– Завтра к полудню мы должны быть в Эса-Гилль. Тут совсем недалеко, – сказал Магр Чужак и швырнул остатки своей скудной вечерней трапезы двум кемметери, безмолвно застывшим у дверей каюты. Те опустились на колени и стали подбирать остатки солонины, сухари и подсушенный сыр.

Эту ночь Аннабель не спала совсем. Ей вспоминался Себастьян, тот, прежний, из самых юных пластов ее памяти.

Она знала его с ранних лет. На ее глазах проходила юность Себастьяна. Угловатый, неловкий, насмешливый. Ранимый. Ни на кого не похожий. Над ним смеялись и называли Утенком. Словно оправдывая это прозвище, он с детства тянулся к воде и уже годам к десяти выучился плавать так, что перегонял даже опытных рыбаков.

А потом он стал взрослеть. Медленно, куда медленнее, чем окружающие его подростки приморского поселка Угурт, многие из которых уже к четырнадцати-пятнадцати годам, разбившись по парочкам, залезали в лодки, на сеновалы, в бурную зелень, обступавшую городок каждую весну.

Себастьян не смел даже поцеловать ее, Аннабель. Даже прикоснуться губами к ее руке, шее, лицу. Он просто смотрел. Он так смотрел…

Идиотские выходки и шуточки, на которые подбивал Себастьяна Ржига, только усиливали впечатление мучительной неловкости, которую чувствовал юноша, находясь в обществе подруги детства. Однажды они посадили ее в бочку с промысловыми медузами, из которых делали клей, красители и кучу других непонятных гадостей. Платье пришлось выкинуть. Она смотрела на двух этих дураков полными гнева и слез глазами, кривила губы и выкрикивала: «Тупицы! Остолопы! Я скажу, и вам так всекут! Это было любимое… это было мое лю-би-мое платье! Я вас ненавижу! Ненавижу!»

Почему эти воспоминания детства так обильно, так всепоглощающе возвращала ей память? Может, потому, что уже завтра покажутся мрачные башни Эса-Гилль, столицы проклятой Черной Токопильи, и все прошлое завертится штопором и канет на самое дно памяти, как в Омут? И она никогда не увидит Себастьяна?

Почему она думает о нем? Именно о нем? Ведь точно так же она никогда не увидит ни Ржигу, ни отца, ни человека, с которым она хотела связать жизнь, – великолепного и гордого Ариолана Бэйла. Почему Себастьян? Плывут, плывут перед мысленным взором его темные глаза под высоким лбом, сверкают тесно посаженные белые зубы, взлетают вверх худые загорелые руки, когда он машет ей, Аннабели, зовя на побережье…

Нет смысла травить душу этими воспоминаниями, твердо решила она. Завтра ее ждет новая жизнь, которая разрушит все, что было доныне. И она забудет, забудет все.

И может, даже будет лучше. Магр Чужак – явно не последний человек в своем мире, он храбр и умен, он решителен. Он превосходно владеет собой: если не считать того раза, когда он схватил ее за запястье в самом начале плавания, то за все время этого путешествия он не прикоснулся к пленнице и пальцем. Он знатен и хорош собой, наконец. И эти татуировки на мускулистых предплечьях – свидетельство той силы, которая поможет ей, Аннабели, переродиться и никогда не вспоминать о себе прежней…

Девушка ударила ладонью по собственной щеке, ужаснувшись этим мыслям. Откуда они? Стыдно! Как – предать всех, предать землю своих предков… предать Себастьяна? Немыслимо, невозможно! И если не хватает сил убить себя, если она думает жить малодушной надеждой на избавление – надо хотя бы в этом идти до конца.

Она крепко сжала губы и посмотрела в зеркало. Только сейчас она вспомнила, что это то самое диковинное зеркальце, которое она подарила в свое время Себастьяну. На его оборотной стороне должно быть изображено что-то вроде осьминога. Аннабель рассматривала старинную чеканку, а потом снова глянула в зеркальное отражение.

Ей вдруг показалось, что поверхность зеркала помутнела. Будто заструились по ней странные подтеки, как будто там, по ту сторону зеркальной поверхности, шел дождь. И в дождевой этой пелене, в этом сером сумбуре почудились ей глубокие, мрачные бархатные глаза.

Немигающий взгляд страшно повзрослевшего Себастьяна.

Потолок каюты запрокинулся и рухнул, меняясь местами с полом. Аннабель потеряла сознание.

Себастьян стоял на палубе и пристально разглядывал свои бледные руки. Из-под капюшона, накинутого на голову, смотрели диковатые темные глаза. За то время, что прошло со знакомства со Столпом Мелькуинна и картой кесаврийского материка «Птицей Фаска», он сильно переменился.

Единственное, что не менялось, – это цвет его кожи. В то время как его спутники загорели дочерна под яростным южным солнцем, кожа Себастьяна, кажется, даже стала немного светлее.

Он мог найти этому только одно объяснение: медленно, но верно действовал яд из подъязычной железы ледникового эльма.

Вот поэтому он так внимательно разглядывал свои руки.

Сейчас, стоя у борта, он думал не о том, что, возможно, близится его собственный конец. В который раз он перебирал в памяти события того утра, когда было найдено тело Олеварна.

Всех взбаламутил Ржига, который и обнаружил труп. Он влетел в кубрик, где только просыпались матросы, и заорал:

– Ребята! Братва! Валом все наверх! Аврал!

– Тонем?.. – потянулся кто-то.

– Напали какие-нибудь твари?

– Что, что такое, говори делом!

– Кто-то ночью убил нашего.

– Кто?

– Кто-то из наших…

Олеварн лежал на боку, подогнув под себя обе ноги и откинув далеко правую руку. Кровь уже перестала течь из раны под лопаткой. На лице бывшего ученика Школы Пятого окна застыло выражение непередаваемого ужаса. Рот был приоткрыт, и из угла рта тянулась засохшая темная дорожка.

Над ним стояли капитан Бреннан и судовой повар Жи-Ру.

– Чисто уложили, – со вздохом проговорил последний. – Четкий удар, все по науке. Я уж знаю…

– Это понятно, – отозвался капитан. – Важно другое: убийца среди нас. Более того, в ране устойчивый сладкий запах. Резеда. Олеварн был убит розовым льдом ордена Рамоникейя.

