7
— Едой пахнет, — мечтательно протянул Хорхе.
Правую сторону лица Филиппа затянул фиолетово-пурпурный кровоподтек. Майорин отвел взгляд.
— Ага, только мы опять будем довольствоваться запахом… — охладил пыл воина эльф.
— Может, и не будем, — сказал колдун.
— Хочешь сказать, это инесское поселение? — Велор указал на распахнутые ворота, помеченные синим квадратом с белой поперечиной посередине — знаком Цитадели.
— Нейтральное. — Вторая створка скрипнула, поехала вперед. На ней кто-то намалевал красный колос, больше напоминающий метлу.
— М-да… Любят здесь Инессу.
— Главное, не гонят. — Эльф турнул лошадь пятками, ему на политкорректность было плевать.
— Ниче здесь не было, я тебе говорю! — Сапожник потюкал по лбу мозолистым от дратвы пальцем. — Дубина!
— А я говорю, было! И была здесь деревня на четыре двора. И называлася она не абы как, а Истоковицы. — Горшечник глянул в кружку, но та давно опустела.
— Не четыре, а три! — возмутился сапожник.
— Ты уже реши, Клуха, или не было, или было, но три двора.
— Так три двора, что это такое? Это ж разве деревня?
— Дальше-то что? — жалобно застонал молодой дворянин, утомленный бессмысленной перепалкой.
— Ща расскажем! — единодушно ответили ремесленники, бурно жестикулируя девке-подавальщице, кокетничающей с колдуном на другом конце зала.
Девка быстро кивнула и поспешила к их столу, где, помимо дворянина, сидел эльф.
Эльф здесь был в диковинку, чем заслужил всеобщее внимание. Впрочем, насмотревшись на живого перворожденного, все быстро удостоверились, что ест он ртом, а за задницы девок хватает рукой, и быстро потеряли нездоровый интерес.
Получив пиво, сапожник с горшечником продолжили рассказ. Солен уже жалел, что вызвался выспрашивать народ.
— Четыре двора стало быть…
— Три!
— Заткнись, и жила здеся девка, красавица, что твоя эльфийка. Вот как она! — Горшечник ткнул в полукровку кружкой. Жарка, чистящая ногти кинжалом, фыркнула. — Был у нее женишок. Тоже весь из себя, чтоб ему пусто было. За душой ни кола ни двора, но вроде как уговорились с родителями…
— А может, не уговорились… — перебил сапожник. — В общем, дело так было…
— Посетила энту деревеньку колдунья — Бромира. Остановилась, значится, у женишка в доме.
— У девки! — заспорил сапожник, но горшечник махнул на него рукой.
— И полюбился он ей! Но она не просто так приехала, она источники силы искала. Ходила по округе, травки искала, посохом махала.
— Не посохом, а палочкой чародейской!
— Посох та же палка, только большая!
— Главное, что источник нашла, — сдался сапожник. — Нашла и говорит: «Что, собаки деревенские, кто своей кровью источник отопрет? Жертва мне нужна. Да не просто жертва, а девица, в брачный возраст вошедшая!» А окромя той красотки больше никого и не было…
— Брешешь опять! Ничего она не говорила, взяла ту и втихушку в речке утопила, на почве ревности!
— А жених ей все равно не достался!
— И тогда она его утопила!
— Да… — Сапожник откусил от луковицы и смачно захрустел. — Тута у нас дело спорное вышло. До сих пор никак не согласимся… Не утопила она его, и он топиться не стал. Погоревал немного, да женился быстро.
— А главное, выгодно! На дочке проезжего купца, получил за ту девку хорошее приданое, ибо девкой она уже не была!
— Так, Дубок, не сочиняй! Никто не знает, сам он ее обрюхатил или нет, вот только на те деньги он речку запрудил да трактир построил. После того деревня и начала расти, а маги стали к источнику приезжать, лечиться.
— А второй какой вариант? — спросил Велор, он давно сидел, прикрыв глаза, и, казалось, дремал.
— Что утоп женишек-то. Сам али не сам — неведомо, да только родила от него Бромира ублюдка, и уже он женился на купеческой дочке.
— А дочка, значит, везде фигурирует? — не унимался эльф.
