Эпилог

Сознание возвращалось к нему постепенно. Первое, что он почувствовал, был привкус крови. Солоноватый привкус, который ни с чем не спутаешь. Потом проснулось осязание. Он лежал на чем-то твердом, но не на камне, под руками колыхалось живым ковром что-то мягкое, шелковистое, как молодая трава. Следом наступила очередь запаха. Да, точно. Так пахнуть может только трава. Теперь – слух. Тихо. Только где-то далеко, на самом краю сознания, какой-то очень знакомый звук. Кузнечик! «Черт меня побери, это же кузнечик стрекочет! Пора открывать глаза». Медленно, осторожно. Он ждал, что свет резанет по ним, как это обычно бывает, но ничего такого не произошло. Смотрелось легко, глаза и не думали пугливо жмуриться, а неизбежные в этих случаях слезы куда-то запропастились. Небо. Чистейшее голубое небо. Без единого облачка. Благодать, да и только. Полежав так немного, он пришел к выводу, что вставать все равно придется. Не проваляешься же здесь всю жизнь. Кстати, интересно, он вообще – жив? Или он уже в раю? Или в аду? Кто сказал, что ад – это обязательно сковородки? Это было бы слишком просто.

Медленно, не торопясь, Макс сел и осмотрелся. Вокруг стелилась бескрайняя степь, покрытая изумрудного цвета травяным ковром. Над ковром, в свою очередь, раскинулось чистейшее голубое небо. Краски были настолько яркими и нереальными, что Макс решил, будто у него глюк. К тому же он ощущал некую странность правда пока не мог сообразить какую. Так. Трава. Это понятно. Небо. Тоже понятно. Красивое такое небо, на котором нет ни одного облачка. И солнышка, что характерно, тоже нет. Вот тебе и странность.

– Нравится? – услышал он у себя за спиной.

Спокойно, даже с некоторым достоинством повернулся – мы, мол, ужо пуганные, че нам дергаться? – и узрел босоногого пацана, оседлавшего здоровенный валун и с наслаждением смакующего леденец а-ля «чупа-чупс». Пацан был смугл, имел иссиня-черные волосы и яркие, под стать небу, голубые глаза.

– Так что, нравится? – повторил пацан, уставившись на Макса.

– Ничего так. Слушай, малый, а я тебя нигде раньше видеть не мог?

Реакция пацана была странной. Он задрал голову, залившись таким чистым и непосредственным смехом, что Макс даже позавидовал. Он так смеяться не мог никогда. Содрогаясь от хохота, пацан сполз со своего валуна и продолжил смехотерапию прямо на земле, как говорится, матушке. Макс подождал, пока тот успокоится.

– Нет, вы только подумайте, господа хорошие. Он меня еще и спрашивает. Мы ж с тобой теперь, считай, родственники. Кровные! – Пацан воздел к небу до половины обсмоктанный «чупа-чупс». А ты меня не узнаешь! – Он изобразил на лице некое подобие страдания.

– А ты помолодел, – хмыкнул Макс, понимая наконец, кто перед ним.

– Твоими стараниями, мой друг, твоими стараниями. – С его лица можно было писать картину: лучезарное счастье, как оно есть.

– Я вот тут подумал, что так и не знаю, кто ты и как тебя зовут. И потом, я думал, ты оставил меня в покое.

– А я оставил. – Он догрыз свой «чупа-чупс», повертел палочку в руках, примеряясь, куда бы ее забросить, и сунул в карман. – Красотища такая, и сорить не хочется.

– Нелепый у тебя видок.

– Да? А мне нравится. Отражает суть. Мои убеленные сединами сородичи считают, что я как был пацаном, так и остался.

– Давай к делу, – перебил его Макс, – ведь не просто так ты меня сюда вытащил.

– Я здесь ни при чем. На этот раз никто тебя никуда не тащил. Сам попал. Я просто придал этому месту более привычный для простого человека вид.

Он замолчал на некоторое время, поморщился, потер лоб. Веселость как рукой сняло. Сейчас перед ним сидел очень серьезный мальчишка с глазами глубокого старика.

