никогда не будет допущена. Его потребность причинять боль, как причиняли ему, всегда будет превышать потребность любви. Он вздохнул.
— Мне нужно пойти к Гарри.
Бонни не возражала.
— Знаешь, он меня не любит.
— Он никого не любит, Бонни. Такой уж он. Но не волнуйся, почти все время мы будем жить в Лондоне, а он здесь. — Энгус принял решение держаться подальше от удовольствий, которые ему доставляло красивое тело Гарри. Он чувствовал себя самой добродетелью.
Бонни обрадовалась при известии о том, что Гарри с ними не будет. Что-то в его манерах настораживало Бонни. Посмотрев в окно, Бонни улыбнулась: «Это самый прекрасный день в моей жизни!»
Этот замечательный день шел своим чередом, и вот настало время церемонии. К трем часам гости собрались в часовне. Энгус стоял перед алтарем, а рядом с ним Зейкервель. В его руках, как в руках лучшего друга, находилось обручальное кольцо, которое Энгус снял с руки мертвой матери. Зейкервель был очень любезен и молчалив. День выдался жарким. По ярко-голубому небу плыли белые облака, края которых цеплялись за башни средневекового замка. Во рву с водой плавали важные лебеди. Утки, как будто понимая в чем дело, казалось, стали обсуждать гостей.
Вдруг все голоса и шумы смолкли. Из массивной двери замка вышла невеста и ее чета. Первой шла Бонни. На ней было облегающее белое платье из шелка с обычным вырезом. Шлейф платья казался очень длинным. Расшитый жемчугом, это был тот же самый шлейф, в котором Евангелина шла к венцу вместе с Малкольмом Фрейзером. В руке Бонни держала белые розы на длинных ножках. Позади нее шли шестеро детишек — три мальчика и три девочки, все одетые в белое. Сзади, одетые в бледно-розовые платья, шли Мора и Тереза.
Медленно и молчаливо Бонни спустилась по лестнице замка. Казалось, она плыла по зеленой лужайке, потом остановилась перед Саймоном Бартоломью, который ждал ее у дверей часовни. Сияя от любви к Энгусу, она взяла Саймона под руку, и они вошли внутрь.
— Ты очень красивая, — нежно пробурчал он и сжал ее руку.
При виде Бонни у Августины перехватило дыхание. Глаза Бонни горели под вуалью. «Как же она похожа на Евангелину», — подумала Августина, вспоминая портрет невесты Малкольма, который висел в ее доме.
Бонни шла мимо скамеек, на которых сидело все семейство Бартоломью. Маргарет была рядом с сыновьями. Мэтью и Лука смотрели на Бонни широко открытыми глазами. Джон наблюдал за ней взглядом, в котором смешались острая тоска и невольное восхищение.
Отец Макбрайд поприветствовал невесту и жениха. В глубине души он боялся церемонии. Он знал репутацию Энгуса. То, что Энгус женится на такой невинной великолепной девушке, беспокоило его.
— Ты, Бонни Фрейзер, берешь Энгуса Чарльза Яна Макфирсона в законные мужья и обещаешь…
— Да, — голос Бонни прозвучал твердо и радостно.
В этот момент Сирил сжал руку Мэри, недавно ставшей его женой. Мэри счастливо вздохнула.
— И ты, Энгус Чарльз Ян Макфирсон, берешь Бонни Фрейзер себе в…
— Да. — И Энгус сам поразился тому, как страстно прозвучало это слово.
Позади, в плохо освещенной части церквушки, охраняемый двумя слугами, лорд Макфирсон издал пронзительный визг:
— Какой отец, таков и сын!
Слуги, повинуясь приказу Энгуса, поспешили вывезти сумасшедшего старика из церкви. К счастью, он был напичкан лекарствами, и его слова прозвучали не очень громко. Тем не менее, эхо от его возгласа коснулось золотого колечка, которое Энгус надел Бонни на палец. Бонни была слишком поглощена своим счастьем, чтобы слышать это. Ее мысли были только об Энгусе.
— С этим кольцом я беру тебя в жены, — сказал Энгус.
С этого момента Бонни оказалась навсегда связанной с Энгусом, привязанной к его любви, к его ненависти, прикованной цепями страсти и жалости. Пути назад не было.
Как будто для того, чтобы подчеркнуть важность происходящего, Морган, который пришел сюда вместе с Джоном, принялся выть. Все гости поразились этому. Его волчьи завывания разрушили безмятежность церемонии. Бонни не обращала внимания на этот вой. Повернувшись медленно, так, чтобы дети смогли подобрать шлейф, она пошла по проходу церкви. Бонни улыбалась всем присутствующим: первый поцелуй ее супруга не остывал на ее губах. Она шла, откинув вуаль назад. Играла музыка. Уносилась ввысь веселая музыка, брызги солнца пронизывали жемчуга на шлейфе Бонни. Девушка крепко держала Энгуса за руку, а когда они остановились перед Августиной, в ее глазах блестели слезы.
