Глава 23

Макс стоял, опершись локтями о подоконник, и смотрел на дождь. Окно было распахнуто, и мельчайшие капельки воды, задуваемые ветром в комнату, легонько щекотали кожу на лице. Вообще-то дождь ему не особо нравился. Да и осень он не особо любил. Хотя точнее сказать, не всякую осень он любил. Нудный дождь, сутками поливающий землю, хлюпающая под ногами грязь, промозглая сырость, ползущая за воротник, хмурые лица и засмоктанно-облизанные дворовые собаки, свинцовое небо, настолько низкое, что ты будто трешься об него макушкой, мокрые и продрогшие, а оттого жутко раздражительные пассажиры в городском транспорте, напрочь лишенные оптимизма сводки погоды. Нет, такая осень – не его. Его осень – другая. Нежная. Ласковая. С золотистыми лучами немного уставшего за лето солнца. С желто-красным кружением листьев. С воздушной невесомой паутиной, летящей по своим делам. С теплыми короткими вечерами, когда так приятно сидеть где-нибудь в парке, подставив лицо осторожному ветерку, а потом пройтись по аллеям, засыпанным листвой, загребая ногами это разноцветное великолепие.

Но в последние годы такая осень была очень редкой гостьей, а все больше приходила унылая, нудная и плаксивая старуха. А то, что сейчас творилось за окном, было еще хуже. Небо казалось даже не свинцовым, а каким-то угрожающе черно-мутно-непонятным. Ветер вел себя крайне неприлично. Он то налетал сумасшедшими порывами, чуть не валя с ног прохожих, то стихал. И тогда дождь, не прекращающийся уже который день, стоял сплошной мрачной стеной.

– Ненавижу такую погоду, – буркнул он сидевшему в кресле Горану и закрыл окно. Тот молча кивнул. Они ждали Константина уже несколько часов. Минуты неторопливо тянулись, складываясь в такие же неторопливые часы.

С момента их знакомства с Князьевым прошло трое суток. В первый день они пробыли в усадьбе еще несколько часов. Константин Арсеньевич сделал несколько звонков, и уже через полчаса двор усадьбы заполнился машинами. Первыми приехали бодрые ребята в штатском на дорогих иномарках. Коротко переговорив с Константином, они занялись делом. Осмотр трупов, фото– и видеосъемка, какие-то приборы и реактивы, кисточки археологов и медицинские стерильные перчатки. Еще через какое-то время приехала полиция и следователь прокуратуры. Впрочем, они пробыли недолго. Следователя, сухощавого мужчину, очень похожего на Дон Кихота, встретил сам Константин Арсеньевич. Они недолго поговорили, что-то записали-подписали, и Дон Кихот, подав Константину руку, укатил вместе со своим эскортом. «А наш-то Костик парень не из простых». После этого Константин (он сам попросил так его называть) сказал, что они могут ехать. Повез он их «на одну из наших квартир», вежливо отказав Максу, который порывался заехать к себе.

– В данном случае это было бы неблагоразумно, – ответил он.

А следующим утром Князьев принес газету.

– Вот. – Он бросил ее на столик.

– Что это?

– Сами посмотрите.

Макс взял газету. В глаза сразу бросился жирный заголовок передовицы: «Кровавая ночь». Уже догадываясь, о чем статья, быстро пробежал ее глазами:

«Череда страшных убийств… три человека… зверски убиты… страшные раны… трупы без голов… дает основания считать, что действовал один и тот же человек… читается почерк… время кровавых бандитских разборок возвращается… полиция отказывается от комментариев…»

Макс отбросил газету.

– Наш парень?

– Да, члены совета, верхушка гильдии, – устало сказал Константин.

– А ваш брат?

Константин отрицательно покачал головой:

– Нет, до него он еще не добрался, значит, есть шанс. Мы должны его остановить. Обязательно.

– А почему об этих убийствах пишет пресса? Ведь о бойне в усадьбе нигде ни слова не проскочило.

– Усадьба стоит в нескольких десятках километров от города, закрытая территория, никто ничего не видел и не слышал. А здесь… Одного из них он убил прямо во дворе дома, когда тот выходил из машины. Другого – в сауне. Естественно, есть свидетели, простые зеваки, сбежавшиеся посмотреть уже позже. Этого не скроешь, а значит, надо писать, сообщать в новостях, полицейским чинам делать заявления и так далее, по полной программе. – Константин озадаченно барабанил по столу.

– Послушайте, тут написано, что трупы были без голов, как и тот, в усадьбе. Он что, их коллекционирует? Этакий фетишизм?

– Думаю, все сложнее; мне трудно анализировать его действия и тем более сложно делать какие бы то ни было выводы, сами понимаете. Но я бы позволил себе высказать предположение, что собирает их он с какой-то определенной целью.

– Да ну?

– Не ерничайте. Заметьте, он обезглавливает не всех подряд. Из тех, кто был убит в усадьбе, головы лишился лишь один. Это Борис, начальник охраны, член совета гильдии. И нынешние трое – члены совета. Насколько я успел понять, обряд над Никитой проводили как раз члены совета в полном составе. А теперь он собирает их головы. Вопрос – для чего? Что он такое собрался с ними делать?

– А сколько всего членов совета?

– Восемь плюс глава совета – мой брат, цель номер один.

– Четверых уже нет, пятеро еще живы и, скорее всего, скрываются.

– Да, наверняка Леонид успел их предупредить, а эти трое, – он пожал плечами, – не знаю, может, связи с ними не было, может, они решили, что опасность не так уж велика. Да, кстати, вот, возьмите. – Он достал из внутреннего кармана стопку документов, протянул Максу.

Тот посмотрел. Два паспорта, один его, второй на имя Горана Бекрела Олиди. Еще один документ – небольшая пурпурная книжица: удостоверение старшего следователя по особым делам на его, Макса, имя. «Ого! Да Костик не то что непрост, он весьма и весьма непрост. Кто же он все-таки такой?»

– Это на крайний случай, мало ли. Меня может не оказаться рядом. Кстати, вы умеете обращаться с огнестрельным оружием? – спросил он, доставая пистолет.

– Не особо, – ответил Макс.

– И все же возьмите на всякий случай. Принцип прост. Обойма, предохранитель. Спусковой крючок. Целимся, стреляем. – Он протянул пистолет Максу.

Тот взял, повертел в руках опасную игрушку.

– Вашему другу оружие не предлагаю, полагаю, что не возьмет.

– Это точно, он небезосновательно считает, что с ульком наши бабахающие игрушки не помогут. И я склонен с ним согласиться, – сказал Макс, кладя пистолет на стол.

И вот прошло уже три дня, а они ничуть не продвинулись в поисках того, кто еще недавно был Никитой. Вернее, не продвинулся Константин Арсеньевич, потому что ни Макс, ни Горан участия в поисках не принимали, безвылазно сидя в квартире.

– Вы все равно ничем помочь не сможете на данном этапе, – только и сказал гостеприимный хозяин.

Вынужденное бездействие настроения не прибавляло. К тому же Макс чувствовал себя не очень хорошо. Все тело ломило, ноги налились свинцом и стали тяжеленными. Суставы крутило. К горлу то и дело подкатывала тошнота, а в правом виске поселилась нудная тупая боль. Даже не боль, просто что-то постоянно давило на висок несильно, но настойчиво. Да еще вчера он пережил настоящий шок.

Константин Арсеньевич постарался. Пригласил его на прогулку. Одного. Всю дорогу они молчали, и на вопрос Макса, куда он его ведет, Константин только молча кивал вперед. Они пришли в один из скверов, и Константин, усадив Макса на скамейку, коротко бросил:

– Сидите здесь и ждите. Вам предстоит кое-что увидеть, очень важное.

– Что именно?

– Вы поймете.

– Отлично, поиграем в загадки. – Макс огляделся вокруг. Дождь ненадолго прекратился, но и солнца тоже не было видно. Поэтому сидение на отсыревшей лавочке в этом сквере назвать удовольствием можно было с очень большой натяжкой. – Мы что, ждем конца света или чуда? – Макс был не в настроении.

Константин молча кивнул, указывая ему за спину.

Макс не спеша оглянулся. Сначала он ничего не понял, а потом дернулся, чуть не вскочив с места. Рука Константина удержала его. На удивление сильная рука.

– Не дергайтесь, вообще ничего не делайте.

По аллее прямо к ним шли двое – женщина лет за тридцать и мальчишка лет двенадцати-тринадцати. Татьяна и Сашка. Пацан что-то увлеченно рассказывал ей, та кивала в ответ.

– Но… как? – Макс обернулся к Константину.

– Пожалуйста, ничего не делайте и не говорите, просто посидите и подождите, я вам все объясню, – попросил Константин.

Макс согласно кивнул. В этот момент женщина с мальчиком поравнялись с их лавочкой, ее взгляд скользнул по сидящим, и они пошли дальше. Ничего. Никаких эмоций. Макс несколько оторопело посмотрел им вслед.

– Как только Татьяна исчезла вместе с вами, на ее месте появилась она, что характерно, вместе с мальчиком, – начал Константин. – Не спрашивайте, я не смогу объяснить. Просто не знаю.

– Так это не они?

Константин отрицательно покачал головой.

– Но это же бред! – горячо зашептал Макс, глядя вслед удаляющимся фигурам. – Это же… – он запнулся, – погодите. А… то есть у меня… тоже?

Константин кивнул:

– Он сейчас живет на даче вашего друга. Все лето увлеченно ходил на рыбалку и так далее.

– И вы совершенно ничего об этом не знаете?

– Только то, что они вполне материальны, ничем не отличаются от вас. Думаю, стопроцентное совпадение по всем показателям. Кровь, отпечатки пальцев, ДНК. У них ваша память, ваши привычки, вкусы, характер. Никаких отличий.

– Но это невозможно!

Константин молчал.

– Я хочу на него взглянуть.

– Не стоит, Максим Алексеевич, право, не стоит. Одному богу известно, чем это может закончиться. А у нас и без того хватает проблем. Помните, я говорил вам о том, что мне не нравится эта погода? Боюсь, что мои подозрения не беспочвенны.