– Ладно, – он снова потер лоб рукой, – к делу так к делу. Я расскажу тебе одну историю, по старой дружбе. Начало – про изначальное единство вселенной, многообразие жизни, про связь между разными ее отражениями, то бишь мирами, я опущу, если не возражаешь. Перейду сразу к нашим, как говорят у вас, баранам. Итак, отражения, они же параллельные миры, иные измерения, соседние вселенные, кому как больше нравится. Отделенные друг от друга. Но оказалось, что некоторым существам эти препятствия и не препятствия вовсе. Драконам, например. И еще кое-кому.

– Тебе, например.

– Мне, например. Только понимаешь, это не так просто – ходить везде. Сил требует, да и умения. Вот и нашлись умельцы, которым захотелось перескакивать из одного мира в другой без особых затруднений. Так появились врата. Какое-то время эти самые умельцы путешествовали в свое удовольствие, утоляя жажду познания. Смотрели, изучали, сравнивали, иногда вмешивались, затевали свои собственные игры. Только игроками там были живые существа.

– Такие, как я, например.

– Такие, как ты, например. Кто-то считал их богами, кто-то демонами, особо испорченные – удивительными, необъяснимыми силами природы. Хотя они такие же боги, как и мы с тобой. Куда уж. Так… – он покрутил пальцами в воздухе, – ну да ладно. Так вот. В один прекрасный момент вдруг оказалось, что по проложенным дорожкам шастают не только они. Так бывает. Всегда находятся те, кто хочет прокатиться без билета. Тем более что никаких билетов на этих дорожках и не было. Сначала их это позабавило. Но потом, к своему удивлению, они обнаружили, что самозваные пешеходы-безбилетники тоже играют там во что-то. А еще через некоторое время они вдруг заметили, что и их – их! создавших все эти стежки-дорожки, калитки-врата-переходы, втянули в чужие игры. Втянули те, кого они привыкли считать примитивами. А теперь оказалось, что эти примитивы наловчились довольно умело дергать за нитки, заставляя наивных умельцев делать то, что им нужно. А умельцы на то и умельцы, что могут много такого, чего не могут… – Он запнулся, явно подбирая слова.

– Простые смертные, – подсказал ему Макс, – ты ведь это хотел сказать?

Тот кивнул и улыбнулся:

– В общем, да. Хотя сам понимаешь, парня, который в состоянии подчинить себе более могучие силы, простым уж никак не назовешь. Так вот, умельцы обнаружили, что ими стали манипулировать разные там древние маги, колдуны, святые подвижники. И не все они были образцами добродетели, сам понимаешь. И вот те самые умельцы решили с этим делом покончить.

– А где связь? – встрял Макс.

– Не понял.

– При чем тут врата, все эти стежки-дорожки и манипулирование? По-моему, одно другому… – Он развел руками.

– Еще как причем, мой друг, еще как причем. Все дело в том, что повлиять, а уж тем более вынудить что-то сделать могут только… э-э-э… – Он снова замялся. – Если я назову их высшими, тебя не покоробит?

– Валяй, я не обидчивый.

– Так вот, это могут сделать только высшие, и только выйдя вот в такое место. В обычном мире их и не поймаешь. Нужно выйти из повседневной реальности, понимаешь, оторваться от материального мира, который тебя окружает, попасть в междумирье, понимаешь? Как бы тебе объяснить?.. – Его собеседнику сегодня явно не хватало слов.

– Я понял, не мучайся.

– Вот и хорошо. А раз так, то должен понять и другое – высшие решили прикрыть лавочку. И врата захлопнулись.

– Только это не помогло, – опять встрял Макс.

– Я всегда говорил – ты умный парень! – Он хлопнул в ладоши. – В общем, да. Во-первых, закрыть врата оказалось не так просто. Те, кто уже наловчился использовать их, стали сопротивляться. Началась самая банальная война. Высшие, которые сами-то не очень лезли в драку – не барское это дело, в дурости своей понасоздавали всякого-разного, которое только и могло, что убивать. Та милая зверушка, с которой ты столкнулся в лесу, сама невинность. Короче, денечки были жаркие, можешь мне поверить. В конце концов переходы все же закрыли. Только не совсем. При определенных обстоятельствах их можно открыть. Правда, способны на такое далеко не все. – Он замолчал.

