Шаг шестой
Где-то здесь…
От реки всегда веет прохладой. И всегда остро пахнет. Весной — свежестью талой воды, в разгар лета — подсохшими водорослями, оставшимися на берегу после ухода воды. Осенью речные струи пропитываются прахом сгнившей травы с окрестных полей, а зимой, когда кажется, что все надежно спрятано подо льдом, от скованных морозом протоков между островками струятся ароматы забвения.
Зима вообще прекрасное время года. Она спокойна, бесстрастна и тиха. За короткий зимний день едва успеваешь сделать все что намечено, а когда наступает вечер, все мысли устремляются к шерстяному одеялу и кружке подогретого вина, вслед за которыми непременно приходит сон. Крепкий. Беспросветный. Зимой некогда мечтать, а вот весной…
С каждым рассветом дни становятся все длиннее, зато заботы остаются теми же самыми, дела заканчиваются задолго до наступления сумерек, и становится нечем занять время, кроме как нелепой игрой воображения. Голова начинает зудеть от всяческих мыслей, воспоминаний и невоплощенных надежд, и если еще совсем недавно, глядя на белые снега по берегам реки, можно было отмахнуться от тайных желаний, то сейчас, на пороге лета, сил обороняться уже не хватает.
Казначей речного порта Аллари Сефо Сепп ждал каждую весну, ненавидя это время года всем сердцем и все же затаив дыхание, потому что только по сходу снега находил в себе смелость поддаться уговорам детских воспоминаний и запустить руку в чужой карман. Короткопалую руку, ловко управляющуюся со счетами и пером, но дрожащую как в лихорадке, когда рядом проходит человек с тугим кошельком.
Это было болезненным наваждением, преследовавшим казначея с давних пор. Сефо Сепп всегда хотел быть при деньгах, но предпочтительнее при чужих, поскольку до смерти боялся оказаться обворованным. Скорее всего, виной странному желанию стала встреча маленького мальчика с карманником на каком-то из многочисленных осенних праздников. Паренек был настоящим умельцем, способным обчистить любого, даже самого внимательного и окруженного надежной охраной богатея, только не одно это поразило будущего казначея речного порта. Дерзость, уверенность, небрежность и яркий, бросающийся в глаза наряд, казалось бы, должны были выдавать вора еще при приближении к жертве, однако все происходило ровно наоборот. Сефо следовал за карманником от одного прилавка к другому, восторженно раскрыв рот, пока наконец сам не потерялся в толпе. Потом он выслушал от родителей много упреков и даже получил затрещину, только никакие побои и увещевания не смогли стереть из памяти волшебную сноровку вора, который словно забавлялся своими деяниями.
То, что за легкостью стоит долгий и напряженный труд, казначей речного порта узнал намного позже, когда попробовал воплотить детскую мечту в жизнь. Конечно, он был осторожен и для начала попытался стянуть собственный кошелек. С ремня, висящего на спинке стула. Чем все закончилось, Сефо Сепп вспоминать не любил. Другой, трезво взглянув на свои пальцы и оценив вялую подвижность коренастого тела, давно бы оставил попытки стать искусным вором. Другой. Но только не казначей. С утра до вечера он тщательно исполнял свои обязанности, более того, слыл самым честным человеком по обоим берегам Онны, но как только к окнам подступали весенние сумерки, Сефо Сеппа охватывало болезненное томление, редко позволяющее заснуть. Впрочем, именно бодрствование в одну из ночей вознаградило страдальца за верность детской мечте.
Отпрыск рода не слишком именитого, зато многочисленного и рассредоточенного по разным землям Дарствия, Сефо слушал легенды о демонах еще в колыбели, от матери и няньки. Ни та ни другая даже под страхом смерти не поклялись бы в правдивости своих рассказов, но повторяли их раз за разом, словно нарочно укладывая в сознании ребенка. Поэтому, когда на досках опустевшей к ночи пристани сверкнул синий огонек, казначей речного порта знал, что это такое, и даже туманно представлял себе, как нужно поступить, чтобы овладеть демоническим могуществом. Надо сказать, он все же сомневался. Мучительно. Правда, недолго: ровно до той минуты, пока не услышал шаги приближающегося портового патруля.
Он рухнул на колени, на коленях же и пополз к мерцающей звездочке, пригибаясь и прячась за ограждением. Потянулся, упал, накрыл ладонью долгожданное исполнение мечты, стиснул изо всех сил, так, что никому не удалось бы разжать его пальцы, и завороженно смотрел на синий свет, исчезающий под кожей. Потом пришлось рассказывать патрулю, что поскользнулся, сетовать на собственную неуклюжесть, благосклонно принимать помощь, подниматься, опираясь на крепкие руки стражников, и возвращаться домой в сопровождении одного из них, на случай если ноги вдруг предательски подогнутся. И только когда входная дверь закрылась за спиной казначея, пришло время лихорадочных вопросов.
Получилось или нет?!
Сефо Сепп не слишком-то верил в чудеса. Проснувшись на следующее утро, сначала подумал, что ему все и вовсе приснилось, но руки… Руки двигались уже иначе, чем прежде, да и в остальном теле появилась доселе недоступная ловкость. Он попробовал бы себя в новом деле сразу же, если бы не зашнырявшие вокруг Звенья, расспрашивавшие чуть ли не каждого об одной безлунной весенней ночи. Приходили и к казначею. Правда, прямых вопросов не задавали, больше интересуясь, не замечал ли он чего-либо странного в своих соседях, друзьях и прохожих с тех пор. Любой осторожничал бы, не то что человек, каждодневно пересчитывающий деньги, вот и Сефо Сепп задвинул как можно дальше желание опробовать приобретенные навыки и призвал на помощь все свое терпение, чтобы выждать время.
Почти месяц.
Целый месяц и еще несколько дней.
Больше терпеть оказалось невозможно, тем более опасные разговоры стихли, ищейки Цепи миротворения съехали из города, речные кораблики, швартующиеся в Аллари, доставляли уже не только груз, а еще и путешественников, желающих взглянуть на торжества яра-мари — Праздника первого улова. Словом, близилось самое желанное для карманников время. Но прежде, чем выходить на большую охоту, требовалось потренироваться.
Сефо Сепп безошибочно выделил в толпе народа, слоняющегося по пристани, троих приезжих, растерянно и тревожно оглядывающихся по сторонам. Выглядели они, пожалуй, странновато, но безобидно, а значит, подходили в самый раз. Казначей притворил дверь рабочей пристройки, в которой принимал проездные пошлины от капитанов, перекинулся парой слов со стражниками, заявив, что пошел прогуляться, и направился к выбранным жертвам, попутно раскланиваясь со знакомыми.
Он не таился, чувствуя себя переполненным уверенностью, почти таким же дерзким, как тот человек из детских воспоминаний. Казначею казалось, что он почти летит над пристанью, едва касаясь ногами дощатого настила. И кошелек, увесистый, обещающий большую добычу, словно сам собой послушно раскрылся перед короткими пальцами…
Это были не деньги. Что-то скомканное, свитое, полумягкое, полуметаллическое, как показалось на ощупь. Сефо Сепп благоразумно не стал сразу рассматривать украденную вещь, удалился за складские постройки, туда, где встретить людей можно только в часы погрузки и выгрузки, но не во второй половине дня, когда порт уже закрыт для кораблей. Казначей зашел за тюки, накрытые навощенным полотном, еще раз убедился, что за ним никто не следит, и только тогда разжал ладонь.