– Объясните.

– Видите ли, Максим Алексеевич, мир – очень сложная штука. И устройство самих врат тоже весьма тонкий механизм. Не зря эти знания так тщательно прятались. Я подозреваю, что история с Никитой что-то нарушила в этом механизме.

– И что теперь?

– Не имею ни малейшего представления. – Константин устало пожал плечами. – Знаний не хватает. Катастрофически. Наши предшественники уж очень старательно прятали их. Настолько тщательно, что почти все утеряно. То, что нам известно о вратах, – это даже не крохи, а крохи крох, если так можно выразиться. Правда, есть один чудом сохранившийся текст, но его очень сложно понять. Видите ли, это не научный труд в нашем понимании, не руководство по эксплуатации. – Он усмехнулся. – Нелепое сравнение, простите. Это записки одного из членов ордена. Его личные наблюдения, выводы, предположения. И весьма проблематично понять, что из этого достоверная информация, а что – догадки.

– И что там, в этих записках?

– Я понял только одно: что можно вообще разрушить грань, понимаете? Пробить такую своеобразную дыру во времени и пространстве. А если это случится… Я даже предположить не берусь, чем все может обернуться. Если верить записям, такое случалось уже. И тогда все заканчивалось очень печально.

– И вы думаете, что нынешний нелепый дождь – это преддверие конца света? Этого самого разрыва?

Константин только пожал плечами.

– Я могу взглянуть на эти записки?

– Они сделаны на одном из мертвых языков, вы все равно ничего не поймете.

– Если я правильно вас понял, то чашечка качается и вот-вот упадет, а наш общий знакомый помогает ей раскачиваться.

– Вы правильно поняли. Конечно, дать стопроцентную гарантию, что именно действия Никиты привели к нынешнему положению дел, нельзя, но, похоже, все именно так. Это отсечение голов… Он что-то задумал, какой-то обряд, не знаю, может, надеется вернуть себе прежнее состояние.

– А такое возможно?

– Не знаю, правда не знаю. Господи, я до конца не могу поверить. Порой мне становится страшно. Я ведь с детства в этом варюсь. Приобщен, так сказать, к тайному. Но до этого момента я воспринимал все, как бы вам объяснить… несерьезно, что ли, как некую игру взрослых дядек. Игру серьезную, с борьбой за сферы влияния, за деньги, за возможности, игру, в которой смерть – обычное дело. Но все это было в рамках обычного, объяснимого. Все эти древние штучки воспринимались мной как некий атрибут, как дополнительные возможности. Хорошо иметь на своей стороне людей с выдающимися способностями. Когда у тебя в подчинении человек, который способен, находясь на земле, управлять сознанием пилота боевого самолета, – это, знаете, формирует некий образ мыслей и жизни. Проблема в том, что мы заигрались. Мы влезли в сферы, запретные для смертных, понимаете? Я стал молиться. Каждый день я начинаю с молитвы, только вряд ли он услышит меня. За грехи надо платить. – Константин замолчал, рассматривая свои ботинки.

Макс тоже молчал. А что тут скажешь?

Сегодня с утра Макс не находил себе места. Он нервничал, заводился по малейшему поводу, все время требовал от Константина действий, сам не представляя каких. Рано утром Константину кто-то позвонил. Тот быстро поговорил, сказал, что есть новости, и ушел, предложив им ждать. И вот они ждали: Горан – в основном сидя в кресле и погрузившись в свои раздумья, а Макс – меряя квартиру неторопливыми шагами. Монах вел себя странно. Вернее сказать, он никак себя не вел. За три дня он проронил всего несколько слов и постоянно о чем-то думал. Макс несколько раз порывался поговорить с ним «по душам», но всякий раз останавливался. Понимал, что толку от этого не будет, Горан не станет обсуждать их непонятные отношения. Вообще. Никогда. Монах был, что называется, на своей волне. Он явно принял для себя какое-то решение. Знать бы какое. Драться с монахом не хотелось. И не потому, что Макс боялся проиграть. Нет. Прсто не хотел, и все. Он вообще не хотел больше ни с кем драться.

Макс нетерпеливо посмотрел на часы: половина шестого. Господи! Константин ушел в семь утра, значит, прошло уже больше десяти часов! Господи! Это невыносимо!

И тут наконец дверь открылась, и в квартире появился хозяин. Выглядел он неважно. Осунулся, хотя, казалось бы, куда еще? Под глазами залегли темноватые дряблые мешки, лоб и лицо избороздили морщины. За эти несколько дней довольно крепкий и моложавый мужчин враз постарел. Он снял мокрый плащ, прошел в комнату и сел на стул. Макс и Горан выжидающе смотрели на него.

– Что?

– Боюсь разочаровать вас, господа, но хороших новостей нет. Нашли еще несколько трупов, и весьма похоже, что это работа улька. – С того памятного разговора в усадьбе Константин Арсеньевич ни разу не назвал своего племянника по имени. Он подчеркнуто именовал его ульком. – Я сейчас собираюсь туда, посмотрю что и как. Если есть желание, поедемте, тут недалеко.

Через десять минут они садились в машину. Спускаясь по лестнице, Макс отметил, что монах, сменивший свою рясу на просторные брюки и толстовку, обутый во вполне респектабельные ботинки, закутанный в длиннющий кожаный плащ, выглядит в чуждом для него мире весьма естественно. Плащ он выбирал сам. «То, что надо», – одобряюще буркнул он, примеряя кожаное чудовище, под полой которого теперь прятал неприличных размеров тесак-мачете, который тоже собственноручно выбрал в охотничьем магазине. Макс, кстати, остался в своем кожаном прикиде, решив, что нынче экстравагантностью никого не удивишь, и добавил к своему наряду лишь простую спортивную куртку.

Ехали они действительно недолго. Дом, у которого остановилась машина, ничем не отличался от остальных. Красный, уже кое-где крошащийся кирпич. Крыша из шифера. Деревянный, немного покосившийся забор. Ворота были распахнуты. Около них стояло двое полицейских с автоматами. И еще один в штатском, лет сорока, с выражением вселенской печали на лице и сигаретой в зубах.

– Здравствуй, Константин Арсеньевич, решил заглянуть?

– Здравствуй. Да, хотелось бы самому посмотреть. Эти ребята со мной.

Тот скользнул цепким взглядом по Максу с Гораном, молча кивнул.

– Идите, там как раз эксперты работают. Знаешь, Костя, я давно в этом дерьме копаюсь, всякого повидал, но такое…

Они быстро пересекли длинный пустой двор, посреди которого одиноко ржавел старый «запорожец», прошли узким темным коридором и оказались в просторной комнате. Прямо у порога лежал плечистый парень в джинсовке с разорванным горлом. Около него копошился один из экспертов.

Но все трое: и Макс, и Горан, и Константин, мельком взглянув на первого убитого, уставились на второго, который не лежал, а висел, пришпиленный к стене, словно бабочка. Он был совершенно голым, с неестественно вывернутыми суставами и обожженной в нескольких местах кожей. В грудной клетке зияла дыра размером с кулак.

– Там еще один есть, в другой комнате, – сказал, обернувшись, немолодой уже мужчина в резиновых перчатках.

Макс заглянул туда и тут же отпрянул назад. К горлу подкатило.

– Да, картинка та еще, – понимающе проговорил эксперт, пакуя что-то в пакетик. – Ощущение, что его просто рвали на куски, как курицу. Интересно, как они это сделали?

– Они? Вы полагаете, что убийц было несколько? – Константин обернулся к нему, отвлекшись от приколотого к стене.

– А вы полагаете, одному такое под силу?

– Да, конечно, – пробормотал он, думая о чем-то своем. – Послушайте, уважаемый, вы не могли бы сделать нам одолжение и оставить эту комнату ненадолго. Нам нужно осмотреться.

– Вообще-то это не положено.

– Мы вас убедительно просим. – Константин подошел к нему и что-то показал, достав из кармана. Тот взглянул, недовольно заворчал, но все же вышел, прихватив с собой второго. Константин выразительно посмотрел на Макса. – Попробуйте, – только и сказал он.

Макс присел к лежащему у порога трупу, сосредоточился, даже глаза прикрыл. Коснулся руки погибшего. Ничего. Картинка, вспыхнувшая тогда в усадьбе, на этот раз появляться не спешила. Макс убрал руку. Чуть посидел. Попробовал еще. Нет. Никакого результата. Встал. Подошел к стене.

– Вы можете не тратить силы, Максим Алексеевич, я и так вам расскажу, что тут было. Пойдемте.

Не став спорить, они вышли из дома. Попрощались с мужчиной в штатском и уехали. На душе было скверно.

Домой они не вернулись. Едва сели в машину, как раздался звонок на мобильный Константина.

– Да. – Пауза. – Где? – Пауза. – Вы сейчас там? Не упускайте его из виду, но и внутрь не лезьте. Я сейчас буду. – Он отключил телефон.

– Мои ребята нашли одного из совета гильдии, думаю, нам стоит прокатиться.

Автомобиль рванул с места. Всегда ездивший очень осторожно, Константин на этот раз изменил своему правилу. Он подрезал машины, игнорировал запрещающие знаки и ограничения скорости. Через полчаса они были на месте. Глухой район, частный сектор со всеми вытекающими: грязь по колено, полное отсутствие уличных фонарей и разрывающиеся от тупой злобы собаки за каждым забором. Они оставили машину и пошли вдоль домов по остаткам тротуара. Через квартал их встретил молодой мужчина.

– Последний дом, рядом с посадками, синие ворота, три человека охраны плюс клиент, – скороговоркой выдал он и замер, ожидая распоряжений.

– Мы пройдем, попробуем поговорить, будьте здесь, но в дом без моего приказа не лезьте.

Тот кивнул и отступил в сторону.

Константин, Макс и Горан подошли к дому.

– Дурацкое место, и почему они думают, что здесь он их не найдет? – Константин громко забарабанил в ворота. Несколько минут ничего не происходило.