– И что? – спросил Макс, посчитав, что пауза затянулась. – Слушай, дай-ка угадаю. Твои родичи, то есть, простите, высшие, понаплодили себе потомства, что характерно, от тех самых низших, которых презирали. И те, как водится, переняли некоторые из их способностей. Я прав? Читали, как же: «И спускались они, и брали в жены дщерей человеческих…»

– Фу, как грубо, – он скривился, – «наплодили», слово-то какое. И кстати, презирали далеко не все, как ты сам понимаешь. – То, что Макс назвал ЭТИХ его родичами, он пропустил мимо ушей.

– Это все интересно, конечно. Только давай поближе к нашим делам. Очень уж хочется выяснить что-нибудь про себя грешного.

– А что тут выяснять? Один из полукровок решил вернуть древнее знание. Стал копаться, пробовать, искать утерянный секрет, как открывать врата.

– И нашел, – снова встрял Макс.

– Хуже. Он создал свой способ. Новый. Дальше – проще. Попал к вам. А от вас обратно – не смог. Уж не знаю, как там у него все работало, скорее всего, ему требовался помощник. Кто-то, обладающей природной способностью, ключ.

– Сашка?

– Да, мальчишка. Вот ведь парадокс. Раса людей, не имеющая к созданию врат никакого отношения, обладает поистине удивительными способностями. Люди могут проходить. Не все, конечно. Мало того, некоторые из них способны протащить с собой других. Мы называем их ключами. Полукровки называли ходоками. Дальше ты знаешь. Этот, как его, Константин Арсеньевич тебя ведь просветил. – Он произнес имя медленно, по слогам. – Вот никогда бы не подумал, что в техномире отыщутся потомки привратников.

– Он называл себя по-другому.

– Да какая разница.

– А почему техномир?

– Все просто. Вашу цивилизацию развернули в сторону развития техники, тем более что люди – раса, которая это так любит. В ваш мир пришли машины, электричество, это очень удобно. Человек, который обнаруживает, что все состоит из атомов, как-то перестает верить в сверхъестественное. Знания вытесняют веру. Это в порядке вещей. И он начинает городить все новые и новые машины, а древнее – не механическое – знание уходит.

– Мы снова отвлекаемся. Если ты уж решил мне все рассказать, так поведай, что это за свистопляска была, где я, куда подевались остальные?

– А я о чем тебе толкую? Нет, я поторопился, когда назвал тебя умным. Эти ребятки, называющие себя гильдией, урвали кусочек древних знаний и решили тоже поиграть в великих. Провели один из ритуалов, до конца не понимая его сути, перекинули через врата человека. Но, как и все недоучки, получили не то, что хотели. Вместо великого воина – улька, вместо контроля над вратами – дыру в пространстве. К тому же они убили полукровку.

– Полукровка – это Всевид?

Тот кивнул.

– Такие эксперименты плохо кончаются, знаешь ли. Наверняка у вас полно сказок о рухнувших городах, сгинувших империях, о недотепе, который вызвал демона, а что с ним делать, никак не знал, а тот взял да и сожрал его.

– Да, не без того.

– Ну вот. Здесь примерно то же самое. Это всегда проявляется по-разному. Сдвиг земли. Потоп. Рухнувшие горы. Взбесившиеся реки. Неожиданно проснувшиеся вулканы. Иногда всякие забавные твари лезут из междумирья. Очень неприятные создания, знаешь ли. К тому же бедолага, которого они закинули, обиделся и решил мстить. Вполне в духе человека. А кровушка пролитая, знаешь ли, добра не прибавляет. Убивец тот все равно что масла в огонь подливал. А последнюю жертву так вообще додумался на вратах прикончить. Вот и получил.

– И что, города нет? Все погибли? – Макс пытался улыбаться, хотя было ему нехорошо, а по спине побежали неприятные мурашки.