Солен тихонько застонал, так чтобы никто не слышал. У него уже голова болела от селянских россказней.
— Фигу… что? Вы, милсдарь эльф, нас не путайте, мы люди воспитанные, при барышнях не ругаемся.
— Без поводу, — поправил его приятель, дружески улыбаясь полукровке.
Та одарила его ледяным, полным презрения взглядом.
— Дочка купеческая, спрашиваю, в обоих версиях есть?
— Вере… Чего? — Эльф прищурил миндалевидные глаза. — А… да. Так оно и выходит.
— А ежели милсдарям интересно, то есть и две корчмы. Большие и богатые, в обеих лежат доказательства правдивости истории.
— Какой из них? — обреченно спросил дворянин.
— Дык и той и другой!
— Но как?
— А бес его знает. Но лежит ведь?
— И как корчмы те называются? — увлеченно поинтересовался смеющийся эльф, явно забавляющийся человеческими байками.
— «У жертвенного омута», а вторая на противоположной стороне: «Купеческая дочка». Токмо там дорого, — пояснил горшечник. — Мы туда не ходим. Энто все для приезжих.
— Ясно, ясно, — пробормотал эльф.
На другом конце зала раздался раскатистый хохот. Сапожник с горшечником обернулись.
Смеялся высокий седой мужик с длинными усами, его пьяно колотил по плечу местный лекарь, командующий на лазнях, блестела белыми зубками полнотелая хозяйка «Серого коршуна». Черноволосый колдун сидел, откинувшись на спинку стула и широко расставив ноги, чтоб кудрявой рыжей девице, пристроившейся на его колене, было удобнее удерживать сомнительное равновесие, в руке у колдуна была кружка, венчающаяся пенной шапкой. Лекарь шептал на ухо седоусому, да видно так, что сидящим за столом было прекрасно слышно. Тут зазубоскалил даже печальный молодой чародей с синяком на пол-лица.
В общем, на том конце зала было весело. Солен завистливо вздохнул.
Рыжая тряхнула кудряшками, слезла с колена, чмокнула в щеку седоусого, послала воздушный поцелуй парню с кровоподтеком, которого даже кровоподтек не портил, и пошла по залу, мерно покачивая бедрами. Колыхалась синяя юбка, собранная из непонятных лоскутков, юбка была коротковата и обнажала сапоги с серебряными носами. Меж лоскутков мелькали штаны. Ворот шерстяной верхницы она распустила — в корчме было жарко.
— Чародейка, — присвистнул сапожник. — Гуина зовут. Хороша зараза, но подойти к ней не каждый осмелится. Видел сапоги?
Эльф промычал нечто неразборчивое.
— Я шил. Она ими страсть как ловко пинается. А когда пинается — видно ножки, чтоб у моей жены такие были! Может, попросить? Вдруг наколдует…
— Дуралей ты, Клуха. Даже если она и смогет, то сдерет с тебя три шкуры, вовек столько ты не заработаешь.
Солен прикрыл глаза, чтобы не смотреть, но, услышав глухой всплеск, все равно сжал зубы. Он сдуру сначала снял сапоги и зашел в воду по щиколотку. Ступни свело сразу — темная осенняя вода была ледяной.
— Он и летом-то не шибко прогревается, — повествовал местный лекарь, тоже отводя глаза от фигуры, резко рассекающей черную гладь пруда. — Ключей много. Так что на сажень самое большее вода еще ничего, а дальше ледяная.
От такого монолога у дворянина снова онемели ноги, хотя они уже согрелись, тепло укутанные портянками и обутые в сапоги. Солен накинул капюшон новой куртки, купленной по цене, которая в полтора раза превышала даже столичную.
— А крепкий он, да? — Лекарь дернул Солена за рукав, подступаться с болтовней к остальным он не рисковал. Хорхе сидел с закрытыми глазами на берегу, наблюдая за Майорином через следилку. — Усатый сник что-то? Спит?
— Нет. Он контролирует заклинание. — Филипп взял навязчивого лекаря под локоть и попытался отвести подальше, не тут-то было. Лекарь пыхтел, уворачивался и продолжал говорить:
— Как рассекает! О! Пропал! Утоп, что ли?