Вещица была похожа на брошь или заколку для плаща, а может, ременную пряжку, сделанную из медной филиграни, но то ли ювелир был не в своем уме, то ли там, откуда приехали трое растерях, была своя мода на украшения. Иначе зачем продергивать через узорчатую сетку нечто похожее на стебли растения, да еще такого неказистого? Ни одна женщина Аллари не прикрепила бы такую брошку к своему платью, разве только самая бедная и дурная.
Сефо Сепп еще немного посмотрел на первую «добычу», вздохнул, размахнулся и швырнул ее в воду, чтобы не оставлять следов. Вернее, подумал, что швырнул, а вот вещица почему-то решила иначе. Она не сдвинулась с ладони ни на волосок, словно каким-то чудом приклеилась к коже, а плоть под странной вещицей заметно онемела.
Казначей никогда не был отчаянно смелым человеком, но все же запаниковал не сразу: попытался оторвать брошку от руки. А как это еще можно сделать, если не взяться другой рукой за присосавшуюся нахалку? Вот только, когда он это сделал, вторая ладонь тоже оказалась намертво приклеенной к воровской добыче, и теперь Сефо Сепп мог только держать сложенные руки перед грудью. Конечно, в таком виде было небезопасно возвращаться, ведь обязательно по пути встретился бы кто-то, пожелавший обменяться рукопожатием, но по-настоящему страшно казначею стало мгновением позже. При взгляде на заметно удлинившиеся и шарящие по кафтану отростки странного растения, оплетающего филигрань.
Они как будто искали щелочку, чтобы проникнуть внутрь. И нашли. Юркнули между полами, поползли по коже, и Сефо Сепп огласил бы пристань безумным криком от нестерпимой боли, разрывающей одновременно сознание и плоть, но чья-то крепкая ладонь прижалась к его губам, заставляя проглотить каждый звук. А еще две пары рук надежно держали казначея, не давая тому ни вырваться, ни упасть.
— Вот ведь дурак, украл собственную смерть! Рассказать кому — не поверят.
Самый высокий из приезжих, показавшихся Сефо Сеппу безобидными простаками, снял шляпу и платком промокнул капли пота, обильно выступившего на бритой голове. Второй, осторожно разжимающий сцепленные пальцы мертвого казначея, чтобы достать брошку, укоризненно посмотрел на третьего, самого молодого.
— А если бы он не был одержимым, что тогда? Это ведь пока единственный зрелый пиявник, который у нас есть.
— Скоро должны созреть другие, — попытался возразить оплошавший.
— Надо быть осторожнее, — подытожил высокий. — За нами нет слежки, но она всегда может появиться. Особенно если разбрасываться вещами, вызывающими вопросы.
— Ты же знаешь, что созревших надо держать при себе, в тепле тела, иначе они заснут, — напомнил молодой. — Да, это был риск, но посмотри, как удачно все получилось! Теперь у нас есть эссенция.
Тот, что разжимал мертвые ладони, коренастый и крепкий, подтверждающе кивнул, разглядывая набухший и мерно подрагивающий среди стеблей узел. Если бы это утолщение не мерцало грязно-синим светом, а было чуть потемнее и покраснее, можно было бы принять его за человеческое сердце.
Высокий поднес к кончику одного из стеблей, самого короткого и толстого, стеклянный сосуд и надавил на светящийся мешочек. Жидкость, охотно заструившаяся в подставленную посудину, оказалась почти серебряной, с легким синеватым оттенком, но заполнила собой лишь треть пустого пространства, что вызвало на лицах всех троих разочарование.
— Наверное, он еще совсем свеженький, — предположил молодой.
— Ты этого сразу не заметил? — съязвил второй, бережно заворачивающий использованную вещицу в чистое полотно.
— Я только могу сказать, одержим человек или нет, довольствуйся этим!
— Ладно вам склочничать, — сказал высокий. — Пока все идет как задумано. Я бы тоже был рад, если бы одним махом удалось заполучить всю необходимую эссенцию, но раз уж повезло только наполовину…
— На треть, — не преминул поправить коренастый.
— Хорошо, на треть. Если найдем еще одного-двух одержимых, дело останется за малым: кинуть жребий.
Молодой мрачно спросил:
— А зачем кидать? Думаешь, Наки справится лучше тебя?
Высокий улыбнулся:
— Не завидуй. Никто из нас не хочет сажать в себя демона, пусть и лишенного воли, а тем паче нескольких. Так нужно. И хорошо, что тебе не придется участвовать в выборе.
— Да он бы струсил, — хмыкнул коренастый, за что заслужил шутливый подзатыльник от высокого и чуть не выронил свою драгоценную ношу.
Молодой не стал отвечать, отвернулся к мертвецу и после недолгого осмотра заметил:
— А он, похоже, был не самым простым человеком в этом городе.
— Да, одет небедно, — согласился высокий.
— Его будут искать.
— И очень скоро.
— Пора убираться отсюда.
Трое пришли к единому мнению так быстро, словно являлись одним целым. Впрочем, любой, кому на протяжении нескольких лет приходится действовать бок о бок с другими, выполняя строгие приказы и не смея оказаться отстающим, рано или поздно привыкает быть частью. А команды или плана, это уже неважно.
Три неприметно одетых человека в широкополых шляпах, нахлобученных на бритые головы, покинули закуток между складскими пристройками и смешались с толпой зевак, местных и недавно прибывших. Сефо Сепп остался лежать на дощатом настиле, глядя слепыми глазами в синее, почти уже летнее небо, и все еще прижимая руки к груди. Руки с пустыми ладонями, кожа на которых тоже была синей, только уже не от света демона, а от крови, прилившей и разорвавшей своим напором сосуды.
Его нашли довольно скоро, потому что требовалось принять пошлину от последнего на этот день корабля, пришвартовавшегося к алларской пристани. А найдя, пришли в недоумение и ужас, увидев лицо казначея, искаженное нечеловеческим страданием. Страданием, которое отчаянно протестовало против вывода, что Сефо Сепп принял смерть по причине преклонного возраста или внезапной болезни.
И сейчас…
— Ну и как, сильно нам помогла чужая удача? — спросил демон, вернувшийся с очередной вынужденной прогулки, наверное, уже сотой по счету.
Он конечно же хотел съязвить, но голос прозвучал почти жалобно, а костяшки пальцев, вцепившихся в палубное ограждение, мигом побелели. Глядя на Лус, явно нетвердо стоявшую на ногах, можно было подумать, что кораблик, привезший нас в Аллари, застрял посреди огромного моря, да еще и в разгар бури, а не мерно покачивался у тихой речной пристани.
Мы должны были сойти на твердую землю еще вчера к вечеру, но между плоскодонной посудиной и причалом портовые служки натянули только упругие канаты, а перекидывать мостки почему-то не спешили. На ночь глядя никто ничего объяснять не стал, пришлось ночевать в крохотной каюте, и так изрядно надоевшей за время путешествия по реке. Утром на судно просочились слухи о чьей-то смерти в порту, мол, из-за мертвеца корабли в порту не принимают, пока местная стража не позволит. Меня такая задержка не особенно радовала, но зато давала возможность вдоволь наглядеться на реку и город, переползавший через водную гладь с одного берега на другой по многочисленным островкам. Через столицу и даже рядом никаких рек не протекало, имелась только цепь небольших озер, протоки между которыми были слишком узки и унылы, а здесь…
Наверное, Аллари оказался самым красивым городом, который я когда-либо видел или мог увидеть, даже если учесть, что меня сорвало с насиженного места всего ничего дней назад. Ажурные арки мостов соединяли острова подобно бусинам запутанного ожерелья. Узкие набережные опирались на сваи: где на деревянные, чернильно-темные от морилки, а где на каменные, посверкивающие в солнечных лучах вкраплениями прозрачного кварца. Дома, преимущественно невысокие, цеплялись боками друг за друга, сливаясь в одну непрерывную разноцветную стену. Оно и понятно, места немного, не до излишеств, но зелени вокруг все же хватало. Зелень была везде: на оконных карнизах, на балкончиках, прилепленных то здесь, то там, даже на крышах посреди черепицы виднелись крохотные, любовно взращенные садики. А еще люди. Люди тоже были везде.