– Я могу просто вышибить эту дверь, – сказал Горан.

Макс, за три дня отвыкший от того, что монах разговаривает, вздрогнул:

– О! Наш святой брат предлагает вышибить ворота?!

– Они начнут стрелять. – Константин постучал еще раз, уже спокойнее.

К удивлению Макса, в доме откликнулись. Открылась входная дверь, и во двор тенью скользнули двое. Один подошел поближе к воротам, второй остался сзади, чуть в стороне.

– Чем могу помочь, уважаемые? – вежливо осведомился первый.

– Будьте так любезны, передайте Константину Николаевичу, что я прошу с ним встречи. – Константин Арсеньевич просунул в узкую щель визитку.

Охранник молча взял и не спеша, стараясь не поворачиваться спиной, скрылся в доме; второй остался на улице. Видно было плохо, но Макс мог поклясться, что в руках у него находился автомат.

– Он пустит нас, если, конечно, не полный дурак, – тихо сказал Константин. И оказался прав.

Их пустили. За воротами их встретили двое охранников и дуло автомата. Их обыскали, после чего позволили пройти в дом. Макс было заволновался по поводу того, как отнесется к обыску монах, но тот вел себя спокойно, даже сам отдал свой мачете.

Человек, к которому они пришли, выглядел неважно. Он был весь какой-то помятый, под затуманенными глазами залегли мешки, а по комнате разливался стойкий запах спиртного. Впрочем, понять, что хозяин укрепляет нервы старым испытанным и абсолютно ненадежным способом, можно было и без запаха. На столе в окружении тарелок с закусками вольготно расположилась бутылка дорогого виски. Под столом валялась еще одна – естественно, пустая.

– Здравствуй, Костя, – сказал Константин Арсеньевич, усаживаясь на стул напротив хозяина этого странного жилища.

– И тебе не хворать, Костя, – ответил помятый господин, окинув всех троих быстрым взглядом.

– Пьешь?

– Пью! – с гордостью сказал он. – И тебе налью. Эй, Гена, неси стаканы, твою дивизию, видишь, гости у нас.

Хмурый охранник, встречавший их у ворот, вошел, неся в руках три простых граненых стакана.

– Вот так и живем, по-простому. – Костя-первый, то бишь тот, у кого они были в гостях, плеснул во все три и подвинул их в сторону гостей.

Костя-второй, тот с которым они пришли, взял один, покрутил в руках, не торопясь выпил. Ни Макс, ни Горан пить не стали. Впрочем, хозяин не обратил на это никакого внимания.

– И когда мы с тобой вот так пили в последний раз? Э-эх. – Костя-первый покачал головой. – На хрена все это? – вдруг спросил он. – А? На хрена? За-а-чем? Чтобы превратить хорошего парня в урода на ножках? Чтобы он начал теперь отрывать бошки направо и налево? Я ведь ему говорил, – горячо зашептал он, вцепившись в руку Кости-второго, – говорил ему, идиоту: Леня, подумай! Только богу такое дано, а ты что – Бог? Не-эт, – он покачал пальцем из стороны в сторону. – Ты, Леня, не Бог, и ты, Костя, не Бог, и я тоже. Черви мы. Твари дрожащие. – Выдав эту тираду, он плеснул себе еще и, опрокинув виски одним махом, замолчал.

– Что делать думаешь?

– Кгхм, а что тут делать? Сижу, жду, пью вот. Пойло этот их вискарь, конечно, да что уж поделаешь, мо-да! Твою дивизию! – Он налил себе еще.

– Ты ведь понимаешь, что все это плохо кончится, это надо остановить.

Костя-первый нервно захихикал:

– Плохо, говоришь, кончится? Да оно уже плохо кончилось! – вдруг заорал он. – Хреново оно кончилось, Костик! Ты за окно смотрел? Смотрел? Так какого же рожна… – Он не договорил, тупо уставившись в стол. – Мы все прокляты, – тихо сказал, помолчав, – все. И я, дурак старый, и Леня, сто чертей ему… и ты, Костя. Да-а! А как ты хотел? Вся ваша семейка чертова! Ты думаешь, если смылся к этим, стал лучше? А вот тебе! – Он сунул Косте-второму под нос здоровенную фигу. – Замарались мы по самое… – Он красноречиво резанул ладонью по горлу.

– Все еще можно остановить, ты же понимаешь, что вся эта свистопляска за окном разрастается с каждым убийством, с каждой новой кровью, положение становится все хуже и хуже. И когда он расправится со всеми вами и доберется до Лени, уже будет поздно.

– Да пошел ты к едрене фене, – вызверился он, – и братца своего прихвати. Идите и разгребайте все это дерьмо, если желание есть, а я буду здесь ждать.

– Чего ждать?

Костя-первый снова нервно рассмеялся:

– Не чего, а кого! Никитушку нашего разлюбезного буду ждать. Это ведь я нашел те проклятые записки. Я, понимаешь ты, дурья твоя башка? Я нашел, я всю эту хрень, которую мы обрядом назвали, по ним составил. А потом еще прыгал как щенок, что получилось. Дурак! Дура-ак! Уходи! – вдруг бросил он. – Уходи, Костя, и ребят своих с собой прихвати.

– Ты не все знаешь, – начал было Костя-второй, но первый перебил его:

– А я не хочу знать! Не хочу! Вали отсюда! Убирайся! Гена!

Охранник, ставший еще более хмурым, мгновенно возник на пороге.

– Гена, проводи гостей, они уходят.

Макс уже собрался открыть рот, чтобы вмешаться, но Константин Арсеньевич остановил его:

– Я прошу вас, не надо. Нам действительно лучше уйти.

Макс хмыкнул и направился к выходу. Горан, не проронивший ни слова, направился следом. Уже за воротами монах остановил Макса:

– Пора что-то делать.

– Может, у доблестного служителя Единого есть конкретные предложения? – съязвил Макс. Он был зол. Его все раздражало, в том числе и то, что рядом постоянно находился человек, который пытался его убить.

Монах пристально посмотрел на Макса, хмыкнул и отошел. Предложений, по всему видать, у него не было. В этот момент из дома вышел Константин.

– Глупо, – коротко резюмировал он итоги встречи и двинулся по проулку.

– Я собираюсь остаться и устроить засаду, – буркнул ему в спину Макс.

– Давайте отойдем от дома, – предложил Константин, обернувшись. Отошли метров на пятьдесят, устроили скоротечное совещание.

– Возможно, вы и правы, Максим, во всяком случае, вы, естественно, вольны делать то, что сочтете необходимым. Откровенно говоря, сам я не представляю, что делать. Мы так и не смогли найти следов ни Леонида, ни улька. А здесь… – он посмотрел в сторону дома, – есть шанс. Кто знает, вполне возможно, ульк действительно выберет Костю следующей жертвой. В таком случае мы можем использовать его как живую приманку. Но я не могу оставить здесь моих людей. Нас не так много. У меня просто нет свободных людей. А если он решит наведаться к нему в последнюю очередь? Мы просто зря убьем время.

– Что вы собираетесь делать?

Константин пожал плечами:

– Будем продолжать искать. Человек не может раствориться без следа. Рано или поздно мы найдем Леонида, и тогда отпадет необходимость искать улька. Он сам выйдет на своего дядюшку.

– Хорошо бы рано, чем поздно.

– Согласен. – Он замолчал, пока Макс переводил разговор Горану. Тот согласно кивнул. Было понятно, что монах останется с Максом.

– Вот, возьмите. – Константин протянул Максу ключи. – Квартира в вашем распоряжении. Я бы все-таки не советовал слишком долго сидеть здесь. Шансов мало.

– Не больше и не меньше, чем у вас.

– Пожалуй, да, удачи. – Он пожал руку Максу, монаху и быстро зашагал туда, где они оставили машину.

Монах с Максом расположились в посадках неподалеку от дома. Не самое удобное место, но, как говорится, за неимением лучшего используем то, что есть. Хорошо хоть ветер немного утих, а то бы им пришлось уж совсем не сладко.

С того места, где они устроились, была видна только часть дома, но Макс не особо волновался по этому поводу. Ульк тихо вести себя не будет. Незачем ему. А значит, они его обязательно услышат. Правда, они могут опоздать, и ульк успеет прикончить всех, кто сейчас в доме, но тут уж как получится. В конце концов, они не охранники, и те четверо знают, что их ждет. Прошло уже часа два. Ничего не происходило. «Может, Константин прав и сидение здесь полная бессмыслица? – У Макса зародились сомнения. – Скорее всего, зря мерзнем. Хотя сидеть в квартире и ждать тоже не вариант. Так мы хоть что-то делаем. Хоть что-то».

Вдруг справа зашуршали кусты. Макс напрягся, до боли вглядываясь в полумрак. Рядом каменным изваянием застыл монах со своим нелепым тесаком в руках. Впрочем, Макс был не лучше. У него тесака не было, зато был титановый прут сантиметров семьдесят длиной и в полтора пальца толщиной, который он экспроприировал у одного из подручных Константина. Удобная штука. Только вот поможет ли?

Из зарослей прямо на них выломился весьма живописный субъект в грязном засаленном пиджаке, рубашке, которая уже и сама позабыла, какого была цвета, брюках, подпоясанных женским ремнем, летних туфлях, одна из которых была перемотана скотчем, и в невероятной живописности шляпе на голове. Обладатель всего этого великолепия был явно пьян и источал вокруг себя такие запахи, что мама не горюй! Он ошарашенно уставился на них. Такой взгляд бывает у человека, который вдруг обнаруживает у себя дома совершенно нежданных гостей. Бомж даже взмахнул рукой, будто отгоняя привидение.

– О-о! – Он сделал рукой красивый жест. – Мужики-и-и, побалуйте сигареткой. – Невероятной живописности шляпа слетела с головы, покрытой клочками седоватых волос, и описала элегантный полукруг, сопровождаемый поклоном. Прямо-таки двор Людовика Четырнадцатого, блин.

