ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
— Хельги! Ты когда унесешь из дому эту дрянь? — осведомилась Энка, сердито кивая на узкий металлический кувшин, стоящий на подоконнике. — Я его все время боюсь уронить, когда поливаю гортензию.
— Ой, можно подумать! Мгновенно окрысилась Меридит, только что мирно точившая любимый меч. — Цветочница наша! Ты про нее, бедную, раз в сто лет вспоминаешь. А все остальное время или я поливаю, или Ильза!
— Ну и что. Если артефакт ронять даже раз в сто лет, все равно может выйти беда.
— Да унесу я его! Как пойду в университет, так и заберу. Не специально же тащиться? — вклинился в девичью перебранку Хельги.
— Ты это каждый день говоришь. А сосуд уже месяц тут валяется. Если бы хоть знать, что там внутри!
Меридит мстительно фыркнула.
— Так и скажи, что тебя любопытство заедает, а на гортензию нечего пенять!..
Наверное, девицы в конце концов подрались бы, на обеих дурно действовали июльская жара и безделье, и они стали раздражительными и скандальными. Но в самый критический момент дверь без стука отворилась — и в комнату ввалились… Орвуд с Рагнаром!
— Что это у вас не заперто? Фу, духота какая! В глотке пересохла! Есть чего выпить?
И, не дожидаясь ответа, гном пересек комнату, бесцеремонно сцапал с подоконника артефакт, легким, отработанным движением сорвал пробку, поднес ко рту, опрокинул и… Хозяева заорали в голос. Но ничего ужасного не произошло. Гном потряс сосуд, понюхал и объявил с нескрываемым разочарованием:
— Пустой! — А на крик и брань, обрушившиеся на его голову, ответил без тени смущения: — А нечего раскидывать магические артефакты где ни попадя! Тем более у всех на виду! Если у вас дома порядка нет, нечего других винить.
В итоге виноватым остался Хельги.
Демон безропотно выслушал все упреки, а потом взял да и убрал сосуд с глаз долой, чтобы на нервы не действовал, — спрятал в свой походный мешок и запихнул поглубже под кровать. Конечно, он собирался в самое ближайшее время отнести злополучную находку на кафедру прикладной магии, но опять забыл! Сами понимаете, напрасно.
Орвуд и Рагнар прибыли в Уэллендорф первыми. Спустя несколько дней вслед за ними подтянулся и Аолен. Последним из Дольна явился Эдуард. Он, оказывается, проштрафился — обозвал начальника сехальским ослом, за что и был лишен вакаций на месяц.
Встреча на сей раз случайной не была, о ней условились заранее. Хельги отправлялся на поиск затонувшего драккара, остальные обещали ему помочь. Поэтому даже проницательная сильфида не заподозрила, что неспроста все это, ох неспроста!
О том, как добраться до места поиска, мнения разделились. Рагнар, к примеру, считал самым разумным вернуться на ту галеру, на которой они с гномом прибыли в город, и на ней же проследовать до Аддо курсом вдоль побережья.
— Тогда на кой демон я тащился сюда, если мог спокойно дождаться вас в дельте? — вознегодовал Орвуд. — И Эдуарда можно было подобрать в Дольне, а не ждать неделю! Нет уж, придумайте что-нибудь еще.
Гнома горячо поддержала Меридит, памятуя о прабабке-разбойнице в Тайенском проливе. Не желала она с ней больше встречаться!
— Вероятность того, что вы с ней встретитесь, очень мала… — начал было Аолен, но Меридит перебила:
— Встретимся, встретимся. У нее ко мне таксис. Деньги у нас есть, возьмем туфли и проскачем до Дрейда. А там наймем судно.
Гном опять остался недоволен.
— Ты посчитай, во что нам это обойдется! Туфли на восьмерых, да еще судно в придачу! Дешевле новый драккар купить!
— Не хочу новый, хочу свой! — оборвал его Хельги.
— На тебя не угодишь, — рассердилась диса на Орвуда. — Твоя скупость не знает границ!
— Моя скупость нам однажды жизнь спасла! — гордо напомнил тот. — Я свое мнение высказал, делайте что хотите. Но если мы разоримся, пеняйте на себя.
План дисы был принят к исполнению.
Джинны из гильдии туфлевладельцев не привыкли упускать свою выгоду. Едва в воздухе Староземья запахло миром, они поспешили восстановить довоенные базы в полном объеме и даже основали две новые, в Поните и Монсе. Путешествуй не хочу! Даже несмотря на то что (по настоянию гнома) туфли взяли не суперсовременные, использующие пожирающую пространство магию, а самые примитивные, рассчитанные на простого обывателя, спустя три дня компания уже добралась до Конвелла. И только там, на привале, Хельги обнаружил, что так и не вытащил из мешка магический сосуд. Энка принялась бранить безответственного демона, но тот отмахнулся:
— Ничего страшного. Свернем на Буккен, отдадим его Балдуру. Может, пригодится для колдовства.
— Крюк большой дадим, — заметила Меридит спокойно.
— Подумаешь, крюк! Ну потратим еще несколько дней, куда нам торопиться? — возразил Хельги, с опаской косясь на Орвуда.
Но гном, к его удивлению, протестовать не стал. Почему? Да потому, что как раз накануне почтенный Кантор-лонг пришел к неожиданному выводу. Он мужественно признался самому себе, что утратил всякий интерес к горным изысканиям — делу жизни каждого порядочного гнома. Зато походная жизнь совершенно перестала тяготить его. Он даже начал замечать в ней определенные плюсы… А если так, отчего бы в самом деле не заскочить в Буккен, не навестить старину Балдура? Он неплохо готовит окорок, ему можно будет похвастаться, как ловко удалось избавить Староземье от орочьего нашествия, и он при этом не станет издеваться и хихикать, как некоторые. Определенно черный колдун — компания приятная во всех отношениях. Можно навестить.
Балдур Эрринорский пришел в ужас. Не от появления гостей, разумеется. Колдун очень тепло относился ко всей их компании, а уж возможность лицезреть Хельги и вовсе почитал за счастье.
Дело было в кувшине.
Минули века, канула в прошлое эпоха страшных магических войн Средневековья. Но и спустя столетия слышны в Староземье и окрестностях их отголоски. Много, много злых тайн сокрыла до поры до времени многострадальная Земля. Нет-нет да и всплывают они, напоминая о жестоких днях прошлого.
Случается всякое. То соха селянина вывернет в поле камень с запретными символами. То землекопы потревожат забытую дурную могилу. То школяр-недоучка возомнит себя великим магом да и выпустит на волю опасного духа. И пошло гулять по миру Зло. Давно нет на свете тех, против кого оно было сотворено. Но оно продолжает жить, требует новых жертв. И гибнут твари невинные от чужого, забытого зла.
Но сколь ни вредны чародейские камни, дурные могилы и черные духи — сосуды Ахх-Ша еще хуже. Будучи пустыми, они опасны не более кухонного котелка. Но, запечатанные кровавым сургучом с печатью древнего мага Соламина, они служат вместилищем злейшего из Зол. И горе тому, кто по дерзости, по недомыслию ли рискнет сломать печать, не имея на то права либо не обладая способностями уберечь себя. Мгновенная гибель грозит ему, а Миру — страшные беды.
— Тогда почему я до сих пор жив? — резонно усомнился Орвуд. — Печать неделя как сломана.
Вопреки ожиданию присутствующих гнома не особенно обеспокоил рассказ колдуна. Неизвестно откуда прорезавшийся, но очень уверенный внутренний голос подсказывал: лично ему сосуд ничем роковым не грозит. Вместо гнома забеспокоился Эдуард:
— Вот мы ушли из Уэллендорфа, а вдруг там теперь древнее зло гуляет? Надо вернуться и обуздать его! А корабль может подождать.
Демон-убийца одарил бывшего ученика уничтожающим взором:
— Драккар может испортиться. А обуздывать древнее зло мы все равно не умеем. На это маги есть. И вообще, раз Орвуда сразу не убило, значит, сосуд был пустой или зло со временем выдохлось. Идемте куда шли, а там видно будет.
На том и порешили. Отобедали вожделенным окороком и двинулись в путь.
Среди ночи путники были разбужены истошным воплем сильфиды.
— Кошмар приснился! — пояснила девица, бледная и мокрая как мышь.
— Расскажи! — велел Орвуд. — Я умею толковать сны.
— Представьте себе, — вещала Энка драматически. — Площадь вроде торговой, такая гадкая и грязная, какой и в Сехале не встретишь. Мусор, отбросы, нечистоты кучами. Посередине громоздится серое строение вроде сарая, у входа, задом к миру, стоит ишак. А над ним, на одном гвозде, косо висит табличка. И написано на ней — «СРЕДНЕВЕКОВЬЕ»! — Она обвела слушателей взглядом, ожидая реакции.
Те недоуменно переглядывались.
— Чего же тут страшного? Зачем было орать? — спросил Хельги.
— Как — чего страшного?! — взвилась было сильфида, но тут же осеклась: — А правда, чего? Просто как-то жутко стало… — И обернулась к Орвуду: — Толкуй давай!
Гном с досадой отмахнулся. Чего тут скажешь? Наслушалась рассказов колдуна, вот и приснилась ерунда. Навеянный сон тайного смысла не несет, это каждому известно.
Наутро Энка первая потешалась над своими ночными страхами — испугалась ослиного зада!..
— Расскажите про Средневековье. Когда оно было? — пристала Ильза.
И Хельги поведал все, что знал.
— Давно. Еще до Карола Освободителя.
Увы, магистр Ингрем не был гуманитарием и представление о «недавнем» прошлом, измеряющемся не геологическими эрами и периодами, а историческими эпохами, имел самое смутное. Основные исторические факты, те, что мало-мальски культурному существу просто неприлично не знать, он кое-как усвоил, но с хронологией была полная беда.
— Хельги, счастье мое, ты бы лучше помалкивал, если не знаешь, — со вздохом посоветовала сестра по оружию. — Не к чему демонстрировать миру подобную дремучесть.
— А что, разве Карол Освободитель был до Средневековья? — искренне удивился тот.
— Разумеется, после! Но упоминать о нем в данном контексте просто смешно! Все равно что… — Она запнулась, подыскивая подходящее сравнение. — Все равно что сказать: «Палеозой был до нашего рождения». Столь же полезная информация.
— Подумаешь! — фыркнул демон-убийца. — Могу я чего-то не знать? У меня другая специализация.
Тогда просвещать желающих взялся Аолен.
Средневековье, рассказывал он, охватывает период с четыре тысячи пятисотых по пять тысяч шестисотые годы, то есть начало его отстоит от нашего времени на пятнадцать столетий. Оно заслуженно считается самой жестокой и кровавой эпохой в истории Староземья. Кошмарные магические войны, в коих гибли целые народы и приходили в упадок королевства, страшные нашествия гигантских чудовищ и магической нежити, моровые поветрия, опустошающие города до последнего жителя, — вот чем славится Средневековье.
Ильза слушала и тихонько повизгивала от ужаса. Она-то, глупая, думала иной раз: «Как страшно жить на свете! То фьординги, то некроманты, то сектанты с орками! Надо было раньше родиться». А раньше-то, оказывается, еще хуже было!
— Слава богам, нас тогда еще не было! — воскликнула девушка от души.
Взгляд сильфиды как-то странно затуманился. Она с минуту помолчала, думая о своем, а потом изрекла:
— А что, наверное, в те времена жизнь была поинтереснее. Больше динамики. Лично я не отказалась бы…
— Боги Великие! — всплеснул руками Орвуд. — Четырех месяцев не прошло, как мир спасали, сами чуть не сгинули, а ей, видите ли, все динамики не хватает! Совершенно ненормальная! Лично я ни за какие сокровища не согласился бы…
— Чего ты разорался, будто я тебя в Средневековье переселяю? — перебила сильфида возмущенно. — И вообще, хватит болтать. Пора в дорогу, пока свежо.
Было около трех часов пополудни, когда случилась неприятность. Отказали туфли-скороходы, все разом. Да так внезапно, что путники не удержались на ногах, попадали в дорожную пыль. Счастье — туфли были самые простые, а не те, что используют пожирающую пространство магию, иначе не обошлось бы без жертв. А так отделались разбитыми носами и коленками.
— С ума сойти! — удивился Хельги. — В жизни не слышал, чтобы с туфлями такое случалось! — Он вновь и вновь пытался разогнать магическую обувь, но тщетно. Теперь это были обычные тапки, самого, надо заметить, дурацкого вида: красные, парчовые, с высоко загнутыми носами и яркими кисточками. Чтобы не смешить народ, пришлось переобуться.
Раздосадованные путешественники свернули по направлению к побережью в надежде добраться до Дрейда и дальше, до Аддо, морем. В противном случае предприятие утрачивало всякий смысл. Пешком за полтора месяца, оставшиеся до начала учебного года, туда-обратно не обернешься.
День выдался не по-староземски жаркий. Над отвратительным, в кочках и колдобинах, трактом (а еще говорят, будто в герцогствах самые хорошие дороги!) дрожало и плыло густое полуденное марево. Словно не в Срединных Землях находишься, а где-нибудь в Аттаханской степи. Только феек-полуденниц не хватало!
— Не могу больше! — взмолилась Ильза. Бедная девушка давно стянула с себя все, что позволяли приличия, но все равно было очень жарко. Хуже чем в Сехале, честное слово! Там хоть не обидно было — чего кроме жары можно ожидать от Юга? В Староземье же на ее памяти подобного безобразия не случалось. — Давайте отдохнем!
Предложение было принято единогласно. Даже вредная сильфида не стала возражать. Насквозь пропыленные, мокрые от пота путники свернули с тракта, спустились под откос, в придорожную рощицу… и будто в другом мире очутились!
— Кто бы мог подумать, что в человечьих землях остались такие чудесные уголки! — восхищался эльф.
Раскидистые дубы смыкали в вышине кружевные кроны, даря уставшим путешественникам милосердную тень. Трава под ногами… нет, трава под тем, на чем сидят, была свежей и шелковистой, будто по весне. Из-под замшелого камня тонкой струйкой пробивался студеный ключик — подставляй ладони и пей. Какой же сладкой и освежающей оказалась его вода! Хлебнул — и будто заново на свет родился. Чуть поодаль нашлись кусты дикой малины, спелой, сочной и совершенно безвредной, вопреки опасениям Эдуарда, наученного горьким опытом. Над цветами кружились в хороводе, парили на золотых крылышках крошечные лесные фейки. Появление пришельцев вспугнуло малюток, с пронзительным писком они попрятались среди листвы. В воздухе разливался медовый аромат, птицы пели без умолку, и цикады вторили им. Даже не верилось, что в двух шагах от всего этого совершенства лежит пыльная, раскаленная дорога, по которой шагать и шагать еще не один день.
…И вдруг явилась она.
