Шаг седьмой
Где-то здесь…
Женщина, шелковое платье на которой грозило лопнуть в любую минуту, потянулась за бокалом вина, и по ниткам крупного жемчуга, от запястья до локтя обвивающим полные руки, побежали радужные отблески.
— Не самое привлекательное тело, знаю, — улыбнулась она чуть виновато. — Но проще найти другое, чем бороться с этим жиром.
Мужчина, сидящий рядом, понимающе кивнул, хотя сам был тощий как щепка и скорее походил на вешалку для своего костюма, чем на человека.
— Не всем из нас везет, — сказал он, с многозначительной завистью поглядывая на третьего участника поздней вечеринки.
Впрочем, тот сделал вид, будто пропустил словесный укол мимо ушей. Спорить со старыми приятелями и доказывать, что свое тело он тоже получил не бог весть в каком состоянии, зато в отличие от других не стал лениться, Логр Тори не хотел. Слишком мало оставалось времени, чтобы тратить его на пустую болтовню. К тому же некоторая внешняя уродливость защищала одержимых надежнее, чем высокие стены и прочные замки. В самом деле, кто из людей подумает, что демон по своей воле забрался в некрасивое тело? Им ведь невдомек, как все происходит в действительности. Поэтому тела рано разжиревшей владелицы местной верфи и хрупкого, как кузнечик, писаря торгового дома были скорее благом, нежели неудобством. А потому жалобы на судьбу звучали из уст этих двоих, по меньшей мере, грешно.
— Как скоро собираетесь менять пристанище? — спросил Логр, покатав на языке густую каплю южного вина.
— Как дела пойдут, — ответила женщина. — У меня на примете двое родственников, но пока не узнаю точно, о чем они грезят, не буду торопиться с выбором. А то придется полжизни убить на исполнение такой глупости, о которой и рассказать-то стыдно!
— Меня нынешнее тело продержит еще долго, — сказал тощий. — Только бы не скопытилось.
— Так ты корми его получше! — предложила толстуха и тут же насмешливо поинтересовалась: — Или корм не идет впрок?
Мужчина вспыхнул румянцем, быстро перетекшим в мертвенную бледность, но Логр, уже прекрасно изучивший за предыдущие жизни характеры своих приятелей, примиряюще поднял ладони:
— Ну будет вам! Нашли время собачиться… Хотите поругаться, выходите за дверь.
— Выйти и отказаться от такого прекрасного напитка? Нет уж, — заключила женщина.
— А я бы предпочел думать, что вам обоим больше по душе беседа со мной, чем мое вино.
Он почти не шутил. Дома, в империи, их всех связывали общие мысли, чувства, намерения, а здесь, стоило ненадолго разбрестись в разные стороны, что-то сразу же начало меняться. Конечно, при встрече они по-прежнему обменивались колкостями, воспоминаниями и рассказами, по большей части об успехах, а не о поражениях, но Логр больше не видел перед собой тех вдохновленных и верных учеников Янны Лири, которых помнил. И это заставляло испытывать чувство, весьма похожее на страх.
Бывшему вельможе нравилось думать, что он, в отличие от многих других, сохраняет в себе былую страсть. Возможно, так и было на самом деле. И все же, раз за разом наблюдая, как соратники отдаляются не только от него, но и друг от друга, Логр Тори сознавал, что его сия участь тоже коснется. Рано или поздно.
Собственно, поэтому он и пустился на поиски Янны. Чтобы не потерять себя самого.
— Логги, даже не сомневайся! Твои вина всегда были лучшими, это верно, но они всего лишь приложение к тебе, а не наоборот, — заявила женщина.
Что ж, прозвучало правдоподобно. Хотя было бы глупо верить во внезапную искренность той, что держала стальной хваткой все речные флотилии Аллари.
— Я позвал вас не просто так. Не в этот раз.
— Что-то стряслось? — обеспокоенно спросила владелица верфи.
— Я нашел эссу Лири.
Новость поколебала спокойствие обоих гостей. И надо сказать, чувства, что отразились на таких разных лицах, оказались похожими как две капли воды.
Логр смотрел на тени, омрачившие чела приятелей, и понимал: бывшей близости сознаний больше нет. Слишком долго все они находятся в этом мире. Слишком много соблазнов встретилось на их пути, чтобы сохранить целомудрие хотя бы разума, если не тела. Быть истинным творцом своей жизни — что есть на свете заманчивее? Неудивительно, что они не устояли перед самым страшным грехом, какой только может быть: перед желанием самому быть для себя богом.
— Ее больше нет с нами.
Две головы опустились, словно отдавая дань памяти погибшему наставнику, но Логр мог бы поклясться, что в опущенных взглядах сверкнуло облегчение.
— Я прочитал ее последние записи. Она хотела совершить нечто особенное. Нечто, невозможное там, где мы родились, но здесь… Здесь она могла добиться успеха. Если бы выбрала правильную цель.
— О чем ты говоришь? — Тощий опрокинул в рот остатки вина из бокала и плеснул еще из бутылки, стоявшей рядом. Одной из многих бутылок на столе.
— Она хотела привести в этот мир нашего бога.
Женщина поперхнулась:
— Всеединого?!
— Да. Но она не учла одной мелочи. Рассказов слишком мало, чтобы внушить человеку, каким должен быть бог. Нужно родиться с этим. Нужно, чтобы в твоей крови текла кровь тех, кто на протяжении веков и поколений верил, не испытывая сомнений.
— Она хотела стать богом… — потрясенно пробормотал тощий.
— Чтобы явить его всем нам. Хотя бы здесь, в чужом мире.
— Она хотела…
— Это было благое намерение, — отрезал Логр.
Сам он конечно же так не думал. Божественное должно оставаться божественным, не запятнанным человеческими страстями, а тем более попытками сравняться с богом. Он не осуждал Янну, понимая, что для нее, для ее восторженно-старательного разума подобное решение как раз являлось естественным. Обрести свет родины на чужбине. Свет, по которому она наверняка скучала каждый день и час…
Но этот мир всегда был другим. И не позволил нарушить свои законы.
— А если бы у нее получилось? — с придыханием в голосе предположила женщина. — Если бы у нее…
— И Всеединый сошел бы на здешнюю землю? — усомнился тощий. — Вряд ли такое возможно. Да и зачем? В этом мире мы наконец-то обрели магию, которой были лишены дома. Пусть она другая, но не менее могущественная. Ведь мы стали почти бессмертны!
Логр с большим удовольствием закрыл бы глаза и зажал уши, только бы не видеть и не слышать тех, кого еще совсем недавно мнил своими единомышленниками. В прошлой жизни.
Ни один из двоих даже не поднял бокал в память о наставнице! Ни один не поинтересовался, как и где она жила все эти годы. Не говоря уже о том, что никто из них не искал Янну. Даже не пробовал. Нет, они скорехонько и благополучно забыли о цели своего перехода через «врата мечты». А ведь когда-то давали друг другу клятву положить свои жизни на алтарь служения богу…
Что ж, время жертвоприношения пришло.
— Она совершила ошибку, — повторил Логр Тори. — Но я не совершу.
Он щелкнул пальцами, и двери распахнулись, пропуская внутрь четверых людей. Двое шли медленно, спотыкаясь на каждом шагу, двое поддерживали их под руки. Двое — с отсутствующим выражением лица, двое и вовсе без лиц — в масках.
— Ты пригласил и других гостей? — осведомилась хозяйка верфи, явно недовольная произошедшим.
— О, они кто угодно, только не гости, — успокоил ее Логр. — Скорее, инструменты.
— Для какого такого занятия? — настороженно уточнил тощий.
Тем временем люди без лиц поставили своих подопечных перед столом и бесшумно удалились, плотно прикрыв за собой дверные створки.
— Вам ничего не кажется странным в этих двоих?
Толстуха и тощий с минуту внимательно разглядывали вновь прибывших, потом первая с сомнением в голосе сказала:
— Не пойму, кто из них мальчик, а кто девочка.
— И не старайся. Они ни то ни другое, а оба сразу.
— Прибоженные? — фыркнул писарь.
— Именно.
— И к чему они здесь? Тем более почти без сознания?
Логр Тори провел кончиком указательного пальца по кромке бокала.
— Как я уже говорил, Янна ошибалась, когда хотела явить Всеединого этому миру. Здесь правят другие боги. Непостижимым образом соединенные, но все же разные. Два бога. И в сознаниях людей они все равно наделяются разными обликами и свойствами. А значит, для их воплощения понадобилось бы два тела, только и всего.
— Ты хочешь повторить ее безумства?! — выдохнул тощий. — И сгинуть так же бесславно, как она?
— О нет, я предпочту увидеть результат своих действий. Сгинуть придется кое-кому другому.
Они были достаточно умны, чтобы понять, к чему идет дело. Хозяйка верфи поднялась на ноги и оскорбленно заявила:
— Я не собираюсь участвовать в твоих бреднях!
Писарь высказался примерно в том же духе, только намного более грубо.
Логр промолчал. Он продолжал молчать, когда двое его бывших приятелей шли к дверям. Когда дергали за ручки и наваливались на створки, пытаясь выйти из комнаты. Когда затравленно обернулись, поняв, что выхода нет. Когда ноги подкосились сначала у тощего писаря, потом у женщины, и оба сползли по стене вниз.
— Я никогда тебе этого не прощу! — пообещала хозяйка верфи.
— Боюсь, отомстить ты тоже не сможешь, — предположил Логр. — Если моя задумка удастся, этот мир станет другим, потому что в него сойдут настоящие боги.
— Ты безумен… — прошептал писарь, из последних сил опираясь руками об пол.
— Не настолько, чтобы повторять чужие ошибки. Эти двое больше нас с вами знают о своих богах. А главное, половину их знаний невозможно передать словами. Мои чужеземные друзья любезно помогли заставить прибоженных желать обрести божественную силу. Конечно, не все прошло гладко, но эти тела не пострадали слишком существенно. И теперь они готовы принять вас. А готовы ли вы?