— Слушай, я наложу на тебя немоту, если ты еще хоть слово скажешь! — вспылил Филипп. — Утопнет он, как же. Нырнул просто.
— Как нырнул? Я же говорю, на сажень… — Лекарь продолжал двигать губами, сначала по инерции, потом проверяя.
— Я предупреждал. — Филипп присел на корточки, изучая подмерзшую траву.
— Давно тебя не видел. — Голос показался молодому колдуну знакомым, и он с неохотой повернул голову к говорившему.
— А, и ты здесь, Рилат. Здорово.
— Как мама?
— Не переживай, получишь ты больничные. Как всегда, — ответил Фил на настоящий вопрос.
— Как всегда! Да мне этих больничных как раз хватит, чтобы лечение здесь оплатить.
— А они, Рилат, для чего, по-твоему? — Филипп встал, с сожалением оглядел плывущего к берегу колдуна. Нет — не утоп.
Майорин был вполне живой, хоть слегка и отливал в синеву. Филипп без особой любви посмотрел на Рилата:
— Еще что?
— Да.
— Знаешь, милсдарь Рилат… — Но молвить пламенную речь сыну Владычицы не дали.
Колдун выскочил на берег и скачками понесся на говоривших.
— Чтоб вас всех! — Майорин остановился, тяжело дыша. Потом повертел головой, ища стоящего в отдалении старосту, натянул штаны, набросил на мокрое тело куртку и пошел ругаться.
Староста, очумевший от потока льющейся на него брани, не сразу понял о чем речь. Но разобраться как следует ему не дали. Колдун сильно толкнул его вперед, заставляя взрыть лицом землю. Что-то грохнуло.
— Твою мать! — Филипп прикрыл ладонью непроизвольно открывшийся рот.
Седоусый пружиной взвился в прыжке. Там, где он только что сидел, дымилось темное выжженное пятно. Где стоял староста — тоже.
Майорин опять выругался, сбросил куртку и, вдохнув побольше воздуха, с разбегу вошел в пруд.
Тело, только отошедшее от холодной воды, отозвалось судорогой. Колдун сжал зубы, чувствуя как быстро промокают штаны. Он нырнул глубже, от черных волос пробежало неясное золотистое сияние, коконом опутывая всего колдуна.
Он ушел еще глубже.
Тварь успела уйти с насиженного места, где устроилась на зимнюю спячку. Майорин знал, добровольно сифигла на сушу не выйдет. Пока есть мишень в воде, будет ловить ее там, дабы схарчить. Мишенью быть не хотелось, но сифиглу разбудил он…
Вода по правую руку стала теплее, в полусажени от колдуна, стремительно рассекая водную толщу, пронесся заряд раскаленной жижи, святящийся зеленоватым. Сифигла не мазала — загоняла.
Золотистое сияние всколыхнулось и начало раздуваться, делая человека в глазах твари в два раза крупнее. Глаза было четыре: два по бокам черепа, два на шишковатом лбу.
Майорин сильно забил ногами, уходя вправо — в гущу раскаленной воды. Брани, которой он обложил градоначальника, показалось недостаточно, хотелось еще и врезать промеж глаз.
Сифигла, извиваясь змеиным телом с рудиментарными лапами-плавниками, поплыла за колдуном, полукруглая беззубая пасть плотно сжата — там зрел следующий заряд раскаленной слизи. Колдун считал секунды, надеясь, что правильно соотнес размеры твари с предположительным возрастом.
Сифигла плюнула, вроде как подтверждая, что она старше, чем показалось на первый взгляд. В этот раз вода забурлила прямо под животом. Колдун с трудом подавил острое желание уйти вверх и продолжил плыть в заданном направлении. Сифигла беззвучно взвыла — жертва оказалась верткой и неправильно себя вела.
«Чтобы я еще раз подписался на доброе дело! — злился Майорин, ожесточенно работая руками. — Да я теперь меньше чем за полета золотых задницу не подниму, даже если вся Вирица во главе с Орником будет при смерти валяться!»
Водяная толща начала давить на уши, зеленые плети водорослей таинственно колыхались, будто в них пряталось еще несколько сифигл. Колдун задрал голову — сюда почти не доходил солнечный свет.