Первым ее заметил Хельги, остальные успели задремать после обеда. Как она выглядела? Восхитительно. Несмотря на нежно-зеленую кожу и огромные раскосые глазищи неприятного желтоватого оттенка. Появилась она эффектно — вышла прямо из дерева.
— Привет вам, почтенная! — вежливо поздоровался демон и поспешил деликатно отвернуться, потому что одежды на зеленой деве не было вовсе. Длинные, цвета листвы, волосы лишь немного прикрывали те части тела, которые приличные дамы обычно предпочитают не выставлять на всеобщее обозрение.
— Что видят очи мои! — сурово молвила зеленая особа, не отвечая на приветствие. — Возможно ли, чтобы достойные фейри водили компанию с презренным людским отродьем и позволяли себе делить с оными трапезу?
— Чего это она? — громко спросила Ильза, пятясь поближе к Хельги. — Сама голая, а еще ругается!
Дама ее, разумеется, услышала. Гордо вскинула голову, сказала презрительное «Ха!» и, отступив на шаг, канула в древесном стволе.
Казалось бы, ничего не изменилось вокруг. Но всем вдруг стало как-то неуютно. Так бывает, когда враг, оставаясь невидимым, смотрит тебе в затылок. Наскоро собравшись, компания поспешила покинуть идиллический уголок с его негостеприимной хозяйкой.
— Странная какая! — рассуждал Эдуард на ходу. — Чего она взъелась на людей? «Презренное отродье», надо же!
— Может, ее родичей в войну на амулеты пустили и она возненавидела род людской? — предположила Энка. — Недавно дело было, не успокоилась еще, вот и злобствует.
— А она вообще кто? — просил Рагнар. — Я таких раньше не видел. На лесовицу смахивает, но глаза другие. Да и не станут лесовицы голыми бегать, они скромные.
Сильфида в ответ лишь пожала плечами. Мало ли народов в Староземье, всех никто не знает.
Орвуд сосредоточенно нахмурился, пытаясь вспомнить:
— Какое-то она слово сказала, странное. Достойные фари? Фэрии?
— Фейри, — пояснила Меридит. — Это общее наименование нелюдей. Сейчас оно совершенно вышло из употребления, но было в ходу раньше, до человеческой экспансии времен Карола Освободителя, когда люди сделались самым многочисленным народом Староземья и именно ими стали определяться современные языковые нормы. Архаизм.
— Дурацкое слово, — заметил Хельги. — Где она такое откопала?
— Да мало ли. Может, она в своем дереве тысячу лет сидит, ни с кем не общается, не знает, что на свете творится, вот и выражается архаизмами.
Гном с дисой не согласился. Дама не производила впечатления изолированной от мира затворницы. Напротив, казалась весьма энергичной и активной. Из тех, что любят совать свой нос в чужие дела. Едва присели, а она тут как тут! Отдохнуть спокойно не дала, паразитка бесстыжая!
Да, что-что, а ворчать почтенный Канторлонг умел! Долго, обстоятельно, со вкусом и удовольствием. Он мог ворчать часами, если ему не мешали.
Но ему помешали.
Навстречу путникам двигалась необычная процессия. Шли нищего вида люди, несли вязанки хвороста. За ними, ведомая под уздцы седовласым мужиком, плелась тощая лошаденка. Она с заметным усилием волокла по кочкам низкую телегу, истошно скрипели оси, тарахтели на камнях деревянные колеса. На телеге лежал здоровенный, плохо отесанный столб и несколько штыковых лопат. Замыкала шествие группа совсем молодых людей в неприятных белых балахонах вроде тех, что носят палачи, но без капюшонов. Деревянными кольями они гнали перед собой женщину, судя по фигуре, тоже нестарую. Лица ее не было видно — скрывал надетый на голову мешок. Руки несчастной были связаны за спиной, босые, в кровь сбитые ноги стянуты веревкой. Как бы ни старалась, она просто не имела возможности двигаться так быстро, как хотелось ее конвоирам. Те злились и вообще заметно нервничали.
— Чем это вы занимаетесь? — не справившись с любопытством, спросил Хельги у ближайшего из мужиков с хворостом, самого замызганного и всклокоченного.
— Как — чем? — ответил тот. — Ясно, ведьму сжигать ведем.
— Зачем?! — поразился Хельги.
Обычно представители упомянутой профессии пользовались в народе большим уважением. Если в отношениях с ними и случались осложнения, но до подобных жестоких расправ дело никогда не доходило.
— Как — зачем? — настал черед мужика удивляться. — Она ведь черная! На стадо мор напустила! Всю скотину нашу извела, проклятущая! По миру все село пустила! — Лицо его плаксиво скривилось, задрожали бескровные, потрескавшиеся губы.
Демон машинально взглянул через астрал. Черная, расплывчатая клякса медленно ползла в окружении тусклых светлых точек-конвоиров, подрагивала щупальцами-нитями. Сильная черная ведьма.
Взгляд мужичонки вдруг настороженно забегал.
— А вы не подумайте, господин хороший! Королева Мэб — она того… дозволяет. Мы нарочно справлялись. Староста сам в лес ходил, спрашивал… Это, говорят, ваши дела, человечьи. Нам, говорят, до ваших делов интереса нет…
— Почему мы их не остановили?! — возмущенно спрашивал Эдуард, глядя вслед удаляющейся процессии. — Они сожгут бедную женщину заживо! Дикость средневековая!
— Пусть жгут, — решил демон-убийца. — Не будет скотину морить! Чем ей бедные животные помешали?!
— Но это незаконно! — упорствовал принц. — Ведьм уже тысячу лет запрещено сжигать, я точно знаю! Мой папаша однажды хотел… — Он осекся.
— Восемьсот лет, — поправил эльф каким-то странным голосом. — Последнюю черную ведьму сожгли в пять тысяч двести двадцать седьмом. Основанная в том же году Верховная Коллегия магов издала запрет на предание огню лиц, практикующих колдовство. Собственно, это было первое ее постановление.
— Законы пишут для того, чтобы их нарушать, — выдала циничную банальность Энка, но в тоне ее не чувствовалось обычной уверенности.
А Рагнар думал о своем:
— Интересно, про какую королеву Мэб он толковал? Я знаю все правящие семьи герцогств. Нет в них ни одной Мэб, тем более в титуле королевы!
— Королева Мэб, — принялся повествовать эльф все тем же чужим, лишенным выражения голосом, — правительница фей, горных эльфов и огромного числа малых народов, населявших Волшебную страну.
Ильза мечтательно вытаращила наивные голубые глаза:
— Ой! Волшебная страна! А где это?! Тут недалеко, да? Я обязательно должна посмотреть!
Любительница народной мудрости только фыркнула:
— Вспомнила бабка, как в девках ходила! Волшебной страны нет уж полтысячелетия, Коллегия разнесла ее в последнюю магическую войну, Карол Освободитель довершил дело.
— У-у! — огорчилась девушка, ей очень понравилось название. Волшебная страна! Так таинственно, так сказочно звучит! — А где она была?
— Везде и нигде. Где селились подданные Мэб, там и была ее страна. Но посторонним — людям, гномам, некоторым другим свободным народам — вход в нее был закрыт. Принцип разделенного пространства. Лесные эльфы до сих пор им пользуются, маскируя свои Дома кланов.
— Если людям туда не было доступа, как же до нее добралась Коллегия? — заинтересовался разговором Эдуард, дотоле молча скорбевший о горькой участи ведьмы.
— Почему ты решил, что Коллегию составляли только люди? Она с самого начала полиэтнична. Это был большой заговор магов, людей и нелюдей, в том числе и подданных Волшебной страны. Большинство народов терпеть не могло Мэб. Редкая, говорят, стерва была, хоть и красоты неописуемой!
Меридит слушала рассказ подруги с нескрываемым восхищением:
— С ума сойти! Вот уж не знала, что ты такой знаток истории! На лекциях нам про Волшебную страну только один раз упомянули, я даже забыла, что она вообще была!
— Романы читать надо! — усмехнулась сильфида. — Дамские романы, глупые и сентиментальные.
Аолен смотрел на друзей грустными глазами — так умудренные жизнью старцы взирают на беспечных младенцев, не ведающих о том, какие тяготы жизни ждут их впереди.
— Все обсудили? Вопросов больше нет? Тогда, ради всех богов, дайте наконец труд вашим мозгам! Разве вы ничего не замечаете? Нас преследует цепь странных, невозможных событий! Поломка туфель, зеленая дама с ее архаизмами, совершенно немыслимое в наше время аутодафе, ссылки на королеву Мэб — неужели все это ни о чем вам не говорит?!
— Нет! — честно признался рыцарь, и остальные согласно кивнули.
Но Хельги вдруг замер на месте, побледнел и даже поднял руки вверх, будто сехальский стрелок, сдающийся в плен.
— Это не я!!! Всеми богами клянусь!!!
— Тебя никто и не винит! Я уверен, дело в сосуде Ахх-Ша. Его козни!
— Да что случилось-то?! — вскричал Рагнар, он, бедный, так ничего и не понял. — Скажите, наконец!
Вообще-то деликатный Аолен собирался открыть друзьям страшную истину постепенно, дав им время морально подготовиться. Но Хельги хоть и был существом культурным, но тонкой душевной организацией эльфа не обладал. А потому раздраженно выпалил напрямую:
— В Средневековье нас занесло, вот что случилось!
В первый момент Ильза оцепенела от ужаса. Единственной внятной мыслью, сохранившейся в ее голове, было: «Слава богам, я не благородная дама. Иначе упала бы в обморок!» В ее представлении сей романтический недуг был уделом исключительно особ голубых кровей. Но, едва оправившись от первого потрясения, девушка сообразила, что, по большому счету, ничего катастрофического не произошло. Какая в принципе разница, куда именно их занесло? И в Средневековье люди живут. А в ее жизни случались вещи и похуже. Один фьординг Улаф чего стоит! Или жуткое Чернолесье? Или взрыв на «Звезде Морей»? Да мало ли! Пережила же как-то. И это переживет. Главное — они все вместе и рядом Хельги. Остальное образуется.
Примерно так, с небольшими вариациями, касающимися главным образом отношения к персоне Хельги, рассуждали и прочие участники злосчастной экспедиции. И только сам подменный сын ярла оставался безутешен.
— Накрылся мой «Гром» медным тазом! — горевал он.
— Почему? — удивилась Ильза. Она так и не разобралась во всех тонкостях случившегося с ними. — Разве в Средневековье нет Океана? Пойдем и выудим!
Демон взглянул на девушку с неприкрытой жалостью:
— Океан здесь есть. А «Грома» нет. Его самое малое через пятьсот лет построят! А то и через тысячу!
Вот тут Ильзе стало страшно по-настоящему.
В каком бы времени вы ни очутились, пусть даже в далеком прошлом, есть все равно хочется.
Собираясь в путь по обжитым, относительно благополучным землям, больших запасов провизии компания не делала. Какой смысл таскать на себе лишний груз, если в любом встречном селении можно разжиться свежими продуктами?.. Увы. Можно будет разжиться. Спустя столетия.
В трех ближайших деревушках, попавшихся на пути, взять было абсолютно нечего, не то что за деньги, даже силой. В этом Энка убедилась лично. Проголодалась и пошла грабить. Вломилась в одну из хижин, показавшуюся ей наиболее зажиточной.
Хозяева даже не пытались сопротивляться. Сидели, обреченно сложив иссохшие руки: берите, благородная госпожа, что сыщете. В итоге раздосадованная грабительница отдала последний кусок дорожной лепешки кривоногому ребенку, такому тощему, малорослому и безобразному, что его легче было принять за упыренка, чем за отпрыска рода человечьего, плюнула в пустой угол и ушла прочь.
— Как успехи, разбойная наша? Много добыла? Поделишься с боевой подругой? — ехидничала Меридит.
Сильфиде только и оставалось, что шипеть и ругаться.
Гном тоже возмущался.
— Вот времена! — брюзжал он. — Середина лета, а с припасами скудно, как зимой. Отчего бы это? Скорее бы до побережья добраться, может, там сытнее? Как-никак рыба.
Так они и брели — по инерции, прежним маршрутом — день за днем. А на шестые сутки скитаний по чужому времени Энка объявила перешедшей на подножный корм компании, что Средневековье ей надоело и она хочет назад. В самом деле жизнь текла на удивление однообразно.
По обе стороны от пыльного тракта, ведущего, как хотелось бы верить, к Дрейду, лежала равнинная местность, заросшая дремучим лесом. До нашего времени такие темные, непролазные чащи в Староземье западнее реки Венкелен не сохранились. Их место заняли пашни и сады, выросли поселки и целые города, раскинулись заботливо ухоженные лесниками герцогские охотничьи угодья. Рагнару прежде (или позже?) не раз случалось бывать в здешних краях — и с дружественными визитами, и во главе атакующего войска. Но как ни старался рыцарь усмотреть в далеком прошлом знакомые черты, ничего не получалось. Время изменило ландшафт до полной неузнаваемости.
Одно было несомненно — дичи в Средние века водилось в изобилии. Зайцы перебегали дорогу, грузные тетерева перепархивали с ветки на ветку, олени и косули нет-нет да и выглядывали из придорожных зарослей, непуганные до наглости. А уж кабаньих орешков было разбросано видимо-невидимо. У Рагнара глаза горели охотничьим азартом, но стоило завести речь об охоте, Хельги принимался злобно шипеть:
— Однажды вы уже поохотились! Чуть не угробили нас всех! До чего же прожорливый народ люди!
Но им повезло. Косматый вепрь, огромный и страшный — перед таким и медведь не устоит, выскочил из придорожных кустов с явным намерением уничтожить все живое на своем пути. Эльф вскинул лук, прицелился в налитой дурной кровью глаз — и проблема продовольствия отпала сама собой. Даже Хельги мужественно признал меру вынужденной и от жаркого отказываться не стал. Хотя и утверждал из принципа, что кабанье мясо вонючее и вообще скоро протухнет.
Так или иначе, но голода больше не было. Остались неопределенность и скука.
— Нам нужен план действий, — развивала свою мысль сильфида. — Бредем как стадо баранов, куда, зачем — сами не знаем.
Ильза удивленно моргнула.
— Разве мы не к морю идем рыбу есть?
Сильфида застонала в ответ на ее глупости так выразительно, что эльф поспешил вмешаться, прежде чем вредная девица наговорит бедняжке гадостей.
— Мы придем в Дрейд, поедим рыбы и поищем хорошего мага, чтобы вернул нас назад.
— Ты уверен, что Дрейд уже построили и в нем есть достаточно квалифицированные маги?
— Дрейд — древний город. А не он, так другой найдется. И маги в Средние века были не хуже современных, в чем-то даже превосходили. Боги дадут — выберемся.
Последняя невинная фраза вызвала у сильфиды новый взрыв негодования.