– Да нет, успокойся, все не так печально. Конечно, появилась масса развалин, и без погибших не обошлось, но все же беда прошла стороной.

– Почему?

– А я и сам не знаю. Думаю, этот парень – Никита… Уж не знаю, что он сделал, только когда он вместе со своими дядьями бросился в провал врат, те закрылись. И все закончилось. Резко, будто и не было. Знаешь, бывает, сквозняк распахнет окно, врывается ветер, все летит, валится на пол. А потом кто-то – раз! И захлопнулось окошко. И ветра как не бывало. Вот и тут примерно так.

Макс устало лег на спину, закинув руки за голову. Сказать, что ему было плохо, так нет. Хорошо? Тоже нет. Ему было никак. Более точного определения не подобрать. Собеседник не мешал ему, ничего не говорил и не спрашивал. Полежав так немного, Макс снова поднялся.

– И что дальше?

– Ты выжил. Хотя не должен был. В тебе нет нашей крови, просто есть кое-какие врожденные способности. Ты человек-ключ. Тебя выбросило сюда. Думаю, общение с лунными братьями помогло. Эти много чего умеют. В том числе и ходить по запретным дорогам.

– Послушай, все хочу спросить. Я и… этот, Никита, – Макс впервые назвал улька по имени, – мы ведь в чем-то схожи. Оба стали меняться, когда попали туда. Я ведь тоже… – Макс запнулся, – оборотень. Тогда почему… – Он не договорил.

– Меняться-то стали, только по-разному. Оборотень. – Он хмыкнул. – Ну да. Только, понимаешь, его путь был устлан смертями, а твой… Вот скажи, что ты чувствовал, когда убил этого дурня-кота, который с голодухи напал на тебя?

– Да жалко мне его стало. Нелепо все вышло как-то.

– Во-от! Жалость. Сострадание. В этом суть. Он удовольствие получал, понимаешь? А ты… ты убил от безысходности и пожалел того, кого убил, хоть он и тварь бессловесная. Да и другие. Монах этот, которого ты лечить кинулся и чуть сам дуба не дал. Ты ведь фактически им жизнь подарил. Коту правда в несколько странном варианте, но ведь жизнь. Пусть такую, пусть в чем-то нелепую, но жизнь! Так что вас теперь двое, – он довольно хмыкнул, – тебя теперь можно вашей земной профессуре сдавать для экспериментов. Человек-зверь, зверь-человек, особая форма шизофрении! Здорово!

– Издеваешься? – беззлобно спросил Макс.

– Да! – радостно ответил тот.

И они рассмеялись. Хорошо так, задорно, на два голоса: Макс – выплескивая напряжение, а его собеседник – просто потому, что любил это дело, да и все тут.

– Это все очень интересно, – сказал Макс, отсмеявшись. – И за рассказ тебе спасибо. Но тебе-то что от меня надо?

– Да ничего. Я из тех, кто не чурается людей. За что в свое время и получил. Стеречь кордоны, – он фыркнул, – это как ссылка, даже хуже! Торчишь, привязанный к одному месту, лишенный возможности идти и делать то, что хочешь. Что может быть хуже? А ты помог мне. Ты дал мне свободу, если помнишь. Вот я и решил тебя просветить. Ты ведь хотел найти ответы на свои вопросы.

– А йара? И монахи, им-то я зачем?

– Йара? Они всерьез считают, что, если принесут в жертву такого, как ты, это поможет им вернуть былое могущество. Есть старые байки. Те, кого ты упорно именуешь моими родичами, когда-то использовали их в своих целях. В отдельных мирах йара стояли очень высоко, намного выше других рас. А потом хозяева их бросили. И теперь им остается только вспоминать о былом величии. Все банально. А монахи… думаю, им нужно то же, что твоим знакомым из этой гильдии – что за слово дурацкое. Ключ им нужен. Вот и все.

– Значит, врата закрылись?

– Ага, это уж точно. – Он выудил из внутреннего кармана огромный леденец на палочке и с блаженством засунул его в рот. Макс сразу вспомнил свое детство. Таких вот сахарных монстров любили продавать цыгане на рынках.