Тощий не ответил, закатывая глаза в предсмертной агонии. По объемистому телу женщины яд растекался медленнее, и хозяйка верфи все еще находилась в довольно ясном сознании. Она перевела взгляд на своего товарища по несчастью, вздрогнула, понимая, что тот уже одной ногой стоит в могиле, и рванула из складок юбки длинный кинжал.
— Раз уж такие дела, то на этот раз я выберу тело получше!
Тонкое лезвие вошло под пышную грудь, и глаза женщины закрылись. Тощий мужчина протянул не намного дольше: легонько всхрипнул и отошел.
Логр Тори покинул свое кресло, обнял одурманенных зельями прибоженных, подтолкнул их к двум мертвым телам, над которыми собирались в единый сгусток сотни крошечных синих искр, а потом снова вернулся к столу: допивать и вправду отменное вино.
Где-то рядом…
Настоящая большая удача навещает вас не чаще чем один раз за целую жизнь — в этом Трифф Тьезаре был не просто уверен, а знал наверняка. Тем более что когда-то давным-давно звали его совсем иначе, и делами он занимался отнюдь не ювелирными. Хотя точность, терпение и выдержка, свойственные мастеру, известному на весь Аллари и даже чуть поодаль, были теми качествами, от которых беглец в чужой мир не отказывался и впредь отказываться не собирался.
Имя, данное при рождении, Трифф вспоминал лишь от случая к случаю. Причину, по которой прошел через «врата мечты», предпочел забыть сразу же, благо среди демонов, как называли их здешние жители, было не принято интересоваться прошлым. Настоящее, и только оно, занимало все мысли и чувства бывших имперских подданных. Дома ведь все было иначе. Дома приходилось выверять каждый шаг и вдох, чтобы завтрашний день не принес с собой разочарований, а еще хуже, бед. Дома вокруг вечно роились родственники, дети, жены, любовницы, слуги и прочая мошка, надоедливая, почти никчемная, но составляющая большую часть тебя самого. И отмахнуться от них от всех означало разрушить свой мир. Так думал Трифф, так думали многие, решившиеся узреть полет черно-синей бабочки. Возможно, они ошибались, вот только не успели вовремя найти опровержение своим заблуждениям.
Осторожность никому и никогда не вредила, однако она намного требовательнее любого другого свойства человеческой натуры, поэтому ничего удивительного не было в том, что в один прекрасный день богатый, влиятельный, а главное, крайне осторожный человек почувствовал нестерпимую усталость. И что хуже всего, почти сразу же он понял, что не сможет изменить себя. Не здесь. Не сейчас. Слишком много незримых цепей опутывает, слишком сильны привычки, взлелеянные с раннего детства.
Как оно часто бывает, кажущаяся недостижимой цель быстро обрела над сознанием страдальца огромную власть. Она являлась в каждом сне, насмехаясь и злобствуя, лукаво подмигивала рассветной зарей, торжествующе скалилась первыми звездами на ночном небе. И манила за собой все сильнее. Оставалось всего два выхода: сойти с ума и тем самым все равно покинуть свой уютный мирок либо совершить первый и единственный отважно-безрассудный поступок в жизни.
Будущий Трифф Тьезаре долго набирался смелости и отчаянно завидовал тем, кто легко и беспечно вдыхал пыльцу с крыльев бабочки. А когда решился, едва не раздавил кокон своей надежды в жадно скрючившихся пальцах. Он не ждал найти что-то особенное за волшебными «вратами». Главное, там все должно было быть иначе, и именно это ощущение, смешанное с детской верой в чудо, стало последней каплей, сдвинувшей чаши весов.
Если признаться честно и прямо, ничего особенно «иного» в мире, представшем взору беглеца, не оказалось: те же камни, земля, вода, солнце, рощи, луга, города и люди. Да еще необходимость исполнять чье-то дурацкое желание, которое и понять-то почти не получается!
Поначалу Трифф даже подумал, что его жестоко обманули, бесился от злости и беспомощности в непослушном теле и еще более своевольном сознании. Но чем больше он пытался сражаться за свою свободу, тем крепче становились стены странного узилища, а борьба высасывает из тебя силы не хуже, чем вечные прятки от опасности…
Все произошло, когда он исчерпал запасы злости, смирился, отступил, бросив попытки драться, и просто поплыл по течению чужого желания. Немного страшно и обидно стало только над самым водоворотом, куда следовало нырнуть. Так, ненадолго. На пару мгновений. Трифф не мог и подумать, что на другой стороне, там, где его вынесет на поверхность, мир, пусть и оставаясь прежним, превратится из врага в послушного слугу, беспрекословно исполняющего приказы.
Это была та самая свобода, которую он искал. Безграничная. Любое тело, любой уголок земли — выбирай! Не хочешь уголка? Отправляйся прямо в середину!
О, конечно, первые годы Трифф все же осторожничал. Потом на какое-то время сорвался с цепи, меняя обличья и возможности, как перчатки. Еще спустя десяток жизней начал подумывать о небольшом отдыхе, тут-то ему и встретился на пути подмастерье ювелира, живущий в красивом речном городке. Главное, у того имелось какое-никакое желание, а дальше требовались только ловкость и подходящий случай.
Учиться пришлось, куда же без учения? Впрочем, с природными склонностями Триффа корпеть над металлами и камнями оказалось совсем не трудно. Паренек, слегка изменившийся после одной беззвездной ночи, талантом не блистал, брал свое старанием и терпением и, конечно, не мог претендовать на долю в хозяйском деле. А вот сын ювелира, напротив, с рождения наделенный отменным вкусом к красоте, работать не любил, хотя и принял в конце концов отцовское дело. Вместе с подмастерьем конечно же.
Дальше все было проще простого, главное, что у нового хозяина ювелирной лавки тоже имелось желание. Пустяковое, не стоящее даже воспоминаний, оно помогло Триффу получить свое нынешнее имя, а заодно и долгожданный отдых. Навыки, приобретенные за прошедшую дюжину лет, смешанные с природными способностями нового тела, превратили бездельника в знаменитого мастера. Правда, работающего уже без подмастерьев.
Жизнь, которую он сам себе сотворил, довольно долго доставляла Триффу Тьезаре ни с чем не сравнимое наслаждение. Пока он вновь не почувствовал, что устал, на сей раз уже не от необходимости прятаться и прятать свои истинные чувства, а от работы. Надо было бы передать дело верному человеку, потому что блистательное настоящее не наступает без тщательной подготовки, да только не встречался никто подходящий. До недавнего времени.
С первого взгляда Трифф не разглядел в парне, переступившем порог лавки, ничего особенного. Ну кроме того, что он недокровка. А прозвучавшее предложение заставило заинтересоваться лишь одну половину ювелира: заказ на сотню пряжек из серебряной филиграни. Усердия здесь требовалось немного, больше времени, и как раз за время незнакомец обещал заплатить очень щедро. Даже вручил половину оплаты в задаток.
Трифф Тьезаре знал, что задавать лишние вопросы — вредно для здоровья, но, когда заказчик попросился остаться и поработать в лавке, разумеется, занимаясь своими делами и не встревая в чужие, любопытство пересилило осторожность, и так основательно притупившуюся за долгие жизни, проведенные в чужом мире. Тем более взглянуть было на что: парень вплетал какую-то лозу в готовые пряжки, делая это с ловкостью и изяществом настоящего мастера. А потому мысль о том, что при должном обучении из незнакомца можно сделать отличного ювелира, возникшая неосознанно, осталась в голове Триффа всерьез и надолго.
Он явно был приезжим, это паренек, значит, следовало не откладывать дело в долгий ящик. К рассвету весь заказ был готов. Трифф, устало пройдясь бархоткой по гладким изгибам пряжек, подхватил шкатулку с последней партией и отправился в дальнюю комнату, где всю ночь напролет, не смыкая глаз, трудился усердный молодой человек, так отменно подходящий на роль будущего хозяина ювелирной лавки.
Трифф от двери полюбовался еще раз отточенными, скупыми движениями тонких пальцев. Поставил на стол свою ношу. Подвинул поближе стул, присел, дождался, когда парень поднимет взгляд, и спросил:
— Как вам нравится город?
Наверное, можно было обойтись без расспросов издалека, но ювелир чувствовал себя слишком взволнованным, чтобы с места в карьер раскрывать свои карты. Предложение более чем достойное, заманчивое, лестное, и все же как знать — вдруг обнаружится причина, по которой весь план рухнет, даже не начав воплощаться?
— Красивый, — коротко ответил парень, не забыв улыбнуться.
Это сочетание сосредоточенности и улыбок, удивительно похожих на искренние, подкупало даже больше умелых пальцев. Триффу следовало бы остановиться на минутку и задуматься о том, что у парня явно был очень хороший наставник, вполне возможно, не просто вышколивший своего ученика, а вложивший в его голову и тело много разных навыков. Следовало бы вспомнить об осторожности, одним словом. Но сейчас, когда очередная цель, еще вчера казавшаяся недостижимой, стала так близка…
— Вы бы хотели здесь жить?
Парень вновь вернул свое внимание упругой лозе, но улыбаться не перестал:
— Живут не где-то, а, главным образом, на что-то.
И обыденная мудрость вкупе с непосредственной прямотой тоже отозвались в душе Триффа долгожданным эхом. «Он хорош», — восторженно думал ювелир, не осознавая, что где-то, глубоко в сознании, между этими двумя словами прячется еще одно, в корне меняющее смысл фразы.
Слишком хорош. Даже голову бреет, как подобает при исполнении любого тонкого и тщательного дела.
— Работа для умелых рук всегда найдется.
— Это предложение? — спросил парень, не поднимая глаз от очередной пряжки.
Другой на месте Триффа теперь уж точно насторожился бы. Догадливость хороша, но ее у работника должно быть меньше, чем у нанимателя. Или, по крайней мере, она должна быть хорошо укрыта от любопытных глаз.
— У вас есть способности.
Бритоголовый усмехнулся. Скорее, даже хмыкнул. Впрочем, возражать не стал.
— Нужно лишь немного обучения. Под началом мастера, разумеется. И вы сами вскоре станете мастером.