— Вот-вот! На чужих богов только и надеемся! А наш собственный даже не почешется предпринять хоть что-то полезное. Хельги! Оставь в покое жабу! — Упомянутая персона в тот самый момент предавалась изучению местной фауны. — Ныряй в астрал, ищи дорогу домой!
Сперва демон даже не удостоил девицу ответом. Но, минуту поразмыслив, в самом деле отпустил жабу и последовал ее настойчивому «совету». Не потому что рассчитывал на успех. В магическом пространстве он даже собственные части тела не всегда умел найти, не то что дорогу сквозь времена. Просто он замыслил эксперимент. Нить, ведущая в мир Макса, по-прежнему ярко и чужеродно сияла в его астральном поле. Скользнул по ней — и очутился в дремучем бору. Седые, замшелые ели гудели на ветру, непролазные буреломы преграждали путь, матовые шляпки белых грибов прятались во мху. И ни намека на присутствие человека. Таким диким, нетронутым выглядел лес, что Хельги стало предельно ясно: Макса в этих краях не будет еще долгие столетия. Средневековье чужого мира.
Грибы Хельги собрал. Чего зря пропадать добру? Ильза обрадовалась, ей последние дни попадались одни маслята, хотелось разнообразия. И вообще интересно. Грибы из чужого мира! Энка и Орвуд ее восторгов не разделяли и долго упражнялись в остроумии по поводу демонов-убийц и приносимой ими практической пользы. Хельги сделал вид, что не слушает. Поймал себе очередную жабу и принялся разглядывать с таким интересом, будто впервые в жизни встретил этакое диво. Смотрел-смотрел, а потом глубокомысленно изрек:
— Какая-то она необычная!
— Покажи! — заинтересовалась сестра по оружию. Повертела в руках, но ничего особенного не высмотрела.
— Жаба как жаба. Чего в ней необычного?
— Ты погляди, какие у нее глаза умные!
Право, лучше бы он помалкивал! Новый взрыв остроумия не заставил себя ждать.
Гном и сильфида ехидничали, жертва их вяло огрызалась, как вдруг…
— Ой! — заорал Рагнар. — Ой, она на меня лезет!!! Хельги, забери ее!
Кто бы мог подумать, что могучий рыцарь, способный, как известно, одним ударом проломить городские ворота, панически боится крошечных амфибий?
А отпущенная на волю жаба в самом деле вела себя странно. Убегать она и не думала. Напротив, с видом отчаянным и непреклонным карабкалась вверх по рыцарской ноге. Срывалась, сползала, но продолжала карабкаться. Наследник престола Оттонского как зачарованный наблюдал за ее неуклонным продвижением и не смел шелохнуться от отвращения.
— Наверное, она бешеная, — деловито предположил Эдуард, не считаясь с душевным состоянием своего друга.
Тот в ответ заскулил совсем уж жалобно. Хельги аккуратно снял упирающееся животное с рыцаря.
— Куда тебя несет, дурочка? Иди гуляй!
На ответ он, само собой, не рассчитывал. Но жаба ответила.
— Ква! — сказала она оскорбленно. — Ква-ква! — Точно с такой же интонацией Энка выдавала обычно свое коронное «сам дурак!».
— Ой! — От неожиданности он чуть не выронил животину. — Силы Стихий! Она разговаривает!
— Спятил? Как жабы могут разговаривать? — не поверила сильфида. — Они твари безмозглые и бессловесные.
— КВА-А! — В голосе земноводного было столько возмущения, что девица растеряла весь свой скептицизм.
— Может, она того… измененная?
Хельги взглянул через астрал. От жабы исходило нежно-розовое сияние, довольно интенсивное для существа подобного размера.
— Это магически измененная жаба! — постановил демон.
— Ква! — радостно кивнула та.
— А от меня она чего хочет? — простонал рыцарь.
В ответ жаба совершенно немыслимым образом вытянула губы трубочкой и издала громкий чмокающий звук. Сильфиду, отличавшуюся живостью ума и нестандартностью мышления, ее поведение тут же навело на мысль.
— Знаете, — поведала она таинственно, — я читала в одном романе, как принцессу превратили в жабу, но прекрасный принц посредством поцелуя вернул ей человечий облик.
— Да, есть такая легенда, — подтвердил Аолен.
— Ква-а-а! — возрадовалась жаба.
— Так за чем дело стало? — быстренько сообразил демон. — Принцев у нас предостаточно. На, целуй! — Он бесцеремонно сцапал предполагаемую принцессу и сунул прямо в лицо Рагнару.
Рыцарь шарахнулся как от упыря:
— Ай-ай! Не буду! Уйди! — И добавил, кое-как взяв себя в руки: — И вообще, болтовня все это. Детские сказки. Не верю. И всякую пакость целовать не желаю.
— Не хочешь, не надо, — слегка обиделся демон и протянул жабу бывшему ученику. — Давай тогда ты.
— Давай, — спокойно согласился Эдуард.
— Ква-а-а! — протестующе завопила амфибия.
Но принц Ольдонский стиснул брыкающееся животное в кулаке и механически, без эмоций чмокнул в пучеглазую морду.
Если честно, никто из всей компании, даже Энка, не верил в результат. Но он не заставил себя ждать. Эдуард едва успел опустить стремительно увеличивающееся в размерах существо на землю, иначе уронил бы. Зрелище было из разряда «нервных просим удалиться». Жабье тело извивалось и корежилось, кожа растягивалась, трескалась и сползала ошметками, конечности втягивались, а что творилось с мордой, и вовсе не поддается описанию. Однажды они уже видели нечто подобное — в далеком собственном времени, в Арвейских горах. Но тогда прекрасная дева оборачивалась гадким чудовищем из числа дурных мертвецов. Теперь наблюдался обратный процесс. Потрясенным взорам друзей предстало одно из самых прелестных созданий, когда-либо посетивших этот мир.
Первой в ситуации сориентировалась Меридит.
— Чего уставились! Ну-ка быстро отвернитесь! — рявкнула она тоном бывалого десятника. И заклеймила сурово и несправедливо: — Развратники!
Хельги счел нужным оскорбиться:
— Чего ты обзываешься? Она только что жабой была! Мы просто не успели среагировать.
— Знаю я вас! — фыркнула диса, спешно прикрывая недавнюю жабу первыми попавшимися под руку тряпками. Потому что из одежды на новообращенной деве имелся один-единственный обрывок старой жабьей кожи, прилипший под правой ключицей.
«Средневековье кишит голыми дамами», — сделал для себя приятный вывод Эдуард.
— Да-а! — восхитилась сильфида. Она, пользуясь своим женским положением, отворачиваться не стала. — Вот это настоящая красавица, не придерешься! — И подтолкнула Ильзу в бок: — Опять Хельги ревновать станешь?
Та задрала нос:
— Ну вот еще! Стану я его к старухе ревновать!
— Почему — к старухе? — опешила Энка.
— А как же? — ответила девушка. — Она тысячу лет назад родилась! Конечно, старуха!
Звали несчастную «старуху» Марта, дочь герцога Рю Велота. А история ее была проста, незатейлива и для Средних веков совершенно обыденна. Просто бедняжка имела несчастье превзойти красотой саму королеву Мэб. Та не стерпела подобной дерзости и пустила в ход соответствующее проклятие, такое древнее, что имя его автора было утрачено для науки уже в те времена, зато принцип действия известен даже школяру. Жертва превращается в жабу, лягушку или иную гадину и влачит жалкое существование до тех пор, покуда не будет поцелована (именно так гласили древние манускрипты — «будет поцелована») особой противоположного пола, причем непременно королевской крови.
Несколько лет провела Марта в окрестных лесах без всякой надежды на спасение. Откуда в здешних глухих и нищих местах было взяться особе королевской крови? Но, видно, сами Силы Судьбы услышали ее мольбы и, сжалившись, ниспослали удачу в лице сразу двоих принцев на выбор. Тут Марта покосилась на смущенного Рагнара и укоризненно вздохнула.
— Это что же получается? — возмутился Орвуд после некоторого раздумья. — Неужели Силы Судьбы затащили нас в Средневековье только затем, чтобы мы занимались целованием жаб? Других принцев у них не нашлось?
Аолена его предположение позабавило. «Нет, — подумал он. — Либо Силы Судьбы забросили их сюда с другой целью, а спасение Марты организовали попутно. Либо они, Силы, вообще не имеют отношения к перемещению, а принцами решили воспользоваться заодно, раз уж они все равно тут оказались». Так рассуждал эльф, но какая из двух версий соответствовала истине, оставалось только гадать и уповать на то, что «время покажет».
По крайней мере, теперь у них появилась цель. Марту требовалось препроводить на родину, в герцогство Велот. Не бросать же юную, беззащитную девушку, полуголую и безоружную, одну в глухом и диком краю! К тому же она ни малейшего представления не имела, где именно, в каком направлении расположен ее родной замок. Будучи жабой, она совершенно утратила ориентацию в пространстве. Единственное, что могла сообщить полезного, — надо идти к побережью Океана.
— Ничего, — утешила Энка, — замок не иголка, разыщем как-нибудь. Ты мне другое скажи: когда была жабой, ты ведь насекомыми питалась, правда? Мух ела?
Марта молча кивнула.
— А ты их от безысходности ела или они вкусными казались, вот что меня интересует.
Щеки девушки окрасил нежный румянец стыда. Она опустила глаза и призналась шепотом:
— Уж так вкусны казались! Будто праздничные лакомства!
— Что ж, это утешительно, — изрекла сильфида непонятно к чему.
Глаза Меридит злорадно сверкнули.
— Что, боишься, и тебя в жабу превратят? Не беспокойся! Тебя с твоими внешними данными подобная опасность совершенно не грозит!
— Сама дура! Щас я тебя бревном тресну! — пообещала сильфида, поднимая с земли корягу поувесистее.
Марта побледнела и попятилась. Ильза сочла своим долгом вмешаться:
— Хватит уже! Вы ее, бедную, пугаете. Она же к вам еще не привыкла!
Орвуд и Хельги дружно прыснули. Ильза иногда без всякой задней мысли выдавала такое, что нарочно захочешь гадость сказать — так складно не придумаешь.
Наверное, королева Мэб специально подбирала место ссылки для неугодной красавицы. Глуше не найти! За семь дней пути встретилось всего три человечьих поселения, одно беднее другого. О Велоте там даже не слышали, а появление пришельцев неизменно повергало население в панику. Особый ужас вызывали нелюди, с ними местные и вовсе не могли говорить, язык прилипал к гортани от трепета.
— Почему нас так боятся? — спросил Орвуд у Марты.
— Они мыслят, вы подданные Мэб, — пояснила юная принцесса. — От подданных Мэб народу нашему не приходится ждать добра. Встреча с оными при свете дня, в ночи ли — дурной знак.
Вот и все, что она могла рассказать по этому поводу. Она вообще мало говорила, чаще лишь опускала глазки и смущенно хихикала. Не потому, что была такой уж скромницей. Бедняжке просто не хватало слов и умения с ними обращаться. Она напоминала Ильзу в первые дни встречи ее с компанией спасителей мира. Но если дремучее невежество пленницы фьордингов было вызвано исключительно пороками воспитания и недостатком образования, то средневековая красавица была просто глупа от природы. Видимо, боги, награждая деву невиданной красотой, решили, что одного дара будет достаточно.
К середине третьей недели бесплодных поисков в душу Хельги закрались дурные подозрения: уж не на проклятую ли дорогу они угодили? В их собственном времени пеший переход от Эрринора до Дрейда занимал не более десяти — двенадцати дней. Путникам уже давно полагалось бы выйти к побережью. Но лес вокруг не становился реже, морем даже не пахло. Так, может, нет вокруг никакого Средневековья, нет Эрринора, Дрейда и Океана? Может, это совсем другой мир, в котором нет ничего, кроме бескрайнего леса и гадкой пыльной дороги, которая вообще никуда не ведет?
— Во всяком случае, здесь есть еще и герцогство Велот, — напомнила Меридит. — Марта оттуда родом.
— Это она так говорит. А сама лишь фантом, часть проклятия и существует лишь затем, чтобы морочить напрасными надеждами головы горемычным странникам.
— Чем выдумывать иные миры, не вернее ли было бы представить, что нас переместило не только во времени, но и в пространстве? Зачем сразу предполагать худшее? — Аолен не склонен был предаваться пессимизму — и оказался прав.
К вечеру лес расступился и открылся чудесный вид на закат. Дорога, вышедшая наконец к Океану, казалось, не обрывается линией прибоя, а продолжается дальше, до самого горизонта, розовая и зыбкая. Шагни на нее, пройди сотню шагов, и попадешь в тот чудесный далекий край, где вырастают из моря облачные замки фата-морганы…
Другой замок — хотелось бы верить, что это Дрейд, — обнаружился шагах в пятистах к северу. Воодушевленные путники устремились к нему, но замерли как по команде. Огромные траурно-черные полотнища, все в неопрятных белых потеках птичьего помета, свисали с городских стен до самой земли. Черные флаги трепетали на башнях и шпилях. Любому существу Староземья и окрестностей, в каком бы времени ни довелось им жить, был хорошо известен этот зловещий знак. Город закрыт. В городе большой мор.
— Чума, не иначе, — решил Хельги. — А может, и холера.
— Холера не может, — поправил эльф. — В Средние века холеры в Староземье не было. Ее привез Карол Освободитель из южных походов.
— Какая разница! — отмахнулся демон, слегка раздосадованный дотошностью Аолена. — Главное — в город нам дороги нет. И что делать дальше, неизвестно.
— Почему неизвестно? — не понял Рагнар. — Надо искать другой город. Вдоль побережья полно герцогств. Наверняка хотя бы половина из них уже существовала в Средние века.
— Мы должны найти Велот, — растолковала Меридит, они с братом по оружию мыслили на удивление синхронно. — Откуда нам знать, на север или на юг двигаться, чтобы потом не пришлось возвращаться?
Рагнар даже удивился ее недогадливости:
— А Силы Судьбы на что? Жребий бросим и пойдем в свое удовольствие.
— Ты уверен, что они захотят открыть истину? — усомнился Орвуд, чьи отношения с упомянутыми Силами были, как известно, далеко не безоблачными.
Но наследник престола Оттонского сделался с некоторых пор убежденным фаталистом.
— Если Силы Судьбы намерены допустить нас в Велот, то помогут. Если нет, мы все равно туда не попадем, даже если будем точно знать дорогу. А потому жребий — самый верный способ.
За неимением лучшего приняли план Рагнара. Бросили жребий и поспешили на юг, подальше от охваченного бедой города.
— А лучше бы на север, — сетовал Хельги. — Вдруг добрались бы до Замерзшего Архипелага? Он в Средние века еще не замерз. Побывал бы на исторической родине. Интересно!
Сильфиде любые патриотические проявления были совершенно чужды.