Вереницы зевак и горожан, спешащих по своим делам, сновали взад и вперед, с берега на берег, не оставляя на набережных ни клочка пустого места. Пожалуй, даже в столице я не видел одновременно такое количество народу. И этот человеческий муравейник притягивал взгляд все сильнее и сильнее, тихонько, но настойчиво звал влиться в ряды прохожих, истощая терпение тех, кому никак не позволяли покинуть корабли.
А их с рассвета на речном рейде скопилось много, разновеликих суден и суденышек. Целая очередь. Впрочем, я предпочел бы находиться на одном из них, а не слушать, как волны ударяются о причал и возвращаются обратно, к борту нашего кораблика, создавая довольно ощутимую качку. Мне она не доставляла особых хлопот, а вот Лус чувствовала себя отвратительно. Хотя иначе и быть не могло: в Катрале воды имелось еще меньше, чем в Веенте, и бедняжке было негде даже искупаться, не то что покататься на лодке.
— Это не продлится долго. — Я постарался добавить голосу как можно больше уверенности, но не слишком обнадежил демона.
— А мне долго и не надо. Еще пара лишних часов, и весь вывернусь наизнанку!
— Потерпи. Все равно сейчас ничего нельзя сделать.
Лус вздохнула и, пошатываясь, отправилась вдоль борта искать уединенное место для прощания с очередной порцией содержимого желудка, а я снова повернулся лицом к пристани, которая в отличие от набережных казалась почти пустой.
Нет, конечно, люди присутствовали и здесь. Стражники в одинаковых форменных туниках, вооруженные короткими тяжелыми дубинками, были расставлены по периметрам причалов и откровенно скучали, поплевывая в воду и глазея по сторонам. Похоже, в этой части порта охранять было нечего, но приказ всегда остается приказом, и, если тебе велели заступить на пост, изволь подчиниться, а то, не дай Бож, явится командир с проверкой и задаст жару всем, кто пренебрег служебными обязанностями.
— И сколько еще все это будет продолжаться?
Дуй ветер с другой стороны, я бы ни за что не расслышал этот разговор, хотя для того, чтобы понять происходящее, достаточно было лишь взглянуть на лица двух новых персон, появившихся на пристани. Недовольно-укоризненное и виновато-упрямое.
Один из незнакомцев, скорее всего, имел прямое отношение к страже, потому что в его одежде преобладали те же цвета, что и на туниках оцепления. Второй был одет более вычурно, можно сказать, богато, а когда повернулся в мою сторону, камзол на его груди сверкнул золотом. Глава здешнего Наблюдательного дома? Очень может быть. Вот и первый повод держаться пока подальше от берега.
— Пока дознание не закончится.
Представитель стражи выглядел мрачным как туча, но вместе с тем растерянным. Не слишком высокий, еще довольно молодой, чтобы не быть грузным, светловолосый мужчина совершенно очевидно робел перед высоким начальством, однако по какой-то причине не желал отступать. Золотозвенник же презрительно кривил губы, оглядывая заполненный кораблями рейд и ежась от порывов сырого ветра.
— И как скоро вы намерены его закончить?
— Я прилагаю все возможные силы. Дела пошли бы быстрее, если бы…
— У меня нет лишних людей, — отрезал золотозвенник. — Им есть чем заняться на берегу.
— Эрте, это происшествие требует особого внимания.
— Не происшествие, а вы. Вы, мой любезный старшина, требуете этого внимания. И мы оба знаем почему.
Стражник провел кончиками большого и указательного пальцев по уголкам губ, пряча что-то вроде смущения.
— Должность погибшего…
— Должность вашего дядюшки была высокой, но только здесь, посередине реки. К тому же новый человек уже назначен и готов приступить к службе. Если вам угодно, носите траур по родственнику, но не мешайте жить другим.
— Поймите, если это убийство…
Золотозвенник скривился еще больше.
— Ваш дядюшка давно уже прожил расцвет своих лет. Ничего удивительного, если он решил прогуляться и внезапно почувствовал себя дурно, а рядом не оказалось лекаря. Снимайте, снимайте охрану и займитесь чем-нибудь полезным, старшина!
Стражник снова попробовал возразить, но его слова уже не долетели до ушей уходящего бодрым шагом чиновника.
— Жалко смотреть на парня, — высказал свое мнение демон, ухитряющийся подбираться ко мне бесшумно и неожиданно, даже несмотря на недомогание тела, которое занимал.
— Похоже, умер его родственник.
— Серьезная причина для печали.
— Он думает, что это убийство.
— А что думаешь ты?
— Что нам нужно быть осторожными.
— Ну да, ну да…
Лус качнулась вместе с очередным ударом волны в борт кораблика, ухватилась за ограждение палубы, и мгновение спустя я узнал, что женский голос может звучать просто-таки убийственно.
— Вот говорят: чем дальше от столицы, тем меньше рвения у людей что-то делать, а на самом деле как? Рвения хватает, только куда его приложить, не знают. Любой пустяк кажется неразрешимой загадкой, когда всего-то и нужно, что капельку мозгов раздобыть! Хоть своих, хоть заемных, если больше взять неоткуда. Иначе так и получается, что сотни достойных людей маются посреди реки из-за ерунды, в которой даже мой супруг с полтычка разберется!
Возмущение наполовину базарной торговки, наполовину оскорбленной благородной дамы помогло демону достичь поставленной цели: стражник обернулся и уставился на нас. А примерно через минуту внимательного осмотра решился спросить:
— О чем вы говорите, эрте?
Демон немедленно ответил:
— О том, что, когда помощь предлагают, ее надо брать не раздумывая.
— Помощь?
Лус перегнулась через борт и громко-громко зашептала:
— У вас ведь кто-то умер? И вы хотите узнать, как это произошло? Так вот, мой муж… — тут она огляделась по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли кто-нибудь, — по долгу службы он как раз занимается такими вещами. Конечно, сегодня мы с ним всего лишь беспечные путешественники, но думаю, он не откажет оказать услугу товарищу по оружию. Особенно если это поможет нам поскорее покинуть это качающееся корыто!
Старшина несколько раз перевел взгляд с меня на Лус и обратно, а потом, словно мысленно разрубив какой-то узел, махнул рукой стражникам:
— Пропустить швартовую команду!
— Ты что творишь? — процедил я сквозь зубы, не глядя на довольное, хоть и зеленоватое девичье личико.
— Ускоряю события.
— Я один раз уже назвался чужим титулом, хватит! Нам надо было сидеть тихо, как мыши, а ты…
— Извини, — улыбнулся демон. — Я просто зверски устал от тошноты.
* * *
Портовые рабочие прибыли на пристань только спустя четверть часа. Подозреваю, что они отсиживались в каком-нибудь неприметном трактире или просто в тихом уголке, пока есть возможность и повод лентяйничать. Вереница судов, выстроившихся на рейде, вызвала у швартовой команды некоторое уныние, но привычка к работе взяла верх над недовольством, и вскоре мы перебрались по скрипучим мосткам с корабля на пристань.
На твердой земле демон почувствовал себя лучше и, как ни странно, виноватее, потому что вдруг ни с того ни с сего заявил:
— Ты справишься! Ты же это умеешь.