Здесь.
Золотистый морок начал стремительно съеживаться, контур дымки совпал с человеческим, полыхнул пламенем, на миг ослепив все четыре глаза сифиглы, и погас.
Колдун замер, тело начало медленно рваться на поверхность.
Легкие горели.
Сифигла задумчиво оглядела добычу, сочла пригодной в пищу и поплыла к колдуну.
Майорин прикрыл глаза, чувствуя, что готов хлебнуть воды, пытаясь сделать столь желанный вдох.
Полукруглая пасть широко распахнулась, серая слизистая часто сокращалась, готовясь разминать в кашу пищу. Майорин сглотнул. Слюна у сифигл разлагала плоть, а мелко сокращающиеся мышцы растирали ее в кашицу.
«Давай, — думал колдун. — Быстрее уже, ты же голодная!»
Пасть змеиным броском устремилась к колдуну.
«Раз!» — Майорин дождался мгновения, когда тварь не успеет отпрянуть назад.
«Два!» — Он кувыркнулся, уходя вниз, и резко оттолкнулся пятками от нижней челюсти сифиглы, заодно прикрывая раззявленную варежку.
«Три!» — Коварно скрытая сила вновь опутала тело, вырисовываясь узорчатыми рунами, испещрившими кожу.
Золотистый туман теперь был черным маревом, окутывая и колдуна и тварь. Сифигла задергалась, пытаясь вырваться из крепких пут заклинания.
Колдун чуть было не вздохнул. Внутри разливалась странная пустота — воздух кончился слишком давно. Он очень долго ждал момента, когда сможет прикоснуться к сифигле.
Темное марево постепенно рассеивалось, на дно мягко падали белоснежные кости.
Глаза колдуна закрылись, тело колыхалось, будто было одной из водорослей.
Поверхность пруда, покрытая толстой серой коркой, треснула, пропуская темную воду, корка начала таять, отдавая серным душком.
— Таки помер… — выдохнул лекарь, время действия чар немоты прошло, а подновить их Филипп позабыл.
Молодой чародей и Хорхе одновременно ринулись в воду, они уже стояли на изготовку, костеря колдуна.
Солен сделал шаг вперед, но подошедший эльф удержал парня за плечо:
— Двоих достаточно.
Казалось, не было мужчин очень долго, лекарь опять начал сетовать о трупах, загадивших водоем и потравивших всю рыбу, о вреде трупного яда вообще и для Истоковиц в частности. Видя как бледнеют Солен с Жаркой, эльф подошел к лекарю и прошептал тому что-то на ухо. Лекарь заткнулся и поспешил отойти подальше.
Первым вынырнул Хорхе, жадно задышал, хватая ртом воздух. Он завалился на спину и греб одной рукой, второй придерживая синюшное тело утопленника. За ним появился Филипп, у того рука была занята плоским змеевидным черепом, размером со средний ушат. Череп явно был довольно тяжелый и тянул чародея ко дну, но расстаться с находкой он ни за что не согласился бы. К воде тут же ринулся градоначальник со свитой. Свита гомонила, староста прикрывал ладонью обугленную по краям дыру на ватном кафтане.
— А я говорю, мало ли что на дне валяется? Гляди, какой белый, давно небось лежит! — важно вещал староста, жестикулируя рукой.
Дыра на кафтане зияла розовеющей на холоде кожей, в толпе позади говоривших раздались сдавленные смешки. Староста поспешил закрыться. Смешки стали громче — ладонь полностью не могла прикрыть дыру, а стоять с двумя руками, прижатыми к заду, было еще потешней, чем просто с дырой. Староста это понимал, но ничего поделать не мог. Посланный за другим кафтаном служка где-то затерялся, а одежки свиты на бочкообразного старосту не лезли, треща по швам.
Был еще один выход — попросить о помощи чародеев, но он как раз и занят был тем, что с теми самыми чародеями переругивался, жмотясь на объявленную ими цену.
— Это заклинание такое, — в который раз начал Филипп, тихо заводясь.
Хорхе, занятый тем, что помогал Майорину отхаркивать воду, тихо фыркнул. Ротозеи перестали хихикать и замолчали.