— Чего в этом интересного? По слухам, ваш Архипелаг был совершенной дырой.
— Нет, — возражал Хельги мечтательно. — Моя природная мать говорила, что там была совсем другая жизнь, не то что на материке. Гораздо лучше.
— Чем именно лучше? — скептически уточнила девица.
Этого Хельги не знал. И мать его не знала. И даже бабка его имела представление о жизни на островах лишь по смутным детским воспоминаниям и рассказам старших. Но все спригганы, чей возраст перевалил за два столетия, кто знал мир до прихода больших льдов, считали потерю родины худшим из несчастий, которые только могут постигнуть живое существо.
Хельги давно утратил связь со своим народом, жизненные ценности спригганов для него почти ничего не значили. Но мысли о Замерзшем Архипелаге почему-то продолжали волновать, затрагивали какие-то струны в глубинах подсознания. Иногда ему снились сны. В них были плоские зеленые равнины с огромными серыми кольцами дольменов, озера — то ледяные, кристально-прозрачные, то теплые, клубящиеся паром. Огненные трещины рассекали земную твердь будто молнии ночное небо. Фонтаны горячей воды били высоко в небо, и в брызгах их рождалась радуга. Не иначе сама память предков оживала в этих удивительных снах… Нет, он обязательно должен побывать на островах!
— Ладно, — обещала сестра по оружию, — будет время — доберемся и до твоего Архипелага. Но сперва надо решить с Мартой. Таскать ее за собой по островам — это, согласись, неразумно.
И Хельги скрепя сердце согласился. Ходок из бывшей жабы вышел никудышный. Дева быстро уставала и принималась молча обливаться слезами. Приходилось объявлять привал, куча времени пропадала впустую.
Июль близился к концу. Среди яркой, сочной зелени редко-редко, но мелькал уже желтый лист — первое напоминание о том, что лето быстротечно. Наступала последняя его треть. А там и сентябрь не за горами. Начало учебного года… Трое магистров молча, не делясь опасениями друг с другом — чтобы не накаркать! — гнали от себя нехорошие мысли. Что-то будет? Успеют ли вернуться? Если нет, об университете, пожалуй, можно забыть. В третий раз ни за какую мзду не восстановят!
Но в остальном средневековая жизнь казалась им вполне приемлемой. Идти вдоль побережья было куда приятнее, чем по тракту. В любой момент можно освежиться в прохладных водах Океана. И с едой проблем больше не возникало, местные рыбаки охотно делились с путниками добычей. За соответствующее вознаграждение, разумеется.
Орвуд, правда, очень негодовал. Безумие, утверждал он, расплачиваться золотом за простую рыбу. Два принца — именно их, чтобы не пугать народ, отправили за провизией — виновато вздыхали и оправдывались: что, мол, оставалось делать, если медных монет местной чеканки у них не имелось, а золото рыбаки брали без возражений? Гнома коммерческая несостоятельность спутников взбесила окончательно:
— Ослы сехальские! Нет бы взять несколько золотых монет, разменять на здешние медяки и уже ими расплачиваться! Неужели трудно сообразить?
— Ну извини! — развел руками наследник престола Оттонского, не приученный считать ни медяки, ни золото. — Мы, знаешь ли, воины, а не торговцы! В денежных делах не разбираемся.
— Не разбираетесь, так спросите у того, кто умнее! Отдать золотой за пару паршивых палтусов — это умудриться нужно! Целую лодку можно купить, со снастью в придачу!.. — Он никак не мог успокоиться, шел и сердито бубнил себе под нос, пока Эдуард его не отвлек:
— Смотрите, кто-то идет! Может, у него деньги есть? Сейчас поменяем! Не ворчи!
— Не идет, а стоит на месте и не шелохнется, — возразил зоркий эльф. — Странный какой-то!
Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что в полной неподвижности встречного нет ничего странного. Просто это было не живое существо, а каменное изваяние, причем совершенно потрясающей работы. Статуя изображала молодого парня в рыбацкой одежде. Поза его была удивительно естественной: чуть подавшийся вперед корпус, легкий поворот головы… Казалось, кто-то окликнул идущего, тот хотел обернуться, но не успел, застыл и окаменел. А как тонко были проработаны детали! Каждая складочка на одежде, каждый волосок на голове. И что натура не брилась дня три, и что правый глаз у нее косит, веко опущено, а над бровью малоэстетичный прыщ — даже такие мелочи подметил неизвестный ваятель.
— Какая великолепная работа… — начал было восхищаться Аолен, настолько потрясенный совершенством, что даже не задался вопросом, что, собственно, делает прекрасная статуя одна-одинешенька посреди пустынного до безжизненности берега?
— Какая там работа! — перебил Хельги таким голосом, что эльф невольно обернулся и с удивлением обнаружил: на лицах его спутников застыло то же выражение неземного ужаса, что и на каменном челе изваяния. Да и цветом лица они стали ему под стать.
— Что с вами? — всполошился эльф.
И вдруг понял то, что было очевидно для остальных. Будто вмиг нечто прояснилось в голове. Прекрасная статуя не была творением рук мастера. Этот человек окаменел. — Он давно тут стоит, да? Лет сто или целый год? — сдавленно прошептала Ильза, судорожно цепляясь за рукав Хельги.
Диса мрачно усмехнулась:
— Нет. Посмотрите на его руку.
Левую руку несчастного слегка прикрывала складка плаща, потому они не сразу заметили: в каменных пальцах была плотно зажата мелкая рыбешка. Не каменная — свежая, даже неподпорченная.
Стало совсем страшно.
— За что его так? — подавляя дрожь, выговорил Эдуард.
— Скорее всего, ни за что, — предположил магистр Инг-рем. — Просто встречаются твари, которые взглядом обращают смертных в камень.
— Ой! Никогда про таких не слышал!
— А их у нас мало осталось, — объяснил Хельги с грустью, непонятно к чему относившейся: к горькой ли участи чудовищ, к собственной ли злосчастной судьбе. — Разве что горгоны на некоторых южных островах уцелели. На них охотятся со щитом. Смотрят в щит, как в зеркало, подбираются вплотную к спящим и рубят башку.
При этих словах и сам рассказчик, и другие наемники невольно посмотрели на собственные щиты. Увы! Даже у Меридит, всегда содержавшей в порядке свое военное снаряжение, щит был далек от совершенства. Об остальных и говорить не приходится.
— Безобразие какое! — принялась упрекать демона сильфида. Его щит, самый помятый, исцарапанный из всех, в самом деле не выдерживал никакой критики. — Сотнику стыдно такой иметь! Хоть изредка шлифовал бы!
— Удар держит, и ладно! Мне с ним на балы не ходить, — огрызнулся Хельги.
— При чем тут балы, когда о горгонах речь идет!
— Всего не предусмотришь. А твой щит, думаешь, намного лучше?
— На моем просто следы боевых ударов. А на твоем не то мясо рубили, не то гвозди выпрямляли.
На это замечание прозорливой девицы Хельги предпочел скромненько промолчать. Ему и в самом деле иной раз случалось использовать щит не по прямому назначению. А что? Удобный, всегда под рукой…
— Это злой зверь базилиска! — вдруг невпопад изрекла Марта.
— Чего? — удивилась Меридит.
— Василиск! — сообразил Хельги. — Силы Стихий! Угораздило же так вляпаться!
Объяснять, кто такой василиск, ему не пришлось. Последнюю подобную тварь истребили лишь накануне Первой Мировой, из памяти народов Староземья образ кошмарных птицеголовых чудовищ не мог стереться так скоро.
Аолен удрученно поковырял пальцем каменную щеку несчастного.
— Никогда не думал, что предание о василисках следует понимать столь буквально. Мне казалось, жертва должна просто впадать в оцепенение, а упоминание о камне — лишь художественное преувеличение. Поистине мир еще ужаснее, чем можно себе вообразить.
Орвуд скептически хрюкнул.
— На наших глазах он два раза едва не рухнул, а ты пришел к сему печальному выводу лишь теперь? Правду говорят, эльфы — неисправимые оптимисты!
— А мой папа платит за убитого зверя базилиску золотом! — поведала Марта, снова неожиданно.
— Серьезно?! — заметно оживился гном. — А как в ваших краях принято на них охотиться?
Этого нежная дева, разумеется, не знала. Зато Хельги сообразил:
— Так же, как и на горгон, — сказал он. — С отполированными щитами или зеркалами. Только голову рубить не надо. Чудовище дохнет при виде собственного отражения.
— Вот что я вам скажу! — торжественно объявила дотоле молчавшая диса. — Ваши щиты безнадежны, но мой не так уж плох. Если мы сядем и станем все вместе полировать его песочком, у нас появится шанс. И дело вовсе не в золоте, а в собственной безопасности. Эта тварь может напасть в любой момент.
Никогда еще, даже в самые первые дни своей службы, щит Меридит не выглядел столь лучезарно!
А самое обидное — все их усилия пропали даром! Василиск так и не объявился. Встретилось несколько опаленных пламенем прибрежных кустов, да каменная птица голубь попалась под ноги Рагнару (он убрал ее в мешок на память о Средневековье). Этим признаки близкого присутствия огнедышащего чудовища исчерпывались.
Вместо него навстречу путникам из лесочка выехал, верхом на расфуфыренный в пух и прах кобыле, настоящий средневековый рыцарь, шикарный до невозможности. Трудно сказать, кто из них выглядел более эффектно — лошадь, чью сбрую украшал изысканный орнамент, уздечка была увешана бронзовыми бубенцами, а с седла чуть ли не до земли спускалась попона, расшитая охранными символами и изображениями всяческих чудовищ, или седок в великолепном боевом облачении. Под складками черно-алого, отороченного — несмотря на летнее время — мехом плаща виднелась кольчуга, защищающая все тело с ног до головы. Из мелких металлических колец были сделаны даже перчатки, да так искусно, что почти не стесняли движения. Островерхий шлем воина венчал целый фонтан ярчайших перьев птицы эрцинии, на поясе висел прямой обоюдоострый меч с богатой рукоятью. А плоский круглый щит сиял так, что «краса и гордость» Меридит мог соперничать с ним как блеклая луна с самим солнцем.
Следом за всадником на ухоженном и сытом муле ехал оруженосец, тоже с виду сытый. Одет он был куда скромнее хозяина, но все равно значительно богаче, чем, скажем, даже Рагнар, собираясь на рыцарский турнир в родном Оттоне. Оруженосец вез копье, увенчанное флажком с двумя длинными острыми концами, они развевались и хлопали на ветру. Зрелище казалось столь внушительным, что компания замерла в немом восхищении — разве в собственном, прагматичном времени встретишь этакую красотищу?!
— Как его тепловой удар не хватит во всей этой амуниции? — удивился Хельги. Меридит в ответ только присвистнула.
И вот они поравнялись.
— Зверь базилиска где? — рявкнул красавец вместо приветствия.
Ох, неверный он выбрал тон! Командный голос действовал на воспитанника фьордингов как красная тряпка на быка.
— А мы его пасти не нанимались! — прошипел он весьма нелюбезно.
— Законы нашего графства не дозволяют подлым наемникам охотиться на благородную добычу! — отчеканил всадник, окидывая собеседников и особенно их гладкие (относительно гладкие), лишенные гербов щиты, взором, полным презрения.
Обстановка накалялась: из душевного равновесия была выведена Энка.
— Та-ак! — Тон сильфиды тоже не сулил ничего хорошего. — Вот с этого места еще раз и помедленнее. Это кто здесь подлый?!
— Подожди! — вежливо отстранив девицу, выступил вперед Рагнар. Он, как всегда, стремился избежать лишних конфликтов. Все-таки свой брат рыцарь. Хотелось обойтись без кровопролития.
— Почтеннейший, — заговорил он мягко, но с достоинством, — заверяю вас, охота на василиска никоим образом не входила в наши планы.
Рыцарь насмешливо скривился и, выпятив подбородок, кивнул на сияющий щит дисы:
— Неужто?! А это зачем?
— Для самообороны, — ответила девица холодно. Ей было неприятно, что приходится вроде как оправдываться перед средневековым невежей. Но ради друга Рагнара она готова была потерпеть. В разумных пределах, разумеется.
— Лжешь! — заявил рыцарь. — Я не верю тебе. У наемников нет господина, а значит, нет и чести. Слова продажных тварей ничего не значат.
Тут уж и дисьему долготерпению пришел конец. Девица фыркнула, вложив в этот звук все презрение, на какое была способна.
— Ну конечно! Откуда взять честь, если некому зад целовать? — И обернулась: — Прости, Аолен.
Обычно она старалась не говорить при нем грубых слов, чтобы не смущать утонченную эльфийскую натуру. Но ситуация, согласитесь, требовала резкой реакции.
Красивое лицо рыцаря исказилось гримасой ярости.
— Я буду биться с вами! — объявил он громогласно.
— Со всеми сразу или по очереди? — весело уточнила Ильза, выглянув из-за широкой спины Рагнара. — Чур, я третья!
— С презренными наемниками, равно как и с подданными Мэб, — тут рыцарь выразительно покосился на эльфа, — я не скрещу свой благородный меч. Ты! — Он указал на Рагнара острием упомянутого оружия. — Ты станешь моим противником.
С этими словами вздорный рыцарь спешился, принял боевую стойку и опустил забрало шлема, немало не смущенный тем фактом, что соперник его был лишен какого бы то ни было доспеха.
Страшноватая физиономия оттонского воина просияла. Ему самому не терпелось помериться силами с одним из средневековых собратьев, чья доблесть вошла в легенды, воспитавшие многие последующие поколения гордого рыцарства.
Сражаться охотник на василисков умел виртуозно. Чувствовалось мастерство, годами оттачиваемое на поединках и турнирах — там, где делают это красиво и честно, по всем правилам благородного воинского искусства. Рагнар же, не в упрек ему будь сказано, обладал несколько иными боевыми навыками. С тех пор как границы Аль-Оркана стали неумолимо продвигаться на север, воинам стало не до красоты боевых действий — эффективность важнее. А потому, чтобы не ударить в грязь лицом и не выказать себя неотесанной деревенщиной с дубиной вместо меча, наследнику престола Оттонского пришлось оставить свои любимые приемчики вроде неожиданных ударов плашмя по башке или пинков под коленную чашечку и копировать манеры противника. В результате поединок затянулся.
— Чего он возится с этим индюком? — начинала нервничать сильфида. — Да пристукни ты его наконец!
— Подожди, не мешай, — остановила подругу диса. — Не видишь, он хочет, чтобы красиво было!
Девица фыркнула так громко и возмущенно, что мул оруженосца фыркнул в ответ.
— Вот еще эстет! У нас времени в обрез, а он выпендривается! Рагнар, демон тебя побери! Хватит выплясывать, ты не на балу. Вали его!
Тот нехотя послушался, и спустя минуту поле брани украсилось бесчувственным телом. Чего-чего, а глушить по темени оттонец умел в совершенстве.
