Книга: Иероглиф «Любовь»
Назад: Глава шестнадцатая ДОЛГ ГОСТЕПРИИМСТВА
Дальше: Глава восемнадцатая Битва при реке Цанхэ

Глава семнадцатая
ФЕЯ ИЗ ЧЕРНОЙ ДЫРЫ

«Погибнет всякая страна
От женщин, взяток и вина! » —
Сказал мудрец, на небо улетая.
Не станем спорить с мудрецом,
Запьем свою печаль винцом.
Пусть светит нам удача золотая!
От женщин — грех, но как без них,
Без стройных, пухленьких, смешных,
Суровых, страстных, яростных и кротких?
Коль мы не будем их корить,
Не перестанут нам дарить
Любовь свою пугливые красотки.
Я взятку дам, вина налью,
Любимой песенку спою —
И пусть страна погибнет, ей же хуже!
Чем скучным мудрецам внимать,
Уж лучше фей с небес снимать
И видеть океан в зловонной луже!

— Так дальше не может продолжаться, — сказал Ян, устало спешиваясь. — Мы превратились в каких-то бродяг, дорогой брат!
— Мне все равно, как ты на это смотришь. — Голос Лу был безучастен, как, впрочем, и его изможденное лицо. — Я не отступлю.
— Мы уже вторую луну подряд скитаемся по Империи! — В голосе Яна слышалась искренняя досада. — Сколько городов и городишек, селений и крепостей мы повидали — впору писать книгу! И везде на нас смотрят как на безумцев, когда мы спрашиваем, не видал ли кто молодого монаха в оранжевых одеждах и с бритой головой. Монаха, ликом скорей подобного девушке. Наши деньги и припасы подходят к концу, я уж забыл, когда последний раз мылся в настоящей банной бочке, когда полировал ногти! Я стал похож на старую обезьяну!
Лу усмехнулся и слез с лошади.
— Ты скорее похож на подгулявшую сваху, которая заблудилась и никак не может спьяну найти дорогу домой. Так же стонешь, плачешься на судьбу и ругаешь прохожих, то есть в данном случае меня. Послушай, Ян, я тебя не просил ехать вместе со мной. Да, признаюсь, я одержим желанием найти эту девушку. Но меня можно понять: я молод, кровь во мне кипит, я имею право на безрассудство. Ты же, братец, должен быть помудрее и посолиднее. Так что оставь меня, отправляйся домой, в уезд Хандун. А я продолжу поиски.
— Еще чего! — немедленно возмутился Ян. — Чтобы я бросил младшего брата на произвол судьбы! Поверь, к девушке я совершенно равнодушен, но твои безумства ранят мне сердце. Что сказали бы наши покойные родители, увидев нас в таком плачевном состоянии!
— Почему плачевном? — Лу сбросил с плеч дорожный плащ, расстелил его на пожухлой траве, уселся, с наслаждением вытянув ноги. Сказал, не глядя на брата: — Я счастлив...
— Что? — не поверил своим ушам Ян.
— Я счастлив, — повторил Лу громче и настойчивей. — С тех пор как я бросился в погоню за этим таинственным существом, я почувствовал, как сладка, трепетна и благословенна жизнь. Каждый день мы подвергаемся опасности, рискуем попасть в лапы разбойникам, наемникам Ардиса или просто оголодавшему зверью. Каждый день небо меняется надо мной, каждый миг надежды или отчаяния — словно строчка прекрасного стихотворения!
— Да ты поэт, братец, — насмешливо присвистнул Ян.
— Нет, мастерство стихосложения мне не подвластно, — покачал головой Лу. — Но чувства переполняют меня, кажется, будто я небожитель...
— Братец, а что, если наша милейшая тетушка ошиблась? И тот монах — на самом деле монах? И никакая не девица!