— Сейчас покажу, есть претенденты? — Филипп приглашающим жестом обвел толпу. — Ну же, этот милсдарь мне не верит, а если я лгу, то зачем бояться?
— Тебя там не было! — предъявил последний аргумент староста. — А он пока только кашляет. С чего мне верить?
Майорин выругался, не переставая кашлять, с водой изо рта пошла кровь — легкие он надорвал.
— Ни медяка не получите!
— Сукин кот! — пробубнил Хорхе под нос. — Вот сукин кот!
— Просто идиот, круглый, — выкашлял колдун. — Источника больше нет. Так что недолго ему в старостах ходить.
— Хватит болтать. Кровью изойдешь! — перебил его воин, колдун ссутулился. Мертвенная синева перешла в неестественную бледность.
— Эй! Мужики! — Знакомый лекарь, встретившийся им вчера в корчме, приветливо замахал руками. — Грузите его сюда, в лазни его окунем, снадобье дадим, водички целебной.
— Не надо меня никуда окунать, мне хватило… — бормотал Майорин, вяло сопротивляясь цепким рукам, тащащим его на носилки. — И водички тоже…
— Ну-ну. — Кто-то заботливо накрыл его суконным отрезом, резко пахнущим кошачьей мочой. Где-то на периферии Филипп продолжал лаяться со старостой, теперь явно перетягивая канат на себя.
Майорин приоткрыл веки и столкнулся с серо-зелеными глазами эльфа. Велор стоял приобняв за плечи подопечную.
— Прости! Сдуру ляпнул! Да кто же в своем уме поверит, что такое вообще может водиться на земле. Ну кадушка, а не череп! Это что за тварь с таким кумполом! Эй! Колдун! Милсдарь Филипп! Куда? А источник?
— Потом. — Филипп отжал мокрые волосы, с сожалением посмотрел на теплую сухую куртку, взял ее в охапку и зашагал к городской стене, оставляя за собой на земле беспорядочный след из вереницы капель.
— Можно ли вернуться? А если можно, то вернешься ли ты? Или от тебя останется только оболочка, призрак… Знаете поговорку? Нельзя дважды войти в одну реку… Останутся берега, деревья, кусты, но вода… вода утечет, и мы уже зайдем совсем в иную реку. Да и мы ли? Ведь с той поры, как наши тела омывала та вода, из нас тоже утекло много воды, а в нас влилось…
— Зачем ты мне это говоришь, сударыня?
— Не знаю… Мне больше некому это сказать… А вы опять стоите здесь. Опять стоите рядом на стене, мешаете мне думать.
— Мешаю мечтать, как за тобой прискачет твой брат, твой наставник, твой отец или твоя мать? Мешаю?
— Мешаете. Зачем вам все это? Химеры, война, опыты? Что вы приобретете? Славу, земли или смерть? Чего вам не хватало? Зачем все эти жертвы? Эти дети могли вырасти, стать родителями, они могли полюбить или возненавидеть, могли жить, радоваться, страдать. Вы лишили их выбора…
— Выбора? Не смеши меня, Айрин. Какой выбор может быть у селянина? Пахать или не пахать сегодня? Напиться в корчме или пойти домой и трахнуть жену? О каком выборе ты говоришь, выбор — привилегия людей образованных и знатных, людей, способных мыслить.
— Тогда… — Она на миг задумалась, привычно накручивая на палец кончик косы. Кончик был совсем светлый, сильно отличающийся от макушки. — Тогда зачем вы лишили выбора меня? Или я недостаточно умна? Может, я тоже всегда выбираю между корчмой и возможностью быть… быть… трахнутой муженьком?
— Что ж… ты жертва, которую придется принести ради цели. Ради дела всей моей жизни.