– Не курим, – зло буркнул Макс.

– Пр-ф-х-гкм, – бомж соорудил из губ замысловатую фигуру, – эт-т, фиго-ЫЙ-во, – громко икнул он.

– Слушай, дядя, валил бы ты отсюда, – все так же неласково сказал Макс. Горан, не понимавший ни слова, напряженно наблюдал за ними.

– А с чего это б мне в-ЫЙ-а-лить? – тщетно пытаясь запахнуть полу пиджака, возопил субъект. – Я никуда валить не буду, я, может, Ы-ЫЙ, в своем праве, может… Ы-ЫЙ, я… – Икота набросилась на субъекта с новой силой. – Люди-и! – заорал он вдруг. – Христиа-ане! Ы-ЫЙ! Я же, тут, эта, Ы-ЫЙ!

– Да не ори ты! – Макс зашипел, делая шаг вперед и выставляя прут перед собой. – Вали, тебе говорят, пока цел.

– А я, может, давно уже не цел, господа х-Ы-ЫЙ-х-а-арошие! Давно уж, – он замахал грязным пальцем, – давно уж-ж, – он вдруг захныкал, садясь прямо в грязь, – дав-в-вно уж-ж…

– Вот навязался на нашу голову, и откуда тебя только вынесло?

И тут ночь прорезала автоматная очередь, а следом за ней раздался такой жуткий вопль, что Макс невольно съежился. Ханурик-бомж мгновенно заткнулся и даже немного протрезвел. Вопль захлебнулся, перекрываемый матерым матом, прозвучало еще несколько выстрелов, что-то грохнуло, раздался звон разбиваемого стекла. «Дождались, на хрен!» Макс уже несся к дому. Не помня себя, он одним прыжком перемахнул через забор и остановился посреди двора, соображая, что делать. Рядом что-то гулко ударилось в землю, и в следующее мгновение над самым ухом задышал монах.

– В дом! – рыкнул он и понесся к двери.

Макс бросился следом. «Опять чертов монах меня опережает», – зло подумал он, перепрыгивая через безжизненное тело охранника. Они опоздали. Они опять опоздали. Черт! Это становится уже какой-то традицией. Посреди комнаты, в которой им совсем недавно предлагали выпить, валялся еще один охранник. Парень был еще жив, но осталось ему недолго. Он даже пытался ползти, размазывая по полу собственную кровь. Около стены лежал Константин Николаевич, голова его была изуродована страшным ударом, фактически лишившим его лица. И голова эта сейчас лежала на коленях странного парня, который баюкал ее, словно младенца. Неправильный, он же Никита-ульк, прижимал к себе только что убитого им человека и мерно раскачивался взад-вперед, тихо подвывая в такт своим движениям. Макс с монахом замерли, ошарашенные картиной. Было в этом что-то безумное. Никита-ульк поднял на них невидящие, залитые слезами глаза. Его лицо, вполне человеческое в этот момент, искривила гримаса боли, он зашелся в приступе рыданий, еще сильнее прижав к себе убитого. Монах шумно выдохнул и сделал шаг вперед. В тот же миг тело Константина Николаевича взмыло в воздух, словно пушинка, подхваченная ветром, и буквально снесло монаха с ног. Макс впервые видел, как это происходит. Вернее, он успел уловить уже финал. Вот только что сидел человек, хлюпал носом. И вот вместо искривленного рыданиями рта – оскаленная пасть. Вместо залитых слезами глаз – узкие хищные желтые щели, вместо рук… в общем, понятно. Надо отдать должное Максу, он смог практически мгновенно выйти из ступора, и в Неправильного ударила тугая струя воздуха. Она пронеслась через комнату, разнеся в щепы старый буфет. Улька там уже не было. Краем глаза уловив мелькнувшую сбоку тень, Макс швырнул туда бесполезный прут и кувыркнулся через голову, избежав смертельного удара. А тут и монах подоспел. Вскочивший на ноги Горан извернулся в совершенно немыслимом пируэте, нанес несколько резких ударов, и его мачете резанул улька по руке. Но тот не обратил на это никакого внимания, резко развернулся и наотмашь полоснул когтями. Монах все же успел немного отклониться, и поэтому когти разорвали не горло, а шикарный кожаный плащ, зацепив грудь. Горан пошатнулся, отступив на полшага, преимущество внезапности было утеряно. Но монах свое дело сделал, он дал Максу те несколько секунд, которые позволили ему собраться для следующего удара. И он нанес его.

– На пол, – заорал он, выпуская на волю мощнейший воздушный таран. Вместо тонкого воздушного жала, которое так любил Макс, навстречу противнику устремился широкий поток воздушного пресса. Так легче попасть. Пресс пронесся по комнате, разбрасывая мебель, смел собиравшегося было добить монаха улька, бросив его на стену. Тонкая перегородка проломилась, не выдержав удара, подняв облако пыли. Макс ринулся туда. Это было ошибкой. Навстречу ему, прямо из облака пыльной взвеси, вылетел ульк, сжавшийся в один большой кулак. Удар опрокинул Макса на спину и протянул по полу несколько метров. Черт! Это было неприятно. Следующим ударом ульк-Никита смел с дороги вновь вставшего Горана. Просто отмахнулся, и огромный монах отлетел в сторону, словно котенок, по ходу сшибая стол со стульями. Ульк, не спуская с Макса пристального взгляда желтых глаз, медленно приближался. «Вот и все», – мелькнуло в голове у Макса.

…Кот неожиданно проснулся. ОПАСНОСТЬ! Опасность грозила ему! Сейчас! В этот самый миг! Он открыл глаза, и… ярость захлестнула его. Противник, который приближался к нему, был очень опасен. Очень и очень. Кот еще никогда за свою жизнь не встречал столь опасного противника. Если не считать мягкотелого, сделавшего его своей второй сущностью. Все его существо вопило сейчас: «БЕГИ!» Но бежать он не мог. Из-за мягкотелого не видать ему удачной охоты до конца дней! Но все из-за того же мягкотелого он чувствовал, что сейчас может справиться со страшным противником. А поэтому – ярость! Ярость – чтобы заглушить страх. Ярость – чтобы бросить все еще непривычное тело вперед! Ярость – чтобы победить…

«Что, несладко?» – душа Макса возликовала после удачной атаки. Из уголка пасти улька потекла тоненькая струйка крови. Он-кот схватился с Никитой-ульком и сейчас был в упоении боя. Удары сыпались один за другим, противники сшибались, волна ярости захлестывала обоих. Победить! Победить! Макс не думал сейчас о том, что с ним стало, как такое возможно и во что это может вылиться. Он дрался. За что? За кого? Да за себя! Неважно, почему он пришел в этот дом. Неважно, зачем пытался выследить хорошего парня Никиту, превратившегося в плохого улька. Неважно. Сейчас он дрался за себя, и только за себя. Вот такая простая истина.

Бой затягивался. Ни один из противников не мог одолеть другого. Один был явно сильнее, другой гибче и изворотливее. Надо что-то делать. Макс совершенно не знал возможностей этого организма, и можно было только гадать, когда силы его иссякнут. Он сделал несколько обманчивых движений, бросился в сторону, извернулся и тут же прыгнул на противника, пытаясь достать его. Достал. Но и сам пропустил удар. Когти полоснули его по ноге, обжигая жалящей болью. «Черт!» – выругался он, попробовал вскочить, но не успел. Сильный удар опрокинул на спину, тяжеленные руки-лапы уперлись в грудь, придавив к полу. «Похоже, этот бой ты проиграл, Максимка», – подумал он, глядя в раскрытую пасть чудовища.

…Горан помотал головой, прогоняя цветных зайчиков, что прыгали вокруг. Он должен встать. Должен. Потому что эта тварь не имеет права на существование. Никакого. Он, монах из братства Единого, утверждает это! Встать! Встать!

С некоторым трудом выбравшись из-под обломков, он тяжело поднялся на ноги. Стоять! Стоять! Не устоял. Его сильно шатнуло, и он рухнул на одно колено. Голова сильно кружилась, грудь связала пронизывающая колющая боль, монаха скрутило, он зашелся в удушающем кашле, выплевывая сгустки крови. Перед глазами поплыло. Сильно его приложило. Но монах боролся через «не могу», заставляя отяжелевшее, плохо слушающееся тело встать. Стоя на четвереньках, поднял глаза в поисках улька, и слова проклятия застряли на языке. По комнате катался живой шипящий клубок. Он то распадался, и противники замирали на миг, тяжело дыша и пожирая один другого глазами. И тут же они снова бросались в схватку, сплетаясь в страшном кровавом танце. Было в этом что-то демоническое. Один был ульком, сомнений нет, а вот второй… это был Макс и в то же время не Макс. «Отец-Вседержитель!» – только и смог пролепетать монах. Вдруг противники сшиблись вновь, несколько резких хлестких ударов, и… ульк опрокидывает Макса, прижимает его к полу. Все. Конец парню. Монах снова попытался встать, и опять руки-ноги подвели его, и он рухнул на пол. Проклятье! Еще попытка. Он делает рывок, вскидывает голову и нос к носу сталкивается с Максом. Какие-то доли секунды они смотрят друг другу в глаза. Гнев, обида и боль светится в кошачьих глазах его невольного подельника. Удивление и легкий ужас отражаются в них. Его, Горана удивление. Его, Горана ужас. Миг, и кошачьи глаза тухнут. Уходит куда-то сумасшедшая искра, и Макс, уже обычный Макс устало опускается на пол рядом с монахом.

– Он ушел, – хрипло выдавливает он, – ушел. Я упустил его.

И странный парень Макс ложится навзничь, не обращая внимания на грязь и кровавые разводы.

После очередной попытки Горану все же удалось сесть. Голова уже почти не кружилась, отпустил и кровавый кашель, постепенно уходила заноза, засевшая в груди.

– Я уж думал, нам конец, святой брат. – Макс вымученно улыбнулся.

– Видать, парень, у тебя серьезные заступники там. – Монах кивнул вверх. – Любит тебя Отец наш Вседержитель, коль уж в живых оставил.