Стоявший неподалеку Ариолан Бэйл поймал на себе взгляды сразу нескольких человек. Тех, что присутствовали при его недавней ссоре с Олеварном. Он тотчас же выступил вперед и сказал:

– А я еще при отправлении говорил, что среди нас затаился предатель! Ведь кто-то подстроил так, что был освобожден Магр Чужак и захвачен бриг «Летучий». И вот теперь – Олеварн. Ударили в спину, коварно. Наверно, он даже не успел понять, что произошло. Не успел увидеть лицо своего убийцы.

– Ты предполагаешь или ты на это надеешься? – с откровенной враждебностью спросил Ржига.

Глаза мастера Ариолана Бэйла полыхнули яростью. Он вскинул поднятые кулаки, но тотчас же под суровым взглядом капитана Бреннана опустил их. Заскрипел зубами. Отвернулся.

Себастьян растолкал столпившихся матросов и, присев на корточки возле Олеварна, заглянул тому прямо в лицо. Оно было почти белым, обескровленным, оно походило на театральную маску ужаса, искаженную непередаваемой гримасой. Себастьян заглянул в открытый перекошенный рот и сказал с удивительным хладнокровием:

– Розовый лед, орден Рамоникейя… А вот меня смущает другое. Вот ты сказал, Ариолан: ударили в спину, не успел понять, что произошло… Откуда же эта гримаса ужаса на лице? Значит, он все-таки видел.

– И то, что он видел, было поистине чудовищно, – сказала Танита. – Потому что Олеварн был очень храбрым человеком. Никогда не видела у него такого лица.

– Наверно, это потому, что ты никогда не видела его мертвым, – простодушно сказал Аюп Бородач, и, уж конечно, не было в его словах и капли его обычной несносной насмешки.

Девушка закрыла лицо руками.

Расследование дела об убийстве Олеварна зашло в тупик практически сразу же. Капитан Бреннан собрал на палубе всех, кто находился на «Громобое» той роковой ночью, и отдал приказ лечь в дрейф. Впрочем, маленькая эскадра и без того была заштилена: на море установилась абсолютно безветренная погода, и редкий-редкий ветерок в изнеможении припадал к палубе, прибитый палящим зноем.

На борт «Громобоя» высадилось несколько вооруженных людей с «Кубка бурь». Их самих никак нельзя было заподозрить в убийстве Олеварна: они находились на другом корабле.

Сразу после этого капитан Бреннан отдал приказ положить руля к ветру и поднять паруса.

И стал вызывать к себе в каюту всех тех, кто находился ночью на борту «Громобоя». Кого по одному, кого по двое, а кого и целыми группами по трое или четверо.

Себастьян попал к сэру Каспиусу вместе с Аюпом Бородачом и, разумеется, мастером Ариоланом Бэйлом. Когда вызвали этих троих, даже стоявшие у дверей капитанской каюты вооруженные стражники с «Громобоя» затаили дыхание и попытались вслушаться в то, что приглушенно доносилось из-за дверей каюты.

Мастер Ариолан Бэйл, опережая события, сразу заговорил горячо и взволнованно:

– Я понимаю, что подозрения в определенной степени падают на меня. Равно как я могу предполагать, что вот этот человек, – он повернулся к Себастьяну и в упор глянул тому в лицо, – захочет обвинить меня в смерти Олеварна. Из мести ли, памятуя ли о эльмовой горе, из иных соображений… Почему бы и нет? Не так давно я бросил в его адрес тяжкое обвинение и привел к суду. Почему бы и ему не ответить тем же?

– Ты нисколько не меняешься, Ариолан Бэйл, – показал головой сэр Каспиус. – Ты не слышишь никого, кроме себя. Я пригласил вас сюда, чтобы хладнокровно разобраться во всем, а ты порешь горячку и с ходу видишь в действиях остальных злой умысел против тебя.

– А вы спросите Себастьяна, – процедил мастер Бэйл.

– Не премину это сделать.

– Я не собираюсь обвинять Ариолана Бэйла в смерти Олеварна. Его бы я как раз заподозрил одним из последних, – покачал головой воспитанник покойного барона Армина. – Дело в другом. И тут неважно, какой человек Ариолан Бэйл – мстительный ли, злопамятный, горячий и ставящий себя выше остальных, не терпящий возражений, отказов, обид. Тут неважно, на что он способен и способен ли на убийство вообще. И тем более – погубить старого друга… Думаю, что при определенных обстоятельствах все-таки способен. Вот мертвые эльмы из того айсберга не дали бы соврать… Быть может, он не самый лучший человек под звездами. Важно лишь то, что он человек.

Капитан Бреннан медленно поднялся в своем кресле и выговорил:

– Ты полагаешь?..

– Я полагаю, что все один к одному! – возвысил голос Себастьян. – У меня не идет из головы, стоит перед глазами эта маска ужаса на лице бедняги Олеварна! Я помню, как я впервые увидел его в лагере Трудармии у Тертейского моста… Это был совсем другой человек. А тут… – Себастьян тряхнул головой и продолжал под наполненными темной тревогой взглядами Бреннана и Бэйла:

– Я вспомнил того офицера, что досматривал корабли у пограничной платформы, там, близ кесаврийского побережья. До сих пор помню поисковую ящерицу, которая на борту «Кубка бурь» ополоумела от ужаса и вцепилась в щиколотку собственному же хозяину. – Себастьян скрипнул зубами. – По вашему совету, сэр Каспиус, я веду дневник. В тот день я вписал в него слова того пограничника: «Вот я пожелал вам удачи и счастливого пути. Не стану лукавить такому человеку, как вы, сэр: я мало верю, что мои слова вам помогут. Вы везете что-то такое, сэр, чему не могу подобрать слов. В любом случае я рад, что схожу с борта вашего корабля…»

– Так, – выронил капитан Бреннан, – и что же, по-твоему, может находиться у нас на борту?

– Или кто? – в тон главе экспедиции спросил Ариолан Бэйл.