Парень не ответил, продолжая вплетать лозу в серебряное кружево. Трифф не рассчитывал на мгновенное решение, но весь предыдущий короткий разговор словно бы намекал, что если сделка состоится, то либо сейчас, либо никогда. А чем дольше в комнате висела тишина, тем меньше шансов становилось у первого возможного исхода событий. На третьей минуте молчания ювелир мысленно вздохнул и собрался уже попрощаться с надеждой в ближайшие дни обрести помощника, когда раздался звон колокольчиков, потревоженных входной дверью.
— Кто бы это в такую рань? — недоуменно спросил сам себя Трифф, но понял, что сделал это вслух, только получив нежданный ответ:
— Мои наниматели.
А, вот в чем дело! Вот почему он молчал так долго!
Ювелир почувствовал, как сердце в груди снова забилось проснувшейся пташкой. Конечно, если парень связан другими обязательствами, он не волен давать кому-то обещания. А главное, услуги всегда можно перекупить, это лишь со свободой не всегда получается.
Их оказалось двое. Один высокий, слегка худощавый, спокойный, как безветренное небо. Второй пониже, заметно крепче и непоседливее. Ничего примечательного во внешнем виде пришельцев не было, кроме шляп, надвинутых почти по самые брови. Одеты оба были добротно, но небогато, стало быть, все то, что они могли предложить своему работнику, имелось и в распоряжении ювелира. А может, он даже был намного богаче.
— Чем могу служить? — осведомился Трифф, выходя к гостям.
— Заказ исполнен? — в ответ поинтересовался крепыш.
— Позвольте заметить, что лично от вас я не получал никаких заказов, — холодно ответил ювелир.
— Он говорит об этом. — Бритоголовый, подошедший вслед за Триффом, открыл крышку шкатулки, показывая плоды совместного труда.
На серебряном фоне плети лозы, переплетенные причудливым образом, выглядели намного зеленее, чем раньше, почти изумрудными, и теперь стали похожи на праздничные украшения, как их и назвал парень. Правда, не уточняя, к какому празднику они приготовлены.
— Замечательно, — кивнул высокий, взял одну из пряжек в руки и покрутил между пальцами. — Отличная работа.
В его голосе послышалось удовлетворение, но на лице по-прежнему ничего не отражалось, кроме равнодушного спокойствия.
— И справились вы в срок.
— Я не взял бы заказ, если бы не был уверен, — гордо сказал Трифф.
— Значит, мы в вас не ошиблись.
Краем глаза ювелир заметил, как бритоголовый парень кивнул, словно что-то подтверждая, а в следующее мгновение ощутил острую боль в заломленных за спину руках.
— Что… Зачем… Почему?
Обиднее всего было разочаровываться в собственном выборе. Предательства Трифф не ожидал. Наверное, потому, что несколько жизней назад перестал осторожничать. В этом мире он мог потерять только очередное тело, обустроенное в соответствии с каким-то желанием, не более. А такая потеря всегда являлась началом нового пути, заманчивого своей непредсказуемостью, причем в дорогу отправлялся уже не желторотый юнец, но и не растерянный, запутавшийся в настоящем старик.
Он ведь всегда заранее знал, какие шаги нужно сделать. Почему же сейчас так постыдно оступился?
— Это был особый заказ, — пояснил высокий, подходя ближе к ювелиру, выгнувшемуся дугой. — Особому заказу всегда требуется особый исполнитель, как можно догадаться. Но вы… Вы оказались слишком особым, если так можно выразиться. Нам на удачу.
Он поднес пряжку, обвитую лозой, поближе к лицу Триффа, и тот с ужасом заметил, как стебли начинают шевелиться. Сами по себе.
— Будь вместо вас обычный человек, он бы просто умер. Быстро и тихо. Конечно же мы не оставили бы в живых никого, не сомневайтесь! А вот вам придется помучиться. Хотя… можете считать это наказанием за совершенное преступление. Если это вас успокоит.
— Какое еще… преступление?! — испуганно прохрипел ювелир.
— Убийство.
— Я никого не убивал!
— Ой ли? Будете утверждать, что мирком да ладком живете в этом теле с его прежним хозяином? — зевнув, спросил высокий, и Трифф понял: дела плохи.
Будь это простое ограбление, всегда оставался шанс выжить. Смерть в здешнем мире всегда открывала ворота в новую жизнь, лишь бы поблизости нашлось желание. Из этих троих двое вполне подходили для переноса, тем более крепыш явственно сгорал изнутри от множества страстей, но незваные гости знали, что ювелир одержим демоном. И похоже, прекрасно понимали, как с ним следует поступить. Если собирались убить, то не мгновенно: наверное, обездвижат или придушат немножко, потом уволокут подальше и оставят умирать вдали от людей…
Ювелир взвыл от досады, благо боль тоже требовала выхода в голосе.
— Можно считать это признанием? — без тени улыбки спросил высокий.
Трифф понимал: надо что-то делать. Возвращаться к себе домой он не хотел всеми фибрами души. Туманных воспоминаний хватало, чтобы продолжать ненавидеть прошлое и отчаянно цепляться за настоящее. Да, не свое. Чужое. Но ведь выстраданное!
— Мы могли бы договориться, — выдохнул ювелир, облизывая пересохшие губы.
— О чем?
Поскольку в голосе главаря троицы послышалось искреннее удивление, ювелир решил, что взял верное направление.
— У меня есть деньги. Много денег. Вы не найдете их, если не знаете, где искать. Но я все расскажу. Все! Я даже оставлю вам эту лавку, только позвольте уйти. Клянусь, никто ничего не узнает!
Высокий качнул головой:
— Нам не нужны деньги.
Так не бывает, подумал Трифф. Деньги нужны всем и всегда. А если не деньги, то…
— Я могу свести вас с влиятельными людьми. Очень влиятельными! Многие из них обязаны мне и окажут любую услугу, стоит только попросить.
— Не старайтесь. То, что вы можете предложить, нас не интересует. А вот то, что ни за какие сокровища не согласитесь отдать…
Пряжка снова приблизилась, только теперь не к лицу ювелира, а к груди. Стебли лозы задрожали, словно в лихорадке, а один, самый проворный, скользнул в расстегнутый ворот рубашки и прижался к коже.
Трифф давно уже забыл, что такое страдания первородного тела. Те, кто пускал его внутрь, были послушны и исполнительны, но никогда не становились с демоном единым целым. По большей части это только помогало, разве что было несколько затруднительно испытывать определенные виды удовольствий. А теперь все как будто вернулось обратно: раскаленная спица боли, вонзившаяся в грудь ювелира, казалось, пробралась за границу мира и достала до самой души.
— Что… вы… делаете…
— Забираю то, что на самом деле ценно. Вашу силу без вас самого. Так будет намного удобнее использовать ее, не правда ли?
О подобном Трифф еще ни разу не слышал. А услышал бы, не поверил. Да и сейчас осознавал только одно: ему больно. Смертельно больно.
— Почему… меня?
— Потому что первым попался под руку. Нам нет никакой разницы, чью силу изымать. Здесь вы все на одно лицо, — оскалился крепыш, потряхивая стеклянным сосудом, в котором мерцала странная синеватая жидкость.
Первым попался? Но это еще не значит, что и умирать тоже нужно первым!
— Стойте… Стойте! Подождите!
Высокий сильнее сжал пальцы на пряжке, и лоза замерла. Правда, не отлипая от кожи.
— Хотите еще что-то сказать?
— Вам нужны демоны? И как много?
— Вы знаете. Достаточно пересчитать те вещицы, над которыми вы трудились всю ночь.
— Я могу указать место. Там соберется… много демонов. Даже больше, чем вам нужно!
Незваные гости обменялись вопросительными взглядами.
— Но взамен… Обещайте, что отпустите меня!
Они не спешили отвечать, и ювелир добавил:
— Если упустите этот шанс, второй выпадет только через несколько лет. Подумайте, в одном месте, в одно время… Десятки демонов как на ладони, только подходи и бери!
— Заманчиво, — согласился высокий и кивнул тому, кто держал Триффа.
Хватка мигом исчезла. Оставалась только нить лозы, протянутая из руки высокого к груди ювелира.
— Итак, что это за место?
Когда выбираешься на спасительный островок короткой передышки из моря страха, пьянеешь даже от воздуха. Трифф почувствовал, что ноги подкашиваются, и рухнул бы на пол, если бы бритоголовый вовремя не подставил кресло.
— Танцевальный зал Лотта. Будущим вечером там назначено собрание.
— В разгар праздника? Умно, — оценил крепыш.
— Много демонов вместе… — задумчиво протянул высокий. — Да, это хороший шанс. Но им еще надо суметь воспользоваться.
Он погладил пальцами серебряную филигрань, вглядываясь в извивы лозы, а потом разжал пальцы, но пряжка, вместо того чтобы упасть на пол, как и полагается неодушевленному предмету, рванулась к груди ювелира.
Трифф почувствовал удар и, если бы не сидел, непременно оказался бы сбитым с ног. А следом за ударом пришла боль. Правда, для одержимого она продлилась всего несколько мгновений: оглушенное сознание погасло прежде, чем извлечение эссенции завершилось целиком и полностью.
— Неужели нам улыбнулась удача? — спросил самый молодой из троицы, с сомнением глядя на мертвое тело.
— Его слова надо проверить. Но думаю, он не врал, — сказал высокий.
— Пытаясь спасти свою жизнь, люди часто придумывают небылицы, — заметил крепыш. — Чем демоны хуже?
— Они одиночки. И не слишком-то любят друг друга, иначе давным-давно объединились бы и стали править этим миром. Так нет же, каждый живет сам по себе. Как будто боится, что сородичи что-то у него отнимут.
— Хочешь сказать, ему не было смысла врать?
— Ему не было смысла защищать других. Мы ведь могли ему помочь избавиться разом от кучи соперников.
— Мы и поможем, — ухмыльнулся крепыш. — Только ему тоже придется поработать!
Он выдоил из лозы последнюю каплю мерцающей синевы и плотно заткнул горлышко стеклянного сосуда.
— Достаточно? — спросил высокий.
— Почти. Но для верности нужен хотя бы еще один.
— Будет, — кивнул молодой. — Сам придет, дайте только солнцу взойти.