– Знаешь, я так и не понял, почему он меня не убил, мог ведь. – Слова давались Максу тяжело. – Может, и впрямь заступники у меня наверху?

– Не богохульствуй.

– Ты мне еще проповедь прочитай, – беззлобно сказал Макс.

Минут через двадцать они выбрались из дома. Оба были обессилены, их шатало, но оставаться дольше в этом доме было нельзя. Встречаться со слугами правопорядка не хотелось.

Домой, а точнее, в квартиру Константина они добрались часа через два, из которых минут сорок выбирались из забытого богом проулка к более-менее оживленной дороге, где уже без особого труда поймали машину. Водитель то и дело косился на странных пассажиров, но вопросов не задавал. «Ну подрались пацаны, с кем не бывает». Сам он был персонажем не менее колоритным, чем его седоки. Представьте себе здорового парня лет тридцати, затянутого в кожу, с татуировкой на шее, в черной бандане, изукрашенной черепами, и с внушающей уважение цепью на правом запястье. «Небось нас за своих принял», – еще подумал Макс.

– Я музыку поставлю, не против? – спросил он, бросая видавшую виды «девятку» вперед.

– Не против, – коротко бросил Макс.

Тот кивнул и включил проигрыватель. Макс обалдел. Из динамиков полились до боли знакомые слова про музыку, которая нас связала.

– Люблю «Мираж», – не дожидаясь вопросов, пояснил парень, подергивая головой в такт музыке.

«Мир удивителен и прекрасен», – подумал Макс, глядя на затянутую в кожу фигуру, так не вязавшуюся с песнями, которые звучали в машине.

Всю дорогу ехали молча. О чем тут говорить. Оставшись рядом с домом, в котором сидел один из членов совета пресловутой гильдии, они ткнули пальцем в небо и, что самое странное, попали. Только вот попадание это обернулось поражением. Им не только не удалось остановить улька, они и сами едва остались живы. Макс до сих пор видел перед собой страшную оскаленную пасть. «Почему он не убил меня? Почему? Ему нужны только члены совета? Так убил же он охранников и тех, кто был в доме за городом. Или он оставил их потому, что они не имели к гильдии никакого отношения? Что за гильдия еще? Вот живешь так, ходишь на работу, встречаешься с людьми, разговариваешь, переживаешь, на что-то надеешься. Например, на то, что наши футболисты все-таки начнут играть, причем именно в футбол. Влюбляешься. Страдаешь даже иногда. И все у тебя хорошо. Яичница с беконом на завтрак. Зарплата два раза в месяц. Шашлыки с друзьями-родственниками по праздникам. Тосты и остроты, поражающие неопытных дам. Живешь так, живешь и ничего не знаешь о том, что рядом происходит. А происходит что-то весьма необычное. А потом вдруг – р-раз, и ты оказываешься втянут в водоворот непонятных событий. И где тут правда? И что делать? Эх, Максимка, Максимка…» – с этими не очень веселыми мыслями он поднялся в квартиру. Хозяина дома не было. Не без удовольствия приняв душ, Макс вытянулся на диване. Горан сидел на стуле, натираясь каким-то снадобьем, которое сам сварил пару дней назад. Вонь стояла ужасная. Хотя потом неприятный запах ушел, и получившаяся мазь пахла очень даже хорошо, можно даже сказать, благоухала. Макс усмехнулся, вспомнив, как он перечислял необходимые ингредиенты одному из помощников Константина. Тот вопросов не задавал, хотя по лицу было видно, что набор трав и других компонентов типа собачьего жира или крови ягненка вызывал у него некоторое недоумение, что, впрочем, не помешало ему доставить все в точности по списку тем же вечером.

И вот сейчас монах старательно смазывал мазью многочисленные порезы и раны. К счастью, очень уж серьезных ран не было. Даже ребра все оказались целы. Крепок телом оказался брат Горан, крепок. А ушибы и порезы – кто их считает? Макс подозревал, что у монаха сотрясение, но тут уж ничего не поделаешь. Сам он, к своему удивлению, отделался и того легче. На нем не было ни царапины, если не считать достаточно неприятного пореза на ноге. Он скрепя сердце поддался на уговоры монаха, смазал рану его мазью и затянул повязкой. Хотя рана была достаточно глубокой и неприятной, он не сомневался, что все заживет, шрам вот только останется наверняка.

– Не понимаю, – хмыкнул Макс, рассматривая куртку, – я был уверен, что несколько раз он меня задел своими когтями, а куртка целая, и на теле ни царапины. Может, показалось в горячке? – Макс еще раз ощупал куртку. Цела-целехонька.

– Показалось? – Монах задумчиво смотрел на Макса, затем встал, взял куртку у него из рук, ощупал ее, осмотрел, а потом вдруг бросил на стол и, мгновенно выхватив полюбившийся мачете (и не потерял ведь), рубанул прямо по ней.

– Ты что делаешь, служитель божий? – Макс даже вскочил с места.

Монах показал ему совершенно целую куртку.

– Думаю, она и арбалетный болт выдержит. Больно только будет, и ребро может сломаться, а так – ничего. – Он кинул крутку Максу.

Тот поймал вещь, по-новому разглядывая ее.

– Из чего же она сделана? – смущенно пробормотал он.

– Долго рассказывать, потом как-нибудь. Скажу только, что секрет этот, как и многое другое, отступники унесли с собой.

– Отступники? – Макс поднял на Горана глаза. – Какие отступники? Стоп, погоди. – Макс резко замолчал, понимая: – И когда ты догадался?

– Недавно, – бросил монах и ушел в другую комнату.

– Вот так вот, – растерянно пробормотал Макс, еще раз посмотрел на куртку. «Надо и штанишки надеть, из того же матерьяльчика штанишки».

До самого утра они отдыхали, восстанавливая силы. А утром вернулся Константин Арсеньевич. Он был чернее тучи, зол и раздражителен.

– Есть новости? – спросил Макс.

– Никаких. А что у вас?

– Мы видели его. – Константин встрепенулся. – И даже попытались его остановить. – Слово «убить» упорно не желало слетать с языка.

– И что?

– Да ничего. Ничего хорошего. – Макс коротко пересказал историю ночного боя. – Вот такие дела.

На звук голосов вышел монах, бросил короткий взгляд на Константина и, ничего не спрашивая, сел в одно из кресел. И так все понятно.

– Боюсь показаться назойливым, господа, – продолжил Макс, – но позволю себе поинтересоваться: что теперь делать? А если, убив вашего брата, он не остановится? – Макс подошел к окну. – Я скажу вам правду, Константин Арсеньевич. По большому счету мне глубоко наплевать, что там будет с этой вашей гильдией. Не хрена было лезть куда не надо, но вот это, – он ткнул пальцем в окно, за которым клубились черные тучи и вновь усилившийся ветер рвал ни в чем не повинные деревья, – вот это мне никак не нравится. И я хочу остановить его, несмотря на то что он оставил меня в живых. Так что будем делать?

Ответить Константин Арсеньевич не успел.

Раздался звонок в дверь.

– Вы кого-то ждете?

– Нет, – Константин развел руками, – одну минуту. – И он направился к двери.

Макс и Горан встали, прислушиваясь, но не высовываясь. Щелкнул замок, открылась дверь, загудели голоса. Один спокойный, низкий – хозяина, второй резкий, с хрипотцой – пришедшего. Квартирка у Константина Арсеньевича была немаленькая, отсюда слышно было плохо, почти ничего не разобрать, только то, что гость вошел в квартиру. Но вот в комнату вошел хозяин, а за ним и гость – крепкий молодой парень в джинсах и легкой спортивной куртке. У него было простоватое конопатое лицо, короткая стрижка и хитрющие глаза, выбивавшиеся из всего ансамбля. Макс почему-то подумал, что в руках парня вполне естественно смотрелось бы оружие, а вот домашние клетчатые тапочки, в которые его облачил хозяин дома, выглядели на нем довольно нелепо.

– Он говорит, будто у него есть послание для меня. Что самое интересное, от Леонида. – Константин Арсеньевич присел на диван, кивнул, указывая гостю на стул. – Присаживайтесь и поведайте нам, что передал мне мой брат.

– Мне бы это… с глазу на глаз, так сказать, ну вы понимаете. Генерал мне так и сказал.

– Генерал? Это вы так Леонида называете?

– Ну да, а че?

– Ничего, продолжайте.

– Так я и говорю, сказал – ему передашь, больше никому. Вот я и пришел… это… ну… а этих я не знаю, – чуть громче выпалил он, кивнув в сторону Макса и Горана.

– Зато я знаю. Или говорите, или уходите. Я вас не держу.

– Так это… генерал же. – Похоже, конопатый растерялся.

– Вас проводить до двери?

– Да ладно, че там, раз такая пьянка… – Парень почесал в затылке и заговорил: – Так это, на прошлой неделе какая-то заваруха вышла, я не в курсе, но все как свихнулись. А генерал так вообще сам на себя непохож. Ну вот. Стали мы по хатам, ну… точно как те партизаны… вот. А вчера он нас собрал и сказал, это, что если чего, то вас искать. И адреса дал. Вот. Я уж три хаты обошел. Думал – все. Нету. А вы вот, значит… Я ведь это… по ходу один я остался. – Он помрачнел.

– И что? – Константин нетерпеливо постукивал пальцами по подлокотнику.

– Че? – в тон ему ответил конопатый.

– Вы сказали – «если что». Значит, это «если что» произошло? – терпеливо, словно ребенку, сказал Константин Арсеньевич.

– Так ведь порезали всех, я же говорю – один остался. И генерала того… увез.

– Кто?

– Да Никитос, племяш его, кто бы подумал. Вот курва! – Конопатый в сердцах ударил кулаком по колену. – Вы это, не подумайте. Я за генерала! Если бы не он, ну… я бы щас… да что там… – Парень бешено вращал глазами, видимо демонстрируя это «щас».