Если он хотел меня подбодрить или задобрить, то в целом направление было выбрано верное. Правда, потребовался бы не один шаг по этой тропе. И даже не десяток. Но раз уж демон настроен благодушно…
— Зачем мы вообще прибыли именно сюда?
— Тебе здесь не нравится? А чего тогда глазел на город все утро?
— Здешние красоты — дело десятое. Я не умер бы, никогда их не повидав. Только не говори, что будем ждать встречи с каким-то сказочным вестником! Кого мы ищем на этот раз?
Лус передернула плечиками под накидкой, в которую закуталась, прячась от сырого речного ветра.
— Еще одного моего знакомца. Он перебрался в ваш мир, когда я был еще ребенком, но, думаю, вспомнит меня.
— Больше ты никого из того списка не знаешь?
— Лично? Нет. К сожалению. Я слышал многие из имен, они, возможно, слышали мое, но мы никогда не разговаривали друг с другом. А этого я могу попробовать убедить… Или хотя бы расспросить.
— О собрании?
Лус кивнула.
— У себя дома он считался… Ну такого человека обычно называют трусом.
— А на самом деле он, по-твоему…
— Не смельчак, конечно, — признал демон. — Но правильнее было бы сказать: осторожный. На родине у него не было ни одного врага. Представляешь? Ни разу за всю жизнь не появилось.
— Полезное качество, — согласился я.
— А раз так, то и здесь ему наверняка удается оставаться между огней. И наверняка он давно уже втерся в доверие к власть имущим, значит, многое знает.
— Но если он так осторожен, как ты говоришь, захочет ли поделиться сведениями?
Пальчики Лус совершили движение, которое вряд ли было свойственно юной девице до проникновения демона в ее тело. Я бы, к примеру, решил, что она собирается открутить кому-то что-то очень нужное.
— Захочет. Мы не будем его долго уговаривать.
В голосе, произнесшем эти слова, мне не послышалось ничего женского. Зато одно слово…
Значит, все-таки «мы»?
Натти сослался бы на то, что демон однажды увидел меня изнутри. Керр сказал бы, что жизненно важное общее дело соединяет крепче многих уз. Атьен Ирриги усмехнулся бы и повторил одно из своих излюбленных размышлений на тему вынужденного доверия, оказывающегося надежнее искренних чувств. Как говорится, правдивых объяснений много, выбирай любое — не ошибешься. И все же мне почему-то вдруг захотелось найти свое. Которое будет только моим, а стало быть, единственно истинным.
— Убьем?
— Если понадобится. И проследим, чтобы не задержался в этом мире.
Интересно, а если бы все было наоборот? Если бы мои соплеменники толпами шатались в другой мир, я бы старался их вернуть? Возможно. Особенно из вредности, если уж мне самому не суждено вернуться. Это же так заманчиво, остаться единственным демоном в мире и потихоньку прибрать его под себя! Или просто жить в свое удовольствие, меняя тела, как перчатки. Но это подходит для меня, а что движет демоном по имени Конран?
Ясно одно: игра с переменой мест ему пришлась не по душе. Слишком болезненна? Неприятна? Как той женщине, что поделилась с нами удачей? А кстати, между ними ведь есть что-то общее в отношении к моему миру. Оба не желают задерживаться здесь дольше чем необходимо. Южанка следовала за своей госпожой, Конран оказался…
Ну да. Конечно же. Все просто.
Ни он, ни она не хотели входить во «врата мечты». Неважно, по каким причинам. Главное, чужой мир был им и даром не нужен. А многие другие, о которых говорил демон, отправились сюда не только по собственному желанию, но еще и с вполне определенными целями.
Повеселиться. Отыграться за прежние неудачи. Утолить жажду запретного. Сбежать от преследования. Поэтому все они и остаются здесь, довольные своим существованием. Еще бы, ведь желание, которое тянуло их за границу мира, исполнилось!
«Врата мечты» привели туда, куда и должны были. К мечте. А от воплотившейся надежды, ставшей привычкой, отказаться трудно. Почти невозможно. И если все же приходится возвращаться, они, конечно, делают это без желания. Может быть, именно потому и приходят в сознание дома, напрочь лишившись чувств и стремлений?
— Вам требуется время на отдых? — осведомился старшина портовой стражи, вернувшийся после роспуска оцепления. — Не хочу торопить, но поймите…
— Отлично понимаю, — заверил я. — Идемте. Проводите нас, куда сочтете нужным.
— А ваша супруга…
— Пойдет с нами, — широко улыбнулся я, поворачиваясь к Лус. — Не хочу оставлять ее в одиночестве.
— Если вас заботит безопасность, я могу отрядить несколько человек, — предложил старшина Сепп.
— Не стоит. Моя супруга обожает смотреть на мою работу. Пойдем, дорогая?
Лус послушно оперлась на мою руку, но, как только стражник оказался на некотором отдалении, ехидно шепнула:
— Маленькая месть?
Можно было пошутить в ответ или сказать правду, но я предпочел промолчать. Если мои выводы хотя бы на один шаг приблизились к истине, отпускать демона одного на встречу с его родичами было не просто опасно, а убийственно. Потому что, каким бы осторожным ни был человек, если речь заходит о его мечтах и надеждах, даже в отъявленном трусе может проснуться зверь.
Старшина Сепп чувствовал себя в лабиринте портовых построек как рыба в воде, но и я хорошо помнил тесные улочки Веенты, а особенно науку не терять Ведущего из виду, так что к месту смерти мы подошли с разницей не больше чем в четверть минуты. Это, кстати, лучше всяких рекомендаций уверило стражника в правдивости слов моей «супруги». По крайней мере, на меня он посмотрел весьма уважительно, приглашая подойти ближе:
— Вот здесь. Здесь его нашли.
Укромный закуток между складами или чем-то похожим. Даже ветра нет. Но доски пристани заметно потертые, значит, люди здесь все-таки ходят, и не по одному-два человека за день.
— Это людное место?
— Только пока идет погрузка или разгрузка. Примерно до обеда, потом порт уже не принимает грузовые суда.
То есть здесь становится тихо и пустынно. Ну конечно же.
— Умершего нашли во второй половине дня?
— Да, — подтвердил старшина Сепп. — Пришло еще одно судно, наверное, как раз с вами, а казначея на месте не было.
— Казначея?
Интересная подробность. Неожиданная, прямо скажем. Там, где речь идет о казне и вообще о звонких монетах, люди обычно умирают не своей смертью. Как в Мейене, например. Кстати, о прошлом: как меня тогда напутствовал Киф? Узнать, что случилось, осмотреть, расспросить и решить. Теперь главное: не пропустить ни одного шага.
— Мой дядя был казначеем порта, — с заметной гордостью сказал стражник. — И за меня слово замолвил, а то не видать бы мне этой должности, как своих ушей!
— Особенно если шапка надвинута глубоко… — пробормотала Лус, но, к счастью, ее бурчания никто, кроме меня, не расслышал.
— Вы потому и хотите разобраться? В память о дяде?
Блондин кивнул.
— А если бы кто-то другой умер в точности так же? Рыли бы носом землю?
Не знаю, зачем я это спросил. Наверное, хотел все же выпустить пар, которым меня успешно накачал демон. Но слова, прозвучавшие почти оскорблением, хоть и заставили стражника покраснеть, похоже, напомнили ему о печальном опыте общения со Звеньями из Наблюдательного дома, а значит, утвердили мое вымышленное положение еще надежнее.