— Добивать не будешь? — спросил Эдуард с разочарованием. Заносчивость встречного взбесила его до белого каления. Подлые наемники, скажите пожалуйста! Знал бы он, с кем разговаривает! Два принца крови перед ним, с демоном-убийцей в придачу. Правда, пока еще не родившиеся… Или все-таки родившиеся? Ох непросто жить в чужом времени!
Добивать поверженного врага Рагнар, по благородству натуры, не стал. Ограничился тем, что в качестве трофея забрал шлем с перьями — очень уж красив был! Оруженосец пытался возражать, но сильфида грозно шикнула на него, и толстячок отступил, спрятался за своего мула. Оставив бренное тело на песочке, довольная собой и Рагнаром компания двинулась прежним маршрутом.
— Зачем тебе понадобился шлем? — поинтересовалась диса спустя несколько минут. — Неужели станешь носить? — По ее представлению, хорошему воину не пристало походить на павлина.
— Насчет носить — не знаю, не уверен, — признался Рагнар. — Просто перья понравились. Смотри, какие яркие! Они будут светиться в темноте. Конечно, если это настоящая эрциния, а не крашеный фазан. Хочешь, подарю?
— Нет, — отказалась диса. Но добавила: — Весь не надо. Выдерни одно перо. Вот это, с крапинками.
— Ой! А мне золотое, маленькое! — обрадовалась Ильза. — Я его на шнурочек привяжу и стану носить как амулет!
— Давай тогда и мне, — решила сильфида. — Можно даже два. Да подлиннее. Ага, вот это, с завитком! И малиновое давай… нет, малиновое не надо, облезлое какое-то. Лучше тоже крапчатое, как у Меридит. И Марте одно дай, видишь, сама попросить стесняется.
В результате дележа шлем утратил былое великолепие, но Рагнар не жалел. Ему было приятно порадовать боевых подруг. «Девчонки есть девчонки, хоть и наемницы», — усмехался он про себя. Их, девчонок, хлебом не корми, дай что-нибудь поярче на себя нацепить. Впрочем, Хельги хоть и не был девчонкой, но перо тоже захотел. Из научного интереса. Эрциния — птица редкая, почти исчезнувшая в результате неумеренной охоты. Перья ее стоят так дорого, что не каждый университет может позволить себе приобрести таковое для зоологической коллекции. Во всяком случае, в Уэллендорфе есть только одно, облезлое…
— Что?! — встрепенулся гном. — Так дорого стоят? Тогда давай и мне!
В конце концов рыцарь просто разделил связку на всех поровну, а шлем пришелся впору Эдуарду.
К слову, перья оказались самыми настоящими, принадлежали именно той самой редкой птице эрцинии. Об этом неопровержимо свидетельствовало интенсивное свечение, исходившее от них после захода солнца.
— Не хуже факела! — радовались люди, эльф и гном, помахивая своими трофеями. — Теперь нам и ночь не страшна!
Трое кансалонских диверсантов их радость не разделяли. С их точки зрения, именно темнота была главным преимуществом ночного времени. Нырни в густой спасительный мрак, скройся в нем — никто не видит тебя, а ты видишь всех. Чрезвычайно выгодная стратегическая позиция, глупо пренебрегать ею. Но некоторым, видите ли, подавай свет среди ночи!
А на Ильзу снизошло философское настроение. Она играла со своим золотым перышком — то прятала в ладонях, как в домике, и тогда пальцы просвечивали розовым изнутри, то поднимала его повыше, чтобы осветить пространство как можно больше, и рассуждала вслух:
— Надо же, какие интересные вещи водились в Средневековье! Как изменился мир с тех пор!
Хельги скептически рассмеялся:
— Действительно, какие глобальные изменения приключились! Птица эрциния перевелась, надо же!.. Вот если бы вы могли сравнить мир Макса в Средние века и в наше время! Выглядит как два разных мира.
И он в который раз уже принялся рассказывать о технических чудесах, что творятся за огненной завесой границы миров. Ильза слушала с интересом, но ловила себя на мысли, что жить в тех краях ей совершенно не хотелось бы.
— А что, — спросила она с беспокойством, — наш мир потом тоже станет совсем другим?
Хельги собрался было ответить, что ни демона он не изменится, потому как магия — тормоз прогресса. Но вдруг вспомнил, как кувыркаются в воздухе подброшенные взрывом обломки злополучной «Гиндакхагхи» — «Звезды Морей». И уверенно пообещал:
— Обязательно изменится!
Ильза скуксилась и спрятала перо за пазуху.
А на следующую ночь перья им были уже не нужны. Потому что ночевали они не на морском песочке, а в великолепном замке, в лучших гостевых покоях, накормленные так, что сил не оставалось даже дышать, и увешанные золотом с ног до головы. По словам герцога Рю Велота, этим он мог выразить лишь малую толику своей благодарности за спасение любимой дочери.
Трудно описать словами ликование счастливого отца. Огромный, как медведь, дремуче-косматый и бородатый дядька рыдал словно дитя, прижав к груди вновь обретенное чадо. Спасителям же он был готов отдать все, что угодно, вкупе с упомянутым чадом и половиной герцогства в придачу. Аолену пришлось пустить в ход все свое эльфийское красноречие, чтобы, не вызвав обиды, втолковать герцогу, что заключение брачных союзов в их планы пока не входит. К счастью, счастливого отца отказ не особенно огорчил. В отличие от Марты. Юная дева горько вздыхала и бросала на Рагнара красноречиво томные взгляды.
В замке гости освоились быстро. Радушный хозяин во многом напоминал Рагнарова отца — такой же шумный, веселый и простоватый. Вместе с тем он производил впечатление человека практичного, здравомыслящего и, в отличие от своей безмозглой красавицы-дочери, казался вовсе не глупым. Он так располагал к себе, что пришельцы сочли возможным поведать ему свою удивительную историю.
Герцог выслушал их внимательно, но не особенно удивился. Чего не бывает на белом свете, заметил он философски. И тут же принялся соображать и прикидывать, чем бы помочь своим новым Друзьям. Были призваны колдуны, маги и ученые ведьмы со всего герцогства, — их набралось человек тридцать, не считая парочки нелюдей. Устроили совет. Но магическая общественность герцогства заявила сразу: проблема сия им не по силам. А потому надлежит пришельцам направить стопы свои в королевство Ольдон, ибо там обитает величайший из великих свободных (си-речь неподвластных королеве Мэб) магов, господин Мерлин. И если даже он не сможет помочь, значит, этого не сделает никто из смертных.
— В Ольдон так в Ольдон! — весело согласилась Энка. — Пшли!
— Почто на ночь-то глядя? — спокойно возразил хозяин. — Ольдон, милостью богов, в Инферн не убежит. Утречком и пойдете себе. А теперь ночуйте, не то огорчусь.
Определенно он был толковым человеком, этот древний герцог, так думал Орвуд.
Весь вечер Ильза с Эдуардом рыскали по замку в поисках средневековых особенностей и отличий — и ничего необычного не находили. Ну костюмы у придворных забавно-старомодные. Говорят чуть иначе, не всегда поймешь. Еда попроще. Залы потемнее и погрязнее. Охранных амулетов всюду понавешано раза в три больше, чем в современных жилищах. Это все мелочи! А по большому счету, никакого особого колорита! Обычный замок, примерно в таком, разве что побогаче, вырос и сам Эдуард. Фи, скучно!
И все-таки отличия нашлись. Сами.
Оказывается, в герцогской резиденции не имелось обычных клозетов! Днем все, не исключая монаршую семью, бегали до ветру, кто куда, в любое укромное местечко, выгребных ям тоже не наблюдалось. Зато ночью…
Надо заметить, средневековые люди отличались изрядной простотой нравов. Гостей, всех вместе, без различия полов, разместили в роскошном помещении, которое по размеру соответствовало скорее тронному залу, нежели опочивальне. В центре возвышалась кровать с балдахином, одна-единственная и не особенно широкая. Поэтому прямо на каменном полу слуги разложили простые, набитые соломой тюфяки — вроде тех, что служили девицам и Хельги постелью в годы голодного студенчества, зато уж застелили их такими восхитительными шелковыми покрывалами, что только королям впору!
Помимо кровати, туалетного столика на гнутых ножках и импровизированных лежанок в самом углу зала скромненько приютилась симпатичная гобеленовая ширма с изображениями единорогов и львов. Ильза из любопытства заглянула за нее и увидела нечто.
Восемь приземистых чаш стояло в ряд вдоль стены. О назначении их девушка догадалась сразу. Подобный сосуд имелся у ее покойной тети и носил гордое название «ночная ваза». Но разве могло бесхитростное изделие лоттских гончаров сравниться со своими средневековыми собратьями?! Сама мысль использовать сии шедевры по их грубо-утилитарному назначению казалась кощунством!
Изящно расширяющиеся, с крышками в форме цветка лилии и затейливо изогнутыми ручками, они были выполнены из самого настоящего фарфора и украшены изысканно-нежной сехальской росписью — орхидеи, бабочки, диковинные птицы на розовом, голубом или светло-желтом фоне. Так выглядели вазы для дам. Сосуды кавалеров имели более строгие формы, были отлиты из серебра и украшены геральдическими символами… Рагнар, не отказавшийся за ужином от вина, посмотрел-посмотрел на все это великолепие, крякнул с досады и побрел на двор.
Ночью замок казался мрачным и зловещим — тихие неприятные звуки наполняли его. Поскрипывания и перестуки, стоны и вздохи, отзвуки чьих-то легких шагов. Но рыцаря все это не тревожило, он знал: таково общее свойство всех замков. Даже у себя в Оттоне он, будучи ребенком, не решался ночью шагнуть за порог собственной спальни — по коридору любила шастать покойная супруга его прапрадеда, дама вредная и, кстати, обезглавленная. Но потом, с возрастом, привык. Так что средневековые привидения, тоже, как оказалось, обезглавленные, не могли вывести гостя из душевного равновесия, как ни старались. Отмахнувшись от них как от назойливых мух, наследник престола Оттонского вышел во двор. Выбрал место поукромнее, спрятал в карман перо эрцинии… но приступить к делу не успел.
Странное существо явилось ему. Сперва рыцарю показалось, что это домовый гоблин. Но где вы видели домового гоблина с кожей светло-салатового цвета, матово светящейся во мраке? Ростом существо было невелико, пожалуй пониже Орвуда, и вдвое уже в плечах. Но писклявый голосок его звучал уверенно и властно.
— Королева Мэб знает о вас! — объявило создание нараспев. — Королева Мэб сердится! Трепещите, презренные твари, вы прогневили королеву!
Как известно, Рагнар был очень неконфликтным человеком. Окажись на его месте Хельги, Орвуд или, не дай боги, Энка — события наверняка развивались бы как-то иначе и ночной посланник так легко не отделался бы. Но рыцарь не стал обижаться. Он сказал просто и миролюбиво:
— Слушай, парень, как ты думаешь, зачем я сюда пришел? Мне, знаешь ли, нужно… гм… уединиться. Давай в другой раз поговорим, а?
С возмущенным возгласом незнакомец исчез в ночи, как сквозь землю провалился. Рагнар же, воротившись с вынужденной прогулки, задрых богатырским сном и, самое главное, совершенно позабыл о ночном происшествии.
Наутро всех разбудил грохот падающего тела. Это Хельги упал со столика на пол.
Три вещи на свете внушали панический страх подменному сыну ярла Гальфдана Злого: профессор прикладной и теоретической магии мэтр Перегрин, зачарованный Перевал в Безрудных горах и насекомое вида «клоп постельный».
Именно последними кишел замок Велот. Настоящим боевым строем атаковали клопы спящих, оставляя бурые пятна на чудесном сехальском шелке. Хельги в ужасе вскочил. Там, где только что лежала его голова, осталось светлое пятно, вокруг шевелился рыхлый темный обод.
— Мамочки мои! — тихо взвизгнул демон-убийца. И попытался разбудить съедаемых заживо друзей.
— Отвяжись, — сонно буркнула сильфида. — Не упыри, до смерти не загрызут.
Остальные и вовсе не желали реагировать. В полном отчаянии Хельги взгромоздился на шаткий столик, начертав предварительно несколько малоэффективных защитных кругов, и всю ночь осыпал кровососов страшными проклятиями в напрасной надежде, что хоть одно сработает. Потом заснул и свалился.
— Вот и хорошо, — заключила Энка. — Все равно пора вставать.
Первые робкие лучики солнца окрасили небосвод в нежно-розовые тона.
— Пора! — с небывалым для такого часа энтузиазмом поддержал Хельги, разминая затекшие мышцы. — Пора отправляться в Ольдон! — И добавил вполголоса: — Подальше от этого клоповника!
Для дальнего путешествия герцог снабдил «дорогих друзей, благородных спасителей любимой дщери» картой. Карта оказалась очень красивой — с розой ветров, гиппогрифами и прочими атрибутами средневекового картографического искусства, — но бестолковой. К примеру, Сильфхейма на ней не было вовсе, Аттаханская степь значилась большим белым пятном, а окрестности Тиора гордо именовались «Земля Псиглавцев», хотя ничего подобного там отродясь не водилось. О том, что составители не имели ни малейшего представления о широте, долготе и масштабе, и говорить нечего. Расстояния измерялись в «днях пешего ходу» с оговоркой «ежели не приключилось вмешательства великих мира сего». А оно, вмешательство это, наверняка приключалось, и не раз, ведь карта, по словам герцога, являлась «фамильной реликвией в третьем поколении».
И все-таки определенную пользу из нее можно было извлечь. Когда представляешь, какие именно населенные пункты должны встретиться на пути, легче узнавать дорогу. Где находится королевство Ольдон, жители глухих оселков могут и не знать, зато путь до ближайшего города, лежащего в нужном направлении, укажут наверняка. Именно так наставлял Хельги бывшего ученика, пренебрежительно обозвавшего подарок герцога «дурацкими картинками».
Карта была не единственным подарком благодарного отца. Он предусмотрел все необходимое для странствий по свету: запас провизии на двадцать дней, удобный складной шатер на случай непогоды, несколько колчанов со стрелами, большой тюк с одеждой, если путешественники не обернутся до холодов, а главное — лошадей, чтобы им не пришлось тащить перечисленное имущество на себе.
Хельги вынужден был проявить огромную выдержку и самообладание, чтобы не выказать свою ярость при герцоге, а, наоборот, выглядеть благодарным. Но стоило им покинуть замок, и он обрушился на ближних своих похлеще Орвуда или склочной сильфиды. Разве они маркитантки или кочевые цверги, чтобы таскать за собой целый воз пожитков?! Разве приличествует воину обрастать добром, будто конвеллскому ростовщику? Особенно злил демона складной шатер. «Нам теперь к нему в придачу только шлепанцев с помпонами не хватает, — бесился он. — Или ночной вазы в цветочек! Может, заведем для пущего комфорта?» Видно, и на него замковые «удобства» произвели неизгладимое впечатление.