– Жаль, – протянул он.

– Чего жаль-то? Что город не рухнул?

– Дурак ты, – беззлобно сказал Макс. – Слушай, а как мне теперь вернуться?

– А куда тебе надо вернуться?

Макс растерялся:

– Ну домой или… я не знаю, да куда-нибудь!

– Э-э, дружище, так не пойдет, – протянул он, – ты уж определись. А то «куда-нибудь» – это, знаешь ли, весьма опасное направление.

– Хорошо, определюсь я, а дальше-то что? Если врат больше нет? Здесь торчать, среди твоей травушки-муравушки?

– А тебе теперь врата не нужны, – буркнул он. – Трава ему моя не понравилась. – Сейчас он был похож на обычного обиженного мальчишку.

– Что значит «не нужны», эй! Стоять! Куда! – заорал Макс, видя, как тот вдруг подернулся дымкой, стал тускнеть, а через мгновение исчез. Нет его! Как не бывало! – Да что же это за хрень! – Он вскочил на ноги, в сердцах пнул ногой по валуну.

Макс шел по городу. А рядом с ним по городу шла весна. Ранняя в этом году. Ранняя и особенно ласковая. Тепло пришло как-то сразу, нежно обняв город за плечи. Он шел, оглядываясь по сторонам. Город уже практически отошел от осеннего потрясения. Потрясения в прямом и переносном смысле. Истерия прошла, уступив место злой решительности. Отряды спасателей и группы добровольцев довольно быстро справились с завалами. Пожары потушили. Мусор и разбитые машины вывезли. Погибших похоронили. Их оказалось не так уж и много, как выразился один человек на улице. Так и сказал: «Не так уж и много». Вот так. Хотя для тех, кто погиб, и тех, кто их оплакивал, это не утешение. Что с того, что погибло сто семнадцать человек, когда могли погибнуть тысячи? Что с того? А если среди этих ста семнадцати тот, кто тебе дорог? Кто взвесит человеческую жизнь? Одна – это много или мало? Для статистики, наверное, мало.

– К чертям такую статистику! – вслух сказал Макс.

Пожилая дама, стоявшая неподалеку, испуганно вздрогнула и заспешила прочь.

– Вот тебя уже и за сумасшедшего принимают, – пробубнил Макс, глядя на бодро шлепающий по реке небольшой кораблик. Кораблик был стареньким, но от того не менее веселым. А Макс вдруг осознал, что он добрел до набережной и сейчас стоит, облокотившись о перила, и смотрит на мутные речные воды.

Максу было хреновастенько, как он сам выражался. Он вставал каждое утро, завтракал, выходил на прогулку. Шатался по городу до обеда, возвращался, что-то начинал делать, бросал. Злился на самого себя. Однажды решил зайти на бывшую работу. Бывшую, потому что еще осенью уволился. Сделал два круга вокруг квартала, где располагалось нужное здание, и ушел. Тогда, осенью, после разговора с тем, он, сам не понимая как, оказался на даче у Леньки, где все и началось. Там его ждал сюрприз в виде точной копии его самого. Константин Арсеньевич оказался прав, Макс никуда не девался, исправно ходил с соседским дедом на рыбалку и получал другие положенные дачнику удовольствия. Встреча с самим собой прошла довольно буднично. Просто Макс увидел свое зеркальное отражение, сидящее в кресле. Он, второй Макс, улыбнулся, кивнул и исчез. Вот и все.

На следующий день он вернулся в город, где его и накрыла грусть-тоска. Работа добровольцем по расчистке завалов отвлекла на какое-то время. А потом – все. Нудьга, как говаривал один его знакомый. Ему чего-то не хватало. Словно вынули из него что-то важное. Он часто вспоминал Гроздану и Горана. Интересно, что с ними? Ну с наемницей-то, он был уверен, все в порядке, а вот что с монахом? Жаль будет, если пропал парень. У него не осталось ни капли злобы или обиды на него. Еще Татьяна и Сашка. С ними-то что? По всему выходило, придется привыкать им к новой жизни. Привыкать. Как и Максу.