— Этого быть не может, — бледнея, сказал Лу. — А если даже и так, то... Видишь ли, брат... Мы еще и не приехали к тетке Паньлань, а я уже не мог оторвать глаз от этого монаха. Я смотрел на него (или все-таки на нее?) и понимал, что сердце мое забилось иначе. Что я до смерти влюблен в эти затуманенные печалью глаза, в прелестный подбородок и щеки с нежным румянцем, в тонкую шею и пальцы, похожие на трепетные побеги травы! Я проклинал себя за страсть, которая возникла у меня к этому, как тогда я думал, юноше, но ничего не мог с собой поделать. Я уже тогда решил, что или он будет принадлежать мне, или я сотворю что-нибудь... этакое. Свергну небо на землю, выпью целый океан!
— Угу. И загрызешь всех морских драконов! — Ян принялся бессовестно хохотать. — Разорви меня Владыка ада! Да когда ж ты успел это все заметить?! Щечки-пальчики-глазки?! Ух, братец, а я-то думал, что ты все еще невинен, как новорожденный младенец! Я что-то не заметил в этом монашке никакой прелести.
— Потому что ты смотрел на его кисть для каллиграфии, а я смотрел на его пальцы. Точнее, на ее. Она попала мне в глаза, как горячий уголек из очага. И прожгла мою душу насквозь. Посуди сам, разве я могу не искать ее? Не жаждать встречи с нею любой ценой? Ах, почему она сбежала?..
— Видимо, потому, что сама встречи не жаждет, — проницательно заметил Ян. — Братец, она все-таки была облачена в монашеские одежды. Может, она и впрямь связана обетом отречения от мира... Каково было ей услышать наши тогдашние вопли за дверью?! Мы были похожи на двух котов по весне...
Ян постелил свой плащ и уселся рядом с братом. Их кони лениво пощипывали траву, наслаждаясь отдыхом. Кругом стояла ненарушимая тишина. Заброшенное рисовое поле давно стало лугом, поросшим густой сорной травой, источавшей пряный, сладко-томительный аромат. В траве пересвистывались пеэепела, вспархивали к небу жаворонки... А само небо было на диво безоблачным, словно солнечные феи только что как следует протерли его и отмыли от серых туч и облаков. Ян отчего-то вздохнул и принялся развязывать дорожный мешок с их немудреными припасами. В полуразрушенном городе Дунпу, который они покинули три дня назад, им удалось разжиться лишь рисовыми лепешками, копченой рыбой (каждая размером с мизинец, разве раньше стали бы они есть такую мелкоту!), соевым сыром, черствыми пампушками с фасолью и кувшином довольно-таки паршивого вина. Причем трактирщик, снабдивший наших путешественников этой незавидной пищей, заломил весьма солидную цену. Ничего не поделаешь, таковы времена разрухи — плесневелый кусок хлеба становится дороже золота.
— Подкрепись, влюбленный страдалец, — с ласковой насмешкой сказал Ян младшему брату. — А то оголодаешь так, что ко времени встречи с твоей таинственной возлюбленной станешь похож на живого мертвеца. И тогда она от тебя на луну убежит — к лунному зайцу, что толчет в серебряной ступке порошок бессмертия...
Братья выпили вина и принялись за свою скромную трапезу. Лу жевал копченых рыбешек без особого удовольствия. Мысли его витали в неизвестной дали — возможно, там, где была сейчас прекрасная загадочная беглянка.
— Ян, скажи, — заговорил он неожиданно равнодушным голосом. — А ты отправился вместе со мной лишь потому, что тобой движет чувство братского единения?
— То есть?.. — Ян откусил от пампушки и скривился — все равно что есть бумагу! — Что ты хочешь знать, братец?
Лу сощурил и без того узкие глаза и уставился на брата:
— Ты сам не испытываешь никаких чувств по отношению к этому... к этой девушке? Никаких желаний?
— Отчего же, — нашелся Ян. — Испытываю. Например, огромное желание найти ее и как следует поколотить — за то, что она втравила нас в такие приключения.
— Ян!
— А потом потребовать от нее, чтобы она передала мне свое каллиграфическое мастерство!