— Мне по должности положено не допускать смертей. А если уж что-то случилось…
Я примирительно похлопал его по плечу:
— Простите, сказал не подумав. Конечно, вы будете вести дознание по любому погибшему. Не сомневаюсь.
Стражник зарделся от гордости так, как будто только что прошел самую важную в жизни проверку.
Тихое место, народ в котором бывает только половину дня или по срочной необходимости. Зачем казначею речного порта понадобилось вдруг идти сюда? И кстати, как долго он шел?
— Где обычно вел дела ваш дядя? Поблизости отсюда?
— Нет. — Старшина Сепп указал рукой куда-то наискосок, через всю пристань. — Его домик на другом конце.
Еще страннее. Проделать такой долгий путь… Ради чего? Чтобы умереть, это ясно. Трудность только в том, что умирать дядя, разумеется, вряд ли собирался.
— Его охраняли?
— У дверей всегда стоит стража.
— А самого казначея?
Блондин недоуменно приподнял брови:
— Его все здесь знали. И все уважали. Никто из местных не поднял бы руку на Сефо Сеппа.
Тем лучше. Значит, убийца, если это, конечно, было убийство, приехал издалека. Нарочно, чтобы разобраться с казначеем?
— А у тех, кто приводил суда в ваш город, у них не было каких-либо споров с вашим дядей? Может, кто-то остался чем-то недоволен?
Стражник уверенно мотнул головой:
— Не помню ни единой жалобы. У нас ведь все просто: если тебе что-то не по душе на островах, идешь с жалобой в Наблюдательный дом. Правда, они не очень-то любят наводить здесь порядок.
На последних словах старшина Сепп ухмыльнулся, но тут же помрачнел. Видимо, известная самостоятельность той части города, что находилась посреди реки, все же чаще выходила боком, чем приносила прибыль.
— Значит, жалоб не было?
— Не слышал ни разу.
С одной стороны, хорошо: можно исключить месть. С другой… Слишком уж получается невинная жертва. Может, все-таки умер сам по себе?
— На него можно взглянуть? На умершего?
— Как пожелаете. — Старшина Сепп распахнул дверь склада. — Мы не стали уносить его далеко, только льдом обложили.
Лед оказался мелко колотым, вроде того, что летом любят бросать во фруктовую воду и прочие прохладительные баловства, и казалось, что тело казначея возлежит на горке тусклых алмазов, как полагается человеку, сохраняющему важность своего положения даже после смерти. Однако сам мертвец никоим образом не походил на правителя древней страны, приготовленного к погребению.
Его руки были скрючены, явно от судорог, но их положение заставляло задуматься: что же именно пытался сделать человек перед смертью? Когда настигает боль в сердце, чаще всего хватаются за грудь, иногда даже рвут на себе одежду и впиваются ногтями в кожу, словно стараясь добраться до источника страданий. У казначея ладони были почти сложены вместе, причем лишь чуть выше живота, будто он что-то пытался держать. Или удержать. Да, пожалуй, это вероятнее, тем более кожа приобрела густо-сиреневый оттенок от прилившей крови, а значит, напрягался умерший нешуточно. Можно сказать, старался изо всех сил, вот только успеха не добился.
Лицо, искаженное страхом и удивлением. Ну первое понятно: кто же не боится умирать, хоть чуточку? А второе? Что могло настолько поразить человека, перешагнувшего за средние лета и несшего службу в таком месте, где зачастую случаются самые невероятные истории? Недомогание? Вряд ли. Тогда в его чертах скорее сквозили бы разочарование и обида, мол, почему смерть пришла слишком рано. Хотя… Обида как раз имеется. Значит, то, что случилось, и впрямь случилось не вовремя. Неожиданно. Непредсказуемо. Но все-таки от чего он умер?
Тело конечно же осматривали и до меня, поэтому не пришлось мучиться с застежками кафтана и прочими завязками, но ничего похожего на смертельные раны в глаза не бросалось. Только на груди, кстати, недалеко от сердца, виднелись опять же густо-сиреневые синяки, правда, слишком маленькие для следов ударов, если только кто-то не тыкал в казначея прутиком.
Три пятнышка, расположенные в вершинах невидимого треугольника. Три метки, кожа между которыми слишком бледная. Бледнее даже, чем вокруг. Ожог? Но одежда не повреждена. Нет ни малейших признаков драки даже на ткани: прорех, оторванных пуговиц, пятен грязи, неизбежно появляющихся после непредвиденного падения. Кажется, что казначей, зачем-то забредший в самую глухую часть порта, скончался в одночасье сам по себе.
— В каком положении его нашли? Он держался за что-нибудь?
— Нет, лежал. На спине.
— Рядом с ограждениями?
— В паре футов.
Что же тогда стряслось с его руками?
Я еще раз склонился над синюшными ладонями мертвеца и с некоторым недоумением обнаружил, что и на них виднеются пятна, чуть более темные, чем общий цвет кожи. По размеру следы весьма походили на те, нагрудные, хотя и располагались не треугольником, а более путано.
Человеку явно помогли умереть. Но как? С помощью чего? И главное, каким образом добились того, что казначей сам взял свою смерть в руки?
У меня ответов не было. У старшины Сеппа, судя по растерянному виду, тоже не имелось ни малейшего объяснения произошедшему. Но раз уж пришлось взяться за эту работу, надо было попытаться хотя бы провести ее по всем правилам.
— Вы сказали, что домик казначея находится на другом конце пристани?
— Да.
— И ваш дядя пришел сюда вскоре после обеденной трапезы?
— Мимо охраны он проходил точно в середине дня.
— На своем пути он должен был встретить хоть кого-нибудь. Согласны? Найдите этих людей. Поговорите с ними. Спросите, как выглядел казначей: был чем-то встревожен, напуган, обеспокоен? Может быть, мы узнаем что-то важное. А может быть…
— Не узнаем? — мрачно предположил стражник.
— Всякое бывает. Как повезет. И кстати! Вы тоже должны подумать, не случалось ли в последние дни с вашим дядей что-нибудь необычное. Вы ведь должны были видеться часто?
— Ну… да. — Старшина Сепп почему-то замялся. — Я жил в его доме, все равно большая часть пустовала: своей семьи у дяди не было.
— Почему? Он избегал женщин?
Стражник напрягся еще больше:
— Я такого не припомню… Наверное, ему просто нравилось быть свободным от обязательств.
Да, подобных мужчин много. Особенно среди тех, кто не желает делить ни себя, ни свое имущество с кем-то еще. Но казначею, привыкшему иметь дело с деньгами и знающему кучу способов сохранить и приумножить состояние, не к лицу было бояться открыть дверь своего дома перед женщиной.
Если только…
— У него имелась какая-то постыдная тайна?
Старшина Сепп вздрогнул, услышав мой вопрос, и, вместо того чтобы решительно ответить «нет», произнес ту самую фразу, которая равносильна чистосердечному признанию в преступлении:
— Почему вы так решили?
Я посмотрел через открытую дверь склада на Лус, уныло ожидающую окончания разговора, но хотя бы уже не качающуюся из стороны в сторону и заметно порозовевшую.
— Каждому человеку есть что скрывать от других. Но иногда удается встретить того, с кем нет нужды таиться и лгать. Правда, тут уже все зависит от самой тайны… А что мешало вашему дяде жить полной жизнью?
Блондин молчал довольно долго, раздираемый сомнениями. Скорее всего, не хотел порочить память родного умершего человека, поэтому пришлось выразиться яснее:
— Он все равно мертв, старшина. И уже не оживет. Единственное, что вам остается: похоронить дядю вместе с причинами его смерти либо вытащить их на свет божий. Решайте.