Самое интересное, что в мирной жизни подменный сын ярла вовсе не был воинствующим аскетом. И жилье, если позволяли средства, выбирал непременно с ванной и спать предпочитал не на соломенном матрасе, а на шерстяном. И даже плед себе завел — клетчатый, мохнатый, с бахромой, точно как у того самого конвеллского ростовщика. Но если поход, считал он, то все достижения цивилизации побоку, имущество должно быть сведено к такому минимуму, что лишь бы выжить. Сказывалось дурное воспитание фьордингов.
— Ни при чем тут воспитание! — раздраженно шипел демон. — Хорошему воину положено быть быстрым и мобильным, его не должно стеснять ненужное барахло! Не желаю таскать лишнее, вот и все!
— Тащишь не ты, тащит лошадь, — невозмутимо отвечал гном. После посещения замка его настроение заметно улучшилось, можно сказать, он воспрянул духом. В отличие от людей фьордов и их воспитанников, гномы ни при каких обстоятельствах не гнушаются материальными благами.
Против лошадей Хельги, вопреки общим ожиданиям, возражать не стал. Понимал, будь они даже самыми лучшими воинами на свете, лошадь все равно быстрее. Пришлось ему смириться с конским присутствием, равно как и животным — с обществом демона-убийцы. Впрочем, последних пугала скорее не демоническая, а спригганская ипостась Хельги. Чуяли, чуяли волка, скрытого внутри иной сущности.
Ольдонский тракт если и отличался от того, что вывел компанию к охваченному гнилой горячкой Дрейду, то в худшую сторону. Зарядили дожди, то проливные, то уныло моросящие, легли долгие туманы. В результате то, что и в сухую погоду можно было назвать «дорогой» с большой долей условности, превратилось в совершенно непролазное месиво. Ильза даже не удивилась, когда прямо из-под копыт ее гнедой кобылки выскочил и с возмущенным воплем ускакал в лес самый настоящий болотник!
Эдуард, несмотря на брызги грязи, запятнавшие его высочество чуть ли не до самого затылка, вид имел гордый и довольный. Подумать только — самый лучший средневековый маг живет не где-нибудь, а в его родном королевстве! Пустячок, а приятно!
Все прочие его радости не разделяли. Наоборот. Если современный Ольдон прославился на все Староземье деспотизмом и жестокостью нравов правящих особ, что было ждать от Ольдона средневекового? Опасениями своими спутники с принцем не делились, чтобы не обижать. Поэтому он единственный был изрядно удивлен, когда обнаружилось, что никто не намерен открывать для них городские ворота. А нечего шляться всяким-разным, на коих не написано, добропорядочные они твари или, может быть, разбойники с большой дороги.
Насчет разбойников городская стража тревожилась не напрасно. Окрестности были наводнены представителями данной категории населения. Правда, за тот период, что затерянные во времени путешественники затратили на путь до предместий Ольдона, общее поголовье работников ножа и топора их стараниями несколько сократилось, но городские стражники этого знать не могли. И пускать в город подозрительную компанию, не имеющую ни подорожных, ни иных грамот, подтверждающих ее благонадежность, отказались категорически. И даже на мзду не позарились, вот что удивительно!
— Не хотят — не надо, — решил Хельги. — Пойдем старым проверенным путем. Сквозь стену.
Так они и поступили. Бережливый Орвуд даже лошадь хотел таким манером с собой провести. Схватил под уздцы, потащил. Та уперлась, и ни в какую.
— Ты что, угробить меня задумал? — рассердился урожденный спригган. — Куда скотину тащишь?! Оставь снаружи, тебе говорят! Я сейчас проход перекрою, еле держу уже! Думаешь, легко вас сквозь камень таскать?
— Уведут ведь! Как пить дать уведут! — пояснил свои действия гном.
— Ну и демон с ними! — Хельги резко перекрыл стену, последняя пядь гномьей бороды оказалась намертво замурованной в сером камне. — Так тебе и надо! — Он принялся столь демонстративно хлюпать кровью, сочившейся из носа, что Орвуд не рискнул роптать.
Мага, великого Мерлина, они отыскали быстро. Во всем королевстве не нашлось бы человека, кто не знал бы дороги к его жилищу.
Жил маг богато, на широкую ногу. Неприветливого вида башня, сложенная из плохо отесанных валунов, высилась в южном углу рыночной площади.
— О! Я ее знаю! — обрадовался Эдуард. — Ее при моем деде в водонапорную переделали. А раньше, выходит, маг жил! Здорово, да?!
Ему неуверенно поддакнули.
— Интересно, — задумалась Меридит, остановившись перед темной дубовой дверью на массивных накладных петлях, — это тот самый Мерлин, что был учителем нашего Перегрина, или другой?
— Ой, ой! — Хельги попятился. Он и самого-то профессора боялся, чего уж говорить о его учителе. — Я вас, наверное, здесь подожду. Вы ступайте разведайте, что и как…
— Не дури. Не на экзамен идешь, — велела сильфида, взявшись за дверной молоток.
На стук ее лениво вылез опрятный и очень упитанный домовый гоблин в коричневом суконном жилете с отделкой из золотого сутажа. Важно осведомился, кто такие, и удалился с докладом. Отсутствовал он достаточно долго — Энка успела разозлиться и начала отпускать нелестные комплименты в его адрес. Хотела вновь пустить в ход молоток, чтобы «расшевелить неповоротливого борова», но тот явился сам. Царственным жестом распахнул дверь, пропуская визитеров в башню.
Видно, в Средние века великие маги были в большой цене. Внутреннее убранство жилища однозначно свидетельствовало о высоком социальном положении своего хозяина.
Роскошная лестница резного дуба вела на верхние этажи. Вдоль нее по стенам висели парадные гобелены с натуралистичными изображениями диковинных магических тварей, разного рода чудовищ, а также прелестных дев. Бронзовые подвесные светильники и высокие канделябры освещали средневековый интерьер довольно ярко — не в каждом современном доме такое встретишь. А у входа в лабораторию стоял василиск — не то чучело, не то муляж в натуральную величину.
Заслуживала внимания и сама лаборатория. Огромное, во весь этаж, помещение с высокими потолками и узкими стрельчатыми окнами, похожими на бойницы, по размеру превосходило университетскую лабораторию Перегрина раза в полтора, да и обставлено было не в пример богаче. Собственно, лишь половина его использовалась в научных целях. В ней размещались стеллажи с разного рода реактивами в красивых темных флаконах, с колбами, ретортами и прочей магической утварью. На длинном, во всю стену, столе с гранитной столешницей громоздился перегонный куб, наполненный фосфоресцирующей в полумраке жидкостью, — видимо, хозяин не пренебрегал алхимией. Имелся здесь и кованый сундук, весь испещренный охранными символами. Сунься в такой без спросу — мокрого места не останется. На гладких плитах пола несмывающейся краской была начертана большая пентаграмма. Хельги покосился на нее с неудовольствием — не любил он такие вещи. У стены слева стояла на гнутых когтистых ножках чугунная жаровня с вытяжкой, в ней, несмотря на летний зной, слабо тлели угли.
Вторая половина зала служила одновременно библиотекой и кабинетом для приемов. Пол здесь был устлан великолепным сехальским ковром, темным, с мелким геометрическим орнаментом. Посередине стоял овальный дубовый стол в окружении резных стульев с очень высокими спинками. На книжных полках поблескивали не выцветшим еще золотым тиснением те самые магические фолианты, что спустя много-много лет назовут средневековыми. Но были здесь и совсем древние рукописи, явно не принадлежавшие молодому человеческому роду, и даже стопки каких-то глиняных табличек. А у стены справа возвышался камин, в нем, слава богам, ничего не тлело и топка была загорожена низкой сехальской ширмой с драконом.
Сюда-то, в лабораторию, гоблин гостей и препроводил.
Мерлин, встретивший их на пороге, выглядел традиционно колоритно. Не молодой, не старый — возраст великих магов всегда трудно определить на глаз. Высокий, узколицый, с седоватой клиновидной бородой почти до пояса. Одет в мантию и остроконечный колпак наподобие тех, что любят носить звездочеты и астрологи, но другой расцветки: золотые магические символы по черному бархатному фону. Эдуард был очень доволен. Именно так, по его мнению, и подобало выглядеть настоящему чародею. «Это вам не Балдур Эрринорский какой-нибудь, которого встретишь на улице, так в жизни не догадаешься, колдун это или простой горожанин. Определенно за столетия нравы представителей магических профессий изменились не в лучшую сторону! Совершенно перестали заботиться о внешности и в результате утратили часть былого авторитета» — так рассуждал про себя принц.
Прием им был оказан весьма любезный. И обедом, дичью на вертеле, накормили, и отдохнуть с дальней дороги предложили. Но у Хельги сложилось неприятное впечатление, что визит их не стал для хозяина неожиданностью. Хорошо, если мага просто предупредили велотские коллеги по цеху. А если их вновь угораздило вляпаться в историю с пророчествами и предсказаниями?! Что-то уж слишком расстарался Мерлин ради незваных гостей.
— Мне думается, — тихо возразил ему Аолен, — Мерлин, будучи великим магом, узрел твою демоническую сущность, в том причина его угодливости.
— Конечно, — громко уточнила сильфида, — какой дурак станет обострять отношения с демоном-убийцей?
— Почему бы не предположить, что он просто человек хороший? — грустно спросил Рагнар.
Орвуд хотел ответить ядовито, но в этот момент хозяин, отлучавшийся в виварий, вернулся, и пришлось гному оставить свой скепсис при себе.
После трапезы маг предложил «почтенным пришельцам» поведать, «что привело их в сию скромную обитель». Роль рассказчика взяла на себя Меридит. Она лучше всех владела старинной речью. Остальные понимать-то понимали, но сами изъяснялись неуверенно. К разговору девица приступила с некоторым опасением — боялась, не сочтут ли их сумасшедшими. Но Мерлин историю с перемещением во времени воспринял как совершенно обыденную. Лишь два момента удивили его: во-первых, то, как мягко обошелся сосуд Ахх-Ша с нарушителями своего спокойствия, а во-вторых… Слишком долго пришлось втолковывать средневековому магу, что даже от самых грозных и могучих демонов иногда бывает крайне мало практической пользы.
Сперва маг попытался решить задачу, что называется, навскидку — вызвал демона-проводника. Есть, оказывается, такие твари, что бродят между мирами и временами и служат тем, кто сумеет их подчинить. Некто серый, жирный и вообще малоэстетичный возник в центре пентаграммы, весь в клубах малинового дыма. «Вот это демон! — с завистью подумал Хельги. — Не то что я!»
— Ответствуй, исчадие сфер иных, — воззвал Мерлин, — способен ли ты препроводить сих почтенных отроков в те времена, откуда оные родом?
Демон окинул клиентов осоловело-сонным взглядом заплывших жиром глазок и недовольно заворочался.
— Этих, что ль? — Речь демона была малограмотной, но вполне современной. — Не, этих не стану. Я вон того, светленького, боюся. Сожрет он меня, пожалуй что. — Он кивнул на Хельги.
Тот от неожиданности даже поперхнулся:
— Совсем псих, что ли? Да я с голоду помирать буду, мне и то в голову не придет тебя жрать! Тьфу, пакость какая!
— Да-а, — загнусавил демон, — все вы, убивцы, так говорите! А Ирракшану-то кто съел? То-то! Съел — не побрезговал! Подчистую подмел, ни одной ниточки на развод от болезной не оставил. Голодный, видать, прожорливый. Я такому на один зуб… — Он всхлипнул, складки жира на его туше мелко затряслись.
Хельги побледнел, изменился в лице.
— Уберите его, меня сейчас стошнит!
В общем, как ни убеждал Мерлин проводника, тот оставался непреклонен. Ни угрозы, ни обещания отпустить на свободу не помогли. Демон окончательно впал в истерику, принялся заламывать пухлые ручки и рыдать. Крупные слезы его, падая на пол, оставляли дымящиеся, закопченные следы.
Маг потерял терпение и отослал его прочь.
Хельги совсем расстроился.
— Это я виноват, что мы не можем вернуться. Кто бы мог подумать, что у меня такая ужасная репутация в обществе демонов! Из-за меня мы застряли тут навсегда!
Но Мерлин не выглядел обескураженным неудачей и авторитетно заявил: где есть один путь, наверняка отыщется и другой. Поиском такового он прямо сейчас и займется — изучит старинные книги, призовет светлых и темных духов, то или иное подскажет ему ответ. А почтенных гостей гоблин покуда проводит в опочивальню (чтобы не путались под ногами — так рассудила Энка).
Почивать средь бела дня «почтенным гостям» решительно не хотелось. Рагнар предложил побродить по городу. После дичи рыцарю требовалось хорошенько промочить горло, но к столу было подано лишь легкое кислое винцо, пригодное разве что для девы корриган, а уж никак не для настоящего воина.
О нет! Бродить по городу маг им настоятельно не рекомендовал! Ольдон не то место, где чужеземцам дозволено свободно разгуливать по улицам. Чудо еще, что им удалось беспрепятственно достичь башни и патруль не задержал их по дороге.
— Разве у вас война? — удивилась Меридит. — А на подступах вроде бы все спокойно, если не считать разбойников.
Но нет, как раз войны в королевстве не было, причем уже почти два года — рекордный срок!
— Тогда зачем на улицах патрули средь бела дня?
Оказалось, порядок здесь такой. В Ольдоне всегда ценили порядок.
— А какой сейчас век? Кто правит? — насторожился Эдуард.
И ужаснулся, услышав ответ. Потому что не было в истории северного королевства правителя более жестокого и кошмарного, чем его предок по отцовской линии, король Филипп Второй, прозванный в народе Кровопивцем. Причем прозвище это вовсе не являлось иносказательным.
— Ну что, мы идем или нет? — спросила Энка от дверей, ей тоже никогда не сиделось на месте.
— Нет! — заорал принц. — Даже не думай! Останемся тут и будем сидеть тихо-тихо!
Странно, но все послушались. Сидели день, сидели ночь… И только ближе к полудню утомленный, с глазами, покрасневшими от долгой работы, но вполне довольный собой Мерлин вновь собрал пришельцев в лаборатории. Вещал он долго и торжественно. Речь магов во все времена отличается витиеватостью, а уж средневековые и вовсе не знали себе равных в умении даже самую простую мысль облечь в невероятно замысловатые формы. Так что если бы Меридит не подталкивала Ильзу в бок, та непременно задремала бы, отчаявшись хоть что-то понять.