— Ты ничего не хочешь знать, кроме своих иероглифов! — воскликнул Лу.
— Не хочу, — серьезно ответил брат. — Стан самой прекрасной девушки не сравнится с совершенством иероглифа «вода» или «небо». Я добьюсь от этой бритоголовой девицы того, чтобы она научила меня всем тайнам каллиграфического совершенства. А ты — если тебе так угодно — добивайся от нее любви, расположения, страсти.
— Так ты ее не любишь! — воскликнул Лу.
— Конечно. С чего мне ее любить? Тратить сердце на женщин не в моих правилах, братец. Они — дешевый товар, которого везде навалом. Но что ты так мрачен? Радуйся, я ведь тебе не соперник! Хоть и считаю, что ты глупец, раз предался любовным томлениям. Тебе покуда неведомо умение пользоваться женщиной в свое удовольствие и при этом не тратить на нее сердечный огонь. Ничего, со временем научишься, когда твоя красотка набьет тебе оскомину...
— Не хочу даже слышать о таком! — рассердился Лу. — Разве ты не преступник, коль попираешь и презираешь божественное чувство любви?!
— Любовь — это выдумка поэтов и пьяных мудрецов, — усмехнулся Ян. — На самом деле существует лишь желание плоти, которое нужно удовлетворить.
Удовлетворил — и нет томления, нет страданий. Любишь ли ты воду? Ты просто утоляешь жажду, даешь своему телу то, что необходимо. Любовь выдумали для того, чтобы женщины были более сговорчивы, благосклонны и решительны в желании отдать себя мужчине. Ведь если им не наговорить нежных слов о любви, они бывают такие неподатливые и холодные! А изобразишь влюбленного — и скоро не чаешь, как от нее отвязаться, она без тебя часа прожить не может. Сама шлет тебе письма и дарит богатые подарки, чтоб только ты проник в ее спальню и оросил ее долину... Ты еще слишком молод, братец, не знаешь всего. А я знал многих женщин — и из благородных семей, и из квартала плотских услад — и скажу тебе, все они одинаковы! Жадны до нежных слов, подарков и плотских утех...
— Ты никогда мне этого не говорил, — заметил Лу.
— Не было повода, — отмахнулся Ян. — К тому же зачем раньше времени тебя разочаровывать? Успеешь еще понять, что никакой любви нет на земле...
— Твои слова ужасны, — сказал Лу. — Ты словно отрицаешь, что на небе нет богов...
— Насчет богов я тоже имею некоторые сомнения, — скривил губы в усмешке Ян.
— Ян, опомнись!
— А что такого? Думаешь, в небесах сейчас появится дыра и из нее на это поле упадет небожитель с разящим мечом, чтобы покарать меня за кощунство?!
— Ян, — изменившимся голосом сказал Лу, — она появилась!
— Кто? Твоя прелестная бритоголовая девица?
— Нет. — Лу стал бледен, как лист рисовой бумаги. — Дыра в небе. Появилась дыра в небе. Гляди.
Братья задрали вверх свои ученые головы. И в самом деле, прямо над ними в небе разрасталась черная дыра, будто кто-то взял ножницы и принялся резать голубой шелк небосвода...
— На коней — и прочь отсюда! — крикнул Ян. — Лу, да ты что, окаменел, что ли?! Беги!
— Не могу, — еле проговорил Лу, — У меня ноги будто к земле приклеились...
— Владыка ада, что ж это?! — вскричал Ян. Он попытался сделать шаг и понял, что не в силах пошевельнуться. Братья только и могли, что стоять и смотреть во все расширяющуюся небесную дыру.
— Ян, видишь ли ты то, что я вижу? — тихо спросил Лу у старшего брата.
— Да, — ответил тот. — Пожалуй, и впрямь боги решили наказать меня за кощунство...