И сейчас…
Я легко просыпаюсь от любого шума, если сам себе приказываю это сделать. Однако большая часть ночи и наступившее следом утро оказались мертвенно-тихими, а потому пробуждение позорно отстало от рассвета. Часа эдак на три.
И даже когда я открыл глаза, то долго лежал, глядя в потолок, пока не сообразил, что солнечные зайчики, танцующие в облачках пыли, появляются, когда солнце уже вовсю карабкается на небосвод. Отрадно было лишь одно: тишина, царящая и в комнатах гостевого дома, и за его пределами, успешно обманула не только меня. Лус сладко посапывала в своей постели, хотя еще вечером демон обещал встать с первыми лучами утренней зари и отправиться на свидание с очередным знакомым из дальнего во всех отношениях прошлого.
На лице девушки, погруженной в сон, ничто не напоминало о странном госте, занявшем место бывшей хозяйки дома из плоти и крови. Наверное, в такие минуты, когда сознание уходит куда-то в сторону от действительности, одержимые становятся почти прежними. А какими становимся мы, обычные люди? Хочется верить, что лучше, чем во время бодрствования.
И все же почему демон так отчаянно ухватился за мысль о Большом собрании своих соотечественников? С одной стороны, конечно, гораздо удобнее рассказать всем и сразу о грозящей опасности, но ведь ему куда важнее, если не врет, убедить упрямцев вернуться, а это можно сделать только двумя способами: напугать или пристыдить. Вариант с насильственным возвращением, то бишь убийством, требует, по меньшей мере, уединения, значит, пока сброшен со счетов.
Так что же из двух оставшихся?
Страх?
Угрызения совести?
Ни первое, ни второе не рождаются в толпе. Даже два человека, глядя друг на друга, поостерегутся давать волю своим чувствам. Целое собрание — тем более. И зачем тогда демону все это нужно? Неужели у него имеется еще какая-то цель, о которой мне не известно?
Скорее всего.
Главное, эта цель может быть любой, в том числе и опасной для обоих миров разом. Он ведь странновато себя ведет, сомневаться не приходится. Заполучил послушное тело и отказывается использовать его покорность. Готов жестоко расправиться с собственными приятелями, и в то же время не решается посягнуть на чужую волю. Знает, что в родном мире ему места больше нет, и тем не менее не желает оставаться в моем, выбирая смерть вместо бессмертия. Либо он лжет мне в каждом слове и взгляде, либо…
Он просто хороший человек. Вернее, демон.
— Пора просыпаться.
Я дотронулся до плеча Лус, и глаза девушки открылись. Заспанно-красные.
— Уже утро?
— Давно. Скоро будет день.
— День?! — Она чуть ли не подскочила на месте, путаясь в одеяле. — Почему ты меня не разбудил?
— Сам только проснулся. Очень тихо вокруг.
Демон прислушался и согласился:
— Да, тихо. Словно все вымерли.
Я невольно вспомнил тело покойного казначея. Если убийца умел и сноровист, он вполне мог за ночь очистить город от одержимых. А если охотник за эссенцией еще и не один…
— Надеюсь, кто-то все же остался жив.
Видимо, демона посетили схожие мысли, потому что девичье лицо резко побледнело, а потом сразу начало наливаться краской.
— Этому должно быть объяснение!
— Конечно.
— Нужно просто спросить.
— Спросим. Обязательно.
Сборы на утреннюю прогулку заняли у нас примерно одинаковое время, хотя всяческих застежек, шнурков и ленточек в одеянии Лус было почти вдвое больше, чем на моем костюме: похоже, пальцы девушки справлялись с подобными задачами сами, без участия чужого сознания. Спускаясь вниз и выходя на улицу, мы так и не встретили ни одной живой души. Только когда уже вышли на набережную, которая вела к мосту на островок с ювелирной лавкой, город стряхнул с себя ночное оцепенение и начал стремительно наполняться звуками и красками.
Заиграла музыка, загомонили люди, над улицами взвились яркие флажки и гирлянды, сотни ставен и дверей приветственно распахнулись, словно выпуская обитателей домов на свободу, а в воздухе поплыли ароматы горячего хлеба и жареной рыбы.
— Сумасшествие какое-то, — заметил демон, растерянно оглядываясь по сторонам. — Что это со всеми творится?
— Яра-мари начинается, — сообщил старшина Сепп, вынырнувший нам навстречу из потока прохожих.
— Яра… что?
— Праздник первого улова, — чуть озадаченно пояснил стражник, по случаю торжеств снявший форменную тунику. — Разве вы приехали не на него посмотреть?
— Признаться, у нас были другие цели, — ответил я. — А кто кого ловит?
— Жемчужные раковины. С сегодняшнего дня за ними пойдет охота. Пока вода снова не станет холодной.
— А сейчас она разве теплая?
Блондин кивнул:
— Да. К концу весны до Аллари дотекает вода с Зольных отмелей, прогревшаяся на солнце. И можно отважиться на ныряние. Вот-вот откроются состязания, кстати. Желаете взглянуть?
— А будет на что?
Кажется, старшина немного обиделся, услышав высказанное мною сомнение, но начал перечислять:
— На яра-мари много разных увеселений. А главные — это те, что касаются жемчуга. Приз за первую выловленную жемчужницу, приз за большее количество выловленных за один нырок раковин… Правда, они для умельцев, не для новичков. А вот приз за лучшую жемчужину дня может заработать каждый, нужно только немного удачи.
— Удачи! — фыркнула Лус, впрочем, сделала это достаточно тихо, чтобы стражник не уловил в ее голосе насмешку.
— И долго все это будет происходить? — спросил я, глядя на набережную, постепенно заполняющуюся народом.
— Всего один час. Потом люди разойдутся праздновать, веселиться до самой ночи, а завтра все начнется сначала. До первого летнего дня.
— И вы тоже примете участие в празднике?
— А как же! Порт в эти дни закрывается, чтобы не помешать ловцам жемчуга, так что если люди будут приезжать в речную часть Аллари, то с берегов.
— И нырять будете? — поинтересовалась Лус.
Старшина Сепп замялся:
— Я не настолько хороший пловец…
— И не особенно удачливый?
Если демон намеревался оскорбить стражника, то почти этого добился. Блондину не давало повернуться и уйти восвояси только сознание того, что, хотя муж и жена — хвороба одна, от меня пользы можно получить намного больше, чем колкостей от моей «супруги».
— Не обращайте внимания, она сегодня не в духе, — поспешил я успокоить старшину.
— Ни одно украшение не пришлось по вкусу? — догадливо уточнил тот.
— Мы не застали ювелира дома.
— О, жаль. — Теперь он посмотрел на Лус с искренним сочувствием. — Но даже если он уезжал, к празднику должен был вернуться.
— Вот я и проверю, — заявил демон, делая шаг в направлении моста.
Я поймал Лус за острый локоток и прошипел в ухо:
— Не смей ходить один!
— Да ничего не случится! Вон отсюда дверь лавки видна как на ладони. Я только спрошу, вернулся ли он, — недовольно шепнул в ответ демон. Шелк платья, скользнув между моими пальцами, вырвался на волю, и вдох спустя девичья фигурка уже оказалась отделена от меня потоком прохожих.
— Иногда женщин следует оставить наедине с их желаниями, — заметил стражник, поглядывая, как ловко Лус пробирается к своей цели.
Мне оставалось только промолчать.
Хотел встретиться со своим знакомым втайне от меня? Божа ради! Но можно было сделать это иначе, а не выставлять меня на посмешище! Такое ощущение, что не только демон оказывал влияние на тело, которое занимал, но и сама плоть, вроде бы бессознательная и податливая, медленно, но верно захватывала пришельца в плен. Кажется, еще немного, и он начнет вести себя, как настоящая женщина…
Да нет, уже ведет! Вовсю.
— Что-то удалось разузнать? — спросил я старшину Сеппа, надеясь не только отвести того от размышлений о чужой семейной жизни, но и притупить собственные несвоевременные мысли.
— Я расспросил всех, кого смог.
— И?
Блондин сокрушенно вздохнул:
— В тот час дядя был необыкновенно оживлен, как мне сказали. Благодушно здоровался со всеми встречными, выглядел счастливым, но ни с кем не задержался даже для короткого разговора. Словно торопился куда-то прийти или что-то сделать.
— И думаю, мы оба знаем что.
Стражник поднял на меня печальный взгляд:
— Неужели он все-таки?…
— Сами посудите. Если человеку чего-то отчаянно хочется, он рано или поздно решится осуществить свое желание. И еще хуже, если он вынужден долгое время сдерживать себя сам: тогда достаточно любой нелепой случайности, чтобы сорваться с привязи. А тут еще и праздник подошел, много приезжих… У своих воровать ваш дядя, может, и не рискнул бы, зато у чужаков — легко!
— Вы правы, — признал старшина. — Мне горько это слышать, но, наверное, так оно все и было.
— Ваш дядя выбрал себе жертву и отправился к ней. Потому не останавливался, не заговаривал ни с кем по дороге. А на обратном пути тем более.
— И выбор он сделал нехороший…
— Неудачный. Если это ваша фамильная черта, понимаю, почему вы не ловите жемчуг.
Рот блондина болезненно скривился, и я примирительно улыбнулся:
— Не обижайтесь. Настоящее везение дано лишь немногим.
— Да Бож с ним, с везением! Лучше скажите другое… — Взгляд стражника стал еще напряженнее. — Мы сможем найти его убийцу?
— Еще вчера вы сомневались, что таковой существует.
— Я думал всю ночь. А сейчас вы еще сказали про выбор и прочее… Дядя что-то смог украсть. И это «что-то» стало причиной его смерти, других объяснений у меня нет.
Зато у меня есть, но я не буду торопиться поведать о них всем на свете.
— Вы найдете его?
О, ответственность уже полностью перекладывается на мои плечи? Хотя на этот вопрос могу ответить честно:
— Сделаю все, что смогу.
Пока мы разговаривали, Лус добралась до ювелирной лавки и постучала в дверь, как ни странно, опять же закрытую, несмотря на праздник.
— Похоже, его опять нет дома.