Единственным утешением оставались тренировки. Правда, посох из Лунного дома остался незнамо где, равно как и арбалет. Это жаль. Словно друзей потерял. Макс записался в какую-то секцию карате. Тренер, увидев его пассажи и упражнения с шестом, поцокал языком, поинтересовался, кто так старательно портил Макса, и заявил, что его надо не учить, а переучивать. И стойка-де не такая, и руки не туда, и шест он держит, словно девку в первом танце – неуклюже и неумело. Макс тренера поблагодарил и ушел.

После этого он просто выходил в парк. Да, да, тот самый парк. И тренировался один. Однажды к нему попробовали подкатить какие-то бравые ребята, предлагая спарринг и глупо хихикая. Хотя нет. Не хихикая, скорее – регоча. Да. Так будет точнее. Макс буднично и совершенно спокойно порекомендовал им отвалить. После чего в течение двадцати с лишком минут с удовольствием месил их посохом – длинной обструганной палкой. Стараясь, впрочем, не калечить. На чем предложения поспарринговать от местных шаолиньцев закончились.

В этот день он также возвращался с тренировки, как всегда. Шел, думая о чем-то незначительном, но приятном. Уже начало смеркаться, в парке было безлюдно. Только вон один странный тип на лавочке отдыхает. Почему он решил, что тип странный, Макс не знал. Решил, и все. Он уже прошел мимо. Лицо типа показалось знакомым. Макс мучительно пытался вспомнить, где он его видел. Стоп! Картинка сложилась, а следом пришло понимание и узнавание. Макс развернулся с некоторой резкостью в движениях, пошел назад и сел на лавочку рядом с типом – низеньким толстячком с неопрятной шевелюрой. Тем самым, который ему по прошлой весне портретик сварганил. Вот оно, значит, как.

– Это что-то новенькое в наших отношениях, – сдерживая улыбку, сказал он.

– Думаешь?

– Раньше для встреч ты выбирал другие места, менее людные.

– Может быть, у меня вкусы меняются.

– Как и образы. Мальчишкой ты был более интересным.

Тот посмотрел на него и заулыбался:

– Знаешь ли, ловлю себя на мысли, что привыкаю к общению с тобой.

– А я так на мысли, что даже соскучился по твоей болтовне.

– Хамишь, приятель, – беззлобно бросил он.

Помолчали.

– Как оно, в общем и целом? – Макс понимал, что вопрос донельзя глупый, но надо же что-то спрашивать.

– Ничего, в общем и целом если. А как тебе?

– Тоска зеленая, – буркнул Макс.

– Тоска – это плохо, я бы даже сказал, погано. Значит, вернуться хочется?

– Хочется, – резко выпалил Макс, – сам не знаю почему. Здесь дом, друзья, родня, а вот хочется, и все. Без удержу. К тому же там Татьяна осталась с Сашкой, а я им обещал. Слушай, ты можешь мне помочь?

Нельзя сказать, что Макс целыми днями только и думал о том, как бы вернуться. По правде говоря, его такие мысли особо не терзали. Да, вспоминал, не без этого, но чтобы уж сильно рваться туда – так нет. Но сейчас, когда он снова столкнулся с этим непонятным типом, ему вдруг резко захотелось туда. К замку над водопадом. К пещерам с выползнями. К Игольчатой башне. Вот так-то. Бывает.

– Так поможешь? – Макс напрягся: вдруг откажет?

– Да не нужна тебе моя помощь. Я же тебе говорил, тебе теперь врата не нужны.

– Говорил, только ни хрена я не понял. И как это делать – ума не приложу.

– Это другой вопрос. Способность есть, умения нет. Но это дело поправимое.

– Так поправь! – почти вскрикнул Макс.

– Я не могу, у меня, выражаясь вашим языком, техника другая; твоя оболочка для этого не приспособлена, не выдержит. А вот они – могут. – Он кивнул в сторону кустов напротив. Макс перевел взгляд. Кусты мягко раздвинулись, и на дорожку вышли двое.