Легко ставить другого перед мучительным выбором. Будь я на месте светловолосого стражника, взял бы на размышление не меньше суток, а он справился намного быстрее. Тряхнул головой и сказал:
— Я хочу знать, почему он умер. И если его убили… Виновный должен быть наказан.
— Хорошо. Итак, дяде было что скрывать от близких?
— Да.
— Он сам рассказал вам или…
Старшина Сепп снова чуть покраснел.
— Я случайно заметил. Ну не то чтобы случайно… Дяде нравилось воровать.
Не самое приличное занятие для казначея. Хотя и самое ожидаемое.
— Как же он держался на службе?
— Он… он воровал только дома. Время от времени пробовал стащить у меня из кармана что-нибудь.
— Ради развлечения?
— Не знаю. Но за порогом он никогда не давал воли своим наклонностям.
— Иначе вы бы знали?
— Конечно. Я ведь слежу за порядком в порту.
— И давно он так развлекался?
— Сколько я его знаю.
— Вы не отговаривали его? Не пытались убедить, что это неподобающее занятие, пусть даже шуточное?
Стражник вздохнул:
— Один раз. Поговорил с ним начистоту.
— Помогло?
— Ну… наверное. Но дядя после того разговора долго казался таким несчастным, что мне стало совестно. Да пусть бы лучше воровал у меня, чем вечно печалился!
Добрый парень. И похоже, очень любил своего родственника. Готов был закрывать глаза на его шалости, которые…
А что, если казначей решил перенести свою «охоту» из дома на улицу? Племянник же его пристыдил, значит, в родных стенах воровать больше не хотелось. Вернее, прежнее развлечение не доставляло удовольствия, а тяга оставалась и только крепла. Наконец окрепла до такой степени, что терпеть стало невмоготу: казначей пошел, украл, принес добычу в укромное место. А что случилось потом? Хозяин украденного явился?
— Он был хорошим вором?
— Отвратительным, — признался старшина Сепп. — Его поймал бы за руку даже слепой и глухой старик. Поэтому дядя и не пытался воровать на улице.
Неудивительно тогда, что его легко выследили. Странно другое. Почему он решился?
— Вы сказали, казначей долго печалился? И в день смерти тоже?
— Нет, — подумав, ответил стражник. — Последний месяц вроде отошел от обиды. Пожалуй, даже повеселел.
Значит, что-то произошло. Что-то изменившее его жизнь.
— Нужно опросить всех, кто его знал. И особенно тех, кто видел его перед смертью. Справитесь?
Стражник кивнул.
— И не торопитесь с захоронением. Возможно, его тело еще понадобится.
— Как скажете, — согласился старшина Сепп, поправляя одежду умершего и ледяную крошку, а я вернулся на свежий воздух и только там почувствовал, что могу сделать глубокий вдох.
— Ну как, все выяснил?
— Многое. Кроме одного: что все-таки убило этого несчастного.
Лус пожала плечами:
— Нет ран? Сам умер. Голову напекло, к примеру. Он ведь был уже немолод?
— Да, из юношеского возраста вышел давно. И ран нет. Зато есть другие следы. И я таких точно никогда не видел.
Девичьи глаза сверкнули алым:
— Что за следы? Может, мне знакомы?
— Сходи посмотри, пока племянник все не упаковал обратно.
— Нет уж, — скривилась Лус. — Не люблю покойников. Лучше тебя послушаю.
Я не очень-то верил, что демон может мне помочь, но покорно описал увиденное:
— С ладонями трудно что-то сказать: один сплошной синяк, только есть участки чуть темнее прочих. Словно отметины от какой-то штуки. А вот на груди видно четко. Три темных пятнышка, а между ними кожа белесая, словно от ожога.
— Три пятнышка? — задумчиво переспросил демон.
— Да, и если провести между ними линии, получится треугольник. Небольшой, его можно легко накрыть ладонью. Видел что-нибудь подобное?
— Угу.
— Где и когда?
Вместо ответа Лус скользнула пальчиками между полами моей куртки, потянула за шнурок рубашечного ворота и мрачно предложила:
— Посмотри вниз.
Я опустил взгляд на собственную грудь и в следующее мгновение едва не забыл, как надо дышать: примерно в том же месте, что и на теле умершего, на моей коже тоже белел рубец. Треугольный. Правда, в его вершинах никаких темных пятен уже не наблюдалось.
— Что все это значит?
— У тебя такое было. Когда очнулся и посрывал с себя всю ту дрянь. Помнишь?
* * *
— Нужно уходить из этого города. Сейчас же.
— Думаешь?
— Казначея убили, извлекая эссенцию. Других вариантов нет. А это значит, что здесь орудует либо наша старая знакомая, либо…
— Зачем ей прятаться? — усомнился демон. — Она же у вас какая-то важная шишка, да? Могла бы просто велеть привести этого мужика к себе и делать все, что захочет. А племяннику было бы заявлено, чтобы забыл о дяде навсегда.
Да, скорее всего, так оно и было бы. Женщина с золотым знаком на синей мантии не стеснялась отдавать приказы, особенно тому, кто не желал подчиняться. Она легко могла прийти в любой Наблюдательный дом, сверкнуть своим звеном, потребовать хоть луну с неба и не ждать отказа. А здесь больше похоже, что действовали скрытно. Правда, почему же тогда не скинули тело в воду? Глядишь, унесло бы течением подальше. Вместе с вопросами. Ан нет, оставили на виду. В реку скинуть не могли, это понятно: вдруг всплеск услышали бы на набережной? Но могли припрятать здесь, среди тюков. Почему же не стали заметать следы?
Собирались тут же покинуть город? Возможно.
Хотели припугнуть кого-то и затравить? Тоже может быть.
Но все-таки — первое или второе?
— Если это кто-то другой, опасность становится только больше.
— Тебе виднее, — согласился демон. — Только я не уйду, пока не повидаю того, о ком говорил.
— Это сумасшествие.
— Согласен. Но если мы сбежим сейчас, упустим хороший шанс узнать о собрании.
— В Жемчужном поясе много городов, выбирай любой. У нас еще есть время рискнуть.
— Вот! — улыбнулась Лус. — И мы рискнем. К тому же хоть мой знакомец того мало заслуживает, стоит его предупредить об убийце. Это развяжет ему язык лучше, чем угрозы, уверен.
— Не самое умное решение.
— А дуракам везет чаще, чем умным! — подмигнул мне демон и повернулся к старшине Сеппу, наконец закрывшему за собой дверь склада. — Вы ведь многих в этом городе знаете?
— Конечно, эрте. А про кого не знаю, спрошу, если нужно.
— Очень хорошо! Помогите нам, пожалуйста. Где-то здесь живет человек по имени Трифф Тьезаре, нам бы очень хотелось его повидать.
Стражник понимающе ухмыльнулся:
— Хороший выбор, эрте. У Триффа золотые руки, и работает он с душой. Сделает все что попросите, да еще и сверх того постарается.
— И где же нам его искать?
— Вас проводят, — пообещал блондин и кивнул одному из стражников, слоняющемуся рядом со складом. — И если ищете место для ночлега, у Западной арки есть хороший гостевой дом. Его хозяйка — моя соседка, скажете, что я прислал, и комната всегда найдется.
— Вы сама любезность! — лучезарно улыбнулась Лус.
Ага, конечно. Поселить нас у себя под боком, чтобы никуда не делись? Отличное решение. Впрочем, такое соседство — не самое дурное, что может случиться, по крайней мере, всегда можно будет позвать на помощь.