— Наклепать как можно больше химер? — грустно усмехнулась Айрин, в серых глазах пропали бесовские искорки, заставляющие Фарта бояться, что исток опять выкинет нечто неудобное для мага. Глаза погасли, девушка, стоявшая перед ним, смирилась со своей судьбой. — Простите… Я просто хочу понять…
— Я попробую объяснить… Магия это не только природное чудо, сударыня Айрин, — это наука. Алхимия, астрономия, генетика — без магии все эти слова пустой звук, но стоит дать небольшое вмешательство чар, как они обретают новый смысл. Инесса поддерживает природный баланс, но не дает этой науке развиваться. Ваши новые заклинания только искажение старых, вы двигаетесь по горизонтали, Айрин, и ты это понимаешь. Мы шагаем по вертикали и, не спорю, частенько падаем, но и взлетаем тоже. Мы на пороге открытия, прогресса.
— Чего — как превратить человека в слепо подчиняющееся вам чудовище?
— Химеры — промежуточный этап. Кому как ни тебе не понимать смысл данного эксперимента, ведь и ты в своем роде химера. Химера из человека и источника силы. И твой разум не способен справиться с этим соседством сам. Без посторонней помощи. Ты умна, обучена контролировать свою силу, но однажды… однажды, когда ты на миг отпустишь контроль, ты превратишься в безумствующую стихию, в ураган силы, в химеру, сорвавшуюся с поводка.
— И вы благородно решили мне помочь? Чтобы сила даром не пропадала?
— Ты родилась в Инессе, я понимаю, наши убеждения тебе чужды. Но ты только представь, медицина станет не уделом цирюльников и заезжих магов, а будет доступна любому, кто хочет учиться. Пара несложных операций — и готов хороший целитель, осталось только дать ему нужное образование. Школа магии и науки. Новый мир. В котором чума и оспа не будут выкашивать целые города. Новаторство, вот что я хочу принести в мир.
— Не слишком ли много крови для новаторства?
— А когда люди хотели нового? Сама знаешь — никогда, всегда все новое прививалось кровью. Огнем и мечом.
— Я не хочу быть вашим мечом. Я не считаю, что ваша цель оправдывает ваши средства. Вы безумец.
— Но я не один. За мной стоят и другие маги, и другие колдуны из твоей Инессы. Теоретики, мастера амулетов, исследователи, положившие не один десяток лет на изучение бараалле, раскопку древних храмов. Они ездили по всему миру, искали ответы на свои вопросы.
— Ради чего? Вы должны знать, что, истребив одни болезни, вы обнаружите другие. А на смену вам придут другие «сеятели добра» и снесут ваши нагромождения уже другой «светлой идеей».
— Но ты же ешь, сударыня. Ешь, хотя знаешь, что съеденное тобою потом окажется в нужнике.
— Намекаете, что мир все равно извлечет пользу из вашего существования?
— Прямо говорю.
— Хм… Знаете, милсдарь Фарт, мне кажется, что у мира скорее будет понос. Если останется кому гадить и вы не истребите всех детей.
— Дети — это вопрос цены, Айрин. Человек размножается на удивление быстро, как бы это ни возмущало эльфов и гномов.
— Чтобы принять вашу теорию, нужен не столько острый ум, сколько гибкий. Изворотливый, как взбесившаяся змея, который легко сможет извернуться и не попасть под удары чести и совести. Мой, пожалуй, слишком деревянный.
— Знаешь, сударыня… — Фарт засмеялся и тепло посмотрел на свой исток. — Мне нравятся твои сравнения.
— Идите к бесу, Фарт! Хотя, видят боги, большего беса, чем вы, я не встречала!
После третьего глотка колдун заметно повеселел.
— Майорин, — лекарь попытался отобрать фляжку, но пальцы у того уже обрели былую цепкость, — это не лекарство. Это…
— Это самогон. Знаю. Ох… как хорошо! Дай закусить.
— Ты бы хоть из ямы вылез… — Лекарь протянул колдуну руку.
— Хватит дурить! — оборвал спор воин. — Объясняй, что с источником сталось?
— Да, да, милсдарь Майорин, извольте! — поддакнул седобородый низкорослый старичок, похожий на помесь лешего и козла.
— Ох! Милсдарь Зятлик! Подоспели-таки?
— Был в селе, лекари просили подъехать, у них там чрезвычайные события, чрезвычайные, — замекал старичок, потрясая бородой. — Но я вижу, что здесь, хе-хе, вам тоже скучать и печалиться не пришлось.