– Я долго сомневался, но вот сейчас, после смерти Олеварна, мне кажется, что я не ошибаюсь… Это преследует нас уже давно. Я говорю о золотом эйгарде, – отчеканил Себастьян, вскидывая голову. – Страже Маннитов. О чудовищной твари, чье изображение выбито на предплечьях Магра Чужака. И в моей памяти.

Ариолан Бэйл упрямо топнул ногой и крикнул:

– Какая тварь? Удар в спину Олеварну нанесла человеческая рука!

– Ты так говоришь, будто не допускаешь, что человек может пойти на службу темным силам, – просто ответил воспитанник покойного барона Армина.

Сейчас, перебирая страницы памяти и разглядывая свои бледные запястья, Себастьян вспоминал и то, что капитан Бреннан ничего, ровным счетом ничего не ответил на это откровение о золотом эйгарде. Он лишь глубоко вздохнул и велел пригласить следующих членов экипажа.

Редчайший случай: Аюп Бородач не успел вставить тогда ни слова.

Себастьян провел ладонью по нагретому утренним солнцем гладкому планширю и хотел идти в каюту, но услышал за спиной голос сэра Каспиуса:

– Зайди ко мне, Себастьян. Мне нужно показать тебе нечто очень важное.

«Уже не хочу считать, какие по счету сутки пути остались за кормой. Все равно мне кажется, что я непременно ошибусь, ибо здесь, в тысячах лиг от побережья Кесаврии, время течет по-иному. Да что время – даже кровь в наших жилах течет по-иному и по-иному же останавливается.

Да! Наш экипаж быстро зализал раны после смерти Олеварна. Парни глядят молодцом, словно и не было этой потери. Словно не осталось ощущения того, что где-то здесь, среди нас, в сердце одного из кораблей, сидит демон в образе человеческом, чьи замыслы и помыслы нам не понять и не предотвратить.

Каждый день капитан Бреннан занимается со мной сабельным боем. Занятия изматывающие, до пота градом и порой до крови. Но иногда мне кажется, что добрый сэр Каспиус взвинчивает такой темп только для того, чтобы унять боль и страх, которые терзают меня изнутри. Выгрызают.

Кстати, повар Жи-Ру на полном серьезе заявил, что я проглотил какого-нибудь отвратительного морского паразита и тот теперь вовсю жрет меня и пьет соки. Он попеременно предлагает мне то рвотное, то слабительное. Два раза ставил меня на весы в камбузе, на которых он взвешивает паек матросам. Что правда, то правда – худею. Жжет изнутри. Кожа становится почти молочной, и порой видны все прожилки и мелкие сосудики. Наверно, это все-таки действие яда эльма.

А капитан меня хвалит. Говорит, что быстро набираю силу и в бою и в знаниях. Говорит, недурно. Правда, сам я чувствую прямо противоположное. Чем больше впитываю из древних манускриптов, к которым молчаливо допускает меня сэр Каспиус, тем больше понимаю, что ничего не знаю. Ни-че-го.

«Золотой эйгард расположен к постоянной трансформации. Он может перевоплотиться во что-то невзрачное. Он может делать все что угодно, лишь бы выполнять главное условие всего своего существования: всегда быть рядом с Маннитом и броситься на его защиту при первой необходимости…»

Это я прочитал в одном из старых растрепанных фолиантов, которые капитан Бреннан столь любезно позволяет мне находить в своей каюте…

Мне вспоминается любимая книжка детства, из которой я черпал неприятные вопросы для опекуна и для старого зануды Карамотля – та, с птицей на обложке. Только теперь я понял, что это было не просто рисованное пернатое, а карта Кесаврии. «Птица Фаска».

Все тот же океан без единого признака суши. После устрашающего Столпа Мелькуинна и холодной смерти в эльмовой горе эта бесконечная вода убаюкивает. Ровно дует ветер, корабли идут строго по заданному курсу, и никаких признаков беды, непогоды или долгожданного врага.

Сегодня ночью я вышел на палубу «Кубка бурь». Ночью море, казалось бы, немое днем и не выпускающее из своих глубин ничего, кроме плеска волн о борт, полно загадочных звуков. Красок. Отсветов. Не раз и не два я видел прямо под нами в океанской толще огромные светящиеся поля, уходящие в глубину. Не раз я видел, как черная лаковая поверхность моря близ нас начинала кипеть и пузыриться, и из воды вылетали какие-то тускло мерцающие существа.

Море издает глубокие протяжные вздохи, когда под килем «Кубка бурь» начинают скользить светящиеся струи какого-то призрачного огня. Они перетекают, приобретая контуры причудливых гигантских тварей, они меняются, приобретая самые невероятные очертания и конфигурации. Не единожды мне казалось, что палуба резко и ощутимо вздрагивала под моими ногами, словно там, внизу, добрый морской демон дружелюбно втыкался в днище судна своей жабьей мордой.

Прямо по ходу следования раздувает, словно ветром, какую-то огромную, неописуемо великолепную звезду. Она плывет и пылает. Завороженно смотрю на нее полночи. Сейчас она кажется далекой и недосягаемой, но кто поручится за то, что мне не откроются новые горизонты знания? И то, что казалось невозможным, тушкой подбитой птицы упадет к ногам?

Сейчас нет ничего невозможного.

За бортом взвиваются гребни светящейся зеленоватой пены. У этого ночного моря такой же наглый маслянистый блеск, как у глаз портовой шлюхи. Этот блеск катился по волнам и сотни и тысячи лет тому назад. Бездны времени тому назад он лез в глаза Великих шутников, Отцов Катастрофы… И черная бездна подо мной, и изрытое бессонное небо надо мной – все они помнят дыхание и кровь Ушедших.

Ветер свеж и благоуханен, а у меня разваливается голова. Нельзя каждый день узнавать столько нового. Я перестаю помнить себя прежнего. Я ловлю себя на том, что первоначальные причины моего броска за моря, за Столпы, к черному сердцу Омута обессмысливаются. Аннабель, любовь? Старина Армин, мщение? Их лица истираются из памяти. Уходят, как пена прибоя.

Ради чего все это, Аннабель, милая?