Понадобилось еще минут двадцать, чтобы вытащить из него подробности. Все было как в кино. Леонид, которого парень называл генералом, несколько дней назад вызвал их к себе. Его и еще троих. Сказал, что возникли некоторые проблемы и ему нужно спрятаться на время. Они поселились в этом идиотском доме. Жили спокойно. Иногда к ним приезжал кто-нибудь из своих. А вчера все закончилось. Конопатому просто повезло. Его послали за продуктами. А когда вернулся, то увидел Толяна, приколотого к стене, и Миху на полу. А от Генки так вообще только куски. Признаться, картинка эта изрядно напугала конопатого, и тот поначалу сделал ноги. Но у самых ворот остановился, вспомнив, сколько для него сделал генерал. Он решил вернуться и пошуровать хорошенько, когда вдруг увидел, как Никита запихивает избитого генерала в машину. Конопатый проявил инициативу, сел на свой мотоцикл и проследил за ними. А машина укатила в один из их загородных домов. Увидев это, он решил вернуться за подмогой, рассудив, что если Никита не прикончил генерала сразу, то и дальше торопиться не будет. А тут еще вспомнил наставления самого генерала. И мотанул сюда.

– Что же ты, крысиная морда, сразу не приехал? – Макс злился, сам не зная почему.

– Максим Алексеевич, я бы вас попросил, – с укором сказал хозяин, – но вопрос закономерный: что же вы сразу ко мне не приехали?

– Так полиция ж, с…, я скорость превысил, так они, гады! Вот только щас выпустили. Я сразу искать, третья хата, говорю ж, – поторопился добавить он.

– Значит, так, – Константин Арсеньевич встал, – идите вниз и ждите нас. Мы скоро спустимся. Поедем в усадьбу. У вас есть оружие?

– А то, – довольно оскалился конопатый, задрав куртку и продемонстрировав пистолет, торчащий за поясом.

– Нужно спешить, господа-товарищи, – обратился Константин Арсеньевич к Максу и Горану. Мне нужно всего пару минут. – Он быстро удалился в свою спальню.

Макс быстро пересказал все монаху. Тот с сомнением покачал головой:

– Не успеем.

– Не кажи гоп, – возразил Макс и стал одеваться. Через пару минут они были готовы.

Константин Арсеньевич тоже вышел. Костюм его не изменился, только в руках появилась спортивная сумка.

– Поехали, ребятушки. И да поможет нам Бог! – Он неумело перекрестился.

Они как раз спускались по лестнице, когда тряхнуло. Ступени под ногами вдруг мелко задрожали, и тут же дом содрогнулся в диком испуге. Что-то грохнуло, что-то затрещало, что-то обрушилось. На голову им посыпалась штукатурка, по стенам побежали трещины. Макс инстинктивно присел, хватаясь за перила. Но все уже закончилось. Стояла гробовая тишина. Только медленно оседала пыль. За эти мгновения интерьер сильно изменился. Стены были в трещинах, штукатурка местами обвалилась и валялась на лестнице угрюмыми комьями, оконную раму перекосило, стекло лопнуло, усыпав пол осколками.

– Быстрее, – сказал, откашливаясь, Константин и сам заспешил на выход.

Они выбрались на улицу, а там уже была паника. Метались люди, визжала автомобильная сигнализация. Дом, стоявший напротив, пострадал больше. Один из подъездов просто обрушился. Кто-то истошно кричал. Кто-то кого-то тащил. Что-то выло, звенело. Дорога была усеяна камнями, осколками бетона, кирпича, каким-то мусором.

– Это что, землетрясение? – Макс растерянно озирался по сторонам. – Или бомба рванула?

– Некогда разбираться, надо торопиться, но боюсь, что мои опасения были не беспочвенны. Бедолага. – Константин Арсеньевич так быстро переключился, что Макс не сразу понял, о чем он.

А потом увидел. У самой дороги, рядом с перевернутым мотоциклом, лежал конопатый. На этот раз ему не повезло. Острый каменный осколок-шип торчал у него около уха. Он лежал, опрокинувшись навзничь, глядя удивленно открытыми стекленеющими глазами в черное небо.

– А надел бы шлем, остался бы жив, – непонятно зачем сказал Макс, указывая на мотоциклетный шлем, который парень держал в руке.

– Пойдемте, не до сантиментов сейчас. Если мы не успеем, жертв будет намного больше. Да пойдемте же! – почти прокричал Константин Арсеньевич. Макс, выйдя из ступора, пустился за ним.

Им повезло. Машина Князьева, стоявшая за углом, осталась цела, только капот немного помяло. При том, что творилось вокруг, это казалось удивительным. Теперь уже было ясно, что это не взрыв, не теракт. Это действительно было похоже на землетрясение. Хотя большинство домов уцелело, но выглядело все довольно удручающе.

– Думаю, что наш подопечный, сам того не ведая, разбудил какие-то силы, и вот результат. И кажется мне, что это только начало. – Константин кивнул вверх.

Над головами творилось что-то ужасное и непонятное. Максу сразу вспомнились американские фильмы катастрофы. Тучи, собравшись в одну черную живую массу, бурлили, свиваясь клубками. То и дело по ним пробегали сполохи молний. Только вот грома не было. Как и дождя. Зато ветер усилился. Он остервенело носился между домами, вдоль улиц и переулков, поднимая тучи пыли и мусора. К тому же стало невыносимо душно, несмотря на ветер.

– И чем нам все это грозит? – прорычал Макс.

– Сведения обрывочны. Могу только процитировать: «Когда неправильный прольет кровь неправедных, проход закроется».

– Да закроется, и хрен с ним, – рявкнул Макс.

– Вы не понимаете. Он не просто закроется. Произойдет катастрофа. Землетрясения, ураган, все вот это. – Он махнул на небо. – Погибнут люди. – Он остановился. – Максим Алексеевич, я вас убедительно прошу оставить расспросы на потом. Нам нужно торопиться. Все висит на волоске. Я это знаю, чувствую. Поверьте мне. Нам просто необходимо его остановить прежде, чем он убьет последнего. Понимаете? Иначе будет плохо. Просто поверьте мне.

Их машина с трудом пробиралась через заваленные улицы. На одном из перекрестков их остановил перепуганный гаишник, но после короткого разговора с Константином Арсеньевичем равнодушно махнул рукой – езжайте, мол, дело ваше. Но выбраться из города на машине им не удалось. Они уткнулись в завал и как ни старались, так и не смогли найти дорогу.

– Что же, придется идти пешком. Только бы успеть.

Выбравшись из машины, они двинулись мимо завалов.

– Пешком до усадьбы не доберемся и до вечера, – громко сказал Макс, стараясь перекричать ветер. – Нам все равно надо где-то раздобыть машину.

Константин согласно кивнул. Машину нашли через два квартала. Лучше не придумаешь. Здоровенный иноземный джип стоял прямо на тротуаре, рядом с ним расхаживал богато одетый дядя, что-то крича в трубку мобильника. Их странная компания подошла к дяде с телефоном. Макс в коже с ног до головы, тихий интеллигент Константин Арсеньевич в грязном костюме и со спортивной сумкой в руках и молчаливый здоровяк в разорванном на груди длиннополом плаще.

– Извините, это ваше авто? – тихо спросил Константин Арсеньевич.

– Отвали, – совсем не тихо рявкнул дядя.

Это решило исход разговора. Из-за спины Константина Арсеньевича шагнул Горан. Его рука мягко легла дяде на плечо, а следом и сам дядя тихо лег у колес своего роскошного автомобиля. Только и успел удивленно хрюкнуть.

Макс аккуратно, даже нежно взял из ослабших пальцев ключи.

Из города они выбрались только через полчаса. Пришлось еще попетлять. Когда они уже выехали на относительный простор загородной трассы, тряхнуло еще раз. Дом, стоявший на обочине, испуганно дернулся и мягко осел, погрузившись в облако пыли, которую тут же придавил к земле хлынувший ливень.

Они неслись, как только могли. Хотя даже здесь разогнаться особо не удавалось, поскольку приходилось то и дело объезжать поваленные деревья, столбы, столкнувшиеся машины. Да и видимость из-за дождя была плохой. Благо в этом направлении никогда не было очень уж сильного потока, а потому серьезных пробок не случилось. Конфискованный ими джип выручал, почти спокойно объезжая препятствия по бездорожью. Вокруг все посерело, солнце даже не пыталось пробиться сквозь тяжелую черную пелену. Ливень поливал размякшую землю не переставая, хотя немного стих. По крыше что-то забарабанило.

– Блин, только града нам не хватало, так, глядишь, и лягушки с камнями посыплются.

– Не накаркайте! – довольно резко рыкнул интеллигент Константин Арсеньевич.

Вот наконец и усадьба. Они с разгону вынесли ворота и остановились у самого дома. Горан, уже не скрываясь, вытащил свой мачете. Константин Арсеньевич достал из своей сумки странный пояс, похожий на охотничий патронташ, только вместо патронов в нем торчали запаянные колбочки с золотистой тягучей на вид жидкостью. Макс посмотрел на бейсбольную биту в своих руках, которая, кстати, была металлической. Ее он нашел в джипе. Дядя, видать, был тот еще персонаж. «Вооружились, блин», – мелькнуло в голове.

– Ну, помоги нам Господь, – сказал Константин и первым двинулся в дом.

…Туман. Туман. Туман. Что-то не так. Что-то неправильно. Не так, как должно быть. И эта боль. Непроходящая. Тупая. Ноющая. Сидит в груди. Мучает. И жажда. Жажда. Жажда! Спокойно. Надо собраться. Надо. Ему – надо.