В непроглядной черноте небесной дыры проклюнулась светлая точка — словно птенец пробил носом дырочку в скорлупе своего яйца. Невозможно было уловить глазу быстроту, с какой эта точка увеличивалась. Уже можно было видеть, что она сияет, как раскаленный металл, как глаза злобного демона...
— Это звезда, — отрешенным голосом сказал Лу. — На нас падает звезда, брат. Давай попрощаемся и умолим Владыку ада не мучить сильно три наших души...
— Это всегда успеется, — заявил Ян. — Может быть...
Но Ян Синь не успел договорить, что же «может быть». Ибо падающая звезда раскаленным добела сияющим шаром рухнула на двух оцепеневших братьев. На какое-то время и Лу и Яну померещилось, будто тела их разъяты на сотни тысяч крохотных I частей и развеяны в жарком воздухе...
А потом это ужасное ощущение прошло. Братья увидели, что стоят по-прежнему посреди поля, только трава вокруг них вся легла по кругу, будто над нею потрудился чародей-геомант. Но даже не это удивило наших героев. Прямо перед ними лежало недвижимо существо, отдаленно напоминающее человека, только все его тело было сплошь из серебристого светлосияющего металла. Вокруг головы существа сверкающим облаком разметались длинные волосы, а лицо блестело, как зеркало из полированной бронзы. Глаза существа были закрыты, тонкие губы сжаты...
— Оно не дышит, — прошептал Лу. — Ян, ты можешь двигаться?
— Да. — Ян потряс руками, а потом старательно сделал шаг. Лу тоже понял, что силы вернулись к нему.
Братья опасливо подошли к лежащему на земле существу.
— Как ты думаешь, кто это? — прошептал Лу. — Может быть, демон?
— Демоны выходят из подземелий и пещер в скалах, — немедленно отозвался Ян. — И они не так красивы и совершенны, как этот небожитель. Да, скорее всего, это небожитель.
— Разве он красив? — недоуменно спросил Лу. — Что ты собираешься делать, брат?
— Я хочу помочь ему, — пробормотал Ян, опускаясь на корточки рядом со сверкающим небожителем. — Он летел с самого неба и, видно, сильно расшибся. Какие у него тонкие руки, а тело нежное и гладкое, словно бамбуковый ствол!
— Хм, — удивился Лу. Он еще ни разу не слыхал от брата подобных поэтических изречений. — А как ты надеешься помочь ему? Попробуешь напоить нашим перекисшим вином?
— Я отнесу его на другой край поля, — немедленно нашелся Ян. — Под этой небесной дырой как-то жутковато, не находишь?
— Однако ты храбрец, — пробормотал Лу. И добавил, будто вспомнив что-то: — Я побрезгую к нему прикоснуться.
— А я не побрезгую! — горячо прошептал Ян и протянул руки к серебристому телу. Но руки его замерли, словно наткнувшись на незримую преграду.
Глаза дивного существа открылись. Они оказались величиной с чашечки для рисового вина и сияли холодным бирюзовым светом. Зрачков у этих глаз не было. Завороженные бирюзовым взглядом, братья не смели двинуться...
— Не прикасайтесь ко мне, смертные, — мелодичным и нежным голосом сказало существо, почти не открывая рта. — Ваше прикосновение осквернит мою небесную чистоту. Нахожусь ли я в землях Яшмовой Империи?
— Да, небожитель. — Голос Яна дрожал, но не от страха, а от волнения, ибо юноша, казалось, поглощал взглядом прекрасное существо. — Это Яшмовая Империя, иначе именуемая Пренебесным Селением...
— Довольно, смертный, — с этими словами небожитель встал. Ростом он примерно на три головы превосходил Яна, хотя Ян Синь считался одним из самых высокорослых мужей Империи. Кроме того, обнаружилось, что за спиной у небожителя имеются крылья из лазоревых и алых блестящих перьев. — Я здесь пребываю в одиночестве?
— То есть?.. — переспросил Ян.
— Вы не встречали поблизости подобных мне? — пояснил небожитель, в бирюзовых глазах коего, казалось, промелькнуло недовольство тупоумием смертных.