— Кого? Триффа? — переспросил стражник.
— Да. Вчера его подмастерье сказал, что хозяин уехал за какими-то материалами, но к утру должен вернуться, а лавка все еще закрыта.
— Подмастерье? — Глаза блондина растерянно округлились. — У Триффа никогда не было подмастерьев…
Окончание фразы я дослушивал уже на ходу, потому что сорвался с места сразу же, как уловил в голосе старшины Сеппа удивление. Но между мной и Лус оставалось еще очень большое расстояние, когда дверь лавки распахнулась, выпуская на порог того самого бритоголового парня, улыбающегося еще шире, чем вчера.
Кричать было бессмысленно: в гомонящей толпе, среди звуков разномастной музыки мой голос затерялся бы быстрее, чем прозвучал. Я ускорил шаг до предела, за которым движение уже называется бегом. Головы прохожих то и дело заслоняли от меня Лус и мнимого подмастерья, и когда мой взгляд в очередной раз добрался до дверей лавки, там никого не оказалось.
Пожалуй, я не испытывал такого ужаса, даже предчувствуя возможную потерю Ведомого, хотя в Сопроводительном крыле меня ждало бы суровое наказание и в лучшем случае отставка, а сейчас отвечать и оправдываться было не перед кем и не за что. Он же сам настоял на своем, упрямец! Вот только почему мне вдруг показалось, что весь окружающий мир укоризненно и горестно раскачивается из стороны в сторону?
Когда лицо Лус все-таки показалось в толпе, я не поверил собственным глазам, а в следующее мгновение снова захотел закричать, но уже не чтобы предупредить об опасности. Куда он, Боженка его подери, бежит?! Там же набережная, в которую он упрется и…
Впрочем, причина, почему Лус движется не ко мне, а от меня, стала понятна довольно быстро: тот подмастерье бежал следом за девушкой. На расстоянии, не позволявшем дотянуться, и то хорошо. Должно быть, демон почувствовал неладное и без моих стараний, распрощался и постарался уйти, а потом началась погоня, и парень оказался как раз между мной и Лус. Но на набережной, хоть и полным-полно народу, спрятаться вряд ли получится. Так зачем же…
Я снова сглупил, приписывая демону свои решения, а он вовсе не собирался прятаться. Шелк платья, намного менее яркий, чем праздничные наряды горожанок, но потому и хорошо заметный в толпе, взвился над парапетом, чтобы упасть вниз. Прямо в волны Онны.
Каким бы странным ни выглядел поступок демона, преследователя он все же остановил. Видно, охотник за эссенцией не пожелал купаться в весенней воде: отступил назад, двигаясь теперь уже со скоростью всех остальных прохожих, и оказался в задних рядах зевак, сгрудившихся на набережной.
— Кто-то упал в реку!
— Да где? Не видно же ничего!
— Женщина вроде…
— А чего так быстро на дно ушла?
Следующие несколько секунд я не думал ни о чем. Нарочно не думал, осознанно, хотя в голове пронеслись целые стада самых разных мыслей, начиная от того, что тело Лус вообще вряд ли умеет плавать, а тем более нырять, и заканчивая воспоминаниями о наблюдениях за рекой, чтобы сообразить, куда и откуда направлено течение в этом месте города, насколько глубоким может быть русло и хватит ли объема моих легких, чтобы найти девицу раньше, чем она благополучно захлебнется и утонет уже по-настоящему.
Сотня футов через плотно сбившуюся на набережной толпу. Скрипнувшее дерево парапета, ставшего опорой для прыжка. Мгновение полета и… Цепкие объятия воды.
Она и вправду была не слишком холодной, как я понял потом, но поначалу показалось, что меня живьем вмуровали в ледяную глыбу. Тело испуганно онемело от неожиданной смены тепла на холод, тем более что после усиленной нагрузки разгорячилось еще больше, чем от солнечных лучей, и ответило на мои приказы не сразу. Очнулось, только когда ноги коснулись дна, и аж зазвенело от напряжения.
В воде было темновато, но, благодарение Божу, от теней, отбрасываемых сваями, а не по причине большой глубины. И блеклое платье Лус, сливающееся с цветом речного дна, а потому почти незаметное сверху, трепетало разглаживающимися складками совсем близко.
Он даже не попытался всплыть между сваями…
Чтобы как можно быстрее уйти под воду, нужно избавиться от излишков воздуха в груди — это демон наверняка знал. Но того, что тело Лус, никогда не ощущавшее вокруг себя большой воды, судорожно выдохнет вообще почти все, что имелось в легких, даже не предполагал. Или не стал об этом раздумывать, предпочтя утонуть, только бы не попасть в руки охотника за эссенцией. А вот я умирать не собирался и потому наделал запасов вдоволь. За двоих.
Ее губы не хотели разжиматься, сведенные судорогой, пришлось надавить, заставляя рот раскрыться, выпустить последние, уже бесполезные пузыри, а потом плотно прижать к своему, с силой выдыхая содержимое груди. Лус вздрогнула, задергалась было, то ли вырываясь, то ли пытаясь всплыть самостоятельно, но вдруг снова обмякла в моих объятиях, да еще попыталась вернуть вдох обратно. Больше всего на свете мне захотелось в этот момент выругаться, но негодовать было не ко времени, и я с силой оттолкнулся от дна…
Шум в ушах, что водяной, что порожденный людьми, равно мешает разбирать отдельные слова, если гомонят все и повсюду, но когда наши головы показались над речной гладью и восторги зевак, в первую минуту поистине оглушительные, чуть стихли, над набережной явственно прозвучало:
— Похоже, лучшего улова сегодня уже и быть не может!
* * *
Наверное, если бы в Аллари так свято не почиталось ныряние в воду на излете весны, трудностей на долю двух вынужденных купальщиков пришлось бы куда больше. А так мне всего лишь потребовалось доплыть до ближайшего плотика, пришвартованного к набережной, и принять помощь, предназначенную ловцам жемчуга.
Когда нас вытаскивали из объятий реки, Лус уже пришла в себя, но благоразумно помалкивала, приняв растерянно-виноватый вид. На девичьи плечи тут же заботливо накинули пару плащей, я предпочел сначала стянуть с себя ставшую неприятно тяжелой куртку и рубашку, прилипшую к коже, и только потом закутаться в предложенное одеяло. Подниматься по узкой лесенке на набережную мы не спешили. Хотя бы потому, что сейчас между демоном и его преследователем оставалось расстояние, слишком большое для внезапного нападения, зато там, наверху, где столпились десятки, а может, и сотни людей…
— Что с вами стряслось? — участливо осведомился старшина Сепп, ловко, как заправский матрос, скатившийся на плотик по лестничному поручню.
Вместо того чтобы ответить, отшутившись или отмахнувшись от чужого любопытства, Лус посмотрела на меня. Весьма выразительно.
Ну да, конечно! Напрягать мозги опять придется мне. Как радушному хозяину, принявшему на себя все заботы о госте.
— Помните, я говорил, что вместо ювелира на порог лавки к нам вышел подмастерье? А вы еще заметили, мол, у эрте Тьезаре отродясь не было никаких помощников?
— Не было. Может, он и собирался взять кого, но еще пару дней назад точно был один как перст. Я как раз заходил в лавку… — Тут старшина Сепп чуть замялся и расплылся в глуповатой улыбке. — Заказ делал. А то все вокруг твердят, что пора остепениться. Вот и я решился. Ну вы ж понимаете?
Что ж, других подтверждений, пожалуй, уже не надо. Девяносто шансов из ста, что тот бритоголовый молодчик появился в ювелирной лавке неспроста. И девяносто девять шансов, что достопочтенного Триффа Тьезаре на этом свете нам найти уже не удастся.
— Скажу больше. Очень возможно, что человек, выдавший себя за подмастерье, имеет отношение к смерти вашего дяди.
— Каким боком? — искренне удивился стражник.
А действительно каким? Я-то вижу происходящее совсем с другой стороны, нежели старшина Сепп, и не могу начать рассказывать долгую историю про людей, демонов, Цепь одушевления и все остальное. Придется перевернуть историю с ног на голову.
Или попробовать зайти с тыла?
— Итак, мы сошлись во мнении, ваш дядя подписал себе смертный приговор, когда попытался что-то стащить у кого-то из приезжих. А теперь подумайте, кто обычно приезжает в Аллари на праздник жемчуга?
Блондин задумчиво нахмурил белесые брови:
— Те, кто хочет на него посмотреть.
— Не только. Когда человек, разинув рот, за чем-то наблюдает, это самое подходящее время, чтобы… Догадываетесь?
Обычно после правильно заданного вопроса следует единственно возможный, а главное, требующийся тому, кто спрашивает, ответ. Атьен Ирриги в этом деле был великим мастером, я — всего лишь нерадивым учеником, но старшина Сепп последовал правилам заданной игры со всем возможным старанием:
— Воришки! Да, их тут пруд пруди на яра-мари. Местные в такие дни ничего ценного с собой не носят: можно быстро остаться без денег, стоит только зазеваться.
Конечно. Этим грешат либо большие города, где даже близкие соседи с трудом знают друг друга в лицо, либо места, куда время от времени наезжают со всех краев Дарствия любители развлечений.
— Именно! Похоже, ваш дядя нарвался на одного из охотников за чужим имуществом.
— Разве у вора легче красть, чем у зеваки? — справедливо усомнился стражник.
— Не знаю, не пробовал. Но покойнику удалось это сделать. Правда, обворованный слишком скоро обнаружил пропажу, потому легко настиг обидчика и… наказал. Если все так и было, то понятно, почему тело вашего дяди оставили лежать там же, у склада. Бросить в реку значило бы привлечь внимание. Зато мертвое тело, выставленное напоказ, послужило бы предупреждением всем остальным злоумышленникам. Своего рода объявление: кто посягнет на мое богатство, не доживет до утра. Убийца не собирался покидать этот город, потому и «наследил». А с пристани отправился туда, где можно чем-нибудь хорошо поживиться. Впрочем, вполне возможно, что ювелир был целью с самого начала. Вы ведь сказали, что его работа пользовалась спросом?
— И еще каким!