– Здравствуй, хадават, пришло время последнего урока, – сказал Тримир.

Ратай, стоявший на полшага позади, подтверждающе кивнул, радостно осклабившись.

– Здравствуй, учитель. – Макс встал и шагнул им навстречу.

…Солнце медленно поднималось над горой. Сейчас оно было похоже на ворчливого, уставшего, плохо отдохнувшего старика, которому по не понятной никому причине нужно было вставать в такую рань и приниматься за работу. Молодой глупый щенок горного пса встрепенулся, радуясь ему как родному. Он замерз и очень хотел есть. Но помочь ему было некому. Вчера он остался один. Мать – такая большая и сильная, которая согревала и кормила, – вдруг оставила его. Он не знал почему. Он только помнил, как она разбудила его, вытолкнув из-под своего бока на холодный камень. Он тут же попробовал вернуться обратно, туда, где так уютно и тепло. Но она не пустила его. Схватила за шкирку и сунула в узкую расщелину. Ему не понравилось там: и тесно, и сыро, и запах дурной. Но попытка выбраться ни к чему не привела. Едва он высунул нос из расщелины, как послышался недовольный рык, и он тут же скрылся в дыре. В таком состоянии мать лучше было не злить, можно и трепку получить. Все, на что он осмелился, – это осторожно выглянуть из-за камня, вросшего в землю у самого начала дыры. Он видел свою мать, стоявшую перед расщелиной и закрывавшую ее собой. Видел он нескольких странных созданий, зигзагами приближающихся к ним. Они так смешно бежали, останавливаясь, припадая на передние лапы, прыгая из стороны в сторону. Они чем-то были похожи на них, только мельче и, конечно, не такие красивые, как его мать. Он залюбовался ее рыжей, горящей на солнце шерстью и представил, как тоже станет большим и сильным.

Интересно, зачем они бегут сюда, может, хотят поиграть? Тогда зачем мать сунула его в эту дыру? Уж куда лучше выбраться на солнышко. Видел он, как смешные создания приблизились совсем близко, как двое из них разом взвились в прыжке. Видел, как мать поймала первого еще в воздухе за загривок, что-то хрустнуло, и она отбросила его в сторону. Второй упал на мать сверху, стремясь вцепиться зубами в холку. Она извернулась, сбросив его со спины, и клыки рванули ему глотку. Но тут бросились остальные, и он вдруг понял, что это не игра. И вот тогда ему стало страшно. Страшно до того, что он поглубже забился в сырую узкую щель, лег, закрыв глаза и даже прикрыв их лапой, чтобы ничего не видеть. Уже когда солнце стало прилипать к вершинам гор, он осмелился выглянуть из своей норы. Мать была тут, она никуда не ушла. Она лежала, вытянувшись стрункой, и смотрела на закатное солнце. Вокруг валялись тела смешных существ. Никто из них не шевелился. Мать едва повернула к нему голову. Он кинулся к ней, но тут же споткнулся, зафыркал и зачихал. Пряный запах крови и еще чего-то непонятного резко ударил в нос. Он покрутил головой, пытаясь сбросить непонятный запах, но тот ни за что не хотел уходить. Пришлось смириться с ним. Ничего. Сейчас они с матерью уйдут отсюда, и все будет хорошо. Он подкатил к ней пушистым веселым комком, легонько схватил ее за ухо, как делал всякий раз, когда хотел поиграть, и тут же отскочил, уворачиваясь от нее. Но она почему-то не приняла игру, а только тяжело вздохнула, посмотрев ему в самые глаза. Ему стало плохо. Что-то непонятное надавило, вызывая желание скулить. Пискнув, он подошел к ней, осторожно ткнулся носом в шею. Она пахла кровью и тем самым непонятным. Мать снова вздохнула, потянулась и лизнула его. И он понял, что сейчас она уйдет. Уйдет навсегда. И он останется один. Она ушла, а он всю ночь просидел над ее телом, понимая, что ни встать, ни поиграть с ним она больше не сможет.