Умирающие маленькие серые жерланы и гигантские массивы Столпов Мелькуинна, пронзающие небеса. Дары Омута. «Птица Фаска» и обступившие ее камни, уложенные рукой Ариолана Бэйла.

Проклятый Магр Чужак. Великолепный, смуглый, облитый солнцем и жгучей ненавистью, с татуировками ордена Рамоникейя, опоясывающими мускулистые предплечья. Стигматы.

Золотой эйгард, наконец.

Вот оно – все то, ради чего я готов идти до конца. Понять. Разобраться. Что-то изменить и измениться самому.

Возможно, непоправимо.

Я все равно дойду.

В людях поселилось жгучее недоверие друг к другу. Его ничем не вытравить. Не избыть. Приступы нетерпения и гнева все чаще. Вчера палубный боцман ударил кинжалом одного из матросов лишь за то, что ему показалось: тот замахивается на него со спины. Сэр Каспиус разобрался в деле и велел без промедления повесить боцмана. На его место назначен желтолицый Эск. Тот, что рассказывал нам о загадочных кораблях Северного Альгама, которые ходят с мертвым экипажем.

Впрочем, что толку кивать на боцмана, на мертвого матроса? Кому могу верить я сам? С недавних пор я могу без страха повернуться спиной только к капитану Бреннану и, пожалуй, к Ржиге. Даже старина Жи-Ру пугает своей недосказанностью: мне все время чудится, что в его тяжелой голове гнездятся воспоминания о походе двадцатилетней давности, которые он не желает поведать никому.

Да, есть Аюп Бородач, но он слаб. И слабеет на глазах.

Есть Танита. Как-то раз двое матросов из Северного Альгама сцепились из-за нее. Женщины на судне – все-таки это нелепо и жутко. Конечно, очень хочется… Я вмешался. Выбросил одного спорщика за борт, он плыл в кильватере судна и молил принять его на борт. Я уже хотел предпринять меры, чтобы выудить эту распоясавшуюся тварь обратно, но море распорядилось по-своему.

В прямой близости от плывущего матроса закипела вода, и оттуда вырвался целый косяк хищной рыбы. А может, и не рыбы это были. Так или иначе, но эти хищные твари располосовали его на мелкие части на наших глазах. Только расплылось по поверхности моря багровое пятно.

Танита кинулась к капитану Бреннану и стала кричать о том, что я не виноват, что я защищал ее от посягательств матросов, которые, по всей видимости, выпили вайскеббо или ядреной настойки. Он спокойно выслушал ее и ответил: «Я и не собирался трогать Себастьяна. Он все сделал правильно».

С этого часа я непрестанно чувствовал ее присутствие рядом с собой. Это ощущение не отпускало ни на секунду.

Однажды на рассвете, когда я опять стоял на верхней палубе, она коснулась рукой моего плеча и спросила, как я себя чувствую и отпустил ли меня кошмар эльмовой горы. О растерзанном из-за меня матросе – ни слова. И вот не знаю, что со мной сталось после этого. Я очнулся в ее объятиях где-то под мачтой, трепетала и билась шкаторина, и мне было смешно и тоскливо, что все вышло вот так – помимо моей воли, в обход моего сознания. У девочки шикарное тело, упруго облитое утренним солнцем, ароматные светлые волосы, эти распахнутые глаза, ярко подсвеченные изнутри… Лакомая бархатистая плоть. Изумительно. Прекрасно. Непередаваемо. Но зачем голодного кормить деликатесами, когда ему нужен хлеб? И мне все равно. Я даже не могу понять, кому это было нужно.

Яд эльма? Так, так он действует? Последовательно, ощущение за ощущением, чувство за чувством, выключает вкус к жизни?

Она вглядывалась в мое лицо. У нее разом потухли глаза, улыбка, побелели и расширились ноздри.

– Ты совсем не похож на того пытливого мальчика, которого я впервые увидела в шатре близ Тертейского моста…

– А это и не я, – прозвучал мой мгновенный ответ.

Конечно, это правда…»

– Мне нужно показать тебе нечто очень важное, – повторил капитан Каспиус Бреннан. – Зайди.

Себастьян сбросил капюшон и на несколько мгновений втянул голову в плечи. Так, словно его продолжал донимать холод плавающей горы ледниковых эльмов. Капитан Бреннан смотрел, кажется, безо всякой иронии…

– Что, не спалось? Нужно было поставить тебя на вахту, раз ты все равно бодрствовал.

– В свой черед, сэр, – отозвался тот, растирая пальцы.

– Ты думаешь, что если каждую ночь будешь бродить по кораблю, то непременно встретишь легендарного стража Маннитов? – в упор спросил Каспиус Бреннан-младший. – Тебе нужно держать себя в руках. Контролировать мысли и рассудок. Готовить себя к действительным, а не надуманным испытаниям. К врагам в плоти и крови, а не тварям из мифов.

– Значит, вы не верите?

– Я – верю. Но я точно знаю, что у нас есть более важные задачи, чем поиски этого твоего золотого эйгарда, – сурово произнес капитан Бреннан. – Даже если он действительно уже существует в нашей реальности… Об одной из этих задач я и хотел бы с тобой поговорить. Зайди же!

Посреди каюты прямо на полу стояло то самое блюдо с гравированным дном, в которое Себастьян опускал лицо, чтобы увидеть Столп Мелькуинна с высоты. Жидкость с маслянистыми проблесками заполняла магическую емкость почти до краев. В воздухе плыл резкий, свежий, одуряющий запах специй.

– Я бы мог показать тебе тех подводных тварей, что шныряют под нашим кораблем каждую ночь, поднимаются из глубин к поверхности океана, – заговорил капитан Бреннан. – Но это ерунда. Обычные твари. Смертоносные, неизмеримо опасные, но не для нас. Обещаю тебе, что обязательно познакомлю тебя с этими милыми обитателями Омута. Они шныряют в здешних водах повсеместно, так что ты еще успеешь столкнуться с ними лицом к лицу. Кстати, о лице… Опусти его в блюдо. Мы снова задействуем «Глаз Илу-Марта». Увидь то, что я хочу тебе показать.