Смысл же сказанного был таков: все, что происходит в этом мире, вершится по воле могущественных Сил Судьбы, и если угодно им было уберечь восемь юных, легкомысленных созданий от верной гибели, что нес в себе сосуд Ахх-Ша, то неспроста. Так рассудил он, Мерлин, принимаясь за научные изыскания. И оказался прав. В старинном свитке, принадлежавшем перу великого прорицателя Казарра, встретилось ему упоминание о Затерянных Спасителях.
Страшная беда будет грозить Миру и приведет на порог гибели. Но явятся из иных времен они и подвигами своими — а числом их восемь — отведут напасть.
— Итак, — подытожил Мерлин, — не жертвы вы, но избранные герои, и надлежит вам не искать пути назад, а отдаться в руки судьбе и отважно ступить на стезю подвига, дабы с честью исполнить свое великое предназначение.
Наверное, маг ожидал, что необычные визитеры будут польщены выпавшей на их долю участью, — как же он заблуждался!
Орвуд был в ярости.
— Да что же это творится?! — роптал он, не опасаясь последствий. — Демоновы Силы Судьбы совсем ошалели, не иначе! Уже сквозь столетия наладились нас таскать! Неужели во всей истории Староземья никого другого не могли для подвигов подыскать?! Форменное издевательство! Эксплуатация! И что это за мир такой, что его без конца приходится спасать?! Кому нужна такая развалюха — гори этот мир синим пламенем! Да если бы знал, как дело обернется, пусть бы его, мир этот, рыбами выжгло! Пусть бы его мангорриты к рукам прибрали! Пальцем бы не пошевелил!
— Точно! — поддакивала любительница народной мудрости. — Овчинка выделки не стоит!
— А знаете, что самое печальное? — очень спокойно сказал Хельги. — Не сказано, что будет после того, как мы совершим все подвиги! Мир-то уцелеет, а нас вернут на место или нет? И кстати, я не понял, это нас восемь или подвигов восемь?
— Вряд ли мы успеем совершить восемь подвигов до конца вакаций, — вздохнула в ответ сестра по оружию. — С Уэллендорфом можно попрощаться.
Тут Ильза сочла нужным прослезиться. Не потому что ее печалила перспектива новых спасательных работ, просто из сочувствия к друзьям.
— Да ладно вам, — принялся убеждать благородный рыцарь. — Все как-нибудь образуется. Не впервой нам мир спасать, справимся. И назад вернемся, боги дадут. Тот жирный не захотел, другого демона поймаем! Или еще что-то подвернется.
— А университет? — напомнила Энка сердито. — Выгонят нас, пока будем демонов ловить.
— Отдадим им клад сидов, в конце концов! Неужели устоят?
— Я бы на их месте не устоял, — согласился Хельги. — Можно было бы новый застекленный шкаф для образцов на кафедру заказать, в старом уже места нет. И еще корабль для морских экспедиций построить. И реактивов в лаборатории вечно не хватает…
— Кто о чем, а орк о лопате, — прервала его монолог сильфида. — Все, хватит рассиживаться, пора вершить подвиги. Прощайтесь с почтенным хозяином, и уходим!
Прощание вышло трогательным. Мерлин произнес напутственную речь, столь патетичную, что Эдуард и впрямь ощутил себя великим героем, а Ильза опять ничего не поняла. Потом смахнул скупую слезу и вдруг попросил:
— О вы, явившиеся из грядущего, не ведомо ли вам, не откроете ли, когда суждено мне покинуть земные пределы и направить колесницу жизни моей в Чертог Праотцев?
— Чего? — переспросила Ильза. — Куда вы хотите переехать?
— Умру я когда? — пояснил маг чуть снисходительно.
Три магистра в смятении переглянулись. Мерлин (тот, у кого учился профессор Перегрин), несомненно, был настолько выдающейся исторической личностью, что не знать его краткую биографию было просто стыдно, тем более выпускникам университета. Увы…
— Мы не знаем! — осмелилась честно признаться Меридит. — Мы вообще того… не уверены, что вы уже умерли.
Вопреки ее ожиданиям, Мерлин не обиделся, а, напротив, выглядел очень довольным. Так что Хельги решился задать магу встречный вопрос: нет ли у него ученика по имени Перегрин?
— Не знаю такого, а что? — спросил Мерлин.
— Это наш профессор. Он учился у вас. Позже, наверное.
— Вышел ли из оного достойный маг?
— Спрашиваете! — ответил Хельги гордо. — Корифей! Титан мысли!
— Ну что ж, — решил средневековый чародей. — Случись таковому пожаловать — непременно возьму в обучение.
Вот так и решилась судьба Огастеса Перегрина, сына благородной, но бедной эттесской вдовы, у которого без этой неожиданной протекции не имелось бы, пожалуй, ни единого шанса стать профессором магических наук. Но случилось это уже столетия спустя.
Коллегия магов собралась в Эрриноре в первых числах июля.
Заседание было не обычным, а расширенным. Помимо постоянных членов присутствовали приглашенные, числом не менее трех сотен. Здесь встретились младшие отпрыски правящих семей, практикующие светлые маги в ранге не ниже мастера, цвет староземского рыцарства, лучшие воины из числа людей, эльфов и прочих достойных народов. Не было среди собравшихся ни продажных наемников, ни отпрысков проклятых народов с дурной магией в крови, ни персон, запятнавших себя черным колдовством. Только благородные, честные, бескорыстные и бесстрашные герои. Им, лучшим из лучших, обитатели Староземья и окрестностей должны были доверить важнейшее — судьбу самого Мира, вновь ступившего на путь гибели.
Примерно в таком духе звучала речь нового председателя Коллегии, великого мага Эстебануса Эттелийского. О том, в чем конкретно заключается нависшая над миром угроза, не было сказано ни слова. Те, кому следовало, знали и так. Посвящать в тайну остальных маги сочли лишним. Члены Коллегии ревностно оберегали свои секреты. Что поделаешь, слишком мало времени прошло с момента позорной отставки мэтра Франгарона, стиль руководства, выработанный за столетия, не мог измениться так быстро.
До широкой общественности довели следующее. Корень угрозы таится в глубоком прошлом. Нескольким Избранным, тем, на кого укажут Силы Судьбы, должно отправиться в минувшие времена и бескорыстными подвигами своими предотвратить беду. Но кто же, кто из собравшихся будет удостоен этой великой чести?
И вот он наступил, торжественный момент. Таинство Избрания.
Великий маг Эстебанус сделал шаг из-за кафедры, простер руки к собравшимся. Целый сонм маленьких огненных шариков, красных, будто глаз дракона, слетел с его раскрытых ладоней. И замерли сердца сотен в трепетном ожидании. Зачарованно следили они за движением рубиновых искр.
Магические шары вели себя так, будто были наделены разумом. То ровно и плавно следовали над рядами, то вдруг приостанавливались над чьей-нибудь головой, спускались пониже, заглядывая в лица, затем вновь взмывали вверх. Не менее четверти часа длился их полет. Наконец Силы Судьбы сделали свой выбор. Большинство искр угасло. Лишь единицы из них остались ярко сиять над головами тех, к именам, титулам и званиям которых с этого момента добавлялось еще одно: Избранники Судьбы — так величали их теперь.
Избранников оказалось семеро. Сколь ни велико было разочарование тех, над чьими головами магические искры угасли, они должны были признать: лучшего выбора мудрые Силы Судьбы сделать не могли. Призваны достойнейшие. Маг Эстебанус громко и торжественно объявил их имена.
Три человека: Седрик из Дольна — второй сын короля, лучший мечник королевства; Альберт Стрелок — герой битвы при Корр-Танге (полчаса, пока не подоспело подкрепление, он в одиночку удерживал оборону узкого горного перевала и выстоял против отборной сотни разъяренных орков); капитан Герад — отважный эттелийский корсар, который в одном морском сражении пустил ко дну сразу три драккара фьорингов.
Два эльфа: Мэллорэ из лесного клана Роаннон — воин и поэт, искатель приключений, да юный целитель Леан, искусству которого могли позавидовать самые опытные и зрелые лекари.
Амазонка — дева-воительница Эфиселия, силой и отвагой не уступающая лучшим воинам-мужчинам.
Лишь одно существо несколько выделялось на общем героическом фоне. Принадлежало оно к народу, давно вымершему и забытому. И таким было чахленьким и слабеньким, что поневоле закрадывалась мысль, уж не напутали ли чего Силы Судьбы? Разве по плечу такому подвиги и ратные свершения? Но со жребием не поспоришь.
Пятого июля состоялся переход. Коллегия неслучайно собралась именно в Эрриноре. Перемещение во времени — труднейшая задача даже для великих магов. Но есть на земле места, где истончается грань эпох и времен. Надо лишь уметь рассчитать нужный момент, когда грань эта становится настолько прозрачной, что не только демон, но даже простой смертный может ее преодолеть.
Избранники не смогли точно уловить момент, когда это произошло. И все-таки почувствовали — свершилось! Где-то осталось их родное время — стало далеким будущим. С трепетом сделали они шаг в прошлое, превратившееся в настоящее. Шли, гордые и отважные, навстречу неизвестности, вдыхали жаркий воздух былого и мечтали о грядущих подвигах. Но не знали они, что проходят тут не первые. С легким сердцем затаптывали свежие следы, не задумываясь о том, кому они могут принадлежать. И только злополучный Бандарох, отнюдь не разделяющий общего настроения и вяло ковыляющий позади, нагнулся и поднял с земли маленький клочок газетной бумаги с заляпанным жиром обрывком надписи: «… стник Букк…», ниже проглядывала дата. Повертел удивленно, понюхал и снова бросил в пыль, ничего никому не сказав.
Средневековый Ольдон оказался одним из тех городов, куда можно войти, но откуда весьма затруднительно выйти. Едва гости Мерлина миновали ближайший от его жилища поворот, как на них налетели стражники. Нарочно, что ли, караулили? Как ни пытались Меридит с Аоленом убедить представителей власти в мирных намерениях и благонадежности их компании, вооруженного конфликта избежать не удалось. Стражники вознамерились непременно водворить всех в темницу, на что Эдуард со знанием дела заявил: «Из ольдонских темниц в наше-то время выходят только ногами вперед. Я уж молчу про средневековые». Подобная перспектива никого не прельстила, пришлось пускать в ход оружие.
Впрочем, сначала друзья не особенно усердствовали. «Мы ведь должны подвиги вершить, а не изводить местное население» — так объяснил Рагнар свое поведение, когда гном сердито упрекнул его в излишне деликатном обхождении с нападавшими.
Минуя квартал за кварталом, отбиваясь от все прибывающих стражников, продвигались они к выходу. Широкие (по средневековым меркам) центральные улицы сменились темными закоулками и подворотнями городских окраин. Нужно было родиться и вырасти здесь, чтобы суметь разобраться в их хитросплетении. В какой-то момент будущие герои оказались зажатыми с двух сторон в узком проулке, вдобавок с одной из крыш в них полетели стрелы. Тут уж было не до идей гуманизма — потребовалось применить весь свой боевой опыт, чтобы остаться на свободе.
Да, немало народу полегло в тот день на улицах Ольдона. И все-таки силы были неравными. Стражники уже не сомневались в победе, вообразив, что противник загнан в тупик, прижат к стене и деваться ему теперь некуда, — но именно в стену тот и канул, растворился в сером граните. Колдовство! Ратники ринулись за подмогой, на место событий прибыли боевые маги. Но было уже поздно. Добыча ускользнула.
Беспрепятственно проскочив еще квартал, друзья выбрались к городским укреплениям и поспешили покинуть неприветливое королевство. Пешком, разумеется. От лошадей, брошенных под стенами, остались одни воспоминания в виде подсохших кучек навоза и нечетких следов подков. Рагнар принялся бранить конокрадов в частности и средневековые нравы вообще. Орвуд на это усмехнулся и спросил: неужели тот столь наивен, что воображает, будто в их родном времени дело обстояло бы иначе? Всем известно, люди — самый нечистый на руку народ Староземья и окрестностей — такова их натура, ее не могут изменить ни годы, ни столетия. Оскорбленный рыцарь принялся доказывать, что не самый. Торговые гоблины и сехальские шай-таны еще хуже, утверждал он. Спор затянулся.
Аолену тем временем пришла в голову ужасная мысль. Находясь в прошлом, нельзя никого убивать, какая бы опасность им ни грозила, понял он. Обрывая чью-то жизнь, они обрекают на небытие поколения его потомков. Не родятся те, кому должно, не совершат того, что было им суждено. Вся история может пойти иначе!
— Только подумайте, — убеждал он, — ведь так ненароком можно даже собственного предка убить! И что тогда?!
— Вот что я скажу, — заявил в ответ Хельги, — о таких тонкостях пускай Силы Судьбы заботятся. Сами нас в дело втравили, сами пусть и расхлебывают. Знали, в конце концов, с кем связываются!
— Что значит «с кем связываются»?! — нашла повод для недовольства Энка. — Тебя послушать, так мы какие-то головорезы ненормальные — только и ищем, кого бы убить!
— Но ты ведь не будешь отрицать, что убиваем мы часто?
— По горькой необходимости.
— Почему-то необходимость эта у нас наступает раз в десять чаще, чем у всего остального населения!
— Такая, знать, у нас планида! — развела руками девица.
— Кто у нас? — испугалась Ильза.
— Планида, — пояснила Меридит. — Судьбу так называют. Планида, участь, доля, стезя…
Ильза нахмурилась:
— Зачем нужно так много слов, если значат они одно и то же?
— Как — зачем? Для выразительности, для красоты и разнообразия. Существуют разные стили речи. Можно сказать, например, «жрать хочу», а можно — «вожделею вкусить яства…». Чувствуешь разницу?
— Угу, — кивнула боец Оллесдоттер. — Первый раз понятно, второй нет.
Меридит сердито фыркнула:
— Да ну тебя! Тьма сехальская! Неучем была, неучем и осталась.
— Ничего подобного! — обиделась девушка. — Я грамоту лучше Рагнара знаю, а он принц!
— Нашла эталон для сравнения, ничего не скажешь!
Слова «эталон» Ильза не знала, а потому, чтобы лишний раз не демонстрировать невежество, сочла разумным промолчать. Меридит тоже не стала развивать данную тему, имелись проблемы более насущные, чем недостатки образования отдельных участников событий.
Что делать дальше, встал вопрос. Куда идти, какие подвиги вершить?
Предложение Рагнара бесцельно «бродить туда-сюда, пока подвиг, по воле Судьбы, сам не подвернется» никому не понравилось. Энка решила подойти к делу по-научному. Нашла на дороге медный гвоздь и соорудила из маленькой дощечки, большой бусины и тонкой щепки прибор, который Ильза назвала «вопрошалкой». Неологизм заставил Меридит содрогнуться, но прижился. Работало устройство просто. Произносилась стандартная формула призыва Сил Судьбы, стрелка-щепочка раскручивалась на дощечке наподобие рулетки, острие указывало нужное направление. Три раза щелкала девица по стрелке, и каждый раз выпадало идти на северо-северо-восток. Хельги ликовал. Именно в этом направлении лежала родина его предков, которую много столетий спустя нарекут Замерзшим Архипелагом.