Лавка Триффа Тьезаре оказалась ювелирной, и довольное лицо старшины Сеппа получило свое объяснение: наверняка решил, что супруга нарочно притащила меня в Аллари, чтобы заметно облегчить мой кошелек. Сопровождавший нас стражник на прощанье показал, в какую сторону идти к гостинице, и торопливо отбыл восвояси, то ли собираясь поскорее вернуться к командиру, то ли надеясь потратить толику освободившегося времени на личные нужды, а я воспользовался дверным молотком.
Вообще-то в любую лавку принято заходить не стучась, потому что хозяин всегда должен быть готов принять покупателей, но в незнакомом городе могли быть свои порядки. К тому же, учитывая происшествие в порту, мне не очень-то хотелось перемещаться с солнечной улицы в сумерки прихожей и несколько мгновений быть отданным на волю незнакомых людей. А тем более демонов.
Дверь открылась не сразу, можно даже было предположить, что парень, в конце концов возникший на пороге, шел чуть ли не через весь дом, чтобы встретить нас, и явно не испытывал при этом никакого удовольствия. Впрочем, какой-то особой угрозы он тоже не излучал: среднего роста, не хлипкий, но и не особо крепкий, в холщовой рубахе с закатанными рукавами и длинном фартуке из тонкой кожи, спускавшемся до самых ступней. Кстати, таких же голых, как и голова.
— Чем могу служить?
— Мы бы хотели видеть здешнего хозяина, эрте Тьезаре.
— Он назначал встречу?
— Нет. Нам… О его мастерстве ходит много разговоров, и моя супруга решила удостовериться в том лично. И конечно, сделать заказ, если слухи окажутся правдой.
Парень улыбнулся:
— Вам понравятся его работы. Взглянете сейчас?
— Сам хозяин к нам не выйдет? — обиженно надула губки Лус, а я вполголоса, наклонившись к уху бритоголового, пояснил:
— Моя супруга любит пышные церемонии. Иначе просто не считает товар стоящим.
— О, понимаю, — кивнул парень. — К сожалению, эрте Тьезаре нет сейчас дома. Он получил большой заказ и срочно уехал за недостающими материалами. Их он подбирает только сам.
— И как скоро вернется?
Ясные глаза работника лавки не моргнули, когда он ответил:
— Завтра. Приходите ближе к полудню.
— Мы придем, — пообещала Лус и потянула меня за рукав прочь от лавки.
Парень долго смотрел нам вслед: я буквально чувствовал его взгляд на своем затылке, пока мы не свернули за угол, в проулок, ведущий к одному из узеньких мостиков, соединяющих острова Аллари друг с другом.
— Он недокровка, как вы их называете, — сообщил демон.
— И что с того? Твой знакомец не стал бы окружать себя недокровками? Они же надежнее, чем просто люди: будут смотреть в рот любому одержимому.
— Да, наверное. — На словах Лус соглашалась со мной, но в голосе все же прозвучало сомнение.
Меня же куда больше, чем происхождение парня, насторожила его бритая голова. Хотя в таких занятиях, как ювелирное дело, отсутствие волос на голове было вполне разумным. Веди себя работник иначе, можно было бы что-то заподозрить, но он был спокоен, даже дружелюбен, и не стал настаивать на посещении лавки. Правда, то, что провожал нас взглядом…
Ну, в конце концов, у него тоже могли иметься свои причины. Например, подозревать воришек в парочке странноватых незнакомцев.
— Все еще хочешь остаться?
Лус упрямо опустила подбородок.
— Ладно, пойдем искать тот гостевой дом.
По мере того как мы углублялись в лабиринт города, Аллари нравился мне все меньше и меньше. Да, жить здесь было уютно и красиво, но стоило взглянуть на местность с точки зрения защиты и нападения, как все первое впечатление безвозвратно испарялось. И честно говоря, я почти ненавидел за это демона. Если бы его не было рядом со мной… Хотя, если бы его не было, в моей жизни не возникло бы и города, прыгающего через реку с островка на островок.
Узкие улицы, многократно изогнутые так, чтобы побыстрее гасить порывы сырого ветра, создавали своими зигзагами кучу закутков, пригодных для устройства засады. Крыши, смыкающиеся друг с другом в длинные черепичные настилы, как нельзя лучше подходили для отступления, вынужденного либо запланированного. Не говоря уже о каналах, ныряющих под мостами: если тебя совсем допекла погоня, можно спрыгнуть в воду и, прячась между сваями, добраться до безопасного убежища. Правда, для свидания с темной гладью требовалось немалое мужество, особенно в конце весны, когда течение еще несет в себе память о талом снеге.
Гостевой дом соседки стражника плотно вливался в общий строй зданий, гранича и крышей, и балконами, опоясывающими второй этаж. Будь моя воля, ни за что не остановился бы здесь на ночлег, но особого выбора не было, потому что город на глазах наводнялся толпами людей, явно приехавших издалека, а значит, в скором времени в Аллари не должно было остаться ни одного свободного местечка. К тому же не стоило огорчать отказом старшину Сеппа, так любезно сократившего время нашего унылого пребывания на корабле.
Хозяйка оказалась женщиной толковой и едва услышала, кем мы были присланы, понимающе улыбнулась и не задала ни единого вопроса из праздного любопытства. Проводила в комнату со стенами, обитыми непривычно темной тканью, справилась о том, что и когда гости желают откушать, и скоренько оставила нас наедине.
Створки высокого полуокна-полудвери были приглашающе распахнуты на балкон, и я вышел посмотреть на город хоть с небольшой, но все-таки высоты. При взгляде сверху вниз Аллари еще больше походил на что-то вроде кукольного дома и казался совершенно невозможным со всеми своими игрушечными мостиками, улочками, переплетенными друг с другом, как косы, пышными цветами и прочей зеленью в многочисленных кадках, издалека сливающимися в одну большую лужайку. Даже люди, по моему примеру облюбовавшие балконы, прогуливающиеся по набережным или снующие в уличных просветах между домами, напоминали какой-то огромный заводной механизм, приведенный в движение поворотом невидимого ключа. А главное, ни в одном из уголков города, куда я мог дотянуться взглядом, не было и тени мрачной, скрипящей от натуги пружины столичной жизни. Нет, здесь царили беспечность и радость, вроде бы беспричинная, зато заразительная. Хотелось забыть о всех бедах и трудностях, вытряхнуть из памяти мертвые тела и искаженные страхом лица, вдохнуть свежий воздух, раскинуть руки и…
Взлететь? Почему бы нет? Пусть полет вниз и не мог продлиться больше пары-тройки секунд, он все равно подарил бы ощущение свободы.
— Здесь красиво, — заметил демон, тоже выбравшийся на балкон.
— Утром ты был другого мнения, — напомнил я.
— Утром… Дурное самочувствие отвращает от любых удовольствий.
— Но теперь тебе стало лучше, я надеюсь?
Лус внимательно прислушалась к своим ощущениям:
— Мутить перестало, и на том спасибо. Угораздило же получить в распоряжение тело, не способное ни к чему!
— Мы уже говорили об этом. Все в твоих руках: научи, она будет послушной ученицей.
— Слишком послушной, — вздохнул демон. — И потом… Я не собираюсь здесь долго задерживаться.
— Тебе же вроде некуда возвращаться?
— Неважно. Оставаться и решать, на чьей стороне выступить, я не хочу.
— Разве ты до сих пор не решил?
Лус повернула голову, устремляя взгляд на город:
— Все слишком сильно перепуталось. Беглецов из империи надо спасти от гибели, но изо всех, кто мне встретился, спасения заслуживали как раз те, кто следовал зову долга и сам знал, что делать. А остальные… Возможно, не стоит тянуть их обратно силой. Они ведь никогда уже не будут настоящими подданными, любящими или ненавидящими своего императора. Никто не знает, о чем думают «выдохи» после пробуждения. Понятно только одно: в жизни для них не остается ничего увлекательного.