Себастьян опустился на колени. Некоторое время он рассматривал свое отражение в неподвижной воде, подсвеченное радужными разводами. И окунул лицо в тепловатую жидкость, едва пощипывающую широко раскрытые глаза.

Знакомый приступ головокружения вырвал его из темного пространства капитанской каюты и разом вознес над гигантским зеркалом океана. Себастьян увидел корабли маленькой эскадры, терпеливо идущие на юго-восток. Они казались игрушечными. Себастьян несся на огромной высоте над океаном; корабли давно растаяли, а на горизонте показалась и все росла щетинистая кромка какой-то скальной гряды.

В приближении она оказалась каменистым островом, вытянувшимся с востока на запад на несколько лиг. Этот бесплодный клочок суши напоминал тело некой колючей морской твари, выбросившей во все стороны мощные шипы, хищные плавники с острыми, как бритва, режущими кромками. Суша, в головной части чудовища-острова свирепо изрезанная узкими фьордами, рождала сравнения с роговыми выступами, на которые следовало насаживать жертву.

Над этой опасной сушей господствовали два вертикальных утеса, напоминающих ноги великана: мощная «ступня» в основании, массив громадных голеней, облепленных серенькими кустиками, наколенные выступы… И все.

– Этот остров называется Стопа Бога, по-токопильски Реидах иль-Марто, – донесся до слуха Себастьяна приглушенный голос капитана Бреннана. – Хотя больше тут не одна стопа, а целых две ноги до колена. Этот остров вулканического происхождения, тут самые причудливые формы ландшафта. А вот теперь о главном.

Один из узких, извилистых заливов укрупнился, и у крутого склона скалистого берега Себастьян увидел бриг «Летучий». Совсем близко от него на хищные скалы побережья низвергался водопад, и в воздухе стояла сверкающая радужная паутина, сотканная из миллионов мелких брызг. Паруса «Летучего» намокли и бессильно повисли, как крылья птицы, павшей на склон горы.

Впрочем, водопад тут был ни при чем.

– Они, как и мы, недавно прошли через полосу шторма. Наверно, судно повреждено, и серьезно. Иначе Магр Чужак не стал бы рисковать тем, что мы нагоним и обнаружим его, – проговорил Каспиус Бреннан. – Возвращайся, Басти.

Некоторое время Себастьян сидел на полу, смахивая с лица влагу. Он покрутил головой и наконец выговорил:

– Они совсем близко от нас.

– Да, к вечеру мы дойдем до острова.

– Это везение или ловушка?

– Ну, данную задачу нам еще предстоит решить. Магр Чужак человек очень опытный. Человек страшный. Предрассветные братья чувствуют опасность позвоночником, как звери. А уж выстраивать защиту он умеет.

– Нисколько в этом не сомневаюсь… – пробормотал Себастьян. – Но что вы намерены предпринять, сэр Каспиус? Брать приступом?

– Не все так просто… Здесь он на своей земле: Стопа Бога – владение Черной Токопильи. А в этих местах даже земля встает на дыбы и источает угрозу. Когда мы попадем на Стопу, ты в этом убедишься.

– Причем довольно быстро, – прозвучал еще один голос.

Себастьян не сразу узнал говорившего, он медленно оборачивался, ожидая увидеть в дальнем углу каюты кого угодно…

Но увидел всего лишь судового повара Жи-Ру. Это он подал реплику.

У его ног, бледный, высохший, с измятой недугом мордочкой сидел Аюп Бородач.

Этому последнему, кажется, было совсем худо. У него было черное морщинистое лицо, а губы тряслись. Он и раньше говорил о том, что не приспособлен к походной морской жизни, что его укачивает, что его выворачивает наизнанку. Маленький выносливый организм брешкху долго держал удар, но вот наконец стал давать сбой за сбоем.

– Мы бывали на Стопе Бога двадцать лет назад, – продолжал Жи-Ру. – Многие из наших там и остались. Навсегда. Наверно, это не последние жертвы. Ведь, судя по твоим глазам, Басти, ты не пожалеешь всего экипажа «Громобоя» и «Кубка бурь», лишь бы схватить за глотку этого пса Магра и вырвать ему кадык.

– Очень хотелось бы…

– И как бы ты действовал для достижения этой цели? – негромко спросил капитан Бреннан. По его лбу тянулась струйка пота, глаза возбужденно блестели.

Себастьян потянулся и медленно встал с пола. Где-то у корня языка чувствовался невесть откуда взявшийся тошнотворный привкус тухлого мяса.

– Я бы?.. Я бы поступил так, как мы сделали на эльмовой горе.

– Ты имеешь в виду лобовую атаку?

– С большой долей вероятности он уже знает о нашем приближении. Так что же таиться? Войти в пролив и ударить! – хрипло выговорил Себастьян и облизнул пересохшие губы. – Правда, меня волнует, что под наш удар может попасть Аннабель. Ведь она совсем близко к нам. Она на корабле, который мы намерены атаковать. Я бы предпочел сохранить ей жизнь.

Судовой повар Жи-Ру и капитан Каспиус Бреннан переглянулись. «Я бы предпочел сохранить ей жизнь» – эту фразу с трудом можно было представить в устах обуреваемого страстью юноши, готового заплатить самую высокую цену за жизнь и счастье любимой.

– Меня беспокоит совсем другое, – наконец отозвался глава экспедиции. – То, что умудренный опытом терциарий ордена Рамоникейя может ожидать от нас именно таких действий. И наверняка обезопасил себя от входа чужих кораблей в залив. Конечно, можно произвести разведку боем. Прощупать, так сказать, замыслы Магра Чужака. Но вот только какова будет цена?..

– Стопа Бога – лучшее место для свирепых чудес… – пробормотал обильно пропотевший Жи-Ру. – Лучше него в этом смысле, наверно, только Цитадель…

Он сказал это очень тихо, но у Себастьяна был превосходный слух.

– Цитадель?

– Да…

– Что это?

– Родовое гнездо Маннитов, – за своего подчиненного ответил капитан Каспиус Бреннан. – Заброшенная вотчина Великих шутников. В свое время нам удалось ступить, образно говоря, разве что на порог Цитадели. Но и за это мы заплатили огромную цену, а…

– А взамен получили Дары Омута, – тихо закончил Себастьян.