— Что же! Как можно! — Лекарь наконец отобрал у Майорина флягу, повертел в руках, а потом отхлебнул.
— Лука… — Майорин встал и полез из ямы, цепляясь руками за веревочные перильца. Мышцы после предыдущего купания одеревенели и зверски ныли. — Есть место, где нас никто не услышит?
Лекарь поджал губы, а потом широко растянул в неестественной улыбке.
— Пожалуй, есть.
Несмотря на заверения Луки, Майорин придирчиво осмотрел каждую стену маленькой комнатки, потом перешел к потолку. Больше всего колдуну не нравился пол, от которого тянуло сыростью и близкой водой, сейчас закрытой дощатым настилом. Домик, построенный на сваях над озером, с ведущими к нему мостками, был хорошо изолирован от чужих ушей, но и ловушкой был первосортной.
— Бес с вами! — выругался Хорхе, которому надоело нервическое лазанье колдуна по стенам. — Поставь инверсию и сядь!
— Угу… — промычал колдун, косясь на Зятлика.
— Какой недоверчивый мальчик. Даже сына Владычицы не позвал, очень недоверчивый.
— Я не взял его не потому, что ему не доверяю… Но… пока не важно. Готов поклясться, что источник отвели от вашего города, предположительно предоставив ему другую вену.
— Как? — удивился Лука. — Разве такое возможно?
— Вполне, — ответил Хорхе. — Вена, русло, путь, по которому движется сила в толще земли, чем-то сходен с водоносными потоками и слоями. При должном умении и те и другие можно разворачивать и выводить на поверхность в нужных для мага местах.
— Собственно, большинство источников силы были открыты искусственным путем. Именно поэтому в Долине Источников их так много. Здешняя аномалия состоит в том, что слой концентрированной силы проходит очень близко к поверхности.
— Хватит лекций, мальчишка! — мекнул Зятлик. — Я сам писал трактат об аномалии этой долины!
— Но Лука не писал… — равнодушно заметил колдун. — И не читал.
— Больно нудный. И ни слова о медицине.
— Между прочим, твои лазни вместе с грязью вышли на поверхность, вытолкнутые чистой силой! И целебные они именно оттого…
— Хватит! Хватит! — прикрикнул Хорхе на спорщиков. — С чего ты взял это, Майорин?
— Выход источника не закупорен. Он просто пуст. Сила ушла из этого места. Зятлик? Вы что-то знаете?
Старичок подергал себя за бороду и ответил:
— Там, куда я ездил, та же история. Совершенно та же.
— Кажется, я знаю, как их отследить, — задумчиво протянул Хорхе. — Кажется, кому-то мало силы и хочется больше, настолько больше, что они не пожалели труда отвести источники.
— Хе… — Зятлик опять ухватился за бороду. — Не слишком ли просто?
— Все равно, нужно проверить. Должны же они хоть где-то ошибиться…
— И верно. Хе-хе…
В двери завозился ключ. Айрин даже не пошевелилась, она перелистнула страницу, пробежала глазами.
— Быстро читаешь, сударыня.
— Милсдарь Агний? Чего изволите?
— Позвать вас на ужин.
— Разве я пропускала его раньше? — удивилась девушка.
— Сегодняшний ужин будет весьма необычным. У нас ожидаются гости. Я принес вам красивое платье, изволите облачиться?
— Какая честь! — ядовито усмехнулась Айрин. Она отложила книгу и встала из кресла, в котором сидела, поджав ноги в вязаных копытцах. — Не хочу гостей. Простите.
— Я сообщаю, не прошу. Платье на кровати, служанки придут через час. Не гони их, они не виноваты в твоем скверном характере.
— И верно. Не виноваты, что у вас мания величия, милсдарь. Надеюсь, платье не пропитано ядом?
— Только если твоим…
Фарт вышел из комнаты. Айрин некоторое время сверлила взглядом дверь, будто пытаясь прожечь в ней дыру побольше.
Филипп дулся. Он видел, как колдуны ушли в сторону пруда, но позвать его с собой они не пожелали. Теперь молодой чародей сидел на скамье в «Сером коршуне» и злился. Злился на Майорина и на Хорхе, на цитадельцев и инессцев, на Айрин и на родителей.