Он с трудом выныривает из липкого тумана и сосредотачивается на дороге. За окном машины мелькают дома, дорога серой угодливой лентой ложится под колеса. Перекресток. Какие-то люди. Они мешают, мешают ему! Спокойно. Терпи. Тебе нужно выбраться из этого нагромождения серых зданий с некрасивыми фасадами. Быстрее. На простор! Какой-то человек в смешной форме машет полосатой палкой. Интересно, что он хотел? Сзади раздается неприятный механический вой. Белая с синим машина срывается с места и мчится за ним. Зачем? Огромным усилием воли Никита успокаивает себя. Гаишники. Да, гаишники. Надо остановиться. Выйти. Он бросает взгляд на связанное тело на заднем сиденье. Нет. Нельзя. Никак нельзя. Будут проблемы. И тогда… нет! Эти-то при чем? Эти ни при чем. Через несколько кварталов он все-таки останавливается. Не отвяжутся. Стараясь дышать ровно и спокойно, первым выходит из машины.

– Ну и чего ты убегал? – В руках одного из гаишников пистолет.

– Мне надо ехать, – механически говорит Никита, с трудом сдерживая себя.

– Приехал уже, руки на машину, стой, не дергайся! – Голос второго звучит резко, неприятно.

– Вам лучше меня отпустить, – как можно спокойнее говорит Никита, – если нужны деньги, то…

– Что?! – орет первый. – Ты за кого нас принимаешь, урод? Руки на машину, живо!

Он еще что-то кричит, чего-то требует. Второй заглядывает в салон.

– Твою мать. – Он дергает кобуру, тоже пытаясь достать пистолет.

Зря. Это он зря… Никита уже не сдерживает себя, выпуская того, второго. Короткий замах. Удар. Первый плюет кровавой слюной и валится на дорогу. Поворот. Ужас в глазах второго. Дрожащие руки. Он даже пытается стрелять. Не успевает. Удар. Все. Быстро. Слишком быстро. Для них. Не для него.

Никита с трудом приходит в себя. Дышать. Дышать. В глазах туман. На руках, которые снова становятся человеческими, кровь. Двое незадачливых служителей порядка лежат у его ног. Пошатываясь, он переступает через них, садится в машину. Он еще только закрывает дверцу, когда асфальт вдруг вспучивается смешным пузырем, задирая задок его автомобиля. Он резко дает по газам, срываясь с места. Успевает. Сзади, там, где лежат тела, асфальт надувается все больше и больше. Быстрее! Быстрее отсюда! Когда пузырь лопнул, Никита уже был за два квартала. И все равно его тряхнуло. Машина подпрыгнула, хлопнулась обратно на дорогу, чиркнув брюхом, ее повело в сторону. Он удержал ее. С трудом, но удержал. Сзади что-то загрохотало, что-то обрушилось, что-то взорвалось, что-то загорелось. Где-то закричали. Не обращая внимания на происходящее вокруг, Никита гнал машину вперед. Прочь, прочь из города. Добраться до усадьбы, притащить дядюшку за шкирку к воротам и приколоть его к ним. Как букашку. А потом смотреть, как из него уходит жизнь. О! Он не даст ему умереть быстро и просто. Он должен сполна ответить за то, что сотворил с ним. Он сам должен почувствовать, каково это – переставать быть человеком. Он выцедит его кровь по капле и вольет в его жилы яд. Он… он… Никита в сердцах ударил по рулю, но тут же постарался взять себя в руки. Потому что его тело, которое было уже не совсем и его, тут же отреагировало на всплеск злости и стало быстро трансформироваться. С большим трудом ему удалось остановить это. Не сейчас. Не здесь. Господи, как это быстро стало происходить. Очень быстро. И очень больно. Остатками разума Никита боялся того, что с ним происходит. Но ничего не мог поделать с захлестывающей его злобой и жаждой крови…

– Пол, пол дрожит, – крикнул Макс.

Действительно, пол под их ногами мелко задрожал, паркетные доски в нескольких местах вздыбились, словно хотели выпрыгнуть из общего ряда. Что-то гулко лопнуло, и по стене быстро побежала извилистая трещина.

– Скорее. – Константин Арсеньевич припустил с неожиданной для него резвостью. Они почти бегом пересекли несколько комнат, выскочили к библиотеке.

– Где проход? – сквозь нарастающий грохот прокричал Макс. – Я его не вижу.

– Вот этот стеллаж. – Константин стал лихорадочно сбрасывать книги в дорогих переплетах на пол. – Где-то должен быть рычаг или что-то в этом роде, ищите.

Они бросились ему помогать. На рычаг наткнулся Горан. Одна из крайних книг не захотела покинуть полку. Вместо этого она лишь немного отошла в сторону. Раздался глухой, едва различимый щелчок, и полка, скрипя и жалуясь на превратности судьбы, поползла в сторону. Один за другим они юркнули в проход. Едва отошли на несколько шагов, как полка с резким хлопком закрылась. Будто пружина сработала.

– Это нормально?

– Не знаю, потом, сейчас вперед!

Здесь, в отличие от остального дома, было тихо. Даже очень. Будто и не бушевал ураган, сумасшедший ветер не крушил все вокруг и землю не трясло. Ни трещин на стенах, ни опрокинувшейся от толчков мебели. Ничего. Не рискнув пользоваться лифтом, в подвал спустились по лестнице.

– Они там, – одними губами прошептал Константин, – я первый, вы за мной. Действуем по обстановке.

И он шагнул в привратный зал. Монах и Макс юркнули следом. Картина, открывшаяся им, говорила о том, что они опять опоздали. Прямо на створках врат, раскинув руки и ноги, в полуметре от пола висел Леонид. Угадать было нетрудно, братья были очень похожи. Даже несмотря на то что тот, который висел на вратах, был избит и очень грязен. Перед ним идеально ровным полукругом были выложены головы. Восемь. А над ними стоял сутулый человек. Константин Арсеньевич остановил вскинувшегося было Макса.

– Позвольте, сначала я, – прошептал он, глянул на монаха.

Тот подумал. Кивнул.

– Никита, – тихо позвал Константин, медленно двигаясь вперед. – Никита, пора остановиться. Все эти смерти ни к чему не приведут. Да, с тобой поступили несправедливо. Но то, что ты делаешь, – это страшно. Ты даже представить не можешь. Там, – он кивнул назад, будто тот мог увидеть, – там сейчас гибнут люди. И погибнет еще больше. Надо остановиться. – Он подходил все ближе и ближе, продолжая говорить.

Человек у врат стоял, ничего не предпринимая. Только иногда его плечи странно вздрагивали. И тут Леонид поднял голову. Он окинул мутным взглядом зал, задержался на Константине.

– Ты опоздал, – выдавил он. – Мы все опоздали. – Он нервно захихикал. Струйка крови выбралась из уголка рта, стекая по подбородку. Он закашлялся, захрипел, попытался еще что-то сказать, но вместо слов получилось только кровавое бульканье.

Никита вздрогнул, медленно повернулся в их сторону. Он был сейчас человек. Пока еще человек. Макс прозевал момент, когда это произошло. Вот только что был обычный парень. Немного уставший и выглядевший болезненно, но все же человек. А вот перед ними уже существо, не имеющее ничего общего с родом человеческим. Ульк. Он страшно оскалился, взгляд безумных желтых глаз скользнул по пришедшим. Он рванулся, одним молниеносным движением вспарывая грудную клетку Леонида. Тот что-то прохрипел и затих. На этот раз навсегда.

– Не-эт. – Константин бросился вперед, на ходу пытаясь вытащить одну из своих ампул.

Не успел. Ульк оказался быстрее. Макс и глазом не успел моргнуть, как он оказался рядом с Константином, и вот тот уже заваливается на спину, так и не успев вытащить свою колбочку. И завертелось. Время понеслось, словно взбесившийся конь, не давая ни секунды на раздумья.

…«Вот и все. Все, дорогой мой дядюшка. Путь окончен. Ты умрешь. Но не так, как все. Нет. Это слишком просто. Ты должен почувствовать то же, что и я. Боль. Страх. Растерянность. Должен. Почувствовать. А они пусть посмотрят».

Он скользнул взглядом по телу, приколотому к воротам, по головам членов совета, лежащих на полу лицом к дядюшке. Тот висел, не подавая признаков жизни. Но он был жив. Это он знал точно. «Как ты мог? – хотелось выкрикнуть ему, но он молчал. – Как ты мог так поступить со мной? Я же твоя плоть и кровь! Мы же родня!»

«…Ты ж наш хлеб ел…» – вдруг всплыло в памяти. Он замер, растерянно уронив руки. Они мелко подрагивали, будто после огромного напряжения. …Хлеб… ел… «Стоп. Опасность. Здесь кто-то есть? Я чувствую их».

– Никита, – услышал он, – Никита, пора остановиться. Все эти смерти ни к чему не приведут. Да, с тобой поступили несправедливо. Но то, что ты делаешь, – это страшно. Ты даже представить не можешь. Там, – пауза, – там сейчас гибнут люди. И погибнет еще больше. Надо остановиться. – Голос все приближался и приближался.

«Обман. Опять обман». Он медленно повернулся, глядя на пришедших. «Дядюшка? Ты же… А-а, и ЭТОТ здесь. Опять. Пора с этим кончать. Смерть!»…

Ударил Макс. Памятуя о том, как бездарно в прошлый раз пропало воздушное жало, он не стал его использовать. Навстречу ульку понеслось что-то типа огненного шара. Но и это было зря. Чертова тварь увернулась, переместившись с невероятной скоростью. Почти в то же мгновение рядом с ульком оказался монах, обрушивая на его голову мачете. Казалось, что в этот раз монаху повезло и его удар достигнет цели. Но нет. Ульк легко, словно играючи отбил мачете в сторону и ударил сам. Монах, весивший больше ста килограммов, отлетел как мячик, ударившись о колонну, рухнул мешком к ее подножию и затих.