Судя по мгновенному замешательству, отразившемуся на лице капитана Бреннана, он вовсе не собирался этого говорить. Однако через мгновение, плотно сжав губы, подтвердил правоту слов Себастьяна кивком головы.

– Не будем о Цитадели, – сказал Жи-Ру, снимая свой полотняный колпак и вытирая им взмокший лоб и виски, по которым лился пот. – Уф!.. Нам вполне хватит и Стопы Бога…

Всегда болтливый Аюп Бородач не проронил ни слова и на сей раз. У него плясали серые губы; в глазах, обведенных болезненными кругами, глубоко залегли раздражение и тоска. Море выпило недавнего беззаботного весельчака и балагура до основания. Словно не Себастьяна, а именно Аюпа поразил гибельный яд из подъязычной железы ледникового эльма.

Себастьян смерил измученного брешака быстрым взглядом и выговорил про себя: «Он совсем плох. Но эта вылазка может стать последней не только для Аюпа. Нельзя забывать, что среди нас затаился предатель и убийца. Уверен, что он выявит себя лишь в самый последний – ключевой момент…»

Ночь обвалилась на землю сразу, в несколько коротких, напитанных соленым ветром минут. В тот момент, когда светило ушло в рыхлые багровые тучи, обложившие запад, корабли капитана Каспиуса Бреннана уже лежали в дрейфе с подветренной стороны острова.

Земля, чужая, неведомая, лежала в какой-то полулиге от них. Экипаж спускал шлюпки. Боцман с «Громобоя» велел было зажечь кормовые фонари, но капитан Бреннан жестом руки отменил этот приказ.

Грязные облака рассеивались. Показалась серебристая россыпь звезд. Торжествующая, ядовито-яркая, засияла на небе почти полная луна. Она разлила спокойный розоватый свет по поверхности прибрежных вод, она прибила зыбь. Упругий ночной бриз все ослаблял напор и наконец без сил пал в воды, на поверхности которых уже лежало жирное, самодовольное ночное светило.

С плохо скрытым ужасом смотрел на лунное отражение Аюп Бородач, но от участия в вылазке не отказался, как ни настаивали Себастьян и Ржига.

– Пусть едет! – коротко отрезал сэр Каспиус.

В пять корабельных шлюпок сели практически все члены экипажа двух судов. На борту остались только вахтенные. Справедливо опасаясь подводных рифов и отмелей, капитан Бреннан не стал подводить эскадру к берегу вплотную.

Кесаврийцы действовали в соответствии с четко выработанным планом. У самого побережья шлюпки разделились: три направились к головной оконечности острова, над которой господствовали два утеса, а две пошли к узкой горловине пролива, в котором стоял бриг «Летучий».

Кто-то выразил сомнение в том, что такое дробление сил уместно. Сэр Каспиус Бреннан пресек прения энергичным жестом…

В первой группе находились все студенты Школы Пятого окна во главе с Ариоланом Бэйлом, повар Жи-Ру и Ржига. С ним был и один из глухонемых близнецов-гигантов, чей брат остался в тоннелях зачарованного айсберга. В общей сложности численность группы достигала полусотни человек. Им была поставлена задача высадиться на сушу с другой стороны острова и, перевалив через скалистую гряду – позвоночник острова-чудовища, в буквальном смысле свалиться на головы токопильцев и на палубу их корабля.

Командование группой было вручено единственному человеку, который, помимо капитана Бреннана, уже бывал здесь, – повару Жи-Ру.

Хмурый Себастьян, трясущийся словно в ознобе Аюп Бородач, а также сам капитан Каспиус Бреннан находились во второй группе, проследовавшей в пролив напрямую. С ними было около трех десятков моряков.

Им противостояли в каменной клетке Стопы Бога Магр Чужак и двое безмолвных бородатых кемметери. Где-то там, в глубине скалистого фьорда, своих спасителей ждала Аннабель.

Капитан Бреннан не торопился входить в пролив. Ночное море было спокойно и тихо, и две шлюпки стояли невдалеке от отвесной, будто топором обрубленной скалы, нависшей над горловиной фьорда.

Наконец он увидел, как где-то впереди, на горбатой скальной гряде вспыхнул огонек. Мигнул раз и другой.

– Пора, – сказал сэр Каспиус, и его негромкий голос был тотчас же заглушен скрипом уключин и плеском белой воды под лопастями весел.

Залив был извилистый и узкий: два корабля класса и размеров «Громобоя» могли разойтись здесь далеко не везде. Пару раз весла задевали почти отвесные стены. Впрочем, узкая горловина вскоре кончилась, и шлюпки оказались в достаточно просторной бухте, защищенной со всех сторон высокими скалами. Более безопасное место для стоянки небольшого корабля сложно было и придумать.

Издали слышался шум водопада.

И виднелись носовой и кормовой огни «Летучего». Невнятно белели знакомые паруса…

– Да, это он!.. – бросил капитан Бреннан, отвечая на немой вопрос резко подавшегося к нему Себастьяна. – На расстоянии протянутой руки… Странно, что нас еще не потревожили.

Пучина не замедлила с ответом на слова сэра Каспиуса.

Еще недавно безжизненная гладь воды, тусклая, как свинцовый лист, заиграла новыми оттенками. В глубине темных вод появилось неясное фосфоресцирующее свечение. Оно было замечено не сразу, но к тому времени, как кто-то из людей капитана Бреннана догадался глянуть на светлеющую воду, область этого свечения захватила все пространство под шлюпками и стала приобретать более четкие очертания.

Нечто походило на сеть с крупными неровными ячеями, которая поднималась из глубины. Центр сети – медленнее, края заметно быстрее. Как только капитан Бреннан углядел, что находится под ними, он оттолкнул головного гребца и сам сел за весла:

– Быстрее! Живо гребите, если хотите уцелеть!

– Что это такое?

Сеть поднялась настолько, что стали видны ядовито-желтые узлы на ячеях, испускающие пучки лимонного света. От узлов отходили свободно болтающиеся нити, от которых распространялось нечто похожее на желтоватый дымок. Сеть колыхалась и трепетала, словно живая.