— Спасибо, бабушка. Спасибо тебе за то, что этот день наступил.
Августина улыбнулась им.
— Я знаю, что вы оба будете очень счастливы.
— И вам спасибо, — Бонни повернулась к Маргарет, которая сидела позади Августины. — Если бы вы меня не приняли, я никогда бы не встретила Энгуса. Вы так мне помогли. Спасибо вам. — Она наклонилась и поцеловала Маргарет в щеку.
Процессия вышла из церкви на солнечный свет.
— Она могла бы и на меня обратить внимание. — Лора была вне себя. — В конце концов, я ее мать.
Отец Джон умиротворенно положил руку на ее плечо. Он был в восторге от замка и того, как богаты новые родственники Лоры.
— Дай ей время, — сказал он. — В конце концов, за все платит старуха. — Отец Джон не мог дождаться момента, чтобы поговорить с Энгусом с глазу на глаз.
— Наша очередь идти, — мягко напомнила Лора.
Они присоединились к потоку гостей, которые вышли из церкви и направились в столовую. Слуги подавали роскошные вина и шампанское. Энгус пил очень мало. Он был занят гостями.
— Поздравляю! — Мици пробралась через толпу, чтобы поздравить Бонни. На ее руках был новорожденный ребенок. Рядом стоял Рей и тепло улыбался, а Макс с Ребеккой, уставшие от всего, путались у ног родителей.
— Ты такая красивая невеста, — с восхищением отметила Мици. — Боже мой, какой красивый жених. Знаешь, Бонни, тебе повезло. Я надеюсь, что вы оба будете счастливы. — Она поцеловала Бонни в щеку.
Рей пожал руку Энгуса.
— Поздравляю тебя. Все было прекрасно. С твоей стороны было очень любезно пригласить нас. Большое спасибо.
— Ничего особенного, — сказал Энгус, — Бонни не могла бы сделать иначе. Друзья очень важны для нее.
— Мы все ее так любим. Спасибо еще раз. Идем, Мици, — Рей взял ее под руку. — Пусть молодые поговорят с остальными гостями. Удачи, Бонни. — Он поцеловал невесту и повел Мици с детьми к столу.
Энгус обрадовался, когда они ушли. «Что за ужасные люди», — подумал он, но ничего не сказал. Он мило, как только мог, улыбнулся Бонни и удалился в поисках своих друзей.
— Ну, моя маленькая роза, — подошел к Бонни Зейкервель, — теперь еще немного, и ты расцветешь.
— Не будь таким грубым, — покраснела Бонни.
— Я не груб, дорогая. Должен сказать, никогда не думал, что наступит день, и я увижу женщину, которая остепенила бы Энгуса Макфирсона. — Вдруг его лицо посуровело. — Бонни, пообещай мне одну вещь. — Бонни посмотрела на него. Редко когда Зейкервель был серьезен. — Пообещай мне, если он будет плохо с тобой обращаться, ты уйдешь от него.
Бонни улыбнулась.
— Ты не умеешь вести подходящие для такого случая беседы, не так ли? Он не будет плохо со мной обращаться, Зейкервель. К тому же я дала клятву Богу, что ничто не разлучит нас. Я ведь сказала «только смерть разлучит нас». Это навсегда, Зейкервель. Я католичка, и для меня грех — уйти от него.
Зейкервель покачал головой. Он знал, что нет смысла ей противоречить.
— Говорите обо мне? — Энгус прервал затянувшуюся после разговора паузу.
— Да, — ответил Зейкервель. — Я говорю Бонни, если ты будешь плохо к ней относиться, я приеду к тебе с кнутом.
Энгус посмотрел на друга.
— Я не буду к ней относиться плохо. Обещаю тебе.
Зейкервель состроил гримасу. Их дружба была просто завалена невыполненными обещаниями Энгуса.
— Отлично. Я ухожу, чтобы проверить, готова ли машина к вашему отъезду в аэропорт.
Энгус и Бонни собрались улететь в Берлин семичасовым рейсом.
— Хорошо. — Бонни улыбнулась Энгусу. — Я иду наверх переодеться.
Через полчаса она вернулась. На ней было бледно-голубое платье. В руках Бонни держала пальто из верблюжьей шерсти. Энгус дожидался ее на ступеньках замка. Гости, стоявшие по обе стороны, махали им на прощанье. Бонни бросила свои цветы Терезе. Та поймала цветы, улыбнулась. Поцеловав Августину и попрощавшись с матерью, Бонни никак не удалось избежать пожатия липкой руки отца Джона.
— Желаю хорошо провести время, — его глаза недвусмысленно блеснули.
— Спасибо вам, — холодно сказал Бонни и скользнула в «Роллс Ройс».
— Ты счастлива, дорогая? — заботливо спросил Энгус.
— Очень.