«Опять. Все опять, как тогда». Макс остался один. Торопиться не надо. Он стал медленно приближаться к ульку, держа биту обеими руками. Был соблазн шарахнуть чем-нибудь эдаким. Какой-нибудь магической хренотенью, но в голову ничего не приходило, словно отрезало. И тут ульк прыгнул. Макс кувыркнулся, уходя в сторону, и резко вскочил, пытаясь достать его битой. Куда там. Спортивный снаряд, часто используемый не по назначению, прочертил пустоту. Черт, до чего же этот парень быстр. Он обернулся. Немигающие желтые глаза в упор смотрели на Макса. Рот улька растянулся в подобии улыбки, больше смахивающей на оскал. Он коротко рыкнул, будто дразнясь, и снова атаковал. Вот теперь все завертелось по-настоящему. Удары сыпались один за другим. Справа. Слева. Сверху. Справа. Слева. Макс едва успевал уворачиваться и отбиваться битой. Ему приходилось туго. И продолжаться так до бесконечности не могло. Улучив момент, когда ульк сделал секундную передышку, Макс кувыркнулся назад, пытаясь хоть как-то разорвать дистанцию, и, едва оказавшись на коленях, метнул биту в противника. Он и не надеялся, что этот отчаянный бросок принесет ему победу. Просто отвлечь, выиграть пару секунд. Ульк смахнул биту в сторону, словно от мухи надоедливой отмахнулся. И… остановился на какое-то мгновение. Секунда. Полсекунды. Миг. Но этого хватило. Макс, собрав все оставшиеся силы, ударил. Он выписал руками короткую дугу, зачерпнув воздух, ставший плотным, как кисель, прижал упругий шар к себе и резко оттолкнул его. Мощный воздушный таран, способный развалить стену, понесся навстречу ульку. Такого у Макса не получалось еще ни разу. Таран ударил улька, смял, проволок по полу несколько метров, ударив в одну из колонн. Та не выдержала и рухнула, осыпавшись вниз и завалив монстра. И сразу стало тихо. Будто выключатель повернули. Макс отчетливо слышал, как бьется его сердце. «Неужели – все? Я сделал это? Я завалил его?» Грубый, но мощный таран и в этот раз оказался эффективнее изящного тонкого жала, пусть даже огненного.

Выйдя из ступора, он бросился к своим товарищам. Может быть, кто-то еще жив? Но добежать не успел. Пол ощутимо качнуло, раздался оглушительный треск, словно что-то лопнуло, и на несколько секунд все потонуло в оглушительном грохоте. Врата брызнули тысячами осколков, как от мощного взрыва. Макс инстинктивно вжал голову в плечи и присел, закрывшись руками. То ли ему просто повезло, то ли он опять с перепугу сотворил что-то, только ни один осколок его не задел. Но рассиживаться не стоило. На месте врат зиял темный провал, а от него по полу змеилась трещина шириной с полметра у основания, дальше поуже, но все же, все же… Надо выбираться отсюда. Иначе его просто завалит тут к такой-то матери. «Вот уж нет! Хренушки вам!» – Он припустил, словно заяц, на ходу зачем-то подхватив биту. Но опять не успел. Остатки колонны, привалившие улька, тоже решили, что лежать – это пошло, и рванули вверх и в стороны. Макса зацепило, он споткнулся, потерял равновесие и шлепнулся на бок, сильно ударившись локтем. А среди груды камней стоял ульк. Он был в крови, от одежды остались жалкие лохмотья, но был жив. А судя по тому, как он разбросал камни, то и полон сил. Макс вскочил со всей скоростью, на какую был способен. И тут произошло невероятное. Ульк сделал то, чего Макс никак не ожидал. Ну не делают страшные чудовища из сказок таких вещей. Тварь, еще недавно носившая имя Никиты, резко наклонилась, схватила здоровенный каменный обломок и, не разгибаясь, запустила им в Макса. Он только и успел, что вскинуть руки, но это не помогло. Камень угодил в голову, и уже проваливаясь в бессознательное состояние, Макс еще успел увидеть на роже улька удовлетворение. «П-падла», – то ли сказал, то ли подумал Макс.

Когда через долгих две тысячи лет он очнулся, то обнаружил три вещи. Первое – что прошло максимум несколько минут. Второе – что он все в том же зале. Где все громыхало, трещин на полу и стенах прибавилось, и все дрожит, как в сумасшедшей каменной лихорадке. Третье – что его бесцеремонно волокут за ногу. И это не очень приятно. Ульк – а это был он, кто же еще, – приволок его к вратам, где уже лежали Константин Арсеньевич и Горан. Тело Леонида бесследно исчезло. На месте врат темным грязным облаком клубилось нечто весьма живописное. Ульк бросил Макса и, не обращая на него никакого внимания, пошел куда-то. Он двигался спокойно, будто и не замечал, как все вокруг трясется и вот-вот рухнет ему на голову.

Макс попытался встать. Перед глазами плясали смешные цветные зайчики. Снова подкатила тошнота. Он мог поручиться, что не только удар по голове был тому причиной. Ощущения были точно такими, как тогда, когда они с монахом шли к вратам. Резкая судорога скрутила его, заставив упасть на бок и принять позу эмбриона. Он зарычал от нестерпимой боли, выгнулся, задел ногами лежащего рядом Горана. Боль ушла так же резко, как и пришла. Макс лежал, хватая ртом воздух, что твоя рыба на льду, и вдруг увидел глаза монаха. Он спокойно, мирно так смотрел на него. «Привет, и ты тут? Вот здорово! Сейчас в шахматишки сыграем», – говорили они, хотя монах, естественно, молчал. Вдруг левый глаз, которому стало совсем уж весело, хитро подмигнул Максу.

Послышались шаги. Ульк-Никита возвращался. Сейчас он был больше похож на человека. Обычный такой паренек, погулять вышел. Вот только изодранная одежда и окровавленная голова Леонида в руках портили всю картину. Вот, значит, зачем он ходил. Он остановился в нескольких шагах от них, разглядывая так, словно видит впервые. Кивнул, будто в чем-то удостоверился, и шагнул вперед. Дальнейшее происходило, словно во сне. Время – забавная штука. То бежит, словно страус, то тягуче тянется, как кисель у хорошей хозяйки. Горан резко перевернулся на бок, в руках его что-то блеснуло, и в то же мгновение это «что-то» полетело в улька. Тот удивленно смотрел на малюсенький снаряд, нацелившийся ему в грудь. Проводил его взглядом и еще раз удивился, когда снаряд разбился, попав в него. Колбочка с пояса Константина. Точно. Находившаяся внутри нее жидкость засветилась легким золотистым цветом, растекаясь по груди. Пятно тем временем все разрасталось и разрасталось. Вот оно уже захватило грудь, вот добралось до живота. А с ульком происходило нечто непонятное. Он стоял, тупо таращась на него. Обвел затуманенным взглядом вокруг, вздрогнул и медленно опустился на колени, будто ноги отказали. Руки его безвольно повисли, голова опустилась, чуть повернувшись набок. Нижняя губа отвисла, а из уголка рта потекла тоненькая струйка слюны, как у дебила.

Макс смог подняться на четвереньки.

– Он жив? – спросил он у монаха, присевшего перед замершим ульком на корточки.

– Не знаю, вроде бы нет. – Монах медленно встал и повернулся к Максу. Лицо его было хмурым и сосредоточенным. – Пора закончить наш разговор, – пробасил он, – я просто не могу позволить тебе уйти, прости.

– Ты что, охренел?! Не видишь, что творится? – выкрикнул Макс. – Брось это и давай выбираться отсюда.

– Нет, Макс, нет, любое дело нужно закончить. – Он помотал головой.

Макс хотел еще что-то сказать, возразить, убедить, доказать, но не успел. Потому что за спиной Горана встал Никита-ульк, или ульк-Никита, кому как больше нравится.

– Сзади, сзади! – заорал Макс, но его голос утонул в окружающем грохоте. Монах все-таки услышал, а может, почувствовал. Он еще успел обернуться, для того чтобы получить страшный удар по голове и рухнуть к ногам улька. – Да когда же ты сдохнешь, тварь! – Макс выплюнул ругательства и, превозмогая боль, поднялся на ноги.

…«Вот теперь точно – все. ЭТОТ приготовился драться. Он не понимает, что теперь – все. Все кончено». Не обращая на ЭТОГО внимания, он поднял одно из тел. «…У меня есть еще один брат кроме твоего отца. Брат-отступник. Брат-ренегат…»

«Вот мы и вместе. Плоть и кровь. Ты ошибся, дорогой мой дядюшка, – сказал он старшему, пытаясь заглянуть в мертвые глаза, – ошибся. Я это понял. Сейчас понял. Потому что наконец-то догадался, что было в глазах мальчишки, кроме страха. Жалость. Это была жалость. Ему было жаль меня. Жаль».

Он покрепче схватил младшего, еще раз взглянул в глаза старшему, бросил последний взгляд на ЭТОГО и прыгнул. Прыгнул навстречу своей судьбе…

Ульк не спешил нападать. Он стоял, опустив руки, и смотрел на Макса. Покивал головой, будто пенял ему на что-то. Отошел в сторону, туда, где лежало тело Константина Арсеньевича, поднял его. Замер, разглядывая мертвое лицо. Макс наблюдал за его странными манипуляциями, ничего не предпринимая. Вокруг все странно замерло, даже грохот прекратился. Только пыль тяжело висела в воздухе. Будто тот, кто руководил этой свистопляской, тоже решил посмотреть, что там вытворяет этот тип. А тип постоял немного в легкой задумчивости, поднял на уровень глаз голову Леонида (и как ее не завалило в этом бедламе), что-то сказал. Потом глянул на Макса, резко развернулся и прыгнул в сторону провала, образовавшегося на месте рванувших врат. Он провалился в эту темень, там что-то вздрогнуло, поверхность ее заходила возбужденным киселем, и Макс понял, что вот теперь точно капец! Он еще успел пробежать несколько шагов, разделявших его и монаха, схватил того за ворот и рванул что есть силы в безумной попытке поднять тяжеленное тело. И в этот самый момент рвануло. Время на сей раз не играло в свои привычные игры: не ускорялось и не замирало, как при стоп-кадре. Просто посреди темного провала вдруг возникла радужная точка, в одну секунду расширилась, став ослепительно-белой, и взорвалась тысячами, миллиардами звезд. «Красиво, блин. Рядом с такой красотой и помереть не страшно», – еще успел подумать Макс.