– Если это бредень, то его вязал не человек, – выдохнул Себастьян, выросший в рыбацком городке.

– Гребите! – прозвучал голос сэра Каспиуса. – Гребите скорее, пока нас не зацепило крылом этой светящейся… Э-э-эх!

Шлюпка полетела по поверхности воды. Летели клочья пены. В кильватерной струе шла вторая, которой управлял желтолицый Эск. Он стоял на носу и смотрел, как чудовищная огненная сеть с неровными ячеями, заполненными беспокойным свечением, поднимается к днищу лодки. В этот момент суденышко содрогнулось всем корпусом – так, словно на полном ходу налетело на подводный камень или отмель. Желтолицый Эск взмахнул руками и, не удержав равновесия, кулем рухнул в воду.

Прямо на ячеи сети.

Мерцающие живым огнем нити почти поднялись к поверхности. Эск упал на них, как кусок сливочного масла на раскаленную решетку. Его мгновенно разрезало на несколько частей: отделились обе ноги, грудную клетку рассекло наискосок, а переносица пришла в соприкосновение с одним из узлов, и череп развалился на четыре куска. Останки Эска проскользнули сквозь сплетение хищных пульсирующих волокон и стали медленно опускаться вниз, на дно бухты.

Не тут-то было. С ячей потекли струи желтой пыли, не растворяющейся в воде. У тех, кто сидел в шлюпках, не было времени рассмотреть, что каждая такая пылинка представляла из себя крошечное извивающееся существо, источающее жгучую слизь. Они усадили части тела Эска, и располосованная человеческая плоть начала таять, как истонченная чахоточная льдина по весне.

Даже стая самых хищных рыб не успела бы превратить человека в ничто за более короткий срок.

– Греби-и-и!

Шлюпка, на которой находились капитан Бреннан и Себастьян, успела выскочить за предел досягаемости сети в самый последний момент. Смертоносные волокна лишь слегка зацепили корму, на которой недвижно сидел Аюп Бородач. Фрагмент корпуса, словно снесенный невидимой косой, упал в воду и мгновенно исчез, поглощенный ненасытной желтой пылью.

Второй шлюпке и тем, кто в ней сидел, повезло куда меньше. Она мгновенно развалилась на множество частей. Люди попадали в воду, забранную смертоносной сетью, крупно пульсирующей и сокращающейся в предвкушении богатой добычи. Кто-то попытался закричать, испустить отчаянный звериный вопль – но довольно затруднительно издавать звуки с разрезанным горлом.

Звуковая картина этих страшных событий была ограничена шипением, плеском и слабыми хрипами…

Первая шлюпка уже прошла половину пути от горловины фьорда до «Летучего». Себастьян выпустил из губ короткий вопрос:

– Что это было?

– Одна из милых ловушек Магра Чужака. У них тут так принято. Вот Жи-Ру, который находится там, наверху, на гряде, не даст соврать, – ответил капитан Бреннан.

– То есть он знает о нашем появлении?

– Не думаю… Они совсем тихо умерли. Впрочем, совсем скоро мы узнаем ответ на этот вопрос из уст самого Предрассветного брата.

Шлюпка бесшумно пришвартовалась к темной корме «Летучего», освещаемой тщедушным фонарем. Здесь, под черной сенью отвесной скалы, это был единственный источник света. Капитан Каспиус Бреннан собственноручно перекинул через гакаборт железный крюк, прикрепленный к надежному веревочному трапу.

Один за другим кесаврийцы стали подниматься на борт судна. Они делали это совершенно бесшумно, но с лица капитана Бреннана все равно не сходила тревожная недовольная гримаса. Себастьян поднимался предпоследним, а замыкал высадку сам сэр Каспиус.

– Он здесь… – пробормотал Себастьян. – Он ждет нас.

Воспитанник покойного барона Армина не ошибся.

Магр Чужак неподвижно стоял у грот-мачты. В обеих руках он держал по легкому абордажному фальгару. Он поднял левую руку, и тотчас же вверх взлетел массивный разноцветный фонарь с витиеватым переплетом, привязанный к концу фала. Оказавшись на уровне грота-рея, он вспыхнул и залил шканцы ярким белым и ядовито-оранжевым светом.

– Я слишком поздно почувствовал вас, – проговорил Магр Чужак на отличном кесаврийском. – Но ничего… Я понимаю, что соотношение сил не в мою пользу. Что вот этот молодой человек жаждет поквитаться и вырвать мне горло. – Он кивнул в сторону сжавшегося, словно готовящегося к прыжку Себастьяна. – Ведь не для того же он проделал такой путь, чтобы ограничиться одной беседой. Ну а вы, сэр Каспиус… – повернулся он к капитану Бреннану. – Вы меня удивляете. Полезли в пролив, нарвались на элементарную ловушку. А я до последнего момента думал, настораживать ли мне сеть Эса-Гилль: мне почему-то казалось, что такую простую уловку вы разгадаете в два счета. А тут… – Боевой терциарий ордена Рамоникейя широко, крестом, раскинул руки, и белые клинки блеснули в ярком свете мачтового фонаря. – А тут такой шикарный улов!

– Вы знакомы? – не глядя на капитана Бреннана, скривил угол рта Себастьян. – Наверно, познакомились лет этак двадцать назад?

– Примерно. Было дело… – пробормотал сэр Каспиус и, не произнося более ни слова, бросился на врага.

Клинки замелькали, как вспышки. Кто-то из экипажа «Кубка бурь» попытался вмешаться в эту схватку двух превосходных бойцов, но Магр Чужак, не меняя темпа, не делая дополнительных движений, а просто уходя от очередного выпада капитана Бреннана, снес ему наискосок полчерепа.

После этого вокруг кесаврийского капитана и кемметери образовалась полоса отчуждения, в которую никто не рисковал соваться. Матросы с «Кубка бурь» увидели на палубе двух бородатых подручных Магра Чужака и бросились на них.

Себастьян не спешил. Он тяжело, глубоко дышал, стараясь привести себя в чувство. Он смотрел на мечущихся по шканцам Магра Чужака и капитана Бреннана, и с каждым их шагом, с каждым отточенным выпадом в нем крепла уверенность: здесь ничего не случится. В другое время он корил бы себя за такие мысли, посчитав их отговоркой, трусостью. Лживым объяснением того, почему он не спешит и не рискует вмешаться в смертельную схватку.