— А в толпе народу, нахлынувшего на праздник, проще простого незаметно подобраться к лавке.
Я не был полностью уверен в весомости приведенных доводов и правильно делал, потому что следующий вопрос блондина едва не разбил все выстроенные мною декорации:
— Но зачем он тогда остался там, если сделал свое дело?
Не в бровь, а в глаз. Что можно сказать в ответ? Разве только рассеянно пожать плечами и предложить:
— Может, спросить у него самого?
Стражник разочарованно хлопнул себя по лбу:
— Так что я прохлаждаюсь-то? Надо же ловить мерзавца!
— Бож вам в помощь, эрте. И еще… Внешность у него самая заурядная, есть только одна примета. Голова без волос. Многие здесь бреются?
— Не замечал, — признался старшина Сепп уже с самого верха лестницы и исчез из виду за спинами людей, все меньше обсуждающих странный заплыв двух чужаков и сосредотачивающихся на наблюдении за теми, кто нырял в холодную воду по собственной воле.
— Ловко у тебя получилось, — пробормотал демон, зябко кутаясь в плащи.
— Что получилось?
— Замутил голову парню, не сказав ничего важного.
— Для него важны совсем другие вещи, которые он и услышал.
— Не расскажешь ему, как все было на самом деле?
— Про то, почему робкий казначей вдруг превратился в дерзкого вора? Нет. Если не припрет так, что отвертеться не получится.
Демон хмыкнул, но все-таки сменил тему:
— Долго еще будем тут сидеть?
— Думаешь, опасность уменьшилась?
— Надеюсь. — Лус принялась отжимать мокрые юбки. — Он же предполагал, что я не побегу звать стражу, а тут вдруг началась облава. Наверняка постарался затаиться где-нибудь в тихом углу.
Да, звучит разумно. В чужом городе, преследуемый стражей, убийца должен вести себя осторожнее, чем прежде. Хотя окрыленный успешным извлечением эссенции бритоголовый может набраться наглости завершить начатое.
И кстати!
— Что там вообще произошло?
— Я постучал в дверь. Он открыл. Сказал, что позовет хозяина, а чтобы покупательница не скучала в ожидании, предложил зайти в дом и посмотреть на всякие побрякушки.
— И что тебя напугало?
— Не слова. — В девичьих глазах сверкнули алые искры. — То, что он держал в руках. Небольшая вещица, похожая на пряжку или брошку. Металлический каркас, обвитый стеблями какого-то странного растения.
— Того самого, которое…
— Понятия не имею. Но я решил уйти, от греха подальше. А он стал настаивать и…
Дальше я все уже сам видел. Остался только один вопрос:
— Кроме реки, ничего на ум не пришло?
Лус невинно взмахнула ресницами:
— В воду он бы точно за мной не полез.
— А ты не подумал, что это тело не умеет плавать?
— Честно говоря, думать было некогда, — признался демон. — И потом… Ты же меня все равно спас.
— Хотя ты этому всячески сопротивлялся.
Он сделал вид, будто не расслышал мои слова:
— Пойдем? Наверное, опасность уже миновала.
Да, к тому же не мешало бы переодеться, причем Лус это гораздо нужнее, чем мне, учитывая количество промокшей ткани на девичьем теле. Я-то уже почти согрелся, хотя бы по пояс.
— Позвольте вам помочь!
Давешний парень с балкона, винтом вывернувшийся перед нами из толпы, выглядел со своим предложением немного подозрительно, но, по крайней мере, не угрожающе. И был единственным, кто вообще подарил нам свое внимание: остальные зеваки уже вовсю глазели на другие праздничные забавы.
— У меня стоят носилки поблизости. Дядюшка, знаете ли, быстро устает ходить, и его приходится нести на руках. Так что я не ухожу далеко от дома без пары дюжих слуг.
Словно в подтверждение слов племянника, старикан, подслеповато щурясь, качнулся, как дерево на ветру.
— Но как же тогда вы обойдетесь? — поинтересовался демон, которому явно не хотелось менять открытое и хорошо освещенное солнцем уличное пространство на тесные сумерки.
— А, ничего! — махнул рукой парень, по случаю праздника одетый нарядно, но слишком старомодно. — В случае чего, сядет и подождет. Это же проще, чем идти, верно?
— Мокрые юбки тебе проворства не прибавят, — шепнул я на ухо Лус. — А в носилках ты сможешь спокойно раздеться.
— Вы очень любезны! — улыбнулась девушка.
— Прошу сюда. Не будем медлить, ведь так и простудиться недолго!
Носильщики и впрямь выглядели дюжими, причем слуг оказалось не двое, а четверо, поэтому даже наш общий вес не заставил бы их надрываться. А внутри было не так уж темно, как я опасался: обитые светлой тканью стенки и кисейные занавески пропускали достаточно солнца с улицы.
Едва носилки поднялись с мостовой, Лус принялась освобождаться от промокшего платья, а потом завернулась в мое одеяло и счастливо расслабилась. На минуту или две. Пока между складками кисеи прямо на девичьи колени не скользнул листок бумаги, сложенный вчетверо и запечатанный воском.
— Еще теплый. — Демон осторожно дотронулся до неожиданного послания. — Только что печатку прикладывали.
Он поднес бумагу ближе к глазам, присмотрелся, и девичьи щеки вдруг заметно побледнели.
— Что такое?
Ответ прозвучал не сразу, словно демон долго раздумывал, прежде чем решить, достоин ли я подобного доверия. И лишь потом губы Лус шевельнулись:
— Рисунок печати. Я его знаю.
Я взял послание из рук девушки. К этому времени воск совсем уже остыл и затвердел, но меня куда больше заинтересовало не изображение семи крыльев, растущих из одной точки, а то, как печать была наложена. При малейшей попытке добраться до содержимого письма пришлось бы уничтожить хрупкую восковую красоту. Безвозвратно.
— Кто бы он ни был, он позаботился о сохранности своих секретов.
— О да, — согласился демон. — Этому он хорошо научился. Превзошел пре…
Тут он осекся. На полуслове. Будто сам удивился своим выводам или чему-то еще.
— Твой очередной приятель?
— Не совсем. Но я хотел бы повидаться с ним. — Лицо Лус стало непривычно серьезным, даже более того, напряженным настолько, что мелкие сосуды проступили под бледной кожей небесно-голубыми узорами. — Нет, не так: мне нужно с ним повидаться.
— Может, и он не против? — предположил я, возвращая демону бумагу. — Откроешь? Или мне это сделать? Вдруг еще окажется отравленным!
Девичьи пальчики смело рванули печать, и та ожидаемо треснула, расколовшись на множество частей, по которым уже никоим образом было не определить первоначальный рисунок.
— Ты прав. Это приглашение, — сказал демон, пробежав взглядом по строчкам короткого послания. — Взгляни.
«Прекрасную даму ждут нынешним вечером в танцевальном зале Лотта».
— Приглашение для тебя одного.
Лус судорожно смяла письмо в кулаке, напряженно морща лоб.
— Пойдешь туда?
Молчание.
— Ты же сказал, что искал этой встречи. Передумал?
— Нет. Я… Трудно объяснить. Лучше не спрашивай.
— Как хочешь.
Я откинулся на спинку сиденья и не проронил ни слова, пока носилки снова не коснулись земли. Слуги любезного молодого человека доставили нас прямо к дверям гостевого дома, а хозяйка, вышедшая навстречу, обеспокоенно всплеснула руками:
— Ох, ну как же вам так повезло?! Ну-ка, давайте бегом в дом, растираться и греться!
Впрочем, все заботы по растиранию и согреванию достались исключительно Лус, а я оказался предоставлен сам себе. Минут на пять, которых едва хватило, чтобы пожалеть о промокшей одежде и испорченных сапогах: выделка кожи оказалась не слишком хорошей, и места, что уже начали подсыхать, постепенно покрывались морщинками. А потом мое одиночество снова нарушили.
— Не побрезгуете принять? — спросил наш юный спаситель, опуская на кровать увесистый тюк.
— Простите?
— Вам же нужно переодеться? Или мы с дядей зря старались?
Честно говоря, я был бы рад утвердительно ответить на оба невинных вопроса, но обстоятельства сложились иначе. Пара рубашек в моем распоряжении имелась, а вот смену штанов и, что самое важное, сапог раздобыть было негде. Только если звать портного и сапожника, а до того времени, как они справятся с заказом, безвылазно сидеть в гостевом доме.
— Вы очень любезны. Даже слишком. Позвольте спросить, с чего вдруг? Мы ведь даже не знаем имен друг друга.
Молодой человек усмехнулся, кривя рот совсем не сообразно возрасту: так гримасничают люди, много повидавшие на своем веку и научившиеся одним выражением лица показывать собеседнику, что думают о том или ином предмете разговора. Юнцы тоже любят казаться многозначительно молчаливыми, правда, в их исполнении это выглядит скорее забавно, чем правдоподобно, но передо мной-то стоял не человек, а демон, вселившийся в молодое тело. И похоже, достаточно умный демон, который предпочел не играть в молчанку:
— Если скажу, что вчерашняя беседа помогла мне кое-что понять, поверите?
Прозвучало весьма лестно. Только малоубедительно, потому что, вспоминая прошедший вечер, я не находил в своих словах ничего, заслуживающего даже размышлений.
— Скорее поверю, что вы хотите подкатить к моей жене.
Он рассмеялся. Звонко и искренне, как будто услышал что-то невероятно нелепое и невозможное.
— Думайте как пожелаете! Но одежду я назад не потащу. За все уже уплачено, и это самое малое, что мне хотелось сделать. Для вас обоих.
Я развернул тюк. Под женским платьем обнаружились холщовая куртка с такими же штанами, рубашка из полотна с шелковыми нитями и то, что я никак не ожидал увидеть. Сапоги. Причем куда лучшего вида, чем мои прежние. И похоже, именно нужного размера.
— Не буду мешать.
Щедрый даритель вышел за дверь, впрочем, не заботясь о том, чтобы прикрыть ее за собой, словно привык к веренице слуг, шествующих позади и доделывающих за своего господина всяческие мелочи. Я проводил его взглядом и вернулся к одежде.