— Ты тоже жаловался на скуку.
— Да. Но она хотя бы всегда была разной. То омерзительной, то почти приятной, то мучительной, то приносящей успокоение. А по возвращении стала бы просто… скукой.
— Но ты все равно бы вернулся?
Лус грустно посмотрела на меня тускло-алыми глазами.
— Стыдно признаваться, но… Я скучаю. И знаешь, по чему особенно?
— Даже не представляю.
— По чудесам, — выдохнул демон. — По вещам, которые происходят сами по себе, своевольно и неожиданно. Здесь все иначе: есть причина, есть следствие, никаких случайностей.
Пожалуй. И попытки синих мантий заполучить в свои руки чистое могущество демонов не увеличат количество чудес. Скорее наоборот, все способности будут отмеряться строго по порциям, приниматься по расписанию, применяться по приказу. Есть ли выход из этого тупика?
Позволить Цепи одушевления отловить всех демонов и превратить мир в унылую последовательность одних и тех же причин и следствий? Уничтожить ловцов и получить вместо шанса для каждого исполнить заветное желание тиранию со стороны всемогущих пришельцев? А ведь еще совсем недавно в нашем мире сохранялось хоть шаткое, но равновесие. Пару веков назад люди и вовсе не знали о грядущих бедах, глядя в ночное небо и мечтая поймать синюю звезду.
Но больше так продолжаться не будет. И та и другая сторона слишком сильно окрепли, поумнели, перестали действовать наугад. Рано или поздно столкновение произойдет. Кто тогда выйдет победителем?
— Немногие согласятся вернуться. Наверное, чудеса родины померкли перед возможностью стать могущественным и бессмертным. Стать почти богом.
— Да, богом, — хмыкнул демон. — И одному из нас это точно удалось, по крайней мере, в том мире. Правда, и здесь, если верить твоим словам, ему подвластно многое.
— Он сам считает иначе. И ищет дорогу назад.
— Думаешь, он сказал тебе правду?
— Думаешь, у него были причины лгать?
Мы посмотрели друг другу в глаза и снова повернулись лицами к городу.
— Доброго вечера, соседи! — донесся вдруг голос откуда-то слева.
На балконе рядом с нашим, отделенным только ажурной загородкой, любовались закатом двое. Молодой, даже очень молодой человек в рубашке, расстегнутой чуть ли не до живота, коротких, до колена, штанах, босой, растрепанный, как воробей, купающийся в первой весенней луже, упирался руками в балконную решетку, почти вися над улицей, и явно наслаждался тем, что делал. Второй — старик, вид которого не удалось бы описать даже словом «дряхлый», сидел на лавочке, прислонившись к стене дома, и, казалось, спал как убитый. Нет, все-таки как умерший. Впрочем, при звуках голоса своего спутника он встрепенулся и начал оглядываться, правда, совсем в другие стороны, чем следовало.
— Соседи? — продребезжал он. — Где соседи?
— Дядя, сиди где сидишь. Потом поздороваешься, — покровительственно разрешил молодой, а сам подобрался ближе к нашему балкону и уставился на Лус, восхищенно щуря глаза.
— Откуда берутся такие красотки? — наконец спросил он, вдоволь насмотревшись.
— Из далеких краев. Отсюда не видно, — огрызнулся демон, впрочем, в исполнении девического голоса этот не слишком вежливый ответ прозвучал почти игриво.
— А мне кажется, я все-таки видел. Вас. Однажды, — продолжил настаивать юноша.
Его поведение было естественным для молодого парня, заметившего поблизости привлекательную девушку, но по понятным причинам мне совершенно не нравилось.
— Моя супруга нечасто бывает в обществе.
— Ваша супруга? — похоже, всерьез удивился незнакомец и провел пятерней по темным волосам, убирая их со лба. — О, тогда прошу простить мою дерзость! И все же ваше лицо, эрте, кажется мне знакомым, уж не сердитесь. Может быть, мы встречались в детстве?
— Не припоминаю, — холодно ответила Лус, подошла ко мне, прикоснулась губами к моей щеке, изображая поцелуй, и прошептала: — Он одержимый.
— Идешь отдыхать?
— Да, дорогой. И ты долго не задерживайся: я скучаю.
Когда девушка скрылась за балконной дверью, настырный юноша многозначительно заметил:
— У вас красивая жена.
— Я знаю.
— Должно быть, у нее не было отбоя от женихов?
Ему определенно требовалось что-то узнать о прошлом Лус. Вот только как человека или как пристанища для демона? В любом случае, чувствовалось, что незнакомец готов идти напролом, если потребуется, а значит, стоило выстроить для него коридор, способный привести на поле сражения, удобное прежде всего мне самому.
— Хотите узнать, почему она выбрала именно меня?
— Не откажусь, — нахально улыбнулся юноша.
— Потому что я был готов исполнять ее желания.
Он понял, что слово «ее» было выделено голосом не просто так, и попробовал уточнить:
— Разве таковы не все влюбленные мужчины?
Когда-то раньше я тоже думал иначе. Давным-давно. Но встреча с прибоженной, хотевшей стать только женщиной и никем другим, многому меня научила.
— А о чем думаете вы, глядя на любимую женщину?
— Ни о чем, — простодушно ответил незнакомец. — Боги миловали. Не влюблялся еще.
Ну да, конечно. Боги. Не Бож, не Боженка, а сухое и чуть презрительное «боги». Что, этот демон настолько обнаглел, что не считает необходимым скрывать свое происхождение? Если так, последняя битва точно не за горами. Не может же он думать, что супруга посвятила меня во все свои тайны? Я ведь не недокровка, в случае чего способен пойти наперекор чувствам.
— Могу рассказать.
— Да уж, будьте любезны!
Теперь он смотрел на меня так же внимательно, как перед тем на Лус, а может, даже внимательнее.
— Мужчина обычно исполняет те желания женщины, которые ведут к исполнению его собственных. Да и любой человек так поступает.
— Всегда?
— Большей частью. Но иногда мы исполняем чужие желания просто так.
Юноша сузил глаза, наверное, чтобы я не заметил изменения чувств, отразившихся в них.
— И оно того стоит? Если нет выгоды?
— Если ты можешь это сделать, почему должен отходить в сторону и беречь силы?
Он улыбнулся. Кривенько, так, что непонятно было, чего в гримасе больше: насмешки или горечи.
— А и впрямь? Если можешь… Нужно только захотеть.
— Не нужно.
Брови незнакомца удивленно приподнялись.
— Не нужно? Чего?
— Хотеть. Желание ведь уже известно. Его остается только исполнить.
— Просто так?
— Попробуйте, вдруг понравится?
Темноволосая голова качнулась, то ли соглашаясь, то ли сомневаясь. Что бы ни думал юноша на мой счет, короткий разговор ясно дал понять: держись подальше. И предупреждение было принято. Незнакомец отцепился от балконного ограждения, выпрямился и явно собрался уходить, может, вернуться к своему спутнику, может, и вовсе уйти с балкона. Но перед тем как покинуть мое общество, спросил, обращаясь наполовину ко мне, наполовину к небу, темнеющему над городом:
— А если желания совпадут? Как это будет называться?
Можно было задуматься, наверное, и следовало так сделать, но я ответил первым пришедшим на ум словом, которым обычно объясняют все, от нелепых случайностей до роковых ошибок:
— Судьба.