Но не сейчас.

Себастьян бросился в капитанскую каюту.

Он увидел ту, что искал, сразу же. Аннабель без движения лежала на полу. Рядом с ней тускло отсвечивали осколки разбитого зеркала. Того самого… Себастьян опустился на колени и приложил кончики пальцев к шее девушки, ловя биение жизни.

– Вставай… вставай, это я, Басти, – непослушными губами выговорил он. – Нам нужно уходить. Аннабель… очнись!

Дверь вылетела под чудовищным ударом, и на пороге возник один из подручных Магра Чужака. Лицо окровавлено, обожжено, от бороды остался какой-то спутавшийся паленый клок. Одна его рука безжизненно висела, как плеть, в боку торчал заботливо воткнутый кем-то стилет.

Зато во второй руке был факел. Он горел жадно, чадил обильно, а в глазах кемметери стояла жаркая ненависть.

Он ударил факелом по резному комоду, ломившемуся от дорогих напитков, настоек, вин. Давным-давно, бездну времени тому назад, все эти напитки приготовил на «Летучем» Ариолан Бэйл для путешествия с невестой и друзьями вдоль побережья Кесаврии. Удар был такой силы, что стекло разлетелось брызгами, а на пол одна за другой стали падать и частью разбиваться сосуды – керамические, стеклянные, из тонкого резного дерева и серебра.

Вторым ударом воин Магра Чужака попытался снести голову Себастьяну. Тот уклонился, и тогда кемметери бросил факел на горючие напитки, залившие паркетный пол каюты.

И захохотал, скаля черные зубы.

Синеватое пламя вспыхнуло в рост, а потом, низко припав к полу, начало расползаться во все стороны. В два мгновения оно захватило большую часть каюту, перекинулось на мебель, на занавеси большой кровати, на легкие соломенные кресла, с готовностью затрещавшие под натиском огня.

Себастьян вскинул девушку на руки. Кемметери, небезосновательно полагая, что кесавриец не сумеет оказать ему должного сопротивления, широко шагнул к нему, но тотчас же получил сильнейший удар ногой под коленную чашечку. Он содрогнулся всем телом от дикой боли, заваливаясь вперед.

Себастьян перекинул тело Аннабель через плечо и, высвободив правую руку с фальгаром, разрубил бородатому шею. Тот повалился изуродованной мордой в огонь и, несколько раз дернувшись, затих.

Уже через минуту стало ясно, что с корабля надо бежать. Разгоряченные схваткой стороны не сразу заметили, что огонь распространился с ошеломляющей быстротой. Проник на нижнюю палубу. Пополз по снастям, добираясь до парусов. Кому-то пришла в голову мысль, что само по себе пламя не способно так живо, так жадно пожирать палубы, мачты и такелаж.

Наверное, все-таки были тут злая воля и умысел Магра Чужака, продолжавшего сражаться с капитаном Бреннаном.

Но развить эту мысль уже не было ни времени, ни смысла.

К тому моменту как мачты начали трещать и корчиться в огне, поединок складывался не в пользу капитана. Даже несмотря на то, что еще трое матросов все-таки попытались прийти на выручку… Не преуспели. Их трупы с ужасающими рублеными ранами лежали теперь на шканцах в той самой полосе отчуждения, и Магр, ведя поединок, переступал через них, как через досадную помеху. Сам сэр Каспиус получил две легкие раны – в ключицу и в бедро, но он начинал выдыхаться и был далеко не так быстр и свеж, как в начале боя.

Можно сказать, что разгоравшийся пожар в некоторой степени помог ему. Магр Чужак огляделся по сторонам, отшвырнул оба фальгара и бросился за борт. На то место, где он недавно стоял, рухнули обломки рея.

– Стой! – заревел капитан Бреннан, перегибаясь через фальшборт и шаря взглядом по ровно мерцающей бархатной поверхности бухты. – Ничего… – пробормотал он. – На берегу тебя встретят…

Люди стали прыгать в воду. Из полутора десятков поднявшихся на борт «Летучего» матросов в живых осталось от силы шесть-семь. Горящее судно начало крениться на левый борт.

Именно на этом борту и находились Себастьян с Аннабель. Он растер ей лицо ароматной настойкой, влил в рот несколько глотков вайскеббо. Только после этого девушка пришла в себя. Но в ее глазах стояла тьма, когда она взглянула на своего спасителя и искривила губы:

– Басти… Ты опять в зеркале? Чужой взгляд, бледная кожа… Морок, морок! – вдруг крикнула она и, резко вскинувшись с палубного настила, с неженской силой ударила Себастьяна по лицу.

Не к чести ученика капитана Бреннана следует заметить, что он попросту не успел собраться и среагировать. Он отпрянул, а Аннабель, одним слитным движением через голову сорвав с себя длинное платье, перемахнула через борт. Себастьян оглушенно смотрел по сторонам. Над его головой гудело в снастях кренящейся мачты тугое пламя.

Воспитанник барона Армина бросился в темные воды залива. И, как выяснилось, сделал это очень вовремя: сквозь толщу воды до него дотянулся приглушенный свет вспышки и тяжелый, натужный грохот, словно кто-то ворочал бочки, набитые булыжниками. «Летучий» взорвался. Верхнюю палубу снесло, словно легкий соломенный настил, мачты сложились. В левом боку образовалась огромная пробоина. Бриг горел, из клубов пламени вылетали обломки реев и других горючих материалов. На черной воде плясало веселое и пестрое, как пьяная деревенская свадьба, зарево.

В то же самое время вторая группа кесаврийцев спускалась на берег залива по отвесной стене. Ею руководил не столько мастер Ариолан Бэйл, сколько повар Жи-Ру, который уже бывал здесь. Именно он безошибочно выбрал дорогу и указал, где сбросить с кручи страховочные тросы.

И когда Магр Чужак выходил на берег бухты, его уже ожидали дула «серпантинов», тусклые клинки и неподвижный взгляд Ариолана Бэйла.