— Нет, о посланник туч, — витиевато ответил Ян. — Но прикажи нам, и мы станем верными твоими слугами...
— Кхм, — подал голос Лу. — Не знаю, как ты, братец, а я не собираюсь быть слугой у небожителя. Ты знаешь, чем озабочено мое сердце. И я буду продолжать поиски той, кого люблю, а ты можешь служить этому серебряному чудищу!
Глаза серебряного чудища внимательно разглядывали Лу.
— Ты смелый смертный, — сказало чудище. — Биение твоего сердца слышно даже на небесах. Но я не могу отпустить тебя. Здесь нет никого из моих соплеменников, а потому мне нужны двое смертных, чтобы я сумела выполнить свое предназначение.
— Какое предназначение? — насторожился Лу Синь.
— Оно сказало «сумела»! Это женщина! Богиня! Фея! — тихо возликовал Ян Синь.
И получил ощутимый тычок в бок.
— Братец Ян, тебя ведь не интересуют женщины! — прошипел Лу. — Тем более что она бессмертная небожительница!
— Именно потому она станет моей! — прошептал Ян.
— Да ты рехнулся!
— Разумен как никогда! Это на обыкновенную женщину тратить силы и чувства — глупость, а вот на бессмертную небожительницу... Интересно, серебряное на ней — это ее одеяние или кожа? Если кожа, значит, она нагая?
— Ян, опомнись... У нее взгляд как у разъяренного дракона!
— Ха, не было еще женщины с разъяренным взглядом, которую бы я не укротил! — Ян Синь перестал препираться с братом и почтительно обратился к небожительнице: — О госпожа! Располагайте нами как вашими верными слугами! Куда вам угодно направиться?
— В столицу. В императорский дворец, — отчеканила бирюзовоглазая небожительница.
— Заметь, брат, — сказал Лу, — наша девушка-монах тоже собиралась идти в Тэнкин, и именно в императорский дворец. Может, это судьба? Там мы все и встретимся.
— Так радуйся этому, — прошипел Ян и с любезной улыбкой обратился к небожительнице.
— Госпожа, позвольте узнать ваше божественное имя.
— Цюнсан, — ответила та.
Ян ахнул:
— Фея Цюнсан? Та самая фея, что принесла на землю семена тутовых деревьев и вырастила клены? Та самая фея, что научила людей искусству игры на флейте?!
— Приятна такая осведомленность. — Глаза феи ярко блеснули. — Назовите ваши имена, смертные мужи.
— Ян Синь.
— Лу Синь.
— Есть ли у вас быстроходная колесница, Ян и Лу?
— Э-э нет, госпожа фея. Мы путешествовали верхом и не рассчитывали на то, что...
— Какая досада! — сказала серебряная фея. — А моя колесница разбилась при посадке на землю. — Мы раздобудем повозку! — воодушевился Ян. — Доскачем до ближайшего села и там...
— Нет, это слишком долго, а мне дорога каждая минута. Кликните ваших коней.
Братья позвали своих скакунов, те подбежали, но боялись подходить близко к небесной фее.
— Отличные кони, — похвалила фея Цюнсан. Осталось лишь раздобыть колесницу...
Взгляд ее упал на пустой кувшин из-под вина.
— Подойдет, — пробормотала фея Цюнсан. Она дунула на кувшин (при этом изо рта ее вылетело облачко серебристой пыли), и кувшин превратился в прекрасную колесницу с позолоченными колесами, с лакированными сиденьями и упряжью, украшенной алыми и лазоревыми перьями.
— Поторопимся, — сказала фея. — Садитесь, смертные. Ах нет, совсем из памяти вон!
Фея взмахнула своими крыльями, сверкнула глазами и обратилась в изумительной красоты девушку в алой юбке и лазоревой кофте. На ее черных волосах блестела фата из серебряных нитей. И лишь то, что в ее бирюзовых глазах не было зрачков, выдавало в ней фею.