Если молодой человек и потратился на то, чтобы одеть меня, то не слишком сильно. Намного интереснее и страннее было другое: каждая вещь садилась на меня как влитая. Можно было угадать размер по ширине плеч и прочим видимым особенностям фигуры, но чтобы так попасть в точку с обувью…
Одним везением это вряд ли можно объяснить. Разве только он пробирался ночью в нашу комнату, чтобы снять мерки, но такое предположение выглядело еще глупее, чем все остальные.
Впрочем, зачем гадать, если можно спросить? Я ведь такой совет дал старшине Сеппу, так почему сам не тороплюсь ему последовать?
— Простите за беспокойство, эрте… Не вы обронили эту вещицу?
Вопрос прозвучал от подножия лестницы. Оттуда, куда только что ушел загадочно догадливый молодой человек.
— Не припомню такой. Да и плаща я не ношу по такой жаре.
— О, как жаль! А она хорошо бы смотрелась на вашей одежде. Такому изысканно одетому господину, как вы, непременно…
Я вспомнил этот голос где-то на середине фразы. Спокойный, вроде бы услужливый тон, но заметно безразличный, как будто его обладатель ставит себя выше всех остальных. Или, вернее, отдельно.
Надевать сапоги было некогда, и в коридор я выскочил в чем был, то есть в одних штанах. Конечно, мой полуголый вид вряд ли был способен кого-либо напугать, однако бритоголового незнакомца, выдававшего себя за подмастерье ювелира, подстегнул к действию не хуже удара хлыстом. Еще мгновение назад охотник за демонической эссенцией находился лицом к лицу с дарителем одежды, а спустя взмах ресниц оказался у того за спиной, и юноша удивленно вскрикнул, почувствовав боль в вывернутой руке.
— Стой, где стоишь! — приказал бритоголовый, для верности выставляя перед грудью невольного заложника кулак с зажатой между пальцами металлической загогулиной.
— Или что? — поинтересовался я, шагнув на лестницу.
— Ты знаешь!
Он вряд ли думал, что мне и впрямь известны все подробности касательно хитроумного устройства, превращающего демонов в безвольных рабов. Скорее, старался припугнуть. Произвести впечатление, так сказать. Но уже одно то, что бритоголовый не поспешил просто убраться восвояси, а заслонился от меня одержимым, давало шанс на победу. И далеко не призрачный.
— Знаю. — Я спустился еще на ступеньку вниз, заставляя охотника попятиться вместе с жертвой. — И не собираюсь ждать.
— Хочешь рискнуть его жизнью?
Кулак придвинулся поближе к шее юноши, и можно было заметить, что стебельки, торчащие из него, начинают беспорядочно двигаться.
— А разве я или он вообще чем-то рискуем?
Расстояние между нами оставалось все еще слишком большим для атаки. Надо было его сократить. Любыми способами. Но это станет возможным, лишь когда охотнику будет некуда отступать.
— То, что ты задумал сделать… На это нужно время, не так ли? Довольно долгое время. И конечно, лучше, если несчастный, которому суждено расстаться с жизнью, не дергался бы. Верно?
Конечно, он двигался к двери, куда же еще? Но прямого пути от лестницы до выхода было не проложить: мешали столы и лавки, жаль, что все они оказались пустыми в полдневный час. Только рядом с затопленным очагом сидел престарелый дядя молодого человека, то ли дремля, то ли зачарованно глядя в огонь.
— Ты знаешь.
Теперь его слова звучали не предостерегающе. Скорее, удивленно и одновременно разочарованно. А другого оружия, достаточно грозного для того, чтобы напугать меня по-настоящему, у бритоголового под рукой явно не было. Под свободной рукой, имею в виду, он ведь не мог отпустить заложника, чтобы пошарить в складках куртки у пояса.
— Ты не сделаешь то, что задумал. Не сегодня.
— А кто мне помешает?
Он попробовал огрызнуться, и у него почти получилось, но я снова шагнул вперед.
— Ты никому не причинишь здесь вреда.
— Вреда? — фыркнул бритоголовый. — Это будет благом! Для всех людей. Ты ведь человек, я вижу. А они — нет. Зачем ты их защищаешь?
Я и сам задавал себе этот вопрос. Уже не единожды. И ответ всегда был непонятно-упрямым.
Потому что не могу поступать иначе. Не получается. Даже зная, что вместе с демонами из мира уйдут невероятные чудеса, никак не решаюсь повернуть свое оружие против них. Может быть, потому, что демонами они зовутся только в нашем мире, а в своем так же, как и мы, называют друг друга «людьми»?
— Или ты приберегаешь их для себя? Для исполнения своих желаний? — Взгляд бритоголового прояснился. — Тогда у нас с тобой одна дорога!
Ага, до ближайшей развилки, которая будет ровно через пару шагов.
— Да, приберегаю.
— Хочешь все сделать по старинке? Зря. Это не слишком надежно, а я могу устроить все так, что не будет ни малейшей опасности. Они ведь хитрые, эти твари: если не держать их в узде, быстро возьмут верх!
— Проигрывает тот, кто слабее. А демона можно победить. Однажды я уже сделал это.
— Врешь! На тебе нет печати демона!
Потому что неразумный горошек почему-то все-таки обладал почти человеческими чувствами и не смог сдержать свою нежность, когда кто-то страдал от боли. И за это я тоже должен сказать спасибо именно демону, сначала убившему, а потом воскресившему меня.
— Любую печать можно стереть. Смыть. Выжечь. Любую, кроме той, что ставишь на свое сердце сам.
Еще шаг. Длинный. И половина короткого. А бритоголовый тем временем, продолжая пятиться, почти поравнялся с лавкой, на которой сидел старик. Еще несколько футов, и убийца доберется до двери. Открытой настежь. И расстояние между нами по-прежнему слишком большое. Между нами, но не между…
Он страшно закричал и разжал захват, когда раскаленная кочерга воткнулась в коленный сгиб, а потом рухнул, потому что железо все прижималось и прижималось, прожигая плоть до кости.
Молодой человек отпрянул в сторону, как только почувствовал свободу, а я прижал бритоголового к полу, усевшись сверху. Теперь можно было не торопиться и спокойно ждать, пока мне принесут веревку. Не удалось сделать лишь одного. Захватить главную улику совершенного и планирующегося убийства: пряжку бритоголовый успел швырнуть в камин, и стебли, обвитые вокруг металла, жалобно зашипев, вспыхнули и рассыпались искрами.
— Ты совершил большую ошибку! — проскрипел охотник за эссенцией, извиваясь от боли: старикан все продолжал прижимать кочергу к его ноге, рассеянно поворачивая из стороны в сторону.
— Она не первая и не последняя.
— Ты мог бы получить столько, что не унес бы все!
— Тогда зачем это вообще получать?
Он не был бойцом, да и быть не мог, поскольку Цепь одушевления славилась не физической силой и ловкостью своих Звеньев, а совсем иными достоинствами. И дергался в путах, не пытаясь освободиться, а скорее никак не желая поверить в то, что произошло. Кусал губы от обиды. Призывал проклятия на головы всех присутствующих. Но как только на пороге гостевого дома показался старшина Сепп в сопровождении пусть и не своих подчиненных, но людей в похожих форменных туниках поверх укрепленной железными пластинками одежды, пленник мгновенно затих.
— Он успел что-то сделать? — первым делом спросил блондин.
— К счастью, нет.
— Слава Божу! — чистосердечно выдохнул старшина и обратился к своим спутникам: — Этот человек обвиняется в убийстве казначея речного порта Сефо Сеппа, убийстве ювелира Триффа Тьезаре и покушении на другие жизни.
Судя по лицам стражников, они, может, и не питали особой нежности к умершим, зато их обидчика щадить не собирались: подняли пленника с пола, не особенно церемонясь, и повели на улицу, сжимая пальцы на его локтях с хорошо слышным хрустом. Причем хрустели кости явно не конвоиров.
— Я справлю все необходимые бумаги, — заверил блондин. — Вам останется только поставить свои подписи, но это будет уже после праздника.
— Надеюсь, в вашем городе надежная тюрьма? — спросила несостоявшаяся жертва.
— Не извольте беспокоиться! — Старшина Сепп улыбнулся так, что всем сразу стало ясно: подписи и впрямь будут формальностью. Так сказать, последним шагом перед сдачей дел в архив, потому что к тому моменту обвиняемый уже понесет заслуженное наказание.
— Примите мою искреннюю благодарность. — Молодой человек церемонно поклонился стражнику, но тот махнул рукой в мою сторону:
— Вот кого нам всем надо благодарить! Увидимся позже, эрте, и надеюсь, больше ничто не помешает вам наслаждаться праздником!
Надо было бы отправиться наверх и наконец-то одеться как следует, но вместо этого я опустился на ближайшую лавку, оперся спиной о край стола и устало прикрыл глаза.
Исход любого поединка решает случай. Я бы, конечно, догнал бритоголового, хотя бы уже на улице, потому что ходить затылком вперед крайне неудобно. И ему пришлось бы показать мне спину. К тому же в толпе не слишком сподручно драться. Вот ударить исподтишка — это пожалуйста. Ударить и убежать. Но такие вещи обычно проделывают налегке, а не с заложником под мышкой.
Да, я бы догнал его. И не оставил бы в живых, это точно. А так мой грех возьмет на себя кто-то другой. Кто-то, для кого убийство станет справедливой карой. Кто-то…
Другой.
Я снова сделал все чужими руками. В который уже раз? Дайте-ка вспомнить!
Сразу после Катралы, та деревенька, полная рабов. Они восстали, потому что не смогли больше терпеть. Потому что среди них нашлись люди, способные не только на мысли, но и на поступки. В Ганна-Ди интересы разных сторон тоже столкнулись задолго до моего появления, и, скорее всего, борьба завершилась бы тем же самым исходом, разве что дней на нее понадобилось бы немногим больше. А теперь здесь, в Аллари.