Шесть дней занял переход от границ Ольдона до побережья. Местность вокруг была глухой, первозданно дикой. Шли по бездорожью, через сосновые чащи, буреломы и болота. Средневековые болота оказались весьма густонаселенными. То тут, то там из трясины высовывалась лысая голова болотника, таращились глупые желтые глазищи. Ильзу, обычно кроткую и неконфликтную, земноводные создания почему-то раздражали до крайности.
— Чего уставились? — бесилась девушка. — Щас как плюну промеж глаз!.. Чего тебе надо? — напустилась она на ближайшего.
— Милостыньку бы мне! — проквакал болотник, растягивая в умильной улыбке лягушачью пасть.
Ильза нашарила в кармане штанов мелкую разменную Монетку трегератской чеканки, невесть с каких пор завалявшуюся, швырнула, целясь в лоб:
— На, подавись! — Промахнулась. Монета упала в топь. Довольный болотник нырнул за добычей и больше не показывался. Вместо него вынырнули несколько новых.
— Ты их не приваживай! — напустился на девушку гном. — На всех медяков не хватит! Вон их сколько, пучеглазых, и все денег хотят. Попросят-попросят, потом возьмут и кинутся.
Болотников было много, а человечий поселок встретился всего один, да такой убогий, что даже собственного имени не имел. В нем Орвуд, несмотря на возражения спутников, очень выгодно выторговал большой кусок старой солонины. И правильно сделал. Кноттена, в котором путники рассчитывали пополнить запасы, на месте не оказалось. Пришлось потуже затянуть пояса. Опять стало скучно.
— Что за Средневековье такое? — жаловался Эдуард вслух. — Глушь и тоска. А в книгах про него чего только не понаписано! И герои, и колдуны, и чудовища всякие разные! И где они все? У нас и то веселее!
— Чудовищ нам не хватало, — одернул осторожный гном. — Сплюнь, накличешь!
— Ничего, — многообещающе усмехался Хельги. — Скоро начнутся земли фьордингов, там повеселишься.
Но «веселье» началось раньше. Не иначе принц в самом деле накликал.
Они как раз вышли к восточным отрогам Безрудных гор и стали лагерем, когда это произошло.
Что-то неуловимо изменилось в природе. Потянуло холодным ветром, туча скрыла луну, стихли вечерние шорохи, и в наступившей тишине слышен стал неясный, быстро нарастающий гул. Нечто угрожающее, жуткое, но в то же время странно знакомое послышалось Эдуарду в этом звуке…
— Не может быть! — прошептал принц в ужасе. — Дикая Охота является существу только раз в жизни!
— Теперь не совсем наша жизнь, — рассудил Хельги, поудобнее устраиваясь в канаве вниз лицом. — Значит, все возможно. Пережили один раз, переживем и другой. Главное — не открывайте глаз. И знаете что — дайте-ка мне все ваши куртки, я на голову намотаю, чтоб не оглохнуть. — Он был научен горьким опытом.
Предосторожности оказались напрасными. Охота прошла стороной. Но близко, очень близко. Отчетливо слышны были и ржание обезумевших коней, и воинственные вопли всадников, и бешеный лай своры разъяренных псов.
Поутру Ильза с Эдуардом пошли туда, откуда доносились зловещие звуки, — посмотреть из любопытства. Назад прибежали бледные и взволнованные. На этот раз охотники настигли свою добычу. Семь тел лежало на развороченной поляне среди поломанных ветвей, осыпавшейся хвои и сбитых на землю шишек. Четверо мужчин, одна женщина и один…
— А-а-а — заорал Хельги дурным голосом. Он только что извлек из-под тяжелой коряги тщедушное тельце одной из жертв ночного кошмара, перевернул лицом вверх и вдруг отпрянул. В другом времени сказали бы «будто привидение увидел». Но Хельги относился к нежити вполне равнодушно, потому уместнее использовать фьордингское сравнение «как троллем из-за угла напуганный».
— Ты чего?! — подскочила к нему Меридит. — Что стряслось?!
— Вот! — Хельги дрожащим пальцем указал на свою находку. — Скажи честно, я спятил, да? Ты видишь то же, что и я?
— Н… не знаю! — заикаясь, пробормотала в ответ сестра по оружию. — Лично я в… вижу Бандароха Августуса собственной персоной!
— И здесь от окаянного спасения нет! — объявила подоспевшая на шум сильфида.
Состояние магистра демонологии было плачевным. Целую ночь пролежал он без сознания, оглушенный ударом. Впрочем, если бы не коряга, вовремя свалившаяся ему на голову, он был бы давно уже мертв, как мертвы были пятеро его спутников.
Южане, они ничего не знали о Дикой Охоте. Как подобает истинным воинам, встретили опасность лицом к лицу. И застыли навеки с выражением безумного ужаса в широко распахнутых глазах. Тела их уже успели остыть. В волосах деловито копошились вездесущие муравьи, приоткрытый рот юного эльфа заплел паутинкой маленький пестрый паук. Такова оказалась их участь. Герои, так и не свершившие свой главный подвиг. Мелкая разменная монета в жестоких играх Судьбы.
Деву Эфиселию сначала тоже сочли погибшей. Острый сук глубоко вонзился ей в грудь, она лежала недвижимая и окровавленная. Но в тот момент, когда Энка склонилась над несчастной, позарившись на красивый аполидийский меч, из горла раненой вырвался жалобный стон.
— Живая! — констатировала сильфида без всякой радости, очень уж приглянулось ей чужое оружие. — Аолен, иди сюда.
— Рассказывай, — потребовал Хельги, как только решил, что Августус уже в достаточной мере оклемался. — Откуда ты взялся? Тебе было велено сидеть в Оттоне и поправлять здоровье, а не шастать по Средним векам! Какого демона ты тут делаешь?!
— П… подвиги вершу, — бестолково пролепетал магистр и закатил глаза.
Но демон-убийца был безжалостен:
— Подробнее!
Рассказ контуженого демонолога вышел сбивчивым и невнятным. Слушателям пришлось приложить некоторые усилия, чтобы уловить суть. Заключалась она в следующем. До конца июня Бандарох, как и было предписано, отдыхал в замке родителей Рагнара, и время это мог с полным основанием считать счастливейшим во всей своей жизни. Оно текло размеренно и незаметно, ничто не предвещало перемен. Как вдруг двадцать пятого числа он получил магическое послание с приглашением незамедлительно явиться в Эрринор на заседание Верховной Коллегии. Августус помчался туда как на крыльях, вообразив, что за научные достижения в области демонологии его решили посвятить в действительные члены организации. Каково же было его разочарование, когда выяснилось, что речь пойдет совсем о другом, а именно о спасении Мира. И каково потрясение, когда жребий избрал для путешествия во времени и прочих судьбоносных подвигов не кого-нибудь, а именно его! Маленького, слабого, рожденного для умственных трудов, но уж никак не для героических деяний! В этом месте повествования магистр пустил слезу от жалости к самому себе. Потом был переход через грань времен, путешествие без определенной цели и плана в отвратительной компании грубых солдафонов и надменных эльфов, которым нет дела до чужих страданий…
Собственно, на этом конструктивная часть рассказа заканчивалась и следовали красочные описания невзгод, постигших Августуса в пути.
— Я так понимаю, насчет подвигов этим Избранникам было известно не больше нашего. Тоже наугад шли, — сделал вывод Рагнар. И обратился к Бандароху: — Что же, великие маги не дали вам точных распоряжений? Инструкций каких-нибудь?
— Нет, — покачал головой Бандарох. — Они сказали: «Доверьтесь Судьбе»! Доверились! — Он разразился противным истерическим смехом. Пришлось стукнуть, чтобы успокоился.
Как ни трудился Аолен, раненая дева пришла в себя лишь спустя двое суток. Демон и сильфида успели известись от безделья и нетерпения. Оба совершенно серьезно уговаривали не терять времени даром и бросить больную на произвол судьбы. Выживет — ее счастье, нет — значит нет. Они с ней возиться не обязаны, есть дела поважнее. Три года назад Аолен пришел бы в ужас и негодование от подобного предложения, теперь же просто спокойно отвечал, что Силы Судьбы, наверное, неспроста послали им новых спутников, придется потерпеть.
— Ну пусть ее Рагнар тащит, — решила испытать последний аргумент сильфида.
— Чем мучить, проще сразу добить, — возразил эльф. — Ей нужен покой.
— Интересно, кто она такая, — гадал рыцарь, вглядываясь в бескровное лицо незнакомки. — Вроде бы человек, а вроде бы и нет.
— Амазонка это, — откликнулась Энка мрачно. — Знаю я таких. Мы с ними однажды воевали, когда я еще стрелком правого борта служила. На мель сели, а эти стервы налетели всей сворой. Ограбить хотели, что ли… Хотя что с боевого корабля возьмешь? Еле продержались мы до прилива. Ногу мне еще прострелило. Вот! — Она задрала штанину, продемонстрировав желающим безобразный белый рубец.
— Силы Стихий! Какая небрежность! Кто же так закрывает раны?! — возмутился Аолен.
Девица усмехнулась:
— Дядька Гарсий, наш судовой лекарь. Как умел, так и залечил. На эттелийском флоте эльфы, знаешь ли, не служат, выбирать не приходится. Кто есть, тому и спасибо. — И напомнила злорадно: — Ты сам однажды у Хельги в ране кусок ножа забыл!
— И на старуху бывает проруха! Твое любимое изречение! — парировал эльф.
Амазонка оказалась дамой с норовом. Трагическая и напрасная гибель спутников ее не особенно огорчила. Зато известие о том, что на пути в Средневековье их, законных Избранников Судьбы, опередила шайка самозванцев-наемников, вознамерившихся украсть не им предназначенные подвиги, вызвало у девы благородное возмущение, которое она не сочла нужным скрывать.
В этой ситуации загадочно повела себя Энка. Аолен ожидал, что сильфида не останется в долгу и ухватится если не за свой меч, то по крайней мере за космы нахалки. Но та лишь тихо чему-то посмеивалась себе под нос.
Ни малейшей благодарности к своим спасителям Эфиселия не испытывала и сразу заявила, что продолжать путь вместе с ними отказывается. Правда, намерения ее изменились, как только она обнаружила, что уговаривать ее никто не собирается. Так что к побережью вышли уже вдесятером. Все это время южная воительница демонстративно держалась в стороне от новых спутников. Шла на несколько шагов впереди, хотя после ранения ей было нелегко выдерживать темп, питалась из собственных запасов, в беседы не вступала.
Августус, напротив, всячески старался продемонстрировать, что и от него может быть польза общему делу. Он почти не ныл, даже когда в очередной раз спотыкался и падая, добросовестно собирал хворост для костров и деликатно избегал разговоров о демонической природе Хельги.
Приключившейся переменой он был доволен. По принципу «из двух зол выбирают меньшее».
Необходимость участвовать в спасении Мира его не радовала. Но лучше, рассуждал он, делать это вместе с теми, у кого уже есть опыт в мероприятиях подобного рода. Слишком романтично настроенной и недостаточно практичной показалась ему предыдущая компания. Чересчур много рассуждали о подвигах и геройстве, о долге и предназначении — и слишком мало заботились о насущном. А с ним, Бандарохом, обходились так, словно не понимали, что он не из их числа и на великие свершения неспособен. Больше всего тяготило именно то, что должно было льстить. Его держали за равного, и, значит, нужно было соответствовать. А он знал, что не сможет. Не оправдает ничьих ожиданий, опозорится в первом же сражении и в лучшем случае будет постоянной обузой для своих героических соратников. А в худшем… Они ведь не догадываются, что его надо защищать, о нем надо заботиться, иначе он просто не выживет.
Зато старые знакомые не питают никаких иллюзий на его счет. И если постараться не особенно им докучать, чтоб не бросили посреди дороги на произвол судьбы (с них станется!), перспективы его становятся менее удручающими. Главное — доказать, что и он небезнадежен. Пусть и не уродился богатырем и по части магии не соперник демону-убийце, но есть одно неоспоримое достоинство, которого у него не отнять, — интеллект! Это тоже кое-чего стоит…
— Знаете, — рассуждал Августус, желая выказать свою прозорливость, — а ведь я сразу догадался, я один догадался, что мы, Избранники, — не единственные, кто проник в прошлое из нашего времени!
— Вот как? — поинтересовался Аолен из вежливости. — Каким же образом?
— Я заметил ваш след! — воодушевился магистр. — Нашел на дороге обрывок свежей буккенской газеты, в нее была завернута ваша еда…
— Стоп! — вдруг перебил Хельги, резко обернувшись. — Ты уверен, что это было уже в Средневековье?
— Уверен, — слегка удивленно подтвердил Августус. — А что?
— А то! У нас не было с собой никаких газет, тем более буккенских. Мы не стали бы заворачивать в них еду. Типографская краска содержит много свинца, а он ядовитый. Аолен ругается… Скажи, Аолен?
Изменившийся в лице эльф согласно кивал.
— Ты хочешь сказать… — начала сильфида.
— Что кроме покойных Избранников и нас сюда забрел кто-то еще, — завершила мысль Меридит. — Если только Бандарох не напутал со временем.
Как отнестись к этому выводу — радоваться, тревожиться или просто не придавать значения, — никто пока не знал. А очень скоро об этом и вовсе забыли, поглощенные более насущными проблемами.
Это была их первая ночь на берегу. Чудесная, теплая ночь. По темно-синему августовскому небу рассыпались белые точки первых звезд — долго, целое лето, не появлялись они перед обитателями здешних мест. Тихо шуршали волны прибоя, глухо постукивали о прибрежные валуны. С океана тянуло легким соленым ветерком, не способным развеять густой запах перепревших водорослей, разлившийся в теплом, влажном воздухе. Поверхность воды чуть мерцала зеленоватым светом; от камешка, брошенного в воду Ильзой, разлетелись сияющие брызги. Не верилось, что находишься у самых ворот грозных Северных Земель, а не где-нибудь на западном побережье благодатного Аполидия. Лишь черные пологие контуры Безрудных гор, что вставали на востоке мрачными громадами, напоминали о суровой действительности. Но думать о ней не хотелось. Настроение сделалось легкомысленным и беспечным. Было так приятно растянуться подле костра на песочке, еще хранившем дневное тепло, и не обращать внимания на упреки демона-убийцы, утверждавшего, что умные существа в здешних краях без укрытия не ночуют.
Хельги знал, что говорил.
Среди ночи Эдуарда вдруг разбудило странное ощущение. Он всем телом почувствовал слабые, но неприятные содрогания. Будто неподалеку кто-то вбивал в землю сваи. Или очень сильно топал… Кто-то чересчур большой, тяжелый…