— А теперь едем, — приказала она.
Кони рванулись с места, словно обрели силу целого табуна, волшебная колесница почти летела над землей, не касаясь колесами взметнувшейся пыли... Фея правила, а Лу и Ян сидели, в растерянности поглядывая друг на друга.
«Что нас ждет? » — размышлял каждый из них, и, словно прочитав мысли братьев, фея заговорила:
— Ян и Лу, знайте, что на Яшмовую Империю грядет великое бедствие.
— Неужели стране нашей недостаточно бедствий? — горестно воскликнул Лу. — Земли Пренебесного Селения терзают наемники Ардиса, убийцы и грабители, недород, болезни, хищные звери и самоуправство уездных начальников, непомерно завышающих налоги! Какое еще горе посылает нам Небо?
— Смертный! — рассердилась фея. — Ты слушай меня и не имей привычки перебивать речь небожительницы! А то я рассержусь и превращу тебя в палочки для еды!
— Простите! — опомнился Лу.
— То-то. Знайте, смертные, что Яшмовая Империя сильно прогневала богов, которые ранее покровительствовали ей. То, что на Яшмовом престоле вот уже сколько лет беззаконно сидит проклятая убийца Шэси, весьма разгневало Верховного Небесного Владыку. Он сделал выговор всем Главным Чиновникам Небесной Канцелярии за то, что они не сумели исправить положение в Яшмовой Империи. Некоторых Небесных Чиновников даже сместили с постов и отправили на казенные должности в преисподнюю. А недавно Верховный Владыка в очередном приступе гнева повелел воинству Небесных Детей напасть на Яшмовую Империю и истребить в ней все живое — и злых и добрых, и больших и малых, чтоб потом заново заселить эти места новыми, неоскверненными людьми. И воинство Небесных Детей уже начало свое наступление. Но богини Наи Ва и Гаиньинь — сестры Верховного Владыки — не согласились с его решением. Надо вам сказать, смертные, что наш Верховный Владыка за последний миллион лет сильно разочаровался в мировом устройстве и утратил любовь ко всему живущему. Потому его решения отличаются такой суровостью... Так вот, богини Наи Ва и Гаиньинь срочно собрали второй Облачный Совет, на котором, помимо них, присутствовали некоторые Небесные Чиновники, святые, блаженные герои и мы — феи, покровительницы Яшмовой Империи. Мы решили заключить союз с добрыми людьми Яшмовой Империи и совместными усилиями остановить воинство Небесных Детей, которые без разбора убивают и злодея, и добродетельного человека. Лично мне поручено отправиться в императорский дворец, встретиться с проклятой Шэси и обрушить на ее голову заслуженную кару. Когда она погибнет, ее приспешники растеряются и потерпят поражение. И после окончательной победы на престол Яшмовой Империи наконец вступят законные наследники династии Тэн.
— Простите, божественная фея, — осмелился вставить слово Ян. — Но законных наследников династии Тэн не существует. Императрица Шэси убила единственную дочь императора Жоа-дина, принцессу Фэйянь. Об этом сложено много печальных песен и легенд... Больше у императора Жоа-дина и государыни Нэнхун не было детей...
— Ты заблуждаешься, смертный, — сказала фея. Принцесса Фэйянь жива. До срока ее скрывал мир от глаз злодеев, но давно пришла пора принцессе выступить перед миром. Насколько мне известно из докладов Небесных Чиновников, принцесса сейчас находится в расположении войск владыки Хошиди, и эти войска движутся с земель Жумань на Яшмовую Империю, чтобы расправиться с ордами северных кочевников и наемников Ардиса.
— Моей судьбы коснулось чудо, — прошептал Ян: — Фея говорит со мной, и слова ее исполнены надежды...