Злился и цедил самогон. Солен с карателями сидели на другом конце зала, ему вполне успешно удавалось притворяться, что дворянина он знать не знает.
Просто чахоточный дворянин с охраной, ничего примечательного. В Истоковицах таких дворянчиков пруд пруди.
— Молодой чародей грустит?
— Гуина? Ты забыла мое имя?
— Я помню твое имя, чародей. Но стоит мне произнести его и придется добавить к нему «господин».
— Отчего? Сядь, Гуина.
Колдунья послушно села, откинула за спину рыжую гриву.
— Ты ничего не понимаешь в политкорректности, чародей.
— Ничего… — согласился Филипп. — Но она уже стоит у меня поперек горла.
— Так запей ее, — улыбнулась колдунья, отчего на ее лице, покрытом веснушками, появились мелкие морщинки. — Можно?
— Пожалуйста. — Филипп протянул чародейке маленькое блюдце.
Она налила из глиняной бутылки, выпила залпом. Кожа под веснушками зарумянилась.
У нее были синие глаза. Будто вечернее зимнее небо.
— Стало лучше?
— Да, — соврал Филипп.
— Смотри, кто к нам идет.
— Нашел-таки целый кафтан. — Чародей покосился на старосту, медленно идущего к их столу. Сидевшие в проходе постояльцы стремительно отодвигались, давая ему дорогу.
— Еле вас нашел, милсдарь Филипп.
— Решили расплатиться за сифиглу? Так то не ко мне, а к милсдарю Майорину.
— Это, конечно, обязательно… — Староста тяжело вздохнул, видно, пришел наущенный мудрыми советчиками, да растерял по дороге все мысли. — Да только бы… Правда, что источника больше нет?
— Правда, — согласился чародей.
— И чего делать теперь? Мы же без него все по миру пойдем!
— Зато посмотрите, — съязвила Гуина.
Староста дико на нее посмотрел. Филипп хихикнул.
— Милсдарь Филипп!
— А можно попробовать вернуть исток в русло. Это дело, конечно, неспешное, сложное, но если… — Он чувствовал себя мальчишкой, обдуривающим тетку-соседку.
— Можете пожизненно приезжать сюда лечиться бесплатно!
— Требует тщательной проработки, — подлила масла в огонь чародейка.
— Всем инессцам скидка!
— Какая? Ведь знаете, это еще и опасно…
— Десять процентов!
— Жены не поймут, если смелые…
— Двадцать! Двадцать пять!
— Ну… А может, те и сами…
— Тридцать! Без ножа меня режете, милсдарь Филипп, только источник восстановите.
— Хорошо, вернем. Через месяц я пришлю вам команду, которая этим занимается.
Староста откланялся.
— Ты действительно собираешься восстанавливать им исток?
— Если буду жив… А если они будут принимать инессцев в две трети цены, то и расходы на лечение и восстановление уменьшатся на одну треть. А сейчас мы тратим на это восемь процентов годового оборота денег. Также, если он сбавит цены нам, а, чтобы компенсировать затраты, поднимет цитадельцам, следовательно, это пробьет небольшую брешь в их бюджете или просто выживет из этой части долины.
— Стратег… — хихикнула Гуина. — И когда ты собрался умирать, стратег?
— Скоро.
— Я снимаю комнату в этой части Истоковиц, у меня неплохой вид на местную ратушу и башню смотрящего. Хочешь, покажу?
— Но…
— Я не настаиваю. — Чародейка перекинула ногу через скамью, оседлав ее. Юбка растеклась синим озером складок.
— Почему, Гуина?
— Ты даже не знаешь, идешь ли ты на войну, или на бойню, или в ловушку. Знаешь, что там будет опасно… Думаю, да. Будет опасно… И я… господин Филипп… тоже бы пошла. Я не видела химер, но слышала, что говорили про них раненые колдуны. А ведь они говорили о химерах — зверях.
— Ты хочешь с нами? Зачем?
— Хочу быть в гуще событий.
— Далеко твоя ратуша, Гуина?
— Ты успеешь насладиться снегом, чародей, но не успеешь замерзнуть и промочить ноги. Идем?
— Идем.