Единственное, что я должен был сделать сам… Нет, то, что я хотел сделать сам, вновь случилось по собственной воле. Словно в насмешку над моими намерениями. Словно с недавнего времени события, в которых я принимаю участие, всего лишь декорации на сцене. До них вроде бы легко дотронуться, но пальцы проходят насквозь через ветхую ткань реальности и ничего не могут поймать.
Мир избегает встречи со мной? Очень похоже. И должно быть, тому есть причина. Но как узнать, за что на меня вдруг свалилось это наказание?
Можно отдавать приказы, можно их исполнять. На первое всегда трудно решиться, со вторым — смириться, и все же то и другое вполне понятно. Привычно. Объяснимо. А теперь только и получается, что бросать на ветер слова, самому себе не веря, и мучительно гадать, в чьи уши они влетят и в чьих душах останутся…
И остается лишь смотреть на происходящее, с ужасом и надеждой дожидаясь итога.
— Почему вы это сделали?
Он присел на лавку рядом со мной, но, слава Божу, не стал заглядывать мне в глаза.
— Что «это»?
— Спасли мне жизнь.
— Скорее, жизнь вам спас ваш дядюшка. Если бы не он…
— Жалеете?
Да, хорошо, что мы не видим сейчас лица друг друга.
— Наверное.
— Из-за чего? Из-за того, что не схватились в драке с тем сумасшедшим?
Ага. Немного телесной боли не помешало бы. Или даже много. Она помогла бы мне снова вернуться к реальности. Снова почувствовать себя частью мира.
— Он мог оказаться сноровистее вас. Да и по возрасту…
— Трудно привыкнуть к тому, что стареешь, — проскрипел дядюшка, помешивая угли в очаге орудием справедливого возмездия.
Старею? Не слишком ли рано об этом говорить? Я ведь еще могу выйти против… ну почти любого противника и рассчитывать на победу. Сила в руках все еще есть, никуда не делась. Зрение не подводит. Ноги не подгибаются в самый неподходящий момент. Вот только действий в моей жизни почему-то становится все меньше и меньше. С каждым днем.
— Я пока не собираюсь уходить на покой.
— Оно и видно, — заметил старикан, как мне показалось, с легкой ехидцей.
— Все закончилось наилучшим образом, — уверенно заявил юноша. — Иначе кто-то мог пострадать.
Ну да. Я. Или заложник. А так все сыграли отведенные им роли, и спектакль завершился к всеобщему удовольствию.
— Но вы так и не ответили. Почему вступились за меня?
А он настырный. Зануда малолетний!
— Это имеет значение?
Молодой человек повернулся так, чтобы видеть мои глаза.
— Какая опасность мне угрожала? У него не было ножа или чего-то подобного в руках. Только незамысловатая безделушка.
— И все же вы испугались.
— А как не испугаться? Вы выскочили на лестницу чуть ли не в чем мать родила, да еще с таким страшным лицом, что даже отъявленный смельчак начал бы делать глупости! К тому же я не люблю, когда мне выкручивают руки. Но мы снова ушли в сторону… По вашему виду было понятно: то, что происходит, несет в себе угрозу. И я хочу знать какую.
А разве это еще имеет значение? Убийца обезврежен, пойман и препровожден в место, откуда ему нет обратной дороги. Все живы. Ну кому повезло уцелеть. Так зачем снова лезть в корзину с грязным бельем?
— Четверть часа назад вы могли умереть, — раздался с лестницы женский голос.
За время, пока мы внизу играли в героев, Лус успела переодеться, причем, судя по тому, как платье село на тонкую фигурку, глаз у того, кто подбирал сменную одежду, и впрямь был наметан самым удивительным образом.
— Неужели? — усмехнулся молодой человек, внимательно глядя на спускающуюся в зал девушку. — Это вряд ли.
— Вы бы сильно удивились. Напоследок.
Взгляды обоих полыхнули алым огнем, прямо как угли под кочергой старика.
— Вы, должно быть, недавно в этих краях и еще не успели узнать…
— Я умирал здесь трижды, — просто и бесхитростно сказал демон по имени Конран. — И еще один раз меня убили. Почти.
— Тогда я не совсем понимаю…
Лус подошла к очагу, позаимствовала у дядюшки его железную игрушку и вытолкнула на пол останки смертоносного, хотя и такого безобидного с виду оружия Цепи одушевления. Пряжка не успела сильно пострадать, зато то, что на нее было нанизано, исчезло безвозвратно, оставив после себя лишь несколько жирных пятен на потускневшем металле.
— С помощью этой штуки можно убить любого демона. Вернее, поймать в плен. Вечный.
Во взгляде чудом спасенного зануды отразилось вполне закономерное сомнение, и Лус, тяжело вздохнув, продолжила:
— Некие люди, облеченные в этом мире достаточной властью, нашли способ исполнять желания и не рисковать своей душой. Как и что они проделывают, неважно, но после всего демон перестает существовать. Остается одно лишь безвольное вещество, способное даровать… Все что только захочется.
— Верится с трудом.
Девичье лицо слегка помрачнело.
— Мне пришлось через это пройти.
— Но вы до сих пор здесь, с нами, — улыбнулся молодой человек.
— Слишком дорогой ценой.
— И все-таки шанс спастись есть?
Лус посмотрела на своего собеседника с горестным сожалением:
— Шанса нет. Есть человек, в теле которого обретается демон. И только от этого человека зависит, кто будет жить, а кто умрет.
— От человека?! — Зал гостевого дома наполнился заливистым смехом. — Как человек может что-то решать, если уже впустил меня в свое тело? Теперь я полновластный хозяин всего этого богатства! Только я!
Взгляд девушки встретился с моим, и, пожалуй, я еще ни разу не видел в карих глазах такого отчаяния. Искреннего. Глубокого. Жалобного. Он словно просил у меня помощи, демон по имени Конран. А может, еще и защиты. Но какой смысл был пререкаться с заносчивым юнцом? Проще и спокойнее уйти.
— Тебе надо отдохнуть. Вернемся в комнату.
Я взял Лус под локоть, и она благодарно оперлась на мою руку. Пока мы поднимались по лестнице, молодой человек все еще вслух потешался над услышанным. Даже когда дверь закрылась, приглушая звуки, доносящиеся снизу, несколько минут мне казалось, что торжествующий смех раздается совсем близко. Прямо в ушах.
Девушка обессиленно опустилась на кровать, ссутулилась, положив руки на колени, и растерянно уставилась на собственные пальцы, подрагивающие словно в лихорадке.
— Не переживай.
— Я чувствовал, что все так и будет.
— Он просто дурак.
— Но поверить и в самом деле трудно. Если не видел все своими глазами… Как убеждать? Что говорить? — Уголки карих глаз опасно заблестели слезинками.
— Все то же самое.
— Этого не хватит.
— Пусть. Ты не можешь распахнуть перед ними свою душу и память. Не можешь дать им ощутить свою боль. В конце концов, они должны сами решить, как поступать.
Лус тряхнула белокурыми кудрями:
— И сколько из них погибнет только потому, что слишком молоды и неопытны?
— Тебе их жаль?
— Мне?! — Демон явно хотел изобразить возмущение, но почему-то передумал и помрачнел еще больше, а потом признался: — Да, жаль. Я видел их, понимаешь? Таких, как этот. Видел перед самыми «вратами». Большинство юношей и девушек шагает туда бездумно, за компанию с остальными: кто-то до смерти боится, что его сочтут трусом, кто-то хочет показать свою решительность и отвагу… Им ведь не нужен чужой мир по-настоящему, как исполнение мечты.
— Потому что мечты у них пока толком и нет?
Лус согласно кивнула:
— Конечно. Это больше блажь, поступок, помогающий казаться самому себе смельчаком. К тому же самое страшное, что может случиться, это стать «выдохом», если не повезет задержаться в другом мире. Но это все равно значит обрести большую силу, чем имел прежде. Они ничем не рискуют. Думают, что не рискуют.
— И их не усовестишь. Не скажешь, что родина нуждается в них.
— Ну да. Те, кто помнит о своем долге, остаются дома, несмотря ни на что.
— Как ты?
— Как я.
— Вас все равно должно быть больше, чем беспечных бездельников.
— Не знаю… Наверное. Но с каждым днем становится все меньше и меньше. Кому захочется брать пример со скучных людей, пекущихся о благе государства? Даже если вспомнить… — Демон осекся и молчал примерно с минуту, но все же махнул рукой на осторожность. — В своем мире знаешь, чем я развлекался? Отлавливал «вдохов».
— Зачем?
— Чтобы сохранить им жизнь. Смешно, да? А ведь они попросту погибали бы, если бы их спящие тела не хранились в защищенных местах. Мало ли что может случиться без присмотра? Даже если уцелеешь от природных невзгод, с огнем пошутить не получится. Вот мы и отправлялись туда, где ходили слухи о скором открытии «врат».
— А успевали раньше? До того как? Пока еще можно все предотвратить?
— Мне не повезло ни разу, — признался демон по имени Конран. — Эти «вдохи» — ребята сообразительные. А главное, достаточно богатые, чтобы нанять охрану, и пока через нее продерешься… Им хватало времени. К сожалению.
— То есть все это стало чем-то вроде соревнования? Кто успел раньше, тот и в выигрыше?
— А знаешь, да, — задумчиво сдвинула брови Лус. — Своего рода игра. Ведь умереть никто не может, так почему бы не поиграть?
— Скоро все эти игры закончатся.
— А игроки не бросят свои фигуры, пока не станет слишком поздно…
Мне было его даже жаль. На самом деле. Сначала главной трудностью представлялось желание демонов безнаказанно шалить в чужом мире, а теперь выяснилось, что тех хотя бы можно припугнуть. Зато молодые, так сказать, свежеиспеченные демоны…
Их можно только взять за шкирку и вышвырнуть вон.
— Хочешь, этого я отправлю обратно сам?
Лус вытаращила на меня глаза:
— Как это сам?
— Придушу где-нибудь в тихом уголке.
— Забыл о желаниях? Он же может перескочить в твое тело!
Я улыбнулся, правда, так, что девушка невольно вздрогнула, и напомнил:
— Ты же сам сказал, что все решает человек.
— Да, но однажды ты ведь уже…
— Решал. И теперь знаю, как это нужно делать.