— Это еще не все, — продолжила фея Цюнсан. Императрица Нэнхун за свою праведную жизнь, великую любовь к императору и в связи с мученической кончиной была удостоена полного обновления и бессмертия. Феи Благополучия вознесли ее в Небесный Дом, где она пребывает до сих пор, молясь за Яшмовую Империю и своих многострадальных подданных. Однако, когда императрица Нэнхун вознеслась в Небесный Дом, оказалось, что она ожидает ребенка от императора. Это дитя родилось в раю. Сын императора Жоа-дина и императрицы Нэнхун пока пребывает в Небесном Доме и не носит полной человеческой плоти. Пока он лишь по виду человек... Но когда погибнет узурпаторша Шэси, когда казнят того ублюдка, которого она провозгласила своим сыном и сыном покойного императора, тогда Яшмовый престол очистится от скверны. И этот престол поделят пополам принцесса Фэйянь и ее небесный брат, которому пока даже не дано имени...
— О чудеса! — прошептал Лу.
... Кони неслись стремительно и без устали. Леса, поля, реки и горы слились в одну разноцветную полосу — так быстро мчалась волшебная колесница.
— Мы в пути уже немало времени, — заметил Ян, — а ночь все не наступает.
— Ты наблюдателен, смертный, — усмехнулась фея Цюнсан. — Дело в том, что мы мчимся быстрее ночи, она не поспевает за нами. Однако скучно ехать молчком и не вести приятных разговоров. Смертный Лу, отчего ты так молчалив? Или тебя страшит общество феи?
— О нет, прекрасная фея, мой брат — человек бесстрашный, — поспешил с ответом Ян. — Но с ним произошло большое несчастье. Он влюбился.
— Влюбился? — переспросила фея, просияв дивными глазами. — Ах, как это чудесно! Мы, феи, имеем особое расположение к влюбленным. Мы им даже иногда покровительствуем. Нам так нравится наблюдать за сердечными злоключениями смертных! Кроме того, вы, люди, когда влюблены, пишете такие прекрасные стихи и песни! Смертный Лу, расскажи мне о своей возлюбленной!
— Что сказать о ней? Она совершенна, — проговорил Лу.
— И одета монахом и сверкает бритой головой, — хмыкнул Ян. — Впрочем, одним талантом она действительно владеет: ей нет равных в искусстве каллиграфии...
— Только-то? — удивилась фея. — Как вы измельчали, смертные, не можете воспеть свою любовь в возвышенных гимнах! Вот, помнится, когда в меня был влюблен легендарный поэт-полководец Ли фу, он сочинял обо мне целые поэмы!
— Ли Фу жил семьсот лет назад, — пробормотал Лу. — Вот, оказывается, кто вдохновил его на создание бессмертной поэмы «Фея. горного перевала»...
— Именно, — кивнула Цюнсан. — Вы, смертные, живете мало, но ваши чувства живут дольше ваших тел. Не печалься, Лу. Когда мы покончим с проклятой самозванкой на престоле Империи, мы разыщем твою возлюбленную. Кому, как не фее, помочь несчастному влюбленному?.. А ты, смертный Ян, испытываешь ли сердечную муку?
— Я равнодушен к весенним чувствам, — сказал Ян. — Меня заботит лишь мастерство каллиграфии.
— О! — воскликнула фея. — И ты никогда ни в кого не влюбишься?
— Никогда! — сурово, слишком сурово ответил Ян. — Мое сердце холодно, как льды нижней преисподней.
— Ты не смог бы даже в фею влюбиться?! — Казалось, небожительница не верит своим ушам.
— Нет, конечно. В фею — меньше всего, — сказал коварный Ян.
Ах, знал бы он, чем для него обернется это коварство!
— Отлично! — заключила фея, — Вы оба чудесно подходите для моего замысла. Влюбленный и гордец — что может быть лучше!
... Каков был замысел феи Цюнсан, вы узнаете позднее, если продолжите читать книгу.
Назад: Глава шестнадцатая ДОЛГ ГОСТЕПРИИМСТВА
Дальше: Глава восемнадцатая Битва при реке Цанхэ