Когда небо начало сереть, он поднялся на ослабевших лапах и побрел прочь – искать новую жизнь. Жизнь без нее. И вот теперь, когда появилось солнце – их дальний родственник и покровитель, он обрадовался ему как родному. И тут он увидел на фоне желтого диска чей-то силуэт. Он никогда не видел таких раньше. Он был большим, очень большим и шел на задних лапах. Он подходил все ближе, а щенок смотрел на него во все глаза, понимая, что вот она – его новая жизнь.

Человек присел рядом с маленьким пушистым комочком. Это был щенок собаки. «Наверное, местная дикая порода». Малыш трясся от холода и все пытался ткнуться носом ему в ладонь. Он подхватил его на руки, чуть подержал, гладя огненно-рыжую шерстку, и сунул за пазуху. Тот заворочался, устраиваясь поудобнее.

– Вот и у тебя теперь есть пес, – сказал человек и зашагал дальше.

Он шел и шел, думая о маленьком живом комочке, лежавшем сейчас у него за пазухой. Ощущение этого маленького тельца, которое он согревает своим теплом, заставляло его улыбаться. Человек прошагал всю ночь, а утром вышел к цели своего путешествия. Он остановился, разглядывая низенький домик с покатой крышей, прилепившийся к подножию одного из холмов.

– Вот ты и дома, – прошептал он и двинулся к домику.

У порога лежал огромный пес, безжизненно глядя на облака. Пес был мертв.

– Ты уж прости, приятель. – Губы вдруг пересохли, и слова дались человеку с трудом.

Не заходя в дом, он обошел его вокруг.

– Должна же тут быть какая-нибудь живность.

Его предположения оказались верными. За домом он обнаружил пару коз. Увидев человека, они как-то даже радостно заблеяли и припустили к нему.

– Эй, эй, спокойнее. – Человек явно не ожидал такого приема.

Через пару минут он понял, чего от него хотят. А хотели они только, чтобы человек перестал мечтать и дал им воды. Вытащив из колодца полное ведро, он налил им в большое деревянное корыто. Козы с жадностью стали пить.

– Такое дело, красотки, мне от вас кое-что нужно. – Проговорив это, он зашел в небольшую сараюшку, приклеившуюся к дому. Через минуту вышел оттуда с широкой и довольно глубокой миской. – Как же это делается? – Человек присел рядом с той, у которой было вымя побольше…

…Он сидел на небольшом пригорке, глядя на горы. У его ног слегка возвышались два холмика: Ольх, которого последнее время часто называли старым, и его пес, который не сумел защитить хозяина и отомстить за него.

– А ты сумеешь меня защитить? – спросил он у щенка, радостно катавшегося в траве как раз между холмиками. Долгий сон и козье молоко прогнали все его страхи. Он знал, что теперь опять не один. Теперь с ним тот, кто ходит на задних лапах. Друг. Защитник. Брат.

– Ты ведь знал, что так будет? – обратился человек через некоторое время к тому холмику, под которым покоился старый Ольх. Где-то высоко под облаками послышался легкий облегченный вздох.

Человек откинулся на спину и раскинул руки в стороны. Ему было спокойно. Он тоже знал кое-что. Знал, что кошмары, мучившие его последнее время, уйдут, уступив место легкой грусти. Знал, что прошлое уже ушло, уступая место будущему. Его будущему, которое привязано к этому дому между холмами. Знал, что он не первый и наверняка не последний, кто поселяется здесь. Поселяется, пройдя через падение, кровь и муки. Этот дом для тех, кто отпущен на поруки, отпущен для служения во искупление. Тогда, шагнув в провал врат, он своей кровью остановил разрушение, которое сам же и породил. И тем самым подарил себе шанс. Он зацепился за мир крохотной частичкой человеческой души, что жалась в теле зверя. Она боролась, эта частичка, боролась до последнего и изо всех сил. И удержала его на самом краю. Он смог остановиться. Смог. И вот он здесь. В месте, где началось его падение, его путь к бездне. Теперь его ждет служение. Служение во искупление. Что ж. Он готов